Глава 4
Владения Эндикоттов занимали большую часть южной половины маленького острова. Дорога, по которой ехала Ларисса, была крутой и извилистой. Высокие сосны, растущие по обеим ее сторонам, напоминали мрачных часовых. В ясные летние дни отсюда, несомненно, можно любоваться красивым видом.
Только когда она преодолела последний подъем, ее взору предстал величественный двухэтажный особняк на краю холма.
Ей было не привыкать к роскошным домам. Она жила в них всю свою жизнь. Однако, когда она сделала последний поворот, сбавила скорость и посмотрела на то, что Джек с небрежностью, присущей аристократам, называл «летним домиком» Эндикоттов, ее сердце забилось чаще.
Как и большинство сезонных жилищ состоятельных людей, этот дом не был безымянным. Он назывался «Скеттерипайнз».
Ларисса привыкла к полированным табличкам с названием у парадных дверей. Это тоже часть ее мира. Тогда почему она испытывает странное волнение?
Капли дождя барабанили по крыше и окнам ее взятого напрокат «доджа». Дворники не справлялись с потоками воды. Ларисса не знала, какая буря опаснее – эта с дождем и ветром или та, что бушует внутри ее.
Но она не могла себе позволить думать об этом сейчас. Нахмурившись, она остановила машину и уставилась через мокрое стекло на горделивый силуэт дома, вырисовывающийся на фоне темного неба.
Она не знала, почему остановилась и смотрит на «Скеттерипайнз» так, словно никогда раньше не видела внушительный старинный особняк. Словно она скромная провинциалка, впервые оказавшаяся в большом городе. Словно она не выросла в одном из самых фешенебельных особняков в Нью-Йорке. Наверное, все дело в уединенном местоположении этого дома.
«Скеттерипайнз» располагался на вершине холма передней частью к океану. Других домов поблизости не было. Внизу за холмами горели огни поселка, из которого она только что приехала.
Это был типичный особняк в викторианском стиле с внушительным фронтоном в центральной части и двумя симметричными приземистыми крыльями. Он находился в укромном местечке, в отличие от летнего дома Уитни на Клифф-Уок, на фоне которого так любят фотографироваться туристы.
Может, «Скеттерипайнз» и не такой большой, как дом Уитни, но назвать его «домиком» у нее язык бы не повернулся. Точно так же, как назвать Джека обычным мужчиной. Может, его вылинявшие джинсы и грубые ботинки и сбили ее на мгновение с толку, но вряд ли можно забыть о том, что он один из богатейших и влиятельнейших людей в стране.
Как ее собственный отец и все те люди, от которых она сбежала восемь месяцев назад, он очень опасен. Она приняла его приглашение и приехала сюда, хотя прекрасно знала, что одним ужином дело не обойдется. Ее никто не принуждал.
Наверное, она ведет себя как мотылек, летящий из темноты на яркое пламя огня.
Перед своим уходом Джек снова ее поцеловал. Когда он, тихо выругавшись, удалился, она еще долго не могла унять дрожь.
«Черт бы побрал Джека Саттона и этот дурацкий остров, с которого невозможно убежать», – подумала Ларисса, вдыхая хвойный аромат автомобильного дезодоранта. Она нисколько не сомневалась, что, если бы сегодня не приехала к Джеку на ужин, он бы сам ее нашел. Поэтому она решила, что лучше самой пойти в логово хищника, чем снова попасться в его когти в самый неожиданный момент.
Но кого она пытается обмануть? В какую сказку пытается заставить себя поверить?
Ларисса издала горький смешок.
Она дала себе слово, что больше не будет себя обманывать, даже если это ей поможет защититься от боли.
Ее в очередной раз охватил приступ стыда. Горло сдавило, кровь прилила к голове, под ложечкой засосало. Она так слаба. Разве она не получала доказательства этого много раз?
Она целых восемь месяцев прячется от своего прошлого, от самой себя. От старых друзей, привычек и скандалов. И она этим гордится.
«Посмотрите на меня. Я далеко от Манхэттена, и меня никто не узнает, – подумала Ларисса, запустив пальцы в свои короткие черные волосы, которые когда-то были длинными и светлыми. – Посмотрите на мою добровольную ссылку, на мою готовность прятаться от прессы. Я могу быть другой. Я могу измениться».
Она никогда была такой настоящей, как здесь, на тихом острове в штате Мэн. Несмотря на полное одиночество и душевные терзания, здесь она впервые почувствовала себя живой.
Затем в бар вошел Джек Саттон, человек из ее старой никчемной жизни, и восемь месяцев самокопания пошли коту под хвост. Увидев Джека, она поняла, что так ничему и не научилась.
Ее охватило отчаяние.
Как можно так плохо себя контролировать? Как можно рисковать душевным спокойствием ради человека из прошлого, который заставлял ее вести себя так, будто она была хуже, чем на самом деле?
Как она может оправдать свое присутствие здесь сегодня вечером? Как может добровольно скатываться в яму, из которой выбралась с таким трудом? Это первое испытание для обновленной Лариссы, и она с треском его провалила.
«Ты главное разочарование в мое жизни. Из тебя никогда ничего путного не выйдет», – пришли ей на память отцовские слова, и она, к своему ужасу, согласилась с ними.
Ларисса прижала пальцы к губам, словно это могло вернуть назад сорвавшийся с них тихий стон.
Она не должна этого делать.
Ларисса включила задний ход, но прежде чем смогла отпустить педаль тормоза, массивная входная дверь особняка распахнулась, и на переднюю часть подъездной аллеи упало световое пятно.
В дверном проеме стоял Джек. Он тут же поймал взгляд Лариссы, и внутри у нее все оборвалось. Она не могла дышать, ее сердце бешено колотилось.
Она знала, что должна уехать, пока не предала себя снова, но вместо этого повернула ключ и заглушила мотор.
Джек все это время наблюдал за ней, словно был полностью уверен, что она сделает так, как он хочет.
Ларисса возненавидела себя, потому что именно так и произошло. Вместо того чтобы завести мотор и уехать, она медленно вышла из машины и сделала большой глоток прохладного влажного воздуха. Оставалось лишь надеяться на то, что ее ноги не подкосятся и она не рухнет перед ним.
Дождь на время ослабел, в отличие от ветра, который словно напоминал, что зима уже не за горами. В воздухе пахло морской солью, мокрой хвоей и дымом. Свет, горящий в холле, манил войти внутрь, но Ларисса предпочла бы раствориться в вечернем мраке.
Джек не сводил с нее глаз. Ее притягивала к нему какая-то первобытная сила, и она не сопротивлялась, хотя он всегда причинял ей только боль. Но разве она когда-нибудь слушала голос разума?
Она сказала себе, что дрожит от холода, но, когда Джек одарил ее своей сексуальной улыбкой, поняла, что больше не может себя обманывать.
Джек хочет видеть ее поверхностной и легкомысленной. Ей придется сделать над собой усилие и предстать перед ним такой. Сделав глубокий вдох, она надела маску беспечности и пошла вверх по ступенькам навстречу ему.
– Никакого персонала? – спросила Ларисса, войдя в роскошный холл. Она двигалась элегантно и уверенно, несмотря на то что на ней был не наряд от-кутюр, а джинсы и водолазка. – Я потрясена до глубины души. Я думала, что представители таких великих семей предпочитают, чтобы их обслуживали, и они ни на секунду не забывали о своем величии.
– Вижу, ты знаешь об этом больше, чем я, – сухо ответил Джек.
Он встретился с ней взглядом, и у нее закружилась голова. Она поспешно отвернулась. Раньше ей не составляло труда притворяться. Даже с ним.
Он сменил футболку на бордовый кашемировый свитер и, даже несмотря на потертые джинсы, перестал быть похожим на рыбака. Наверное, причина в этом доме, в котором все указывает на то, кем он является на самом деле.
Сглотнув, Ларисса передала ему свое короткое двубортное пальто и темно-серый шарф, и он повесил их себе на руку, словно дворецкий.
– Я наблюдал за тобой, когда ты сидела в машине перед входом, – произнес Джек с еле заметной насмешкой. Его темные глаза при этом блестели. – Ты выглядела… – Он не закончил фразу. Ларисса заставила себя кокетливо улыбнуться. Если он увидел что-то странное в ее поведении, пусть думает, будто ему это показалось. – Ты передумала?
– Насчет ужина?
– И это в том числе.
Он убрал ее вещи в стенной шкаф, и она проследовала за ним по тускло освещенному коридору в гостиную. Чтобы не смотреть на мужчину, грациозно двигающегося перед ней, Ларисса изучала интерьер.
Многие потомки первых поселенцев, живущие в Новой Англии, относятся к своему богатству как к чему-то постыдному. Экономят на отоплении, ковры в их домах обычно выцветшие и изношенные. Ездят на недорогих практичных автомобилях до тех пор, пока те не приходят в полную негодность. Осуждают малейшее проявление расточительности и всячески стараются не привлекать к себе внимание. Пуританская этика у них в крови. Благотворительность для них не пустой звук.
Конец ознакомительного фрагмента.