Глава 1
Четвертого сентября, в десять часов утра, спустя месяц после трагедии, в доме Дарио Костанцо раздался звонок, хотя он боялся, что это уже никогда не произойдет.
– У меня новости, синьор. – Это был Артуро Перуцци, главный невролог, который наблюдал Мейву. – Сегодня утром ваша жена вышла из комы.
По тону врача Дарио понял, что дальше не последует ничего хорошего. За последние несколько недель он достаточно узнал о том, какими разнообразными и тяжелыми могут быть последствия травм головного мозга, а потому считал, что готов ко всему.
– Но? Ведь существует некое но, не так ли, доктор?
– Вы правы.
Дарио не сомневался, что готов услышать правду, какой бы она ни была, но на деле все оказалось иначе. Перемотанная бинтами и утыканная множеством трубочек, поддерживающих ее жизнь, Мейва совсем не походила на ту женщину, какой она была до аварии.
Красивая. Изящная. Элегантная. Солнечный лучик. Его солнечный лучик. А что теперь? Дарио сел за стол, побаиваясь, как бы эта новость не выбила землю у него из-под ног:
– Говорите.
– Есть все предпосылки для полного физического выздоровления, хотя сейчас она еще крайне слаба. При правильном лечении синьора совсем скоро сможет выписаться домой. Но сильно поврежден мозг.
– О боже, только не это! Лучше бы она умерла, чем…
– Не драматизируйте. Это достаточно распространенное осложнение после такой травмы. Кстати, оно не настолько серьезно, как вам может показаться.
Дарио прокручивал в голове самые безнадежные варианты, не беря в расчет оптимистичные прогнозы. Наконец он снова прислушался к размеренному голосу врача и спросил:
– На что вы намекаете?
– Я ни на что не намекаю, синьор. Я констатирую, что у вашей жены ретроградная амнезия. Проще говоря, она не помнит события недавнего прошлого.
Перуцци колебался долю секунды, но и этого хватило, чтобы пробудить в Дарио его худшие страхи.
– Насколько недавнего?
– Это и делает данный случай не совсем обычным. Как правило, при ретроградной амнезии пациент не в состоянии вспомнить события, произошедшие непосредственно перед травмой. А у вашей жены амнезия охватывает более длительный период. Мне искренне жаль, но, похоже, она совсем не помнит вас и совместную жизнь с вами.
Психогенная амнезия… истерическая амнезия… Месяц назад Дарио понятия не имел, что означают эти слова. Зато теперь они были слишком хорошо знакомы ему.
– То есть вы предполагаете, что ее амнезия вызвана психологической травмой, а не физической?
– Скорее всего, так, – согласился врач. – Но что бы ни было причиной, в таком состоянии пациенты редко остаются навсегда. Со временем к вашей жене память вернется практически полностью. И это хорошая новость.
– Как скоро это случится?
– Не могу сказать. И никто не может. Существует вероятность того, что синьора вспомнит все, как только попадет в знакомую обстановку. Но, скорее всего, ей придется восстанавливать прошлое по вспышкам воспоминаний, возникающим вразброс. Это может занять не одну неделю. Вы ничего не добьетесь, пытаясь заставить жену вспомнить что-то. Так вы только ухудшите ее состояние. И это подводит меня к сути нашего разговора, синьор Костанцо. Мы сделали все, что могли. Теперь ваша очередь.
– Но как?!
Вопрос «как?» преследовал его весь месяц, требуя ответов, которые никто не мог дать. Как Дарио не понял, насколько глубоко она не удовлетворена? Как после стольких взаимных клятв Мейва посмела выбрать другого? Как не верила в него, своего мужа?
– Терпение – ключ к успеху. Заберите ее домой, но не окружайте сразу толпой незнакомцев. Пусть она почувствует себя в безопасности рядом с вами.
– Как же я сделаю это, если она даже не помнит меня?
– Как только синьора окрепнет, мы расскажем ей о вас. У нас нет выбора. Вы ее единственный ближайший родственник, а ей необходимо знать, что она не одинока в этом мире. Из памяти синьоры выпал год жизни. Любому тяжело справиться с этим. Пусть она увидит, что вы заботитесь о той девушке, какой она себя помнит. А когда она станет вам доверять, постепенно знакомьте ее с остальными членами семьи.
– Так уж получилось, что один из членов нашего семейства – ее семимесячный сын! Как вы предлагаете поступать с ним все это время? Сделать вид, будто это ребенок повара?
Даже если врач и уловил его сарказм, то виду не подал.
– Спрячьте его, – посоветовал он. – У вас есть сестра, да и родители живут поблизости. Уверен, кто-нибудь из них присмотрит за малышом.
– То есть обманывать ее? Как это ей поможет?
– Чувство вины из-за того, что она не помнит своего малютку, причинит ей неизлечимые эмоциональные травмы. Забыть момент рождения своего ребенка противоестественно для любой нормальной матери. Из всего, что произошло за последний год вашей совместной жизни, этот вопрос самый деликатный, и очень важно, как вы справитесь.
– Я понимаю. Что-то еще?
– Да. Первое время она будет вам женой только формально. Не ожидайте от нее большего. Близость и все, что с ней связано… Не забывайте, вы для нее – совершенно незнакомый мужчина, и эту тему пока лучше обходить.
Великолепно! Единственное, с чем у них все было в порядке, оказалось под запретом, к тому же он должен сплавить Себастьяна родственникам.
– Могу я что-нибудь сделать, чтобы помочь ей? Ну, кроме того, что буду спать в соседней комнате и отошлю подальше нашего сына?
– Конечно, можете, – ответил Перуцци. – Ваша жена потеряла память, но не мозги. У нее обязательно возникнут вопросы. Отвечайте на них правдиво, но не говорите больше, чем она спросит. Другими словами, не пытайтесь форсировать события. Представьте, что каждый, даже самый незначительный факт – это кусочек мозаики. Когда таких кусочков будет достаточно и они займут свои места, остальное она сможет добавить самостоятельно.
– А если ей не понравится то, что она узнает?
– В таком случае важно, чтобы вы сохраняли спокойствие и не прекращали поддерживать ее. Синьора должна чувствовать, что может положиться на вас, что бы ни случилось в прошлом. Мы сможете сделать это?
– Да, – глухо сказал Дарио. Разве у него был выбор? – Я могу увидеть ее?
– Не имею права запретить вам, но я против. Физически она уже достаточно восстановилась, однако ваше появление скорее замедлит процесс, чем поспособствует выздоровлению. Вы и так проведете вместе всю жизнь, восстанавливая ваши взаимоотношения.
– Я понимаю, – повторил Дарио, хотя это было совсем не так. – Спасибо, что нашли время для разговора со мной в вашем плотном графике.
– Я сделал это с огромным удовольствием. Хотел бы я, чтобы все семьи моих пациентов были столь же мужественны. Я позвоню, как только ваша жена будет готова вернуться домой. А пока все врачи, наблюдающие синьору Костанцо, с радостью ответят на любые ваши вопросы. До свидания, синьор Костанцо, и всего хорошего.
– До свидания, и большое спасибо.
Вернув телефон на его законное место, Дарио печально побрел к окну. Прямо напротив его кабинета раскинулся красивый сад. Там под навесом сидела и напевала колыбельную своему воспитаннику Мариетта Павиа, молодая нянечка, которую он нанял специально для Себастьяна. То, что жена могла забыть мужа, к которому она, мягко говоря, охладела, еще можно понять. Но каким образом воспоминания о первых родах начисто стерлись из сердца и памяти матери?
За его спиной прозвучал интеллигентный властный голос и прервал его размышления.
– Я услышала достаточно, чтобы понять, что ее состояние изменилось.
Дарио повернулся лицом к матери. Ее черные волосы были красиво уложены, льняное платье светло-бежевого цвета идеально облегало точеную фигуру, и только неправильной формы жемчуг на шее и в ушах выделялся на фоне абсолютно правильных линий. Селеста Костанцо в свои шестьдесят пять выглядела на двадцать лет моложе.
– Ты оделась так, будто решила взять штурмом Ми лан, а не отдохнуть на островах, мама, – заметил Дарио.
– Если я не выхожу в свет, это еще не повод махнуть на себя рукой. И не уходи от темы. Какие новости?
– Мейва вышла из комы, и врачи полагают, что она полностью поправится.
– Значит, она будет жить?
– Хотя бы постарайся изобразить радость, – сказал он сухо. – Она, в конце концов, мать твоего внука.
– Она – полная катастрофа, и я не понимаю, почему ты продолжаешь ее защищать после того, что произошло.
– В этом-то и дело, мама. Мы можем только догадываться, что случилось на самом деле. Из тех двоих, которые знали истину, один мертв, а другая потеряла память.
– Ах вот оно что! Теперь она притворяется, что не помнит, как бросила тебя, прихватив с собой твоего сына? – Селеста презрительно сжала губы. – Как удобно!
– Что за нелепость! Тебе известно, что это не так. Мейва сейчас физически не в состоянии хоть как-то играть на публику, но даже если бы это ей удалось, вряд ли она смогла бы провести опытных врачей.
– То есть ты купился на их диагноз?
– Да, и тебе советую.
– Боюсь, у меня не выйдет, сынок.
– Я советую тебе пересмотреть это решение, если, конечно, ты хочешь, чтобы тебя по-прежнему принимали в этом доме, – сдержанно проговорил Дарио.
Селеста побледнела:
– Что ты себе позволяешь? Я твоя мать!
– А Мейва до сих пор моя жена.
– Надолго ли? Может, до тех пор, пока она снова не решит сбежать от тебя? Или пока ты не найдешь своего сына на другом конце земного шара рядом с чужим мужчиной, которого он будет называть своим отцом? Скажи, Дарио, что заставит тебя прозреть и увидеть, какого сорта эта женщина?
– Эта женщина родила мне сына! – Дарио вышел из себя, готовый выплеснуть на мать весь гнев, который накопился за эти недели. – И будь добра, воздержись от перечисления ее недостатков как жены и матери.
Не сдвинувшись с места, Селеста заявила:
– Я думаю, мне не придется. Она справится с этим сама.
Все старательно отвлекали ее, когда она задавалась вопросом, кто же оплачивает все счета и присылает ей цветы. Все, кроме одного нерадивого помощника, который только и успел неосторожно проронить «он», за что жестоко поплатился. Старшая медсестра наградила его испепеляющим взглядом, который мог бы растопить целый айсберг.
Кто «он»? Мейва хотела было настоять, но, чувствуя, что здесь ей не пойдут навстречу, просто спросила:
– Я хочу знать, куда я поеду после выписки?
– Конечно. – Медсестра говорила с ней тем успокаивающим тоном, которым обычно разговаривают с детьми. – Вы вернетесь туда, где жили раньше, туда, где вас ждут любящие люди.
Где бы это ни было!
За несколько дней до выписки ей сказали, что она отправится на Пантеллерию, где останется до полного выздоровления. Мейва никогда не слышала об этом месте.
– Кто там будет? – поинтересовалась она.
– Дарио Костанцо.
О нем она тоже никогда не слышала.
– Ваш муж, – объяснили ей.
Эта новость отбила у нее всякую охоту расспрашивать дальше.
И вот черный лимузин ожидает ее у входа. Весь персонал столпился вокруг машины, желая ей кучу всевозможных благ.
– Мы будем скучать! – кричат они хором, улыбаясь и махая руками. – Заглядывайте в гости, когда будете поблизости! Но в следующий раз по своей воле!
Все эти дни Мейва ничего не желала так сильно, как освободиться от их круглосуточной опеки. Но вдруг она почувствовала, что боится уезжать. После аварии медперсонал был единственной ее зацепкой, ее настоящим. Целая глава из книги жизни была утеряна. То, что ей предстояло прочитать эту главу заново и познакомиться с мужчиной, за которым она, по всей видимости, была замужем, должно было бы радовать. Но все это, напротив, нагоняло на женщину ужас.
Неверно истолковав тревогу пациентки, молоденькая медсестра, провожавшая Мейву до аэропорта, сочувственно взяла ее за руку:
– Не тревожьтесь, я прослежу, чтобы вы благополучно сели в самолет.
Мейву ужасала мысль, что ей придется смешаться с толпой. Она видела себя в зеркале и поняла, насколько изменилась. Несмотря на превосходное питание в клинике и долгие прогулки по залитым солнцем садам, она оставалась изможденной и бледной. Ее когда-то длинные густые волосы теперь были не больше десяти сантиметров и едва прикрывали неровный шрам над левым ухом. Одежда висела, словно Мейва потеряла около десяти килограммов или страдала от какой-нибудь неизлечимой болезни.
Кто же муж, если ее удостоили путешествия в такой роскоши, ее, девочку из рабочего района на востоке Ванкувера, дочку слесаря и кассирши в супермаркете?
Вспоминая родителей и их любовь к дочери, которая родилась спустя год после того, как они уже отчаялись завести детей, Мейва расплакалась. Если бы они были живы, она поехала бы к ним, в безопасный чистенький одноэтажный домик, спрятавшийся в тени кленовых деревьев. Недалеко от дома располагался парк, где семилетняя Мейва училась ездить на двухколесном велосипеде.
Мама суетилась бы вокруг нее и испекла бы ежевичный пирог, а отец снова сказал бы, как он горд, что ей удалось самостоятельно добиться успеха. Но они умерли: отец угас за считаные недели в шестьдесят восемь, мама – тремя годами позже. А маленький домик продали. И вот Мейва, устроившись в комфортабельном кресле до неприличия роскошного частного лайнера, держит курс туда, где ее ждут сплошные вопросы.