Знакомство с неведомым
Из дневника завлаба
Желание рассказать, как все происходило, а тем более изложить на бумаге, пришло не сразу. Это потребовало определенного времени и анализа событий при ряде логических пробелов не только в поисках сути, но и в их хронологии. Сомнения вызывали, как казалось, обыденная очевидность самих фактов и опасения невнятного описания происшествий, свидетелем и участником которых я был.
Итак, небольшой исторический, с позволения сказать, экскурс…
В наивном детстве судьба забросила меня на три года (вместе с родителями) в маленький провинциальный городок Крутогорье. Место не особенно примечательное, но с некоторым «летописным потенциалом» (относящимся к X—XII векам нашей истории) как возможным предметом отдельного исследования. Я был вынужден ходить в местную школу, которая имела весьма высококвалифицированный педсостав. Рутинность тех школьных лет была нарушена неординарным для меня или, скорее, нелепым случаем.
В седьмом или восьмом классе группа одноклассников под руководством физрука совершала вояж на подшефный заводик за металлоломом для выполнения плана по его сдаче. В ожидании разрешения въезда на территорию предприятия мы дурачились в кузове грузовичка. Машина неожиданно тронулась, и я, сделав несколько шагов назад, упал через задний борт. В первую минуту перехватило дыхание, затем все восстановилось. Отделался ушибом. Уже дома, когда мыл руки, обратил внимание на странную царапину, хотя болезненных ощущений не было, на левой ладони: пересекающиеся равносторонний треугольник и окружность. Рисунок этот продержался дня три, потом исчез, сей факт забылся, но знак в памяти, как показало будущее, сохранился.
Ну а жизнь текла в соответствии с «правилами» того времени: средняя школа, вуз, аспирантура или предприятие «почтовый ящик», занятия спортом, девушки и т. д. И вот я студент физического факультета столичного университета. Мечты о теоретической физике, гипотетическая причастность к познанию глубинных тайн природы, споры о теории относительности с однокурсниками, участие в ССО (студенческий строительный отряд)… Все было оптимистично, креативно и «инкрустировано» энтузиазмом, свойственным молодому поколению – особенно в те годы. Во время очередной студенческой строительной эпопеи в Уральской области Казахстана пришлось наблюдать интереснейшее природное явление. Иссиня-черная туча появилась с запада и быстро надвигалась на поселок, на окраине которого и трудилась наша бригада. Под тучей жгутом скручивался столб пыли, втягивая все, что попадалось на пути этого исполинского «гриба»: исчезли полторы тонны цемента с нашей строительной площадки, что придало «ножке гриба» голубоватый оттенок, мелькали куски рубероида и камышовых плит. Наблюдая эту картину, я заметил на облаке две яркие пересекающиеся окружности разных диаметров. Этот весьма четкий рисунок не менял размеров при изменяющихся габаритах тучи. Далее события развивались по стандартному для тех мест сценарию, поскольку подобные природные явления не были в новинку для местных жителей. Подсчитали и списали убытки от выпавшего из тучи крупнейшего (с куриное яйцо) града: погибшие гуси, разбитые стекла и шиферные крыши многих домов поселка, наш цемент, а также почему-то часть зерна, хранящегося на открытой площадке элеватора, и два кубометра пиломатериалов. «Значок» же запомнился мне и как-то увязался со столь же загадочным символом давних школьных лет.
После окончания университета я в числе не так уж и немногих удостоился служить в вооруженных силах, хотя перед этим успел поступить в заочную аспирантуру. Тот, кто прошел армейскую школу в 80-х годах прошлого столетия, знает особенности приобретенного, в общем-то, положительного опыта. Но речь не об этом. Как-то на учениях на одном из многочисленных полигонов Союза наш дивизион сжигал остатки пороха, образовавшегося в результате боевых стрельб (обычная практика при стрельбе не на полном заряде – артиллерист поймет). Порох, извлеченный из мешочков, образовал пирамиду более метра в высоту. Удалив личный состав на безопасное расстояние, назначенные офицеры подожгли пирамиду, присоединившись к остальным наблюдателям этого зрелища. Пламя разгоралось, как казалось, медленно и достигло метров двадцати пяти, причем процесс горения сопровождался завораживающим завыванием и невольно вызывал первобытное чувство – поклонение огню. Действо закончилось, а в небе довольно долго висел светящийся знак, словно сотканный из дыма и напоминавший колесо телеги, но на это никто, кроме меня, не обратил внимания. В последующие времена, в ситуациях не совсем обычных, моя «коллекция» пополнилась еще двумя знаками: подобием греческих букв «эта» и «омега».
Побежали годы. Позади остались армейские будни, аспирантура, защита кандидатской, но не по профилю университетской специальности, так как пришли другие времена, изменились приоритеты и ценности даже в науке. И вот я стал вначале замзавлабораторией, а через пару лет и завлабом. Лаборатория наша располагалась по дороге в Шереметьево, на территории предприятия под названием «почтовый ящик», которое как-то – «естественным» образом – самоликвидировалось вместе с исчезновением СССР. Нас этот трагический процесс не затронул, так как мы имели «межведомственный статус» и, как утверждали в Президиуме РАН, финансировались из какой-то отдельной строки бюджета. Режимность работ лаборатории исчезла сама собой, а мы приспособились к новым реалиям рыночных отношений и выполняли заказы различных ведомств и предприятий, что давало возможность не только стабильно получать зарплату, но и иметь премиальный фонд. Были попытки прикрыть нашу «лавочку» и отнять здание, но, видимо, не пришлись по вкусу его толстые стены и удаленное расположение. Обошлось… И важно заметить: то, чем мы занимались и делали хорошо, оказалось на удивление востребованным.
Теперь немного подробнее. Наша лаборатория представляла собой экспериментальную установку, стенд, с одной стороны которого располагались устройства и источники различных видов излучений: радиоактивного, рентгеновского, электромагнитного, мощного инфракрасного и ультрафиолетового, и наша гордость – нейтронный генератор. С другой стороны размещались различные датчики, которые в зависимости от характера испытаний передавали информацию на вход локальной лабораторной компьютерной сети, предмет зависти и похвал посещавших нас представителей заказчиков. Компьютерный парк обновлялся и пополнялся с периодичностью в полтора года и был царством двух компьютерных гениев: Алексея первого и Алексея второго. Между источниками и датчиками располагалась платформа, которая могла перемещаться и имитировать, при соответствующей доработке, некое подобие железнодорожной платформы, автомобиля, контейнера, жилого помещения и т. п. Небольшими отдельными комнатами владели завлаб, то есть я, и мой зам; большая комната с перегородками была у инженеров; в уголочках размещались студенты со всем необходимым компьютерным оборудованием. Имелась также небольшая мастерская. В области материаловедческих тестов наши заказчики – судостроители, военные, автопроизводители и конструкторские бюро. Со своими задачами к нам обращались таможня и следственные организации. В общем, работа у нас была, и статус «быть полезными» нам импонировал…
Моим заместителем (меня зовут Александр Ильич, уважительно) был Николай Тралле, умница, философ и спорщик. Происхождение, якобы от обрусевшего француза или офранцуженной русской времен русско-французской кампании 1812 года, он не комментировал, хотя и поддерживал сей миф в форме, по его выражению, «прибрежного вечернего тумана или романа». Но это не главное. Николай был прекрасный аналитик и играл важнейшую роль в переговорах с клиентами, уточнении задач, стоящих перед нами, и составлении программ испытаний. Он имел импозантную внешность и удивлял даже умудренных опытом производственников умением сформулировать задачу в весьма привлекательном для заказчика виде. Работали также три инженера на полставки – специалисты по нашим установкам, и два-три студента-дипломника. За ними закреплялись определенные виды работ, и они принимали участие во всех событиях «нашего социума», но «стратегия» лаборатории вырабатывалась мной, Николаем Тралле и Алексеями. Для решения объемных и ряда технических задач мы привлекали техников наших заказчиков (за отдельную плату).
Время шло по своим законам, стабильность в работе и зарплате, наращивание опыта и определенного авторитета у клиентов вызывали положительные отклики у «курирующего академика» и в заключениях на наш годовой отчет от ведомств, что способствовало «невычеркиванию» лаборатории из нужной нам бюджетной статьи.
Вокруг лаборатории менялся архитектурный ландшафт. Там, где располагались когда-то склады, «проросли» офисные здания, сервисы и т. д. Метрах в трехстах от нас появилось весьма современное парниковое хозяйство, где выращивались круглый год овощи в самом широком ассортименте. Мы дружили с инженерно-техническим персоналом этой фирмы, иногда помогали устранить неполадки в их современнейшем оборудовании, а у нас всегда были свежие овощи.
Однажды, в конце рабочего дня, в лабораторию пришел агроном, молодой, весьма грамотный специалист. Беседа затянулась часа на три и стала толчком к размышлениям и действиям, выходящим за пределы программной деятельности нашего коллектива. Александр Потапов, так звали агронома, поделился соображением, что повышенная урожайность на отдельных участках его грядок как-то связана с лабораторией. Он проводил опыты: рассаживал культуры в разных местах, наблюдал за их ростом и урожайностью, перемещал в другие места, записывал данные измерений, и в результате появилась схема, на которой линии сходились в двух местах стены теплицы, расположенной параллельно одной из стен лабораторного здания. Это было неожиданно, так как мы сами неоднократно проверяли и совершенствовали защиту при включении установок. Помимо свинцовой арматуры в стенах здания имелись и экраны из бористой стали, и клетки Фарадея, и т. д. Тем не менее, факт требовал целенаправленного анализа. К беседе подключились компьютерщики со встречным «иском» к агроному. Они утверждали, что при обработке результатов экспериментов выявили следующее: датчики фиксировали в лабораторной сети своеобразные цифровые массивы, которые Алексеи определяли как «шум». По их мнению, источником «шума» являлись теплицы наших соседей. Предусмотрительные компьютерщики эти данные не уничтожали, а складывали в отдельную папку. Видимо, пришло время взглянуть на них пристально и профессионально. Этим и занялись наши гениальные программисты, и примерно через неделю по их инициативе собралась «стратегическая четверка». Оказалось, что это отнюдь не «шум», а система неких повторяющихся посланий, которые поддадутся расшифровке, по уверениям профессионалов, в ближайшее время, несмотря на сложности.
Конец ознакомительного фрагмента.