Моему сыну Алексею посвящается
© Ирина Чикалова, 2015
© Алексей Кехтер, дизайн обложки, 2015
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
Волшебная комната
– Василиса Андреевна, завтрак готов. Le petit dejeuner est servi. Je vous attends1.
Василиса вытянулась на кровати, свесила сначала руку, потом стала медленно ползти вдоль одеяла, чтобы продлить эти секунды нежно-теплой мягкости. Все же трагический миг касания ног пола наступил, и она быстрым прыжком проследовала к окну.
«Зима, крестьянин торжествуя», – начала декламировать Василиса, когда в комнату вошла мама
– Друг мой, тебе пора умываться и завтракать. Сюжеты для очередных картин будем разглядывать позже, – сказала она с решительным намерением немедленно отправить дочь в ванную, но и сама не смогла удержаться, чтобы не восхититься красотой, блиставшей за окном. Снег и лед экспрессивными мазками покрыли Неву, а солнышко рисовало на ней мазки Караваждо – непревзойденного мастера света и тени. Купол Исаакиевского сверкал как начищенный Чуковской Федорой самовар, и хотелось Кустодиевских санок, шубы и чая одновременно.
Строгость и академичность виду придавал, конечно, Зимний со своей бирюзово-холодной красотой и стройными колоннами. Адмиралтейство по сравнению с ним казалось пухлой дамой в маскарадной шляпе со шпилем-пером, однако дамой, безусловно, со вкусом и утонченными манерами. А Петропавловке хотелось на плечи накинуть шубу, чтобы худенькая красавица не замерзала.
Увлекшись игрой света и представляя поочередно разные шедевры мирового искусства, изображавшие зиму то в традиционно белом, то в темно-мрачном, то в скульптурно-осмысленном виде, мама даже не заметила, как Василиса вышла из душа и проследовала в столовую.
– По какому поводу у нас сегодня сырники со сгущенкой? Ты с кем-то в школе вчера поссорилась?
– Все более прозаично, мам, – чувствую наступление холодов и запасаюсь жиром. «А в них запасы годовые», – продекламировала Василиса, изрядно надув щеки, изображая хомяка из детского стишка.
– Агата Владимировна, я, с вашего позволения, запасусь зерновыми в объятиях низкокалорийного йогурта, а то, боюсь, с кладовыми жировыми у меня и так все в порядке. А сегодня у нас праздник – вечером прилетает Андрей.
– Явление отца народу – это действительно событие выдающееся. И когда же почтут забытых домочадцев?
– По расписанию прилет в 17:20, но еще таможня, багаж. Я встречу его в аэропорту. Вы с Агатой Владимировной подождете нас дома.
– У меня же сегодня вечером приобщение к вечному и прекрасному.
– Ну, тогда тебе не придется ждать! – Ах, ждать я давно перестала.. – начала весело распевать Василиса, театрально вскидывая руки к небу. – Ладно, мамуль, бегу одеваться. Пунктуальность – вежливость королей! И принцесс тоже, – задорно подмигнула она строгой Агате Владимировне
Василиса училась в гимназии с латынью и прочими полагающимися для девочки из благородного семейства дисциплинами, которая располагалась на Горьковской, в десяти минутах ходьбы от ее не менее благородного ареала обитания.
После школы полагались два раза в неделю танцы, три раза английский (на французском перманентно разговаривала дома Агата Владимировна), и столько же – посещение художественной студии при Эрмитаже, и в свои десять Василиса была занята не менее высокопоставленного министра.
Этот день пролетел незаметно, и вечером вся семья собралась за торжественным ужином.
– Как гастроли, папа? – спросила Василиса, зная, как отцу-скрипачу важно рассказать про утонченную или хамоватую публику, про эксцентричного или «юморного» дирижера – он принадлежал к старой, несовременной формации традиционных музыкантов, которые не изображали творческого товарища, а просто много трудились и старались делать свою работу хорошо. А так как эта работа составляла огромную часть его жизни, ему было очень важно, чтобы семья интересовалась, а он обстоятельно рассказывал, обязательно вставляя в повествование добрые, незамысловатые шутки, которые Василиса обозначала как «что делал слон, когда пришел на поле он».
Папа завершал делиться впечатлениями, как правило, к десерту; Василиса знала это и ждала тирамису.
– Итак, первые скрипки выступили великолепно, контрабас – на четверку, а дирижер был все-таки немного фамильярен, – подытожила девочка предыдущие полчаса. Внимание, вопрос: сколько килограммов тирамису съел оркестр Мариинского театра во время гастролей в Ла Скала?
– Не так много, Василиса, не так много, как ты думаешь, дорогая. Пять дней по восемь часов в день артист Мариинского на гастролях в Ла Скала проводил за репетицией, дней было всего шесть, из них четыре – с выступлениями, один заняла дорога. Внимание, вопрос: – сколько времени оставалось артисту Мариинского думать про тирамису?
– Ах, папа, но это не корректный вопрос. Думать про тирамису ты мог даже сидя в «яме».
– Сидя в яме, милая, я думаю, про свою партию, потому что иначе было бы невозможно твое предыдущее заключение по поводу качества исполнения солирующих скрипок.
– И все-таки, расскажи, как вам Милан на этот раз?
– Наши следующие гастроли будут как раз в твои каникулы, и вы сможете с мамой оценить количество тирамису, умещающегося в десятилетнюю девочку ростом 135 см и весом примерно 30 килограмм.
– 30,5, папа.
Перед сном Василиса, как часто бывало, стояла у окна, любуясь прекрасным видом из своей комнаты. И, как обычно, пожелать bonnе nuit2, заходила мама.
– Смотри, какое бархатное небо. И месяц тоненький, изящный.
– А там, на звезде, Дом Маленького Принца? – спросила Василиса.
– Может быть. Ярко нам светит, передает привет. И instruction: Василиса, пора спать, звездочка моя.
– Мама, а ты меня любишь больше всего на свете?
– Обещаю, что на мороженое с шоколадом никогда тебя не променяю.
– Даже с ванильным сиропом? – лукаво улыбаясь, добавила девочка
– Ах, если с сиропом, то придется серьезно подумать. Я пошла думать, а ты марш в кровать, иначе… придется соревноваться с мороженым.
Мама обняла свою принцессу, поцеловала по традиции три раза, и удалилась.
Девочка еще долго лежала в темноте, свет от маленькой луны осторожно касался подоконников и едва дотягивался до углов кровати. «Не беспокоит меня, видимо, действительно, пора спать», – думала Василиса.
На следующий день после школы ее забирал папа – редкая, но очень почетная привилегия.
– У нас будут гости, Василиса, – объявил папа, как концертмейстер, торжественно и при этом непринужденно. Мой давний друг, пианист, вернулся из Франции. Теперь они будут жить в Петербурге. Матвей, его сын – почти твой ровесник. Матвей играет на виолончели, уже выиграл международный конкурс. Его мама, Анастасия Александровна, – знаменитая балерина. А папу зовут Лев Андреевич. Впрочем, мы еще представимся, конечно, вечером. Я просто хотел тебя оповестить и попросить быть с Матвеем милой, – он здесь новенький, ему нужна поддержка.
– Он будет ходить в мою школу?
– Да. Как ты догадалась?
– Составила логическую цепочку из твоих предыдущих высказываний: просят помочь и поддерживать, значит, чай, не только во время ужина. Все кролики любят морковку, Роджер – кролик, donc3, Роджер любит морковку.
Папа засмеялся и удивленно смотрел на Василису, когда речь зашла о знаменитом кролике.
– Предмет у нас есть такой, логика. Там рассказывали, – пояснила Василиса.
– Логика – это хорошо, – заключил папа, как всегда делают взрослые, когда не находят сказать ничего более конкретного, оригинального и вообще не находят ничего сказать.
Дома приготовления к вечернему мероприятию шли полным ходом. Агата Владимировна расставляла цветы в вазах, из кухни исходил по-особенному притягательный аромат, а рояль выглядел как торжественный самовар, натертый до ослепительного блеска и выражающий всем видом великую гордость и годом своего изготовления, и указанием на société,4 родившее его на свет.
– Агата Владимировна, а что у нас сегодня на десерт? – расспрашивала Василиса, прибежав на кухню, едва переодевшись и помыв руки (без этого была бы выставлена вон).
– Это будет сюрприз, – отвечала строгая домоправительница на французском, потому как на иных языках она с Василисой не общалась в виду должностных обязанностей.
– О-о, сетантересан, – протянула девочка, делая особенный акцент на последний носовой «ан».
– Что же, даже и мне не скажете?
– Это будет сюрприз для ВСЕХ, – сказала А. В., всем видом показывая, что Василисе пора идти по своим делам.
А дел было немало: предстояло принять учителя английского, сделать уроки. К великой Василисиной радости, по случаю званого ужина на сегодня она была освобождена от танцев, которые существовали в ее жизни не вместо, а в дополнение к Эрмитажу и занятиям английским, и несколько утомляли свободолюбивую Василису своими чересчур строгими академическими порядками. По части чопорности ей хватало и школы со всеми ее греческими и латынями.
Девочке нравилась геометрия и астрономия. Программа пятого класса по данным предметам была хоть и не слишком углубленная, однако весьма занимательная. Углублением был сам факт существования у пятиклассников данных предметов. На удивление всех, Василиса успевала по этим предметам наравне с лучшими в классе (двое других были мальчиками, безусловно).
Учителем английского был студент из Австралии, которого Василиса ласково называла «кенгуру». Он и правда немного походил на островного эндемика: долговязый, ссутуленный, но только с длинными руками. И конечно, как и полагается жителю южного материка, блондин с небесно-голубыми глазами, которые всегда смотрели на Василису как на маленькую сестренку, которая у него была дома. Они отлично ладили и даже тайно от А. В. и мамы иногда забегали в Макдональдс; Василиса лакомилась десертом, а Брайан картошкой фри, крылышками и колой.
Схема похода была разработана Василисой до мелочей: в день занятий, а их было, как мы знаем, три в неделю, девочка якобы уходила из школы со старшим братом одноклассника Петра, жившего в соседней парадной. Для подтверждения легенды стоило лишь однажды попросить Сашу сообщить об этом А. В., что тот и сделал тоном наиболее серьезным и деловым. И Брайан встречал Василису после уроков, а потом приходил, выждав нужные 15 минут, допивая колу.
Брайн не очень утруждал Василису грамматикой, а так как способности у нее были весьма выдающиеся, в школе она успевала лучше всех, что и было отнесено родителями на счет дорогих частных уроков. Они болтали про птичек, Деда мороза и прическу Мэрилин Монро, иногда Василиса рассказывала об устройстве солнечной системы и Кеплера, благо словарем пользовалась без труда. Сегодня поведала Брайну про радостное событие и предложила закончить пораньше.
Ужин проходил в обстановке наиболее увеселительной и непринужденной. Лев Андреевич с папой постоянно шутили, мамы сошлись на любви к Моне, а дети – на ненависти к латыни.
После десерта все распределились по интересам, а Василиса предложила Матвею посмотреть диафильмы, у нее была большая коллекция картин на них, доставшихся по наследству от бабушки, большой фанатки импрессионистов и постимпрессионистов.
Василиса достала большую коробку.
– Что будем смотреть? Хм… Ван Гог. Давай Ван Гога. Я видела у него красивые картины в Эрмитаже, очень цветные. Хорошо?
– Хорошо, – кивнул Матвей.
Василиса с таким энтузиазмом произнесла про «цветные картины», что предлагать «Карлсона» было как-то чересчур банально. И неизвестно даже, был ли он жалован бабушкой-искусствоведом
Они забрались в уютное пространство, устроенное для просмотра – огороженный ширмой домик внутри Василисиной комнаты. Проекция делалась на стену, завешенную огромным белым ватманом.
Девочка поставила первый слайд, и пространство вокруг залилось красным, желтым, оранжевым с согнутыми над работой фигурами женщин и кучером вдалеке. Картина была, как несложно догадаться, «Красные виноградники в Арле».
Дети завороженно разглядывали желтое небо, блики огненного гиганта на воде, синие горы вдали и, конечно, алые виноградники.
– О чем, интересно, она думает? – сказала Василиса, пристально смотря на женщину первого плана, стоявшую вполоборота к зрителю.
– Que-ce que vous penser, madame5?
– Le soleil va se coucher très tôt, et il y a encore beacoup de travail6, – подхватил игру Матвей.
– Как дела, красотки мои? – говорил мальчик за кучера на заднем плане.
– Ты это тоже слышишь? – шепотом спросила Василиса.
– Да, они тихо поют.
– А кучер что-то говорит женщинам? Salut, les filles, quelle chaleur aujourd’hui! Привет, девочки, жаркий выдался денек.
Женщины покивали, даже не поднимая головы – поглощены работой. – Да, не сладко им там. В прошлом году мы с мамой были в Провансе, ух и пекло там было, – прокомментировал ситуацию Матвей и широко улыбнулся, сам радуясь от своего «ух и пекло»
Василиса не отреагировала и продолжала завороженно смотреть на картину, которая оживала у них на глазах, заманивая в лоно южной французской провинции.
– Вот бы им помочь, – сказала Василиса. Интересно, это сложно – собирать виноград?
– Думаю, на таком солнцепеке даже и без собирания винограда, как говорит наша Алевтина Марковна, «не сахар».
В ответ на удивленный взгляд Василисы мальчик прокомментировал: Алевтина Марковна, заслуженный служитель муз, преподавательница сольфеджио, вернулась вместе с семьей пианиста на историческую родину.
– Если мы слышим их голоса, интересно, мы можем туда к ним попасть?
Но тут голоса стали стихать, и картина снова отрешенно пребывала на стене.
– Солнце такое красное, градусов 35 у них там, не меньше, – отметил Матвей. Видимо, погодные условия собирания винограда занимали мальчика больше всего.
– Нам говорили, что он выдавливал краску прямо из тюбика и размазывал пальцами, – сделала небольшой искусствоведческий экскурс Василиса, делясь полученными в школе при Эрмитаже знаниями. Интересно, пальцы у него были тонкие?
– Зачем же ему тонкие? Он же не Денис Мацуев.
Матвея позвали собираться домой. – Приходи завтра, еще что-нибудь посмотрим. – Ага, спасибо.
На следующий день Василиса ждала с нетерпением вечера и погружения снова в свою «Волшебную комнату».
На сей раз они рассматривали «Автопортрет с трубкой». – «Для того чтобы хорошо работать, нужно хорошо есть, жить в хорошем доме, время от времени плясать, курить трубку и пить кофе в тишине»7, – вдруг заговорил художник
– Здравствуйте. Хотите, я Вам принесу кофе? – не растерялась Василиса.
– Ах, что Вы, милая девочка, не стоит беспокоиться. Я никому не нужен.
– Нет-нет. Нам нужен, очень. Пожалуйста, не грустите. У нас есть еще отличный торт. Хотите?
Пока Василиса бегала на кухню, голос снова пропал.
– Он курил трубку, – шепотом сказал Матвей.
– Бедный, по-моему, он вообще сегодня ничего не ел.
– Смотри, это его комната. Такая маленькая, почти как у лицеистов. Ты, наверное, не видел, в Пушкине?
– Нет, у лицеистов в гостях я еще не был
– Это, наверное, его картины на стенах. Он все равно ничего не мог продать, у себя хранил. А кровать такая забавная, как будто детская.
Василиса пыталась отвлечься от грустного Винсента.
– Давай с лодками посмотрим.
– Я бы хотела поплыть куда-нибудь на необитаемый остров, вот на этой, красненькой
– Во Франции девочки не любят «красненькое» и не дают понести портфель.
– Хм, странные они..
– Вот эти японские мне тоже очень нравятся, такие изящные цветочки. Я умею лепить. Хочешь, покажу?
Следующий день начался с «Едоков картофеля».
– Ой, как у них тут темно.
– Раньше было две лампы, а теперь денег на керосин нет. Это хорошо, что хоть эта осталась, – говорила женщина с картины, будто отвечая на замечание Василисы
– Сосед наш, Марсель, умер вчера от легочной болезни. А жена его и трое детишек остались. Надо бы им картофеля занести сегодня, – продолжала разговор другая.
– Проклятая шахта.
– Ой, какой ужас. Может, вы хотите торта? – пыталась как-то приободрить едоков Василиса.
Но герои не слышали ее и продолжали свой грустный разговор.
– Это невыносимо, Матвей, пусть они прекратят.
Мальчик поспешно вытащил пленку, обнял Василису.
– Не расстраивайся так, они ненастоящие.
На следующий день Василиса была мрачна, даже задачи по геометрии не давались
– Что случилось, милая? Ты какая-то хмурая целый вечер. И Матвей сегодня не приходит? Мы с папой очень обрадовались, что вы подружились.
– Мама, ты знаешь «Едоков картофеля»?
– Да, конечно, Ван Гога, а что?
– Почему они такие грустные там?
– Потому что у них была непростая жизнь. Мужчины работали в шахте в очень тяжелых условиях, часто погибали. А женщины занимались хозяйством, выращивали домашних животных, чтобы хоть как-то прокормиться.
– А сейчас так не бывает, да ведь?
– Нет, милая, в наше время у рабочих не такие условия, но все же шахтерам непросто живется
– Они есть, шахтеры, и сейчас? А где же они живут?
– Да, конечно, есть. Живут они там, где добывают уголь, в Донбассе, например.
– А это далеко от Петербурга, Донбасс?
– Да, Василиса, это на юге Украины.
– А мы поедем когда-нибудь на юг Украины?
– Разве что в Крым, дорогая моя, в Донбасс не поедем, не волнуйся.
– А больше нет нигде шахтеров, только в Донбассе?
– Почему же нет? Уголь добывают и у нас, на Урале, и в Китае тоже
– А зачем? Раз это так тяжело и люди болеют? Это же несправедливо.
– Из угля получают энергию. Энергия нужна для производства, для нас тоже, чтобы дома, например, было тепло.
– А по-другому нельзя добывать энергию?
– Можно, но на все не хватает.
– Мама, мне очень жалко этих шахтеров.
– Василиса, милая, в жизни много страдания и несправедливости. Как бы тебе сказать… не все, конечно, могут ходить в Эрмитаж и заниматься английским. Не у всех есть Агата Владимировна
– Хм… я не знала, что это так хорошо – ходить в Эрмитаж… Я больше не буду жаловаться на свою учительницу танцев, мама. Ох, я, пожалуй, вообще больше не буду жаловаться.
– Да, пожалуй, на учительницу танцев не нужно жаловаться. И на куратора в Эрмитаже тоже. Они не желают тебе зла. Я же тебе всегда говорила. Разве нет?
– Ну да, говорила, – протяжно произнесла девочка, прижимаясь к маме. Я просто вреднючая, да? Un peu gâtée8, как говорит А. В.
– Агата Владимировна всегда правду говорит, – мама даже выпрямилась при этих словах.
– Почитай мне «Маленького принца», пожалуйста.
– Конечно, моя принцесса, конечно. Принцессам не нужно грустить.