2
Метрдотель посадил их в кабину в глубине ресторана. Джонатан пытался и не мог сбросить напряжение и почти не ел.
– Что это ты делаешь, старик? – не переставая жевать, спросил Питер.
– А что я делаю?
– Пытаешься ослабить узел галстука.
– И что?
– Ты не носишь галстуков!
Джонатан заметил, что у него дрожит правая рука, убрал ее под стол и взглянул в глаза Питеру.
– Ты веришь в судьбу?
– Ну, судьба моего антрекота предопределена, если ты об этом спрашиваешь.
– Перестань ерничать, я серьезно.
– Серьезно?
Питер поддел вилкой ломтик картошки, отправил его в рот и блаженно зажмурился.
– Есть рейс в двадцать два часа. Если поторопишься, успеешь. – Питер нацелился вилкой на кусок мяса. – Ты ужасно выглядишь!
Джонатан, так и не прикоснувшийся к еде, отломил кусочек мякиша и стал катать его в пальцах. Сердце у него отчаянно колотилось.
– Я сам займусь счетом. Сматывайся!
Голос Питера вдруг отдалился.
– Что-то мне нехорошо… – пробормотал Джонатан, стараясь взять себя в руки.
– Женись уже на ней и покончи с этим! Вы с Анной начинаете меня утомлять.
– Не хочешь вернуться сегодня вечером, вместе со мной?
Питер не расслышал в словах друга призыва о помощи и налил себе вина.
– Честно говоря, я хотел воспользоваться моментом и рассказать тебе о возникших проблемах, посоветоваться, как реагировать на нападки в прессе. Мне нужно, чтобы ты пораскинул мозгами над моими лотами на следующем аукционе, но делать нечего, займусь антрекотом. Не могу обмануть его ожидания, это нарушило бы принципы закоренелого холостяка!
Поколебавшись, Джонатан встал и достал из кармана бумажник.
– Ты не обиделся?
Питер не позволил ему достать деньги.
– Даже не думай! Не хватало, чтобы ты платил за ужин, не проглотив ни куска. Лучше ответь на один личный вопрос. Это останется между нами.
– Валяй, спрашивай!
Питер с видом заговорщика указал на нетронутый кусок мяса на тарелке Джонатана:
– Можно? – И, не дожидаясь ответа, поменял тарелки местами и взялся за второй по счету антрекот. – Давай, беги! Не забудь обнять ее за меня. Позвоню завтра, когда приеду. Мне действительно нужна твоя помощь, один я не справлюсь.
Джонатан стиснул пальцами плечо друга, подпитавшись от него душевным равновесием. Питер поднял голову и вгляделся в его лицо.
– Ты уверен, что с тобой все в порядке?
– Просто устал, не беспокойся. Можешь на меня рассчитывать.
Он пошел к выходу и едва не ослеп от блеска огней на фасаде гостиницы. Ошалевший, неуклюжий, Джонатан напоминал просадившего последние деньги игрока. Привратник подозвал такси. Машина тронулась, и Джонатан опустил стекло, чтобы глотнуть воздуха.
– Не повезло? – сочувственно спросил водитель, наблюдавший за ним в зеркало.
Джонатан покачал головой, закрыл глаза и откинулся на подголовник. Свет уличных фонарей падал на сомкнутые веки, и в глазах вспыхивали искры. Джонатан почему-то вспомнил, как в детстве прикреплял картонку к спицам переднего колеса своего велосипеда. Лицо обдувал холодный ветерок. Джонатан открыл глаза. Мимо проносился пейзаж предместья. Джонатан чувствовал себя опустошенным.
– Я съехал с автострады, там пробка из-за аварии, – сообщил водитель.
Они встретились взглядом.
– Вы сладко спали. Хорошо покутили?
– Если бы! Работа замучила…
– Да уж, приходится вкалывать, если хочешь остаться на плаву!
– Мы скоро приедем? – поинтересовался Джонатан.
– Надеюсь, недолго осталось. Не волнуйтесь, плата по таксе.
Вдалеке показались оранжевые огни аэропорта. Таксист подрулил к стоянке для пассажиров “Континентальных авиалиний”. Джонатан расплатился, белый “форд” с красными дверцами уехал.
Служащая у стойки регистрации сообщила, что все четыре места в первом классе заняты, зато экономкласс практически свободен. Джонатан выбрал место у иллюминатора. В этот вечерний час пассажиров было гораздо меньше, он быстро прошел контроль безопасности и зашагал по бесконечному коридору в зал вылета.
“Макдоннелл-Дуглас” с эмблемой “Континентальных авиалиний” касался носом стеклянной стены. Мальчуган, ждавший посадки вместе с матерью, помахал рукой летчикам, и командир корабля ответил ему. Через несколько минут дюжина прилетевших пассажиров уже поднималась вверх по эскалатору. Закрывшая за ними дверь стюардесса объявила, что уборка на борту подходит к концу и ждать осталось недолго.
Через считаные мгновения ее рация затрещала, она выслушала сообщение и объявила начало посадки.
Самолет вынырнул из плотного слоя облаков, и серебристый свет разорвал завесу ночи. Джонатан откинул спинку кресла, пытаясь устроиться поудобней и уснуть, но ничего не вышло, и он прижался лбом к стеклу иллюминатора, наблюдая за проплывающими внизу пушистыми утесами.
Дом встретил его тишиной. Джонатан заглянул в спальню и увидел, что постель не разобрана. Значит, Анна наверху. Он вошел в ванную и встал под душ. Вода била в лицо, растекалась по телу, принося расслабление. Джонатан надел халат и поднялся на второй этаж. В мастерской было темно, только луна светила через стеклянную крышу. Анна спала на диванчике. Он бесшумно приблизился и застыл, сторожа ее сон, потом опустился на колени и погладил ее по щеке. Она отодвинулась, не открывая глаз, и он подтянул повыше серый плед, а потом улегся в их широкую кровать, подоткнул под себя одеяло и заснул, убаюканный стуком капель по стеклу.
В Бостон пришла снежная зима. Старый город готовился к Рождеству, повсюду горели огни иллюминации. В промежутке между двумя деловыми поездками Джонатан завернул домой, где его ждала Анна и совсем иные приготовления.
Анна готовила свадебную церемонию, не упуская ни одной, самой мелкой детали, вплоть до выбора бумаги для приглашений, цветов для церкви, текстов для службы, закусок для коктейля перед основным застольем, расстановки столов с учетом сложной иерархии бостонского света, оплаты свадебного оркестра и подбора мелодий. Джонатан, желая проявить добрую волю, проникался ее страстным желанием сделать их свадьбу самой прекрасной из всех, что видел Бостон. Каждую субботу они ходили по магазинам, все воскресенья посвящали изучению каталогов и отобранных накануне образцов. Иногда Джонатану начинало казаться, что выбор скатертей и букетов для свадебных столов не добавит красоты церемонии. С каждой неделей его энтузиазм таял на глазах.
Весна выдалась ранней, и владельцы ресторанов в старой гавани обслуживали посетителей на протянувшихся до открытого рынка террасах. Анна и Джонатан решили сделать перерыв на ланч и заказали огромное блюдо даров моря. Анна достала блокнот и принялась что-то вычеркивать на последней странице. Джонатан искоса поглядывал на нее, надеясь, что это предвещает конец затянувшихся приготовлений. Еще четыре недели – и в этот самый час они соединятся священными узами брака.
– Три уик-энда ничегонеделания очень помогут нам пережить Великий день!
– Все шутишь? – откликнулась Анна, покусывая ручку.
– Я знаю, что это твоя любимая ручка. За последние месяцы ты штук двадцать таких сжевала. Может, для разнообразия перейдешь на устриц?
– Ты же знаешь, Джонатан, у меня нет родителей и мне никто не поможет все организовать, а когда я смотрю на тебя, у меня порой появляется чувство, что свадьба – мое сольное выступление.
– А мне иногда кажется, что ты выходишь замуж за кольца для салфеток!
Анна одарила его уничтожающим взглядом, забрала блокнот и ушла с террасы. Джо натан не пытался ее удержать. Дождавшись, когда не в меру любопытные посетители за соседними столиками отвернутся, он принялся за еду. Потом он долго бродил между стойками с дисками и любовался толстым черным свитером, тянувшим к нему рукава из витрины магазинчика. Гуляя по улицам старого города, он пробовал дозвониться Питеру, но всякий раз попадал на голосовую почту. Пришлось оставить другу сообщение. Он остановился у лавки цветочника, купил несколько алых роз и пешком вернулся домой.
Он нашел Анну на кухне. Она повязала полосатый фартук, выгодно подчеркивавший ее фигуру. Подношение Джонатана она вроде как и не заметила. Он устроился на высоком табурете и с умилением следил за Анной, так и не проронившей ни единого слова. Резкие движения выдавали бурлившую в ней ярость.
– Прости, – сказал он, – я не хотел тебя обидеть.
– Но обидел! Я хочу сделать эту церемонию незабываемой для нас обоих, я твоя жена и – представь себе! – хочу, чтобы ты добился успеха! Не я нуждаюсь во внимании и уважении состоятельных людей Восточного побережья. Развешивая твои картины на стенах гостиной, они в каком-то смысле раз за разом подтверждают твою успешность.
– Может, оставим этот дурацкий спор? – не выдержал Джонатан. – Лучше скажи, кто будет подружкой невесты? Ты наконец решила?
Он обошел кухонный стол и попробовал обнять Анну, но она не позволила.
– Тебе должны завидовать, Джонатан… – Анна не могла успокоиться. – Для этого я навожу красоту, даже когда иду за покупками, для этого содержу дом в идеальном порядке, поэтому наши званые ужины знамениты на весь город! Эту страну движет вперед зависть, так что не смей попрекать меня перфекционизмом, я работаю на твое будущее.
– Я не торгую картинами, Анна, я их оцениваю, – со вздохом промолвил Джонатан. – И мне наплевать на то, что думают другие! Мы собираемся жениться, и я должен сделать важное признание – макияж мало меня волнует: утром, когда ты еще спишь, я нахожу тебя бесконечно красивей, чем “при полном параде”. По утрам, в нашей уютной постели, я могу вволю тобой любоваться, не боясь чужих глаз. Мне бы хотелось, чтобы время сплачивало нас, а не разделяло.
Она поставила на стойку недооткупоренную бутылку и посмотрела ему в глаза. Джонатан подошел к ней вплотную, скользнул ладонями по спине и бедрам, дернул за завязки фартука. Анна для вида посопротивлялась, но быстро сдалась.
Утро было холодным. Случившуюся накануне размолвку они уладили к ночи. Джонатан встал, приготовил поднос с завтраком и отнес его Анне. Они ели, наслаждаясь законным воскресным бездельем. Потом Анна поднялась в мастерскую, а Джонатан остался валяться в кровати. Обедать они не стали и отправились бродить по улочкам старой гавани. В четыре часа они опустошили прилавок в итальянской лавке и долго выбирали фильм в видеопрокате на углу улицы.
На другом конце города Питер высунул всклокоченную голову из-под тяжелого одеяла. Дневной свет прогнал остатки сна. Он потянулся и взглянул на стоявший на ночном столике радиобудильник. Пора вставать. Питер сладко зевнул, нащупал в кровати пульт и наугад ткнул кнопку. Экран на противоположной стене замерцал, и он принялся листать каналы. Конвертик в нижнем углу экрана означал, что для него есть послание. Питер переключился в режим чтения и обнаружил, что сообщение отправлено из лондонского офиса “Кристи”. На Восточном побережье США было три часа дня, а по другую сторону океана – восемь вечера.
– Они тоже не читали газету! – проворчал Питер.
Шрифт оказался слишком мелким. Питер ненавидел очки для чтения, выписанные ему несколько месяцев назад, он отказывался стареть и предпочитал очкам комичную гимнастику – гримасы, якобы обостряющие зрение. Содержание письма привело его в изумление. Перечитывая в третий раз лондонский имейл, он нащупал телефон, не глядя набрал номер и замер в нетерпеливом ожидании. После десятого гудка он нажал на рычаг и тут же набрал номер снова, а после третьей безуспешной попытки рывком выдвинул ящик ночного столика, достал мобильник и попросил справочную переключить его на службу бронирования авиакомпании “Британских авиалиний”. Прижав сотовый щекой к плечу, он вошел в гардеробную, чтобы достать с верхней полки чемодан, для чего ему пришлось встать на цыпочки. Он ухватился за ручку, и тут на него свалилась куча. Ему ответили, когда он, отчаянно бранясь, пытался сбросить с головы пижамные штаны.
– Почему так долго? Что, корону Британской империи снова украли и вы всем скопом ее ищете?
В шесть вечера с потемневшего неба на город обрушился ливень. Разбухшие тучи теснились друг к другу, просвечивая оранжевочерным светом, извергая на асфальт косые серебристые струи воды. Джонатан опустил окно. Нет ничего лучше, чем отдохнуть в ненастье перед телевизором. Он отправился на кухню и достал из холодильника выбранные Анной итальянские закуски. Он поставил в духовку баклажаны, щедро посыпал блюдо пармезаном и подошел к висевшему на стене телефону, чтобы позвонить в мастерскую, как вдруг замигала лампочка внешнего вызова и раздался звонок.
– Куда ты провалился? Я десятый раз пытаюсь дозвониться!
– Добрый вечер, Питер!
– Собирай чемодан. Встречаемся в аэропорту Логан, у стойки “Британских авиалиний”. Лондонский рейс, вылет в 12.15. Я забронировал два места.
– Предположим на мгновение, что сегодня не воскресенье, что я не на кухне, не готовлю ужин женщине, на которой женюсь через месяц, и не собираюсь в который уже раз смотреть вместе с ней “Мышьяк и старые кружева”… Зачем мне лететь с тобой?
– Люблю, когда ты так говоришь. Можно подумать, что мы уже в Англии, – съязвил Питер.
– Ладно, старик, приятно было поболтать, но, как ты любишь говорить, у меня интим с баклажанным гратеном, так что, если не возражаешь.
– Я только что получил имейл из Лондона. Некий коллекционер выставляет на торги пять картин, фамилия художника, кажется, Рацкин. С чем, говоришь, у тебя лазанья?
– Ты серьезно?!
– При случае я познакомлю тебя с человеком, сообщившим мне эти сведения. Так что я более чем серьезен! Картинами займемся либо мы, Джонатан, либо наши конкуренты, так что решай сам. Конъюнктура рынка нередко зависит от качества экспертизы.
Джонатан нахмурился и начал нервно наматывать телефонный шнур на палец.
– Пять полотен Рацкина на аукционе в Лондоне? Быть того не может!
– Я не говорил, что картины выставят на продажу, но их покажут публике. Моя карьера будет спасена, если я продам коллекцию такого качества в Бостоне.
– Ты назвал неверное количество картин, Питер. Всего четыре работы Рацкина находятся в частных, недоступных для широкого зрителя коллекциях.
– Не стану спорить с экспертом, – сказал Питер и поддел друга: – Значит, я правильно рассудил, что эта загадка стоит блюда пасты. До скорого!
Раздался щелчок: Питер повесил трубку не попрощавшись. Несколько секунд спустя подслушивавшая весь разговор Анна поставила кисть в баночку с водой, набросила кашемировую пелерину, распустила волосы и спустилась по лестнице в кухню. Джонатан так и остался стоять рядом с телефоном. Лицо его выражало задумчивость, и он вздрогнул, услышав ее голос:
– Кто это был?
– Питер.
– У него все в порядке?
– Вполне.
Анна втянула ноздрями пропитавший кухню аромат шалфея, открыла дверцу духовки и полюбовалась румяной корочкой сыра на противне.
– Устроим пир! Я голодна как волк, а ты? Жду тебя в гостиной, поставлю пока фильм.
– Я тоже, – угрюмо буркнул Джонатан.
Анна цапнула за хвостик маленький артишок и отправила его в рот.
– Обожаю итальянскую кухню! – сообщила она с полным ртом, промокнула жирные от оливкового масла губы и вышла.
Джонатан вздохнул, достал из духовки раскаленный противень и аккуратно переложил содержимое на блюдо. Он расставил закуски вокруг тарелки на подносе, а свою долю убрал в холодильник, откупорил бутылку кьянти, налил вино в изящный бокал на высокой ножке и расположил его рядом с моцареллой в мисочке.
Анна устроилась на диване, у включенного телевизора. Оставалось включить плеер и насладиться фильмом Фрэнка Капры.
– Принести твой поднос? – спросила Анна нежным голосом.
Он сел рядом, взял ее за руку и с виноватым видом сообщил, что ужинать не будет. Не давая ей раскрыть рот, он объяснил, зачем звонил Питер, и рассыпался в извинениях. Он должен ехать не только ради себя, но и для того, чтобы выручить друга. Аукционный дом “Кристи” не поймет его, если он пропустит торги. Такая профессиональная ошибка чревата неприятностями для его карьеры, о которой сама Анна так печется. Чтобы быть до конца честным, он признался, что всегда мечтал рассмотреть эти полотна с близкого расстояния, увидеть все линии на холсте, оценить колорит, не искаженный камерой фотоаппарата и ретушью.
– Кто продавец? – спросила она, поджав губы.
– Понятия не имею. Картины могут принадлежать наследнику галериста, выставлявшего Рацкина при жизни. Они никогда не выставлялись на официальные торги, и я вынужден был довольствоваться фотографиями и сертификатами подлинности, когда составлял первый комментированный каталог.
– О каком количестве полотен идет речь?
Джонатан колебался, понимая, что не может поделиться с ней надеждой найти пятую картину, о которой рассказал Питер. Анна считала последнюю работу Владимира Рацкина химерой, плодом всепоглощающей нездоровой страсти ее будущего мужа к старому безумному художнику.
В гардеробной Джонатан сложил в маленький чемодан несколько выглаженных рубашек, пуловер, галстуки и белья на пять дней. Сосредоточившись на сборах, он не услышал шагов Анны у себя за спиной.
– Ты снова покидаешь меня ради любовницы, на сей раз – за четыре недели до свадьбы. Это переходит все границы!
Джонатан оглянулся. Его очаровательная будущая жена стояла в проеме двери.
– Моя любовница, как ты изволила выразиться, старый художник, псих – по твоим же словам, – упокоившийся много десятилетий назад. Такой выбор должен был бы тебя успокаивать!
– Не знаю, что и сказать. Ведь я тоже часть твоего выбора!
– Не извращай мои слова! – возмутился Джонатан и попытался обнять Анну.
Она не далась и оттолкнула его:
– Ты увяз!
– У меня нет выбора, Анна, не осложняй все еще больше. Ну почему, почему я не могу разделить эту радость с тобой?
– А если бы Питер позвонил накануне свадьбы, ты отменил бы церемонию?
– Питер – мой лучший друг и шафер. Накануне свадьбы он бы звонить не стал.
– Да что ты? А по-моему, за ним бы не заржавело!
– Ошибаешься. Чувство юмора у него особое, и ты его не воспринимаешь, но Питер очень деликатный человек.
– Он это успешно скрывает. Но если бы он все-таки позвонил, что бы ты сделал?
– В этом случае мне пришлось бы отвергнуть возлюбленную и вступить в законный брак со спутницей жизни.
Джонатан питал слабую надежду, что Анна перестанет доставать его. Чтобы не дать ей втянуть себя в бесконечный спор, он взял сумку и зашел в ванную за несессером. Но она и не думала сдаваться. Он снял с вешалки плащ и потянулся поцеловать ее, но она отклонилась.
– Ты не станешь отрицать, что Питер позвонил бы и утром, в день свадьбы!
Джонатан спустился вниз, повернул ручку двери, оглянулся и долго смотрел на Анну: она стояла на верху лестницы, сложив руки на груди.
– Нет, он дождался бы утра понедельника, и я прикончил бы его за то, что он не позвонил.
Он вышел, хлопнув дверью. Подозвал такси и попросил отвезти его к терминалу “Британских авиалиний” аэропорта Логан. Город был омыт ливнем. Бежавшие по тротуару потоки воды уничтожали следы его шагов. Когда машина отъехала, деревянные жалюзи на окнах мастерской опустились. Анна улыбалась.