Глава 2. Колун и генеральская тележка
Новым хозяевам генеральского дома я Дианой представлен не был. Знакомиться же самому с новыми соседями я особой нужды тогда не испытывал. По тому времени я по складу своего характера был интровертом и более всего тяготел к уединению, наиболее комфортному для себя состоянию. В ту пору я по большей части сторонился людей – одиночеством своим…
Дом же генеральский после этого превратился то ли в притон, то ли в Клондайк с шумными компаниями и со стрельбой по ночам. К дому то и дело приезжали и отъезжали автомобили с грохочущими на всю округу магнитолами. С ночи до утра из генеральского дома доносились песни под гитару, и так целый год… Судя по всему, новый хозяин дома был человеком веселым, разухабистым и компанейским. Скорее всего, это был военный в отставке или же охотник, а кому еще в голову придет палить по пьянке и среди ночи по воробьям и по пустым бутылкам. Хотя это мог быть и рыбак…
Где-то через полгода я поздоровался на улице со своей соседкой справа Ольгой Антоновной, и она поделилась со мной своими горестями:
– Вадим Васильевич, лучше бы этот дом я купила, ни сна ни отдыха не видим. Замучил нас совсем новый сосед!
– Знать бы прикуп, жил бы в Сочи, Ольга Антоновна!
Я повернулся к ней спиной и немного, совсем немного улыбнулся. Улыбнулся оттого, что мне новые хозяева генеральского дома, особых хлопот не доставляли, ведь стреляли они не по мне, а по воробьям и пустым бутылкам, и через дом от меня…
В течение нескольких месяцев я обходил генеральский дом стороной, лишь изредка поглядывая в его сторону, под лай охраняющей его свирепой овчарки. Но через год я все же мимоходом познакомился с новым хозяином дома, уже не генеральского. Познакомился буднично, как это обычно и бывает меж добрыми соседями, на улице возле своей калитки. В тот летний субботний день я по обычаю многолетнему стоял возле калитки и считал ворон в ожидании жены, которая должна была вот – вот, с минуты на минуту, подъехать на дачу. В это время напротив меня притормозила машина с приоткрытыми окнами. За рулем авто сидел по виду первому брутальный и улыбчивый самец:
– Здравствуйте, мы ваши новые соседи. Меня зовут Всеволод. Это моя жена Анна, – Всеволод кивнул головой на женщину, по возрасту ближе к сорокалетнему. Женщина сидела на переднем сиденье правее него, и была беременна, на пятом или шестом месяце. По внешности Анна напоминала своего мужа. Лицами они более всего походили на брата и сестру, старшего и младшую, нежели чем на мужа и жену.
– А это моя дочь Алиса, – на заднем сиденье машины сидела спортивная девочка, по виду лет двенадцати.
– Очень приятно, меня зовут Вадим Васильевич, – я кратко, как это принято среди интровертов, представился своим новым соседям, не проронив более ни слова, а зачем… кому это надо, лишний раз свой рот раскрывать.
Я так для себе решил тогда, останусь и на этот, седьмой по счету подряд год интровертом – мечтательным, задумчивым и молчаливым… Но я ошибался много и значительно в своих предпочтениях и предположениях на этот и на три последующих года. Вновь обретенный мною сосед все последующие четыре года только и будет делать, что править железной рукой мастера мой годами устоявшийся образ. Постепенно превращая его – мой образ – из необщительного сыча, зануды, интроверта, в общительного экстраверта. В итоге дело дойдет до смешного. Дойдет до того, что не только мои близкие, но и я сам перестану себя на какое-то время узнавать…
Мой новый сосед был по первому взгляду мужчиной возраста среднего, ближе к сорока – сорока пяти годам. Бойкой и симпатичной наружности, с прямыми чертами лица. Он был коротко подстрижен и, судя по первому разговору и по одежде, был общительным, модным и продвинутым человеком без особых комплексов, свойственных для мужчин зрелого возраста. Это был уверенный в себе мужчина. Похоже, что общительный экстраверт, а кто еще так быстро пускается в знакомство. Но это опять же было лишь мое умозаключение, именно что в то утро и по той погоде – не более того, не более…
Через дней десять мне было суждено вновь столкнуться с моим новым соседом и его женой. Я в этот солнечный, мечтательный и будничный день только – только разгрузил десять кубов сосновых кругляков – под дрова на зиму, и занимался тем, что перекатывал их от ворот на участок. В тот момент, когда я подошел и наклонился к очередному кругляку, я краем глаза заметил слева от себя моих соседей, модно и неспешно прогуливавшихся возле детской площадки. Я сделал вид, что не заметил Всеволода и Анну и по инерции, по третьему или же по второму закону Ньютона, покатил очередной чурбачок чуть в горочку к себе на участок…
Действие рождает противодействие, или как там его – кто сильнее и настойчивее, тот и прав. Я был кратно упрямее чурбачков, и они, натыкаясь на мое усердие, перекатывались на мой участок один за другим, подчиняясь моей воле и неведомым им законам мироздания…
– Здорово, сосед, дровишек на зиму, что ли, прикупил?
– Здравствуйте, люди добрые и недобрые, – я разогнулся, прищурился от солнечных лучей и закончил фразу. – Да, прикупил с чуток.
Мы протянули друг другу руки и поздоровались. С его же женой Анной я поздоровался коротким кивком головы. Она в это время стояла чуть поодаль, в метрах пятнадцати от моих ворот, с высоко поднятой головой на возвышенной стороне детской площадки, словно на краю высокой скалы. Она бесконечно всматривалась в даль озера, приложив руку ко лбу. Ее платье раздувалось на ветру, а длинные черные и распущенные волосы колыхались в разные стороны. Она выглядела величаво и напоминала собой сказочный персонаж. Видимо, она разглядывала чаек, кружащих в это утро над водяной гладью, а заодно и выискивала белый парус, словно Ассоль в предвкушении Грея. Анна это делала, всматриваясь в даль гравийной дороги, в ожидании серенького фиатика Катерины Михайловны…
– Ничего себе чуток, тут не меньше восьми кубов будет… Чувак, ты что, на десять лет вперед дровишек прикупил?!
– Да нет же. Это только с первого взгляда так кажется, а на самом деле – кубов шесть или пять, не больше… И на год не растяну. Это же осина, а не дуб и не береза. Осина, она в момент сгорает.
– Она еще трещит и стреляет. Сколько денег отвалил?
– Да не дорого, в восемь тысяч с доставкой обошлось. Правда, мне их теперь колоть надо, то на то и выйдет, если на рынке колотые дрова покупать. Распилить – заплати, наколоть – опять же заплати. За все платить надо. Но я сам их колоть буду в целях экономии, только вот съезжу на рынок, куплю колун и завтра приступлю.
– А у меня есть колун, от генерала остался, хочешь, возьми, все равно он у меня без дела валяется, чего деньги за зря тратить. С этого момента мы перешли с моим соседом на ты.
– Хорошо, Сева, если надумаю, то воспользуюсь твоей любезностью.
После этих слов я дал понять соседу, что мне его колун на фиг не сдался. И что разговор мною с ним закончен, и что мы уже поздоровались, и все что надо обсудили, и мне надо далее катать свои чурбаки, а он мне при этом помеха, что ли, – небольшая и неуместная.
Одним словом, я обернулся к нему спиной, наклонился к очередному кругляку и покатил его в горочку. Наверное, это было не совсем вежливо, уместно и тактично – поворачиваться к соседу именно что задом, но что делать… что делать? Чурбачки погоды ждать не будут и не умеют, надо успеть дотемна закатить их на участок в одну кучку и пленкой не забыть прикрыть – от дождя. А времени, как вы понимаете и как всегда, в обрез. И умный человек меня, несомненно, понял бы сразу и не обиделся бы на меня ни в коем разе за этот тон мой не совсем вежливый, в общении моем…
Надо признать, мой сосед оказался человеком не слабого ума. Он правильно оценил ситуацию и мой поступок. Он сразу обо всем догадался. И вместо того, чтобы в позу встать и обидеться на меня как следует и надолго, просто напросто сходил домой и принес мне колун.
– Держи, чего будешь на рынок попусту мотаться!
– Спасибо, Сева?! – Я более внимательно посмотрел в глаза моему новому соседу. Среди моих нынешних соседей такого рода поступки ранее приняты не были – это считалось не совсем уместным, не принятым в чести тоном – что-то и у кого-то просить.
– С меня пузырь, Сев!
– Да брось ты, ерунда. Да мы и не пьем.
– Надо же, какое совпадение, и я выпивку с недавних пор на дух не переношу, тогда с меня тортик!
– Хорошо, заходи в гости!
– Так и быть, зайду вечером.
Судя по разговору, Всеволод был человеком открытым к общению. Точно, что экстраверт… Я поражался сам себе, для меня было удивительным то, насколько нам было легко в общении друг с другом – с раза первого.
Что касательно жены Севы, то мне трудно что-либо было сказать про нее. Поскольку в разговоре она участия не принимала никакого.
Целый год с небольшим я не был в этом доме, теперь уже Севином, гостем званым. И вот опять я вступил на крылечко этого уютного и гостеприимного для меня дома. Войдя в дом, я поначалу немного подрастерялся (так растерялся, что забыл разуться и снять с ног кроссовки): по своему стилю и внутреннему убранству это уже был дом явно не генеральский, в котором мне ранее доводилось коротать за чаем свои вечера с Дианой. Дом был насыщен и перенасыщен светлыми и серебристыми тонами – под металлик. На стенах вместо портретов Жукова и Суворова висели непонятные для моего восприятия то ли картины, то ли скульптуры в картинах. Вместо люстр, понятных и доступных моему пониманию, на потолках и на стенах весели то ли стаканы, то ли колбы. Домашняя штабная вагонка приятного и уютного желтого цвета была выкрашена в цвет бело – серебристый. Все перегородки и двери, которые были до этого у генерала на первом этаже, были беспощадно снесены безжалостной рукой нового хозяина дома, и от этого первый этаж выглядел визуально много просторнее, в нем воздуха и простора, по ощущениям, стало больше в разы.
В нескольких местах я увидел непонятные для меня по форме то ли Венеру, но вроде как и нет, то ли член, а вроде и нет, то ли, простите меня, жопу, а то ли ногу скульптуры – арт-хаус, да и только, чего только люди не напридумывают от безделья, от чего-то подумалось мне. В это мгновение я вспомнил о том, что, войдя в чужой дом, не разулся и не снял обувь с ног.
– Ребята, где мне разуться прикажете?
– Да не надо, не разувайтесь, проходите так.
Я передал в руки Анне тортик с незадачливым и формальным вопросом, не требующим особого ответа.
– Куда мне пройти, хозяюшка, где чай пить будем?
– Проходите в столовую…
Наше совместное чаепитие растянулось на полтора часа. Вместо отведенных мною тридцати минут на визит вежливости…
Разговор между мною и новыми хозяевами дома сразу же заладился и принял задушевный оттенок, и в этом разговоре за чашечкой чая не было пауз, неловких и неуместных. За разговором я узнал о том, что Всеволод по профессии и по образованию был скульптором, в свое время он закончил Суриковкое, а Анна – инженером – строителем. Про себя же я им обозначил кратко, исходя из принятых норм приличия между добрыми и хорошими соседями… Что в годы девяностые я занимался бизнесом кое-каким, а в начале двухтысячных оказался не в нужном месте и не в нужный час, вследствие чего остался ни с чем. Я подразорился и подзаболел, телом и душою. И для пользы своей и в силу обстоятельств, по большей части от меня не зависящих, я уехал из Москвы и обосновался в этой деревеньке для радости душевной и для пользы здоровья и тела своего тремя годами ранее означенного времени…
В следующие полтора месяца мы с моим новым соседом особо приятельских отношений не поддерживали, но от случая к случаю здоровались и обменивались друг с другом ничего не значащими фразами и репликами… Типа:
– Как дела, как здоровье?
И так далее, и так далее… И тому подобное, и тому подобное:
– Все по-прежнему, все по-прежнему.
Дровишки на зиму я к тому времени наколол, но колун соседу так и не возвернул… А зачем? Он ему не нужен был в то время, все равно провалялся бы без дела. А все потому, что каждой вещи нужен свой хозяин. И колун Всеволода обрел наконец-то своего хозяина. А через некоторое время обрела своего нового хозяина и тележка генеральская, надежная и крепкая, как танк, и стремянка давности пятилетней. И нельзя было сказать, что я по-хамски заигрывал себе эти предметы обихода домашнего у своего нового соседа. Нет, ни в коем разе, так Боже упаси, к чему мне это. Он сам беззастенчиво и чуть ли не нагло предлагал мне взять их у него во временное пользование. (Скорее навязывал силком, что ли, пихал, а не предлагал.) Надо отметить, что это доставляло ему несомненное удовольствие. А мне каково было отказываться, когда надо, вот и брал. Дают – бери, но, прежде чем взять, подумай сто раз, как бы отдавать потом не пришлось. Он как бы навязал мне и колун, и тележку, и стремянку, а обратно вернуть почему-то и не просил. Я пару раз пытался возвернуть ему колун, но Всеволод в ответ на это говорил мне, по сути, одно и то же:
– Оставь себе, сосед, он мне не нужен пока…
Не нужен, так не нужен, а мне в хозяйстве всегда сгодится, потому что вещь нужная и места много не занимает…
Через полтора месяца, четырнадцатого и пятнадцатого октября, у Всеволода и у его единственной на тот момент дочки Алисы было два дня рождения кряду – день к дню…
И по этому случаю он созывал на ближайшие выходные в свой дом гостей, зван был туда и я с супругой моей разлюбезной Катериной Михайловной.