Вы здесь

Скоро полночь. Том 1. Африка грёз и действительности. Глава 2 (Василий Звягинцев, 2009)

Глава 2

Вечер и часть ночи Суздалев с Маркиным провели хорошо. Даже на удивление хорошо. С застекленной от потолка до пола галереи седьмого этажа, разгороженной на уютные кабинеты для любящих приватность господ, чудесно видно было празднично иллюминированное Бульварное кольцо. За ним высились подсвеченные прожекторами Кремлевские башни и гигантская елка на Манежной площади.

Отодвинув штору с обращенной внутрь громадного общего зала односторонне прозрачной стены, можно было наслаждаться со вкусом составленной концертной программой. Выбор блюд превосходил самые смелые мечты Лукулла. А главное – до полуночи оба собеседника твердо выдерживали условие – ни слова о делах. Каких бы то ни было. Можно было вспоминать боевую молодость, говорить о женщинах, травить анекдоты, то есть развлекаться самым беспринципным образом. А этого у всех было в избытке.

Суздалев рассказывал, как в составе отряда речных канонерок под убийственным огнем с береговых фортов прорывался вверх по реке Хуань-Пу, как они заняли, наконец, Нанкин и как ему, тогда еще в капитанском чине, лично Император Пу-И-дзи, вновь посаженный на престол Поднебесной двумя десантными ротами, вручал орден «Восьми Золотых драконов».

Раритетная вещица, извлеченная из сундука прабабушки, императрицы Цы-Си. Не латунь и не томпак, чистое золото с серебром и рубиновая эмаль.

То, что территория возрожденной империи простиралась ровно на радиус полета тактических ракет с канонерки «Манджур», Пу-И не слишком заботило. Главное – зацепиться. Большой Северный Брат на полпути не бросит.

Так и случилось. С помощью срочно высаженного десантно-штурмового батальона, поддержанного тяжелым крейсером «Аскольд», владения Пу-И-дзи простерлись до Фучжоу, Уханя и Циндао. Но к личным впечатлениям Суздалева это уже отношения не имело. Получив вдобавок к ордену чин мандарина третьего ранга с пятью яшмовыми шариками на фуражке, он отбыл из Поднебесной для выполнения очередного задания.

Маркин, в свою очередь, увлеченный дружеской беседой, подробно доложил, все время пытаясь рисовать чертежи на салфетке, как в 2025 году он вышел за пределы Солнечной системы на подводной лодке «Барс», оснащенной вместо дизелей первым в мире хроноквантовым двигателем. Никаких других прототипов космических кораблей, способных противостоять вакууму и иным возможным опасностям, в России не существовало. Потом американцы, конечно, писали, что использовать подводную лодку для межзвездных перелетов придумали именно они, какой-то каперанг Гаррисон, или другой, несущественно. Но мы ведь знаем… Какие у них, на хрен, лодки? А уж двигатели…


– Я ведь даже и забыл, когда у меня выдавалось нечто подобное, – где-то во втором часу сообщил Суздалеву Маркин. – Похоже, я многое упустил в этой жизни…

Одетый в черные брюки и алый сюртук с золотыми шнурами официант к этому времени подал на стол десерт, кофе и ликеры.

– «Не оставляй добра на перекрестке этом, к нему возврата нет, об этом не забудь», – процитировал Георгий Михайлович. – Наши с тобой боевые и трудовые заслуги кто-нибудь когда-нибудь вспомнит? Клянусь, что нет. Похоронят, стрельнут три раза в воздух холостыми и на следующий день, мучась с похмелья после поминок, вернутся к текущим делам. И все для нас в этом мире кончится. Совсем. Так что выпивай, Валентин, и закусывай и хоть сегодня не думай о всяких глупостях. Девочек в кабинет вызывать вроде и не по чину нам с тобой, а вот того скрипача – отчего бы и нет? Пусть нам персонально из Сарасате что-то изобразит… А мы будем слушать и время от времени промокать платочками уголки глаз. Вполне в образе подгулявших купцов получится.

– Только мы с тобой на купцов не сильно похожи, – усомнился Маркин.

– Купцы – они всякие бывают. Зависит от того, чем торгуют. Если контрабандным оружием – так в самый раз. Вот, помню, как-то недалеко от Баб-эль-Мандебского пролива…

– Так, может, сразу про баб, минуя пролив? – засмеялся Маркин.

– Нет, подожди, там очень интересно получилось…


С увлекательного разговора об оружии, в котором оба понимали толк и знали, где что можно купить и что продать – в высших государственных интересах, естественно, поскольку собственных у них давным-давно уже не было, разговор сам собой соскользнул на исходную тему.

– И все-таки – что мы можем противопоставить вторжению на Землю сил, о которых не имеем никакого представления и которые сильнее наших умственных и технических возможностей? – спросил Маркин. – Ты ведь не смог объяснить и понять, что там на Селигере случилось?

– Объяснить пока не смог, а противодействовать – очень даже. И объясним, дай срок. В чем на наших друзей сильно надеюсь…

– Хотелось бы верить. Я вот, не один год назад столкнувшись с кое-чем инопланетным, так ни в чем и не разобрался.

– Но тоже – предотвратил. Знаю, что там у вас случилось, сам в догадках теряюсь, что за гуманоидная публика пыталась едва не четверть земного населения в аренду взять,[11] но ведь дальнейшей агрессии не последовало? А вас там не так и много было.

– Плюс Ростокин, – сказал адмирал.

– Именно. И на Селигере Ростокин плюс Шульгин. Еще раньше – Ростокин, плюс Шульгин, плюс Новиков. В твоих недоразумениях тоже Ростокин откуда-то неожиданно всплывал. Тенденция, нет?

– Как тебе сказать. Просматривается тенденция. По пяти точкам уже можно начинать графики строить. С последующей экстраполяцией, – согласился Маркин. – А если без них? Не справимся?

– Мы с тобой тоже кое-чему подучились. Я, к примеру, завтра же собираюсь встретиться с военным министром. Что-то давно у нас крупномасштабных маневров не было. А бойцов и командиров учить надо? Надо. Возьмем и устроим этакую «Зиму-57» с призывом приписного состава…

– Союзникам объяснять придется, чего это вдруг…

– Обойдутся. Если каждому свой каждый шаг объяснять… Как говорил Иван Грозный: «На своей земле я над людишками властен…»

– Опять двусмысленные ассоциации…

– Если нас ждут суровые дни и годы, нужно быть максимально готовыми. Ты ведь не думаешь, что к нам придет культурный и высокоцивилизованный враг? Я этих врагов видел.

– Я, представь, тоже.

– Допустим, Валентин, боевые подразделения мы в готовность приведем. Четырехмиллионной армии нам хватит, чтобы отразить любое вторжение. Еще мой спецназ…

– Еще Космофлот и сорок миллионов мобилизационного резерва. И это только в России, – загибал пальцы на руке Маркин. – Но…

– «Но» – это наше полное незнание о природе опасности. А при этом все наши расчеты – поюнуть и растереть. Вот о «но» поговорим в следующий раз. Сейчас я не готов. Понятно выразился?

– Куда понятнее.


Расставаясь под утро, встретиться договорились в первый присутственный день после Нового года. Провести нормальное деловое совещание, с привлечением компетентных специалистов. Конец света, если ему и назначено произойти, вряд ли подгадает точно под праздники. Ну а если да, так все равно ничего не поделаешь.

Кроме того, оба конфидента в глубине души надеялись, что снова, как «Deus ex machina», объявится Александр Иванович или Андрей Дмитриевич и объяснит, что нужно делать и как.


Однако сам Георгий Михайлович уже в десять часов утра, слегка отоспавшись и приняв контрастный душ, вызвал к себе офицера для особых поручений. Того самого Анатолия Арнаутова, который обеспечивал операцию «Репортер» и помогал Шульгину спасти «Призрак» от захвата и интернирования[12] в Австралии. Проверенного в стольких делах и допущенного к стольким тайнам, что скрывать от него было нечего. В смысле фактов, конечно. Замыслы начальства – это особая статья.

– Значит, Анатолий, сделай ты мне вот что… «Боржома» из холодильника принеси, для начала, и охотничью чарку «Смирновской».

Требуемое немедленно было доставлено. Полковник там ты или прапорщик, если генерал просит, по какой-то причине не желая прибегнуть к услугам вестового, – сделаешь.

– Спасибо, – сказал Суздалев, хлопнул сотку ледяной водки, подражая Александру Третьему. – Тебе не предлагаю, у тебя работы сегодня много будет. До вечера управишься – отпущу праздновать. Нет – извини. Задача в принципе простая, но уж как пойдет. Иди сейчас в оперативный отдел, подними дело «Репортера». Помнишь, подсказывать не нужно?

– Да Георгий Михайлович, оно у меня все вот здесь, – полковник постучал себя пальцем по виску. – Что требуется?

Суздалев хитро улыбнулся. Четок у него в руках сейчас не хватало и красной сутаны на плечах, а то вышел бы чистый Арамис из третьего тома, дослужившийся до иезуитского генерала.

– Все здесь? Ну, так и доложи мне, не сходя с места, что за аппаратура у него на квартире установлена, позволяющая без видимых следов взламывать коды линий СБКФ и мои тоже. Где он ее взял и где пользоваться научился. Итак…

Полковник Арнаутов явным образом растерялся. Чего-чего, а такого вопроса он совсем не ожидал. Вся разработка по Ростокину касалась совершенно других вопросов.

– Вот, друг любезный, – с печалью в голосе сказал Суздалев, – учил я вас, учил, а простейшим вещам не выучил. Чего ради храбриться, когда не знаешь, о чем дальше речь пойдет? Дело ты, верю, наизусть знаешь, а откуда тебе известно, что именно начальник спросит? Он кое в чем тоже компетентен, невзирая что молодым – ретроградом кажется, склерозом пораженным. Только я тоже молодым был и хорошо усвоил – раз спрашивают очевидное – непременно жди подвоха. То ли обстоятельства изменились, то ли новые факты всплыли, тебе пока неизвестные. Всегда лучше перестраховаться, в непонятку сыграть. «Да, да, конечно, ваше превосходительство, немедленно все бумаги подниму, часиков через шесть кое-что и выясним…»

Эх, штаб-офицеры, учить вас и учить! Даже самого себя обманывать, лишь бы хоть в будущем толк вышел. Нам ведь, старикам, на покой скоро, а кому бразды передавать?

Анатолий понимал, что начальник в хорошем настроении, отчего и веселится доступным ему образом, а все равно было неприятно. Мордой-то по асфальту Георгий Михайлович его таки повозил.

– Виноват, ваше превосходительство. Учту. Спасибо за науку. Погорячился я. Немедленно все будет сделано. До вечерней поверки…

– Посмотрим. Иди, работай.

Арнаутов немедленно собрал свою команду, которую пришлось, действуя от имени начальника, усилить компьютерными инженерами экстра-класса из отдела спецтехники. Собственные подчиненные полковника слыли знатоками в несколько других областях.

Все замки и охранные системы высшей защиты, охранявшие квартиру Ростокина на Сретенском бульваре, вскрыли и отключили изнутри, проникнув через крышу и балкон, чтобы не создавать ажиотажа и не привлекать внимания соседей по лестничной площадке. Балконная дверь, само собой, тоже была укреплена достаточно, чтобы стать непреодолимым препятствием для квартирных воров, но специализированная государственная структура располагает другими возможностями и работает на ином уровне.

– Что ж, уютное гнездышко, – отметил Анатолий, обойдя квартиру, мгновенно зафиксировав наметанным взглядом все, что может представлять интерес. Задача-то ему поставлена конкретная, но бог его знает, на чем Суздалев вздумает подловить его в следующий раз?

Стены просторной гостиной увешаны многими десятками фотографий – голографических, цветных стереобъемных и даже черно-белых плоских, стилизованных под двадцатый век. На большинстве из них красовался сам Ростокин. В пейзажах чужих планет, на фронтах многочисленных земных войн, где ему довелось побывать, просто в разных достопримечательных местах. Чувствовалось, что этот парень относился к себе хорошо, был фотогеничен, умел позировать, и собственные многочисленные изображения его отнюдь не раздражали. Контрразведчик не видел в этом ничего нарциссического. Журналист явно жил полной жизнью и хотел, чтобы память о пережитом всегда была перед глазами.

Будь он одноглазым кривобоким карликом – тогда, конечно, не стоило бы ежедневно любоваться, а так – отчего и нет? Меньшую часть коллекции занимали изображения девушек, скорее всего, тех, над кем он одерживал победы или просто встречался в обстоятельствах, заслуживающих запечатления. Все они были очень недурны собой, но центральная роль отводилась одной – его последней подруге Алле Одинцовой-Варашди, с которой он и исчез бесследно и которая интересовала службу Суздалева едва ли не больше, чем сам Ростокин.

В кабинете полки забиты книгами на нескольких языках, библиотека богатая, но бессистемная: ни алфавитный, ни тематический принцип расстановки не выдержан. Рабочая библиотека журналиста, который не знает, что ему потребуется в следующий раз, достает книгу, когда нужна, и ставит куда придется. Но обычно такие люди, как «репортер», обладают великолепной памятью, обходятся без каталогов.

Еще у Ростокина имелась неплохая коллекция холодного оружия разных времен и народов и множество сувениров, какие люди привозят из дальних странствий. Ценных только для их владельца. Вот, пожалуй, и все в доме, что характеризовало личность «поднадзорного». Остальные предметы были вполне стандартными, приобретены исключительно для удобства жизни, а не из каких-либо других соображений.

Пока Арнаутов производил первичный осмотр, инженеры – то восхищенно, то удивленно присвистывая, обмениваясь понятными только им терминами – вплотную занялись компьютерным терминалом. Удивительно, но и здесь прижилось иностранное название, хотя Россия в создании электронно-вычислительной техники от западных стран никогда не отставала. Просто, наверное, слово удачное подвернулось. Отечественные аналоги как-то не прижились, в отличие от самолета, вертолета, пулемета и так далее. «Вычислитель» – не совсем про то, ЭВМ – тоже, поскольку функция именно «вычисления» здесь не самая главная. Были попытки использовать «электронный мозг» – длинно и нарочито. Так и остался – «компьютер», приобретя, впрочем, как и другие иноязычные термины, несколько другой смысловой оттенок.

– Что-то интересное нашли? – осведомился полковник, подходя. Сам он в этих делах не разбирался, умел только кнопки нажимать на пульте аппарата, включенного в общую сеть, в пределах познаний, полученных на месячных курсах. А что там внутри, как и почему работает – никогда не интересовался.

– Да уж, Анатолий Степанович, – оторвал глаза от вскрытого ящика процессора старший инженерной группы, низкорослый мужчина лет под пятьдесят, чем-то похожий на скульптурный портрет Сократа. – Интересный у вас клиент. Мало того, что такие модели никогда в открытую продажу не поступали, их и у нас в управлении нет. По причине запредельной избыточности характеристик. Не всякий звездолет таким оснащен. Все операционные блоки – на крюгерите!

Это было сказано таким тоном, как если бы обнаружилось, что унитаз у Ростокина золотой, инкрустированный бриллиантами.

– Сей факт пусть вас не смущает, – небрежно успокоил специалиста Арнаутов. А в памяти сделал пометку: узнать, что за зверь «крюгерит» и с чем его едят. Спрашивать прямо сейчас было ему как бы невместно. – Владелец имеет непосредственное отношение к Космофлоту. Мог там разжиться?

– Космофлотовских порядков я не знаю. Может, там и принято делать такие подарки, при разборке списанных кораблей, например, но это вопрос не моей компетенции. Интереснее другое. Тут установлен крюгеритовый псевдомозг последней модификации с быстродействием за триллион операций в секунду, причем на базе всех известных логик одновременно. Насколько мы успели догадаться…

– Мне это ничего не говорит, – пожал плечами Анатолий. – А на моем рабочем сколько?

– На вашем? – Инженер хмыкнул. – Миллион от силы, да и того вы никогда не использовали. А здесь, как следует из курса школьной математики, – на шесть порядков быстрее. Вашему компьютеру до этого – как нам до Марса пешком. В буквальном смысле.

– Впечатляет.

– Но это еще не все. Мы обнаружили несколько блоков, назначение которых пока вообще не понятно.

– Неземного происхождения, что ли? – поднял бровь полковник.

– Вполне земного. Тут сомнений нет. Просто – неизвестно, зачем их сюда вставили.

– Вам – и неизвестно? – Анатолий искренне удивился. Ему казалось, что люди, специально на то обученные, должны понимать все в рамках своей профессии. Ну, если не абсолютно все, то достаточно, чтобы сориентироваться, что к чему. А то выходит, как если бы врач, вскрыв живот пациента, заявил, что не может сообразить, для чего здесь что-то красное, большое в правом подреберье.

– Не наша компетенция, мы эксплуатационники, а не конструкторы. Дайте нам эту машинку на неделю – разберемся.

– Рад бы, да не могу. Машина должна оставаться здесь, причем в полностью рабочем состоянии и без всяких следов вмешательства.

Инженер развел руками:

– Тогда вы зря нас пригласили. Включить незнакомые устройства, начать их тестировать на разных режимах и надеяться, что следов вмешательства не останется… Простите, но это почти то же самое, что к впервые увиденной мине с молотком и зубилом подступаться. Обращайтесь на другой уровень.

– Стоп-стоп! – Полковник ощутил, что в голове у него что-то забрезжило. – Другой уровень, другой уровень… Интересно. А в нормальном режиме вы хоть сможете на ней работать?

– И в нормальном, и чуть выше. Только уж очень много директорий заблокировано неизвестными паролями, и база данных недоступна.

– Черт с ней, с базой. Ну-ка, выведите меня на информцентр управления.

– Сейчас сделаем…


Арнаутов связался с сотрудником, отвечавшим за архивные материалы всех находящихся в производстве дел.

– Степень срочности – первая. За полчаса поднять мне информацию на всех, абсолютно всех специалистов компьютерного дела, с которыми каким-то образом мог пересекаться Ростокин Игорь Викторович и Одинцова-Варашди Алла. Отчество сам найдешь. С самого детства проверить. Школа, институт, Космофлот, командировки, служебные задания, любовницы и любовники. Все! Частым гребнем, по всем источникам…

На три минуты раньше назначенного времени на мониторе ростокинского компьютера появился не очень длинный список фамилий с краткими установочными данными.

– Распечатайте, – приказал полковник. С экрана он читать не любил. Пробежал глазами по листу, молча сунул его инженеру.

– Что скажете?

Тот вначале смотрел на список без особого интереса, потом хлопнул себя ладонью по лбу.

– Ну, Анатолий Степанович, что вы от нас хотите? Вот вам и другой уровень…

– Действительно серьезный?

Очень хороший оперативник, не зря ставший полковником в тридцать с небольшим, и Герой России вдобавок, за разные интересные операции во всех странах и вольных агломерациях,[13] входивших в сферу интересов Суздалева, Анатолий никогда не затруднял себя лишними знаниями. Не мое – значит, не мое. Для каждого дела есть свой человек, и для каждого человека – свое дело.

При этом он подчеркнул ногтем на листе заинтересовавшее его имя. Тоже ведь кое-что соображаем. Газеты изредка просматриваем.

– Вы именно этого человека имеете в виду?

– Да конечно же, Анатолий Степанович. Если б мы сразу… Директор академического института Пределов знания, нобелевский лауреат, получивший премию в тридцать лет, ровно через год после опубликования своего исторического труда! Что почти беспрецедентно. И он же личный друг и одноклассник вашего фигуранта! Да вы бы меня не смогли удивить сильнее, если б сказали, что к Эйнштейну имеете служебный интерес.

– Про Эйнштейна я тоже не слишком много знаю. А вот про господина Скуратова Виктора Викторовича что можете сказать?

– Господин полковник, – перешел на официальный тон старший инженер, – об этом человеке я ничего не могу сказать, слишком далеко мы друг от друга отстоим интеллектуально и служебно. Я Бауманку окончил, но то, что подобные Скуратову люди пишут, понимаю через три фразы на четвертую. И не уверен, что правильно.

– А хотите, я сейчас сюда этого господина Скуратова приглашу, и он вам объяснит то, чего вы понять не в силах? – Анатолий не блефовал, он был уверен, что получит от Суздалева необходимую санкцию, а также и поддержку, очень правильно он уловил настрой командира.

– Тогда я вообще перестану понимать, как этот мир устроен, – ответил инженер и, не стесняясь всемогущего полковника, нервно закурил. Что категорически запрещалось на секретно обследуемых объектах. Анатолий только махнул рукой и сам достал сигареты. – Вы – и нобелевского лауреата на происшествие вытащите? Как свидетеля или как понятого? – В голосе инженера прозвучала плохо скрытая ирония.

– Да свободно! Нужно будет – хоть подозреваемым. – Полковник пришел в то состояние и настроение, когда море действительно по колено. – Кстати, «подозреваемый» – это не лишено! Совсем не лишено…

Задание начальника он практически выполнил, то есть выяснил, что это за аппаратура и откуда она взялась (точнее – могла взяться). Так и доложим, а какое Суздалев после этого примет решение – не нашего ума дело.

Анатолий вышел в другую комнату и позвонил по прямому номеру. Георгий Михайлович помолчал не меньше полминуты. Долго.

– Молодец, – сказал он, вздохнув. – Твоя компетенция на этом в самом деле кончается. Подключаем тяжелую артиллерию. Жди…

До следующего звонка полковник успел распорядиться, чтобы вся техника была приведена в исходное состояние.

– Так как, будем мы иметь честь лицезреть компьютерного бога? – с некоторой ядовитостью в голосе спросил инженер. Сам он в такую возможность не верил на девяносто процентов.


Переговорив с порученцем, Суздалев задумался. Разговаривать со Скуратовым придется самому, это очевидно. Он не собирался расширять круг посвященных, да и ученые такого масштаба – народ самолюбивый. Нобелевский лауреат свободно может обидеться, если к нему обратится рядовой, пусть и снабженный необходимыми полномочиями сотрудник неофициальной организации. Пошлет куда подальше, и ничего ты ему не сделаешь, а дело будет провалено, поскольку подписку о неразглашении требовать с ученого нет никаких оснований.

«Пока нет», – тут же подумал Суздалев в унисон с Арнаутовым.

Следующая возможная неприятность – Скуратова может просто не оказаться в Москве. Отбыл на какую-нибудь конференцию зарубежную – и адью! Но это уж как повезет.

Георгий Михайлович выяснил нужный номер и, еще раз вздохнув, поднял трубку многоканального телефона спецсвязи. На этот раз ему повезло. Он договорился с академиком о немедленной личной встрече и вызвал машину к подъезду.


В дверь позвонили. Встречу высоких гостей Анатолий не доверил никому, открыл двери лично.

На пороге стоял выглядевший несколько старше своих тридцати шести лет мужчина, высокий, плотный, с далеко открытым за счет лысины лбом и окладистой каштановой бородой. За его спиной – Георгий Михайлович собственной персоной и двое незнакомых Арнаутову парней, специализация которых не вызывала сомнений, хотя к конторе они не принадлежали.

– Проходите, господа, проходите, – радушно сказал полковник, делая шаг назад и в сторону. Жестом из-за спины Скуратова Суздалев показал, чтобы Анатолий замолчал и не путался под ногами. Что тот исполнил с явным удовольствием.

– Вот, пожалуйста, Виктор Викторович, – продолжал Суздалев ранее начатый разговор, – это все наши работники, они просто пытались выяснить, каким образом с этого устройства господин Ростокин смог войти в наши сети. Вопрос в некотором роде принципиальный. Но ничего другого они не делали. Так?

В обращенном к старшему инженеру вопросе прозвучала строгость и определенный намек.

– Точно так, Георгий Михайлович, – ответил компьютерщик, глядя на Скуратова, как на явление Христа народу. – Посмотрели, увидели, что пароли нам недоступны, и больше ничего. Даже не смогли узнать, с какими еще адресами пользователь связывался.

– Смешно было бы, – хмыкнул Скуратов, снимая пальто с бобровым воротником. – Пойдемте…

Суздалев велел всем оставаться в кухне и прихожей, пропустил академика вперед и плотно затворил дверь.

– Водки, кажется, следует выпить и кофе. После этого – излагайте все, как есть на самом деле. С подробностями. – Скуратов опустился в кресло, где явно сидел далеко не в первый раз. – И учтите – каждый час моего праздно потраченного времени стоит больше, чем бюджет всей вашей… организации. Я не собираюсь требовать за свою консультацию какого-то гонорара, но если вы пригласили меня зря – я сумею сделать так, чтобы в будущем у вас таких желаний не возникало…

Он вытер большим клетчатым платком потный от пешего подъема по лестнице лоб, взял из ростокинской коробки сигару, с сомнением ее понюхал и положил обратно.


Появившись в особняке лауреата, расположенном в тихом переулке рядом с Чистыми прудами, Суздалев представился одной из своих реальных должностей, но не самой главной. Сообщил, что речь пойдет об Игоре Ростокине, несомненно хорошо Виктору Викторовичу известном.

– Еще бы неизвестном. С ним что-то случилось?

– В том смысле, который вы в эти слова вкладываете, нет. До вчерашнего дня был жив и здоров, но события вокруг него происходят более чем странные…

Георгий Михайлович ждал встречного вопроса, но собеседник молчал, внимательно рассматривая гостя.

«Компьютерные логики, – подумал Суздалев. – А чем они отличаются от человеческих? Я премий не получал и трудов не писал, а всю твою логику вижу насквозь. Хочешь, чтобы я говорил, а ты слушал, соображая, стоит ли вообще отвечать. Ну, изволь».

– Давайте так сделаем. Нам требуется ваша профессиональная помощь. Если вы заинтересованы в судьбе вашего друга, вы нам непременно поможете. Добавлю также, чтобы вы не испытывали нравственных сомнений, – сам по себе господин Ростокин ни в чем не обвиняется, дела до сих пор никакого не заводилось. Одни странности пока что, но ничего криминального. Так что я действую исключительно в рамках оперативного дознания. Вы, разумеется, можете отказаться со мной сотрудничать, и это является вашим законным правом.

Но тогда, боюсь, дело с неизбежностью заводить придется. И в этом прискорбном случае на основе Уголовно-процессуального кодекса и некоторых служебных «уложений» вам придется в качестве свидетеля под протокол ответить на несколько вопросов. В том числе – с какой целью вы передали господину Ростокину тот компьютер, что установлен у него в квартире? Какие неизвестные на современном этапе изменения в него внесены и что они собой представляют? Является ли данная аппаратура секретной, и если да – на каких именно основаниях нарушен режим?

Это я так, в первом приближении, на самом же деле вопросов может быть гораздо больше. Но самое главное – мы все потеряем драгоценное время, последствия чего могут быть… Я не специалист в вашей области, но в своей – да, поэтому скажу попросту – я вижу их катастрофическими.

– Вы сказали – до вчерашнего дня Игорь был жив и здоров. А где он сейчас? Почему мне даже не звонил с минувшего лета? Исчез, будто снова в космос улетел. Но я бы знал…

– Очевидно, у него были обстоятельства. Те самые, которые заставили меня к вам обратиться. Так поможете? – взял быка за рога Суздалев. – Всего и нужно, что проехать к нему на квартиру и на месте нам кое-что объяснить, подсказать. В час-другой мы, надеюсь, уложимся…

– Хорошо, поехали…


Скуратов встал, открыл известный ему бар, скрытый внутри большого средневекового глобуса, достал бутылку, две рюмки.

– Мне не надо, я на службе, – предупредил его Суздалев.

– Как хотите. Я кофе просил, – напомнил академик.

Георгий Михайлович приоткрыл дверь.

– Анатолий, сообрази кофе. Две чашки по-турецки… Или желаете капуччино? – тоном радушного бармена спросил он у Скуратова.

– Пойдет по-турецки. Пусть несет весь кофейник, чувствую, разговор будет долгий и нелегкий.

Ни один из сортов сигар, имевшихся у Ростокина, Скуратова не устроил, он достал из внутреннего кармана домашнего твидового пиджака свою, в герметичном алюминиевом пенале.

– Итак, – после тщательно соблюденной процедуры раскуривания сказал академик, – Игорь последний раз связывался со мной в конце лета. Я тогда был в Антарктиде…

– Из Москвы звонил или из Калифорнии?

Скуратов взглянул исподлобья, презрительно пыхнул дымом.

– Вы уже тогда за ним следили?

– Не следили, наоборот. Прикрывали. Он невольно попал в очень непростую ситуацию, совершил несколько ошибок, и жизни его угрожала нешуточная опасность.

– Хорошо, верю. Из Калифорнии. Мне он тоже, не вдаваясь в подробности, сказал, что положение сложное, но надеется выкарабкаться. И еще он хотел знать, когда я буду в Москве…

– И с тех пор – все?

– Все.

– Искать не пробовали?

– Пробовал. Безрезультатно.

– А чего же куда следует не обратились? Пропал, мол, человек и так далее. Друг любимый все-таки.

– По причине очевидной бесполезности. Я давно знаю, что Игорь не только журналист, он связан со службой безопасности Космофлота. Эрго – в случае чего они сами способны его отыскать, и лучше, чем обычная полиция. Если б нашли живым – он бы со мной немедленно связался. Нет – сведения так или иначе просочились бы. Из чего я сделал вывод, что он, скорее всего, продолжает выполнять очередное задание. В любом случае я ничем помочь ему не мог. К тому же, как я догадался, ваше ведомство с якобы неограниченными возможностями тоже ничего не добилось. Следовательно, с точки зрения логики моя позиция безупречна.

Скуратов не стал докладывать генералу, что именно сказал ему Игорь, и о переданном Ростокиным по внепространственной связи кристалле с очень важной, по словам Игоря, информацией.[14] Раскодировать его он не стал, хотя поначалу и пообещал немедленно сделать это. Вмешались определенные личные соображения. Решил, что посмотрят вместе, когда Игорь вернется. Убрал в сейф, где он так до сих пор и лежит. Вот если друг через три года не объявится, тогда, согласно закону, можно будет взглянуть, что там за грандиозное открытие зашифровано. Интереса к другим наукам, кроме собственной, Виктор не испытывал. К биологии в том числе. Тем более друг – известный фантазер, натура увлекающаяся. Сегодня одним, завтра другим…

Суздалеву позиция академика показалась странной. Наверняка что-то недоговаривает.

– В какой-то мере вы правы. Только все обстоит гораздо увлекательнее, чем банальные игры разведок и контрразведок…

Анатолий принес кофе, разлил по чашкам. Взглядом спросил, не нужен ли еще зачем, и тихо удалился.

Скуратов неторопливо, как ликер, выцедил водку, запил глотком кофе.

За это время Суздалев решил, что вряд ли стоит ограничиваться лишь консультацией по поводу компьютера. Следует раскрыть все карты и привлечь академика к работе по полной программе. Раз уж решили мобилизовать все силы на борьбу с неведомым. Да и фактор личной заинтересованности должен сыграть свою роль, ему ведь будет предложена задача, о которой до сих пор в научном мире ни одна душа понятия не имеет. По крайней мере, не рассматривает идею сопряжения параллельных миров как проблему сегодняшнего дня.

Георгий Михайлович усмехнулся про себя: специалист такого класса на службе управления – это круто! Маркина в данном случае он легко обходит на повороте. И тут же себя одернул. Чертова привычка мыслить категориями соперничества. Они же договорились с адмиралом о честном сотрудничестве. А насчет этого академика… Судя по его внешности и манерам, скорее он заставит обе конторы работать на удовлетворение своего любопытства.

Приняв окончательное решение, Суздалев коротко, почти языком военного рапорта, изложил события последнего полугода, связанные с персоной Ростокина. Не задерживаясь на сути загадочного «Фактора Т», основное внимание уделил своему общению с посланцами параллельного мира, их таинственным появлениям и исчезновениям, обрисовал, со слов Новикова, идею «химеры», ее возможного схлопывания, а также и Ловушек Сознания. Упомянул о «селигерском инциденте» и последнем визите Ростокина и Шульгина.

Скуратов весьма удивил генерала своей способностью слушать, людям его круга и образа мыслей не слишком свойственной. Не перебивать в самых интересных местах, не задавать промежуточных вопросов – деловых и риторических. То есть он желал получить информацию в том виде, как ее воспринял непосредственный наблюдатель. А трактовкой и препарированием имеющихся сведений можно будет заняться на следующем этапе, предварительно сформулировав гипотезу исследования.

– Таким образом, Виктор Викторович, непосредственным поводом для обращения к вам послужил вроде бы малозначительный факт – наличие в распоряжении фигурантов дела аппаратуры, поставившей в тупик наших специалистов. Очень неплохих, смею заметить. Со своей работой они справлялись вполне. На уровне задач, имевшихся до последнего времени, вопросов к ним не возникало. Но то, что они не смогли выяснить простейший, на мой непросвещенный взгляд, вопрос – каким образом были взломаны самые совершенные из существующих защитных систем, проходящие по разряду «строго секретных» и «особой важности», – заставило меня лично заняться этим делом. Хотя оно, в принципе, слишком мелко на фоне вопросов, которые я поставлен решать… Я имею в виду именно «компьютерную составляющую». Раньше мне просто не приходило в голову…

– Достаточно, – поднял руку ладонью вперед Скуратов. – Значит, ваши инженеры не смогли отследить машину, с которой ломали защиту. А вы, к компьютерам никакого отношения не имеющий, все же установили ее местонахождение?

– Так это же совершенно разные вещи! И методики. Что тут думать-то? Я просто знал, в отличие от моих сотрудников. На связь выходил Ростокин, единственное место его постоянного проживания – вот оно. Сели, приехали и все увидели. Вот если бы он работал с любого другого адреса, получился бы удар в пустоту. И вы бы сейчас занимались своими предпраздничными хлопотами или научными размышлениями…

– А вы? – с долей любопытства спросил Скуратов.

– Прорабатывал бы другие версии. Божьи мельницы мелют медленно, но верно. Иногда случается, что жернова ускоряют ход. Что мы и наблюдаем в данный момент.

– Понятно-понятно… – Академик стряхнул белоснежный столбик пепла с сигары, докуренной на две трети. Он отчего-то совершенно не хотел говорить на тему параллельных миров и отношения к ним Ростокина. Принял к сведению, и все.

– Хочу вас предупредить, – заметил Суздалев, разворачивая кресло, – все, что вы сможете найти, автоматически является секретным. То есть вся информация, начиная со дня возвращения Ростокина в Москву из последней экспедиции и по текущий момент. И вы ее обязуетесь предоставить мне, также на основе строгой конфиденциальности. О вашей причастности к делу будем знать только я и вы.

– Разумеется и безусловно. При всей моей отдаленности от людей вашей профессии, вы мне внушаете странное доверие. Что касается фактографии… Мои по этому поводу рассуждения и мысли засекречиванию, увы, не поддаются. Кроме того, если я захочу, могу, например, стереть всю содержащуюся в памяти машины информацию, предварительно перекачав ее на другой компьютер. И вы никогда и никаким способом не сможете доказать, что она здесь когда-нибудь была. Я понятно выразился?

– Вполне. Что же касается неприязни, которая сквозит в вашем тоне, она, мне кажется, свидетельствует о вашей недостаточной информированности. Или – глубоко скрытом детском комплексе. Ни к одной из служб, чем-то когда-то вас травмировавших, я не имею никакого отношения.

– Как вы можете судить о том, чего не знаете? – равнодушно спросил Скуратов. Именно – равнодушно, ни малейшего намека на эмоции с любым знаком.

– О чем не могу – судить не берусь, но сейчас говорю с полным на то основанием. При случае мы сможем обсудить эту тему отдельно.

– Как получится… Но сейчас я сделаю то, о чем вы просите. Считайте это моим капризом. Ну, давайте наконец посмотрим, что тут у нас с компьютером, – предложил он, пересел к терминалу и включил питание. Экран монитора засветился, и академик с почти недоступной для человеческого взгляда быстротой забегал пальцами по основной и двум дополнительным (как у оргáна) клавиатурам. Следить за его действиями было бессмысленно, а главное – утомительно. Георгий Михайлович вышел в кухню, где за пустым чаем скучала его и не его оперативная группа.

– Ты, Анатолий, останься пока, и вы тоже, – обратился он к старшему инженеру. – Остальные свободны.

Руководитель охраны Скуратова подскочил. Думал, что здесь он что-нибудь значит. И право на какое-то слово имеет. В окружении очень милых людей, едва на капитанские чины тянущих. Возможно, и значил на своих уровнях. Обижать его никто не собирался.

– Как, получился разговор? – спросил Суздалева полковник, когда они вышли на балкон. Внизу расстилалась заснеженная Москва, вовсю готовящаяся к очередному празднику. В парке, окружающем «Славянскую беседу», одетые в красные рубахи и русские сапоги служители украшали живые елки, складывали дрова для новогодних костров перед теремами.

В воздухе почти на уровне глаз кружили стаи черных галок. Сквозь кисею медленного снегопада просверкивали золотом купола церквей. По бульвару вереницей скользили сани, запряженные парами и тройками лошадей. На всю праздничную неделю градоначальник запретил въезд в пределы Бульварного кольца механического транспорта. За исключением трамваев, которые продолжали бегать по своим рельсам, никак не портя облик исторического центра. Только прижавшиеся внизу к тротуару машины Суздалева слегка выбивались из общей патриархальной картины. Но на эту серию номеров, ничем вроде бы от остальных не отличающуюся, власть градоначальника не распространялась.

– Разговор? Нормально. Когда ты отучишься, Анатолий, задавать необязательные вопросы?

– Так Георгий же Михалыч! – почти с отчаянием возопил полковник, не повышая, впрочем, голоса. – Строевик я по образованию и натуре. Не учили меня с детства и до сих пор не научили вашей психологии. Что думаю, то и говорю. Вы меня лучше в войска отчислите. Там куда проще.

– Кому проще? Тебе, само собой, проще будет. Сделаю я тебя завтра командиром дивизии – вот там и развернешься. Круглые сутки сможешь говорить что думаешь, а поручики и капитаны будут тебе в рот смотреть и каблуками щелкать. И ни один ротный к тебе не подойдет, чтобы накоротке мнениями обменяться или узнать, а что там в штабе корпуса новенького слышно…

– Прошу прощения, – через силу ответил Анатолий. Он сообразил, что начальник очень, очень не в духе. Общение с академиком далось ему труднее, чем предполагалось. Вот только по какой именно причине?

– Да о чем ты? Всегда пожалуйста. Я же не о себе, я о тебе забочусь. Мастер-класс провожу, как деятели искусств любят выражаться. Помнишь Марка Твена? Где-то он написал: «Когда мне было восемнадцать лет, мой отец был дурак дураком. После тридцати я заметил, что старик здорово поумнел».

Смеяться Анатолию не захотелось. Достаточно его сегодня повоспитывали, хотя, если внимательно разобраться, день выдался на редкость удачный. По прошествии времени мелкие неприятности забудутся, а вот от факта, что это именно он разыскал Скуратова и весьма приблизился к разгадке давно зависшего дела «репортера», – никуда не денешься. И Георгий Михайлович такие вещи помнит.


Скуратов, естественно, знал эту лично им переконструированную и модернизированную машину досконально. Несколько лет назад пришла ему в голову такая фантазия – сделать Игорю хороший подарок ко дню рождения. Тот уже успел достаточно прославиться на ниве авантюрной журналистики, земной и космической. А что для журналиста главное? Сбор и обработка информации. Желательно – эксклюзивной, то есть оригинальной и для большинства населения малодоступной. Где ее можно раздобыть? Да где угодно, если знаешь, что именно искать. А для грамотного поиска, кроме собственных мозгов, нужен вспомогательный инструмент. У Виктора таковой как раз имелся. В его институте недавно собрали четыре экспериментальных компьютера, с совершенно оригинальной, доселе не применявшейся архитектурой. Обкатали их, посмотрели, что хорошо, что плохо, и занялись следующим поколением, совмещающим в себе достоинства предыдущих вариантов. Прототипы же, как это часто бывает, оставили в лабораториях для всяких вспомогательных нужд и специфических развлечений. Гороскопы, к примеру, немыслимой точности для друзей и подруг составлять, с ежедневными рекомендациями и прогнозами на всю предстоящую жизнь, или новые игры, вроде многомерных шахмат, придумывать.

Нигде эти модели не были оприходованы и ни за кем конкретно не числились. Вот Скуратов и занялся. Лично кое-что убрал, кое-что добавил, исходя из грядущего предназначения аппарата, приказал ребятам из демонстрационного отдела изготовить приличного дизайна корпус, написал инструкцию для пользователя и в нужный день торжественно вручил.

Познакомившись с возможностями компьютера (сотой их частью, если быть точным), Ростокин был вне себя от счастья.

О том, что он какие-то государственные правила и установления нарушает, передавая постороннему, так сказать, человеку секретную (с общепринятой точки зрения) технику, потенциально куда более опасную, чем колба с новым штаммом смертоносного вируса или ящик экспериментальной взрывчатки с не до конца изученными свойствами, Виктор не задумывался. Такой у него был склад ума, благодаря которому он и заработал Нобелевскую премию: полное пренебрежение любыми «авторитетными мнениями», предрассудками и так называемым «здравым смыслом». И это распространялось не только на фундаментальные науки.

Плюс имели место дружеские чувства, связывавшие его с Ростокиным с детских лет. Скуратову просто в голову прийти не могло, что Игорь распорядится подарком каким-то неподобающим образом.

Так оно на самом деле и было, вплоть до сегодняшнего дня.

И совершенно неизвестно, согласился бы Скуратов помогать этому разведчику, или контрразведчику, черт их всех разберет, старавшемуся выглядеть деликатным и образованным, если бы не услышанное от него утверждение о наличии параллельных миров. Не гипотетических, вроде домыслов Эверетта и его последователей, а вполне материальных, в которые можно уходить и возвращаться, словно в соседнюю комнату, да вдобавок свободно перемещать туда и оттуда артефакты гарантированно нездешнего происхождения.

В том, что Георгий Михайлович говорит правду, академик не сомневался. Истину ото лжи логику его уровня отличить не сложнее, чем свет от тьмы. И для того, чтобы лично познакомиться с соседями по разуму, помощь этого генерала наверняка потребуется. Банально выражаясь, они теперь в одной лодке, и понапрасну портить отношения не стоит.


Виктор Викторович действительно предпринимал попытки разыскать друга, используя единственно разумную и эффективную схему поиска, по оставляемым человеком электронным следам. Если человек жив и не заперт в одиночную камеру, наглухо отрезанную от мира, он с этим миром волей-неволей взаимодействует. Ему начисляется жалованье по основному месту работы, он получает и отправляет какие-то сообщения, пользуется транспортом и так далее. Скуратов проник в самую глубину сети, вне которой современный человек существовать просто не может.

Безрезультатно. После Сан-Франциско ниточка оборвалась. На самом деле бесследно. Больше нигде Ростокин и его подруга с этим миром не соприкасались. И ничего тут удивительного, если из Америки они сразу же удалились в другой.

Выставленные Игорем пароли и блоки Скуратов обошел, не задумываясь. Имелась для того специальная опция, встроенная так, на всякий случай. На такой, например, как этот. Затем включил еще одну подпрограмму, тоже собственноручно разработанную. Компьютер даже в «спящем режиме» продолжал трудиться, перерабатывая, рекомбинируя, соответствующим образом осмысливая задачи, которые ему приходилось решать по командам пользователя, привлекая, в случае необходимости, дополнительные данные, которые самостоятельно добывал во время сеансов. Не зря же он был настроен на использование всех известных человечеству (на момент его создания) логик, умел решать, «по заказу пользователя», любые апории и антиномии,[15] приводя ответы в соответствие со способом своего мышления.

Виктор собирался научить Ростокина пользоваться этой способностью компьютера, что наверняка придало бы его творениям особый, никому больше из коллег-журналистов недоступный, шарм. Да как-то сразу не успел, а потом вообще забыл, увлеченный другими идеями.

Слишком далеко в прошлое Виктор погружаться не стал. До последней звездной экспедиции Ростокина они встречались достаточно регулярно, и ничего там необычного не было. Все началось после возвращения Игоря в Москву. Вот он появился дома, включил машину. Вот ввел задание на поиск Аллы по всем следам, которые она могла оставить в пределах цивилизованной части планеты, там, где вообще имеются хоть какие-то электронные устройства, связанные с мировой информационной сетью.

Значит, нужно понимать так – она его не встретила и на обычные вызовы не отвечала. Друг, естественно, запаниковал. Бесследное исчезновение человека в нынешней Москве – вещь достаточно редкая. Если только она не решила бросить Игоря и сбежать с любовником на край света. По поддельным документам. В пользу этого предположения или чего-то подобного говорило то, что последние фиксированные данные на Аллу Одинцову относились к дате, на две недели предшествовавшей прилету Ростокина. Тогда она взяла у себя в институте очередной отпуск, положенным образом зафиксированный в отделе кадров, и получила чек на вполне приличную сумму. После чего – силенциум![16] Она не пользовалась банкоматами, компьютерами, сетевыми коммуникаторами, не приобретала билетов на любые транспортные средства, что, конечно, было достаточно странно. Игорь задал компьютеру еще несколько команд, касающихся чисто практических вопросов, после чего отключился.

Затем в течение недели он еще два раза засветился, снимая деньги с банкомата в Москве и оформляясь в отеле «Вайкики» на Гавайях, и последний – при передаче кристалла по внепространственной связи. После чего – исчез. И вот вчера объявился. Активизировал компьютер и сразу же начал ломиться на сверхзащищенные линии СБКФ. Пробился, что делает ему честь, зря времени не терял. Виктор заметил, что кое-какие элементы команд, использованных Ростокиным, отличаются от тех, что сам он ставил на машину. И при этом они оказались полностью совместимы с основным программным массивом. Очевидно, что Игоря учил кто-то еще, не уступающий самому Скуратову в подготовке. А возможно, и превосходящий, судя по изяществу решений. Одного этого было достаточно, чтобы поверить во все остальное, изложенное Суздалевым.

Сохраненная в долговременной памяти запись разговора с начальником службы безопасности Космофлота окончательно развеяла сомнения, если бы они еще оставались. Вел переговоры не Игорь, другой человек. Манера разговора, построение фраз, интонации, психологический рисунок диалога – все это не оставляло сомнений, что он не отсюда. Большинство людей этого бы просто не заметили, но специалисту-то очевидно.

Нормальная, может быть, слегка непривычно стилистически окрашенная русская речь, и не более того. Так иные граждане и господа с высоких трибун и экранов дальновизоров сплошь и рядом несут такое, что и к забору не прислонишь. И это даже не касаясь содержания, где все было сказано простыми и прямыми словами, с позиции человека, для которого все здешние власти, обычаи и нормы субординации – ничто. Ни малейшего намека на грубость, диктат, пренебрежение, не то что при переговорах европейцев с туземными царьками, а просто – абсолютное сознание своей силы и отстраненности. В том смысле, что я могу и хочу вам помочь, но право выбора оставляю за вами. Я уйду, а вы останетесь наедине со своими проблемами.

Таким примерно образом расшифровал Скуратов скрытый смысл поведения человека, назвавшего себя Шульгиным. И ему нестерпимо захотелось с ним встретиться. Если уж Игорь сумел стать ему если не другом, то почти равноправным партнером, сколько же интересного сумеет извлечь из общения с таким и подобными ему людьми он сам!

А компьютер продолжал воспроизводить запись вчерашней ночи.

Пока что ничего интересного, и вдруг!

Всеми доступными ему средствами компьютер засигналил, что произошло нечто экстраординарное, выходящие за все предписанные рамки и нормы и в то же время остававшееся внутри сферы технически и логически допустимого. Как будто сам его крюгеритовый псевдомозг попал в капкан антиномии, решить которую не может, несмотря на то что для этого и создан.

В машину была введена команда, которую она не знала и знать не могла, выходящая за пределы познаний самого Скуратова, и все же она ее приняла!

На этом следовало остановиться и немного поразмыслить.

Вот она, на экране, двадцатизначная формула. Совершенно ничего не говорящая академику, хотя он до сих пор был непоколебимо уверен, что знает о языках программирования, даже самых экзотических, абсолютно все. На всякий случай переписал сочетание цифр и знаков в блокнот – это надежней, чем доверять ценные сведения электронной записной книжке. На досуге можно попытаться поработать с этой командой. Кажется, нечто вроде формулы нейро-лингвистического программирования, предназначенной не для человека.

Но сейчас-то что делать? Встать и уйти, пообещав Суздалеву сообщить результат, если он вообще будет, когда-нибудь позже?

А как быть с неутолимым научным любопытством, прямо-таки распиравшим его изнутри?

После введения этой формулы машина не зафиксировала больше ничего. Почти ничего. Виктору удалось очередным обходным маневром узнать, что в течение полутора секунд произошло соединение с «неустановленным сетевым узлом», и связь продолжалась один час сорок три минуты двенадцать секунд. После чего прервалась по команде «Выход», введенной пользователем. При этом получалось так, что за полтора с лишним часа ни единого байта информации по установленному каналу прокачано не было. Ни в ту, ни в другую сторону. А это уже ни в какие ворота… Интеллектуальная и техническая мощь тех людей просто непредставима.

Еще через двадцать минут, уже по стандартной команде, отсюда были переданы два письма на известные адреса: космофлотовский и другой, безусловно принадлежащий Суздалеву.

Самое простое – повторить то, что проделал вчера Ростокин или его напарник, что вероятнее. Ничего страшного, очевидно, не произошло, если после этого они оставались здесь и писали прощальные письма. А только потом исчезли. Куда и как – тоже вопрос интересный. Могли самым простым образом – через входную дверь. А могли и не простым.

Поколебавшись, закурив вторую сигару, Скуратов все же набрал на клавиатуре таинственную команду. Включив на всякий случай функцию «кнопка мертвого человека». Если с ним что-нибудь случится или просто сеанс пойдет не так, палец он успеет убрать, или тот сам соскользнет, машина тут же отключится, все установки вернутся «на ноль»…