Скунс без хвоста
Это был последний день летней сессии: когда дышится небом, травой, а не пылью библиотеки. Алина невольно вспомнила «хорошую девочку Лиду», когда вылетала из здания университета. Приятное головокружение от того, что можно даже подумать, чем бы заняться, прежде чем уныло отправиться за очередным учебником. Мир вокруг казался ей таким огромным после 5 метров комнаты общежития. И солнце было желанным другом, а не злым раздражающим монстром, поедающим последние капли свежего воздуха и удушающим хуже Фихтенгольца.
К счастью, план на вечер был давно обдуман: в главном здании Университета давали концертное исполнение «Кольца Нибелунга» под управлением великого маэстро, бессменного руководителя Мариинки.
А до этого днем была лекция по антропологии народов центральной Африки. Несмотря на свою крайнюю неприязнь к центральной Африке, Алина решила пойти, потому как антропология входила в сферу ее ненаучных интересов
Лекция оказалась неожиданно интерактивной, народ разделили на группы и даже давали разные задания для большего погружения в быт и образ жизни диких товарищей из джунглей.
Группа Алины подобралась на редкость приятная, воспитанная и с хорошим чувством юмора, словом, они прекрасно провели время, повеселились и даже развлекли всех не очень-то интерактивных антропологов.
Федор тоже был в этой группе. Совершенно неожиданно для себя Алина осознала, что никогда раньше не замечала его ни на занятиях, ни в кафе – вот она, пыль библиотеки, затуманивает взор, подумала она.
На вечернем концерте Федор оказался с томиком Саган в оригинале. Aimez vous Brahms – сказал он, протягивая Алине сокровище, c большими усилиями раздобытое в столь сжатые сроки.
Пока они шли до ее auberge9 после веселой Африки, Алина совершенно случайно упоминала Саган и жаловалась, что не могла найти в оригинале именно «Брамса», хотя, надо признаться, один поход в «Дом книги» нельзя назвать подвигом «найти и не сдаваться».
– Да, конечно. Et Sagan, Sagan j’aime même plus10.
На следующий день в Университете было скучное, но необходимое мероприятие, предполагавшее присутствие всех студентов курса в актовом зале в течение полутора невыносимых часов жажды жизни за пределами каких бы то ни было зданий в такую пору
Мероприятие прошло примерно наполовину, когда Алина получила скомканный листок, переданный с соседнего ряда. Открыв его, она обнаружила: «Скунс без хвоста (зачеркнуто НС), хочет напиться (мелким шрифтом внизу) чаю». Послание было проиллюстрировано в стиле детских загадок, хотя скунс был больше похож на бобра, но чай, надо отдать должное художественным способностям Федора, различить было можно, именно чай, потому что было в этой чашке с дымящейся жидкостью что-то узнаваемое, кустодиевское.
Смышленой Алиной в ответ было отправлено следующее: «Mama sans ama11, oi, оса» (с зачеркнутой «а») и нота «си» (была изображена часть нотной книги).
Федор из этого легко заключил – moi aussi12.
Следующая записка содержала призыв к действию:
«А – оболочки человека у древних египтян, chez – город у греков, а у нас – транспорт, ее державное течение, прилаг.»
После расшифровки «в 7, у метрополитена», «Невский проспект» был покорен без раздумий.
Мероприятие подходило к концу, когда Алина отправила ответ: «Сова в Вини Пухе с рядом изображенным флагом Франции», что было, конечно, гуманнее странных египтян и незаметно для него самого вызвало у Федора улыбку: ça va13.
После фильма они свернули с Конюшенной налево, а не направо, не сговариваясь, желая слушать петербургскую тишину. В этом прелесть петербургской ночи – она бывает тихой, без вечно снующих на такси любителей ночных клубов, непонятно по каким делам спешащих бизнес-вуменов и менов.
Реки и каналы облегченно вздыхают, оставленные в покое неугомонными туристами, дворцы становятся еще более величественными, не окруженные суетливыми очередями; они отдают воздуху свой каменный холод и смотрят на вас как гордая и величественная красавица, позволяя восхищаться и преклоняться пред собой. Тогда Петербург становится еще более похож на Дориана Грея, прячущего свой стареющий и жуткий портрет во дворах-колодцах и нарочито выставляющего напоказ свою пышущую великолепием красоту. Во дворах он стыдливо прячется, на вечно не убранной Сенной будто пытается вам сказать, что это не он, это клевета не него.
И воздух после дневной жары ласково окутывает вас, легким ветерком пытаясь закружить в вальсе с колоннами Казанского или взнести на одного из многочисленных бронзовых коней.
Ага, les nuits blanches sont vraiment magnifique chez nous14, – подумала Алина про себя, потому что за многочисленные часы прогулки они почти не разговаривали.
Слушая каждый свою мелодию дворцов и фонтанов, они незаметно подошли к Эрмитажу.
– Нет! Этого не может быть! Мы такие идиоты! – невольно вскричала Алина, увидев разводящийся Дворцовый мост и осознав, что они вообще-то на другой стороне.
– Можем посмотреть корабли, – предположил Федор, но увидев лицо Алины, добавил, – Плохая идея, да?
– Это вообще не идея для голодного уставшего человека! Я сейчас на основании Маслоу и в великой печали по этому поводу.
– Мы можем пойти ко мне, родители в Италии и оставили много еды.
– Так что ж ты раньше не сказал?!! Какие могут быть корабли, когда дают мамины пельмени! Ну или что там велико-фаршированное дают???
– Да, кстати, пельмени дают.
– Все мамы морозят пельмени для своих нерадивых сыновей. Даже моя, регулярно улетающая слушать карпатскую дуду и прочие цитры и моренхуры
– А, ну хорошо, – как-то механически сказал Федор, реагируя на Алинино великое воодушевление по поводу пельменей.
После ужина Алине была предложена комната, обычно занимаемая Федором. Перед сном он аккуратно постучался в дверь с целью спросить, не нужно ли воды и не стоит ли отключить кондиционер. Получив в ответ невразумительное мычание, удалился спать в просторные родительские покои.
С утра Федор проснулся чуть раньше и, выжав сок и сварив кофе, остановился в нерешительности перед дверью своей комнаты, не совсем понимая, то ли книжку пойти почитать или как, не будить же человека, в самом деле. Дверь неожиданно открылась, и растрепанное и помятое тело, бывшее вчера очаровательно ухоженной Алиной, столкнувшись с Федором, выпалило:
– Слушай, но по крышам я с тобой гулять не пойду!
Немой вопрос на лице Федора требовал на сей раз объяснений: скунс без хвоста был хотя бы вполне логичен, релевантен ситуации и вообще художественно представлен…
В своем временном замешательстве и неловкости Федор не заметил в руках Алины книгу «Крыши Петербурга», красивый альбом, подаренный ему недавно другом.
– Ну не хочешь, не пойдем. Я не настаиваю, – парировал немного пришедший в себя молодой человек. – Ты всегда такая? Категоричная?
– Ммм, чувствую кофе и грейпфрут. А блинчиков с творогом мама случайно не оставила? Хотя мальчики обычно не любят творог, – с искренним разочарованием прибавила Алина.
– Блинчики оставила. А творог есть отдельно. Мама ест какой-то там низкокалорийный. Тебе пойдет, я думаю.
Совместный завтрак послужил началом само собой разумеющихся походов на выставки, встреч с общими друзьями и прочих околоромантичеких мероприятий.
Выезд на пикник планировался уже давно и тщательно группой инициативных друзей Федора, выезд предполагался в будний день во избежание мешающих «взрослых и работающих», а часто и «с детьми». Наконец заветный день настал, все необходимое было аккуратно упаковано и погружено на несколько автомобилей. Дорога выдалась особенно веселая, как и полагается, с громкой музыкой («мы же одни на шоссе»), шумными разговорами и предвкушением не только обработанной органической материи, но леса, ощущения травы голыми пятками.
После купаний, бадминтонов и прочих активностей первые минут 10 обеда прошли под эгидой «уста жуют, замолкли разговоры».
После разговор оживился и одна из девочек рассказала, как ее молодой человек устроил им романтический вик-енд с полетом на воздушном шаре.
– Ну вот, не то что некоторые скунсы без хвоста, – выпалила Алина, весело поглядывая на Федора.
Федор побледнел и ничего не ответил. Большие карие глаза никогда еще не смотрели на Алину с такой горестью, смешанной с презреньем.
– А что такого я сказала? – спрашивала Алина, когда они вернулись.
– Это была наша тайна, наш мир. Ты его разрушила
После этого они не виделись все лето, через пару дней после пикника Алина в любом случае уезжала на каникулы к родителям, и они должны были бы расстаться на почти 2 месяца.
Возвращения на учебу Алина никогда не ждала так нетерпеливо, стараясь не оставить на мысли ни единой минуты, даже пошла помогать в детский летний лагерь, хотя к детям относилась с осторожностью – считала, что с этой точки зрения она отработала, заботясь о младшем брате.
В первый же день Федору через его друга пришло сообщение: Советская энциклопедия, том 3, страница 335: фауна центральной и северной части США и Канады.
В записке, найденной между страницами, значилось: Теперь скунс живет у меня и постоянно хочет чаю.
Но ответа не последовало, ни завтра, ни через неделю.
Неизвестно, на что бы Алина решилась, если бы она могла увидеть Федора. Но его не было ни на занятиях, ни в кафе.
Выяснилось, что он уехал. На стажировку, в Стокгольмскую школу экономики
Раздобыв адрес кампуса и номер комнаты, Алина отправила послание: «Скунс уже вообще без хвоста умирает, и никакой чай ему не помогает».
Помимо этого, Федором был обнаружен лист с вензелями и следующим текстом:
Тишина – это мысли домов и деревьев, травы и огня,
Тишина – это облако снов, что я вижу сейчас без тебя
А в моей голове только шум, плески волн и топот дождя,
Отчего же сейчас в тишине ты не держишь за руку меня?
В ответ было получено: Аум тоже, страдает и французский флаг.
Урра, урра, moi aussi
– Папочка, привет! Не могу до мамы, как всегда, дозвониться! Она Ферганский хребет, что ли, покоряет? Обычно хоть детям родным сообщает… В общем, передай ей, пожалуйста, что я в гостях у Карлсона в ближайшую неделю.
– Дочь информирует о посещении некоего Карлсона на этой неделе. Он хоть из приличной семьи, этот Карлсон?
– Ах да, конечно, она улетела в Стокгольм. К своему скунсу без хвоста.
Больше папа ничего не стал уточнять. Он привык, что дочь пошла в жену, а та у него весьма странная.