Старшее поколение
Мой первый пациент сегодня утром – мистер А. Ему тридцать пять, и у него болит ухо. Он приходит на прием всего пару раз в год. При осмотре я обнаруживаю в ухе серную пробку. Итак, за десять минут я сообщил мистеру А. поставленный диагноз, немного с ним поболтал, назначил ушные капли и отправил его домой. Лекарство недорогое, улучшение наступает быстро, и мне, как врачу, приятно, оттого что я вылечил пациента. Кроме того, я укладываюсь в график, а значит, еще успею выпить чашечку кофе до того, как администраторы съедят все самое вкусное печенье.
Мой второй пациент сегодня утром – миссис Б. Ей восемьдесят семь, и она жалуется на боли в ноге и спине, а заодно на головокружение и одышку.
Практически половину консультации она потратила на то, чтобы добраться из приемной до моего кабинета и снять с себя четыре кардигана. Она одинока, изолирована от общества и на самом деле ей просто хочется поговорить. Она забывчива и не может в точности описать, что и когда именно ее беспокоит. Раньше я уже навыписывал ей кучу лекарств, которые она частенько забывает принять.
Миссис Б уходит спустя полчаса – после длинной и довольно бессвязной беседы, причем до лечения симптомов дело так и не дошло, и я чувствую себя не очень компетентным врачом. Она вернется на следующей неделе с новым списком проблем. Пациенты, ожидающие приема, злятся, потому что я отстаю от графика, а к тому времени, как я ухожу на перерыв, мне остается лишь парочка раскрошившихся черствых крекеров.
Одно из достоинств моей работы – возможность наладить близкие отношения с пожилыми пациентами, но на общение с ними тратится львиная доля времени и сил. Процесс старения по определению означает, что у человека возникает все больше и больше необратимых проблем со здоровьем, пока он в конечном счете не умрет. С этим бывает непросто смириться и врачу, и пациенту. Конечно, есть исключительно энергичные девяностолетние старики, которые никогда не ходят к врачу, и двадцатилетние нытики, которые проводят жизнь в моей приемной. Но в целом, чем старше человек становится, тем чаще он видится со своим терапевтом.
Прием пожилых пациентов с их многочисленными проблемами медицинского и социального характера – одна из самых сложных задач, с которыми сталкиваются семейные врачи. Мы стремимся поддерживать в стариках чувство собственного достоинства, одновременно успокаивая взволнованных родственников и преодолевая бюрократические проволочки, присущие НСЗ и службам социальной защиты.
Пожилые пациенты обычно не скупятся на благодарности, и работа с ними приносит огромное внутреннее удовлетворение. Но все же это чертовски тяжелая работа!
Как-то мне довелось поработать в новом районе города, где жила практически одна молодежь. Я принимал больше пациентов за меньшее время и почти не выезжал на дом. Я не переживал из-за плановых показателей, потому что мало кто из моих молодых пациентов страдал хроническими болезнями сердечно-сосудистой системы или диабетом. Я проводил обеденный перерыв в современной кофейне, тогда как мои коллеги-терапевты разъезжали по домам престарелых и договаривались об оказании пациентам помощи на дому или об их госпитализации. Да уж, работа в том районе была, определенно, куда менее пыльная, но вместе с тем не такая интересная. К тому же она не доставляла особого внутреннего удовлетворения.
Недавно я прочитал статью о том, что Гарольд Шипман[12] якобы убивал без каких-либо мотивов. Я так не думаю. Наверное, каждый терапевт может припомнить хотя бы нескольких пациентов, которые, на его взгляд, уже отжили свое. Шипман таких пациентов убивал. Возможно, самое трудное в работе терапевта – заботиться о пожилых людях, которых нельзя вылечить. Большинство врачей понимает: лучшее, что мы можем сделать для них, – это выслушать, поддержать и помочь советом, и старики это по-настоящему ценят. Шипман явно воспринимал все иначе: он предпочитал убивать безнадежно больных пациентов. Наверняка он упивался своей властью, но, полагаю, им двигало еще и желание уменьшить объем работы.