Глава восьмая. Чрез берлогу в межмирье
Сынки Святобора более не появлялись ни на стволе дуба, пролегшего мостком чрез овраг, ни в иных местах, как и не слышалось больше перестука топоров аль копыт, вероятно, они и впрямь не желали встречи с Копшей, утащенное которым никогда не возвращалось владетелю. Посему спутники благополучно прошли по дереву и остановились ужо на ином берегу балки, разглядев поперед себя дремучий лес, где растущие с корявыми стволами, высоченные сосны кронами плотно смыкали небеса не пуская вглубь бора и малого света. Отчего внутри лесной дали стоял полумрак и витал разрозненный сизый пар, вроде только сейчас поднявшийся от каменки в бане. Саму землицу тут, насколько позволял взор, испещряли поваленные деревьями с вывороченными корнями, обвитые синими мхами валуны и частый валежник. Ни наблюдалось под соснами кустов, травы, али малой поросли, лишь плотные слои бурой хвои укрывали свободные клочки почвы, пучась там, в виде взгорков, будто наметанных туда. И казалось, тот бор возник ни от ветролома, а вроде как от давешнего пожара, оный сгубил деревья на корню и с тем даровал возможность взрасти младым в единый вздох. В лесу не слышалось пения птиц и окриков зверья, и даже дотоль многочисленные несекомые, то пищащие, то жужащие здесь примолкли, токмо изредка и вельми скоро пролетали мимо. А в вершинах деревьев редкостью слышалось кро… кро выкрикиваемое черными воронами.
Клубочек, лишь коснувшись землицы, сорвался вперед, пропав за мощным стволом сосны, чья тускло-красная с глубокими трещинами кора, смотрелась весьма облупившейся, особенно в нижней части. И тотчас Орей, словно он ноне стал старшим, а может только ощутил себя мужем, шагнул вперед да обойдя стоявшего Багреца, спрыгнув с дерева вниз, направился в след клубочка, на ходу молвив:
– Будя стоймя стоять, надобно идти, поелику ужоль вечереет.
И впрямь, мальчонка правильно заприметил, что по иную сторону балки, красно солнышко, миновав половину небосклона, клонилось к небозему, с тем принося в Явь вечер, а значит и ночь. Посему за отроком, проявившем смелость, немедля ступили Багрец, Алёнка, Копша и Бешава, намереваясь также как и он, не пущать в душу, аль то, что её заменяло, слабину.
А лес с каждым шагом становился все мрачней и мрачней, и лучи солнышка, ежели и пробивались сквозь высоко поднятую, дюже размашистую, крону моментально превращались в сине-серую дымку, словно курящуюся возле отвесно развернувшихся ветвей. Под ногами плотный бурелом мешал ступать, посему (точно разумно думающий) клубочек зачастую бежал по стволам. И благо, что дети, как и духи, были маленькими, поелику не могли продавить те давно прогнившие внутренности, кои от каждого шага ворчливо трещали, не редкостью снимаясь целыми пластами аль крошась в мелкую труху подошвами порабошней да сапожек.
Неожиданно, где-то в вершине сосны хрипло закаркали вороны, их будто шуршащие о воздух крылья наполнили стонами пространство под деревьями и вызвали скрип в ушах не только ребятушек, но и духов. Потому им в ответ не менее звонко отозвался, своим кор… кор, Копша, приглушив неприятное скрежетание слуха так, что Алёнка и Орей порадовались, что дедушка Доброхочий пристроил к ним вельми такого разумного духа.
– Просто-напросто Копша давнёшенько в Яви бытует, много долзе чем мы колтки, – пояснил, точно приняв на себя мысли ребятишек Багрец и тягостно передернул обоими ртами (на голове и на животе), да качнул своей круглой головой сверху густо увенчанной веточками бузины, где теребились от движения не только зеленые листочки, но и перекатывались черные ягодки, подыграв их звуком соударяющимся на пояске Орея бубенчикам.
– А бабушка Обрада говаривала, чё духи задолго людей в Яви родились, – тихонечко протянула Алёнка, как и ейный братец дивясь услышанному, да поглядывая на идущего позади нее чудного Копшу.
– В Яви духи не рождались, они сюдыка прибыли, кажный в свой срок, – отозвался Багрец ни на шаг, не отставая от ступающего поперед него отрока. – Токмо Копша явился ащё при первых людях, то мы колтки сверстники славян. Обаче будут иные времена и иные духи, кои придут в свой срок с юными богами и тем даруют вашему племени новые свычаи. Чай, ты слыхала Алёнушка як в прежний раз, гутарил Копша про духа, оный будят пособлять людям отворять все клады, кои дотоль были схоронены, – завершил реченьку старший колток, толкуя о том не абы вопросить, а всего-навсего изъяснить.
А глухие, непроходимые чащи вокруг по мере хода странников, вроде как легошенько менялись. Не то, чтобы сосны стали расти разобщенней, али тянуться кверху меньше, просто порой на их стволах была содраны кора, являя беловатую поверхность, а на валунах отсутствовал мох, словно ктой-то нарочно по ним прошелся, сняв верхний слой. Клубочек, в сумраке бора поблескивающий огнистыми зернятками света, нежданно вельми резво скакнул выспрь и вперед, да сойдя со ствола (по которому досель бежал), приземлился на округлый покрытый опавшей листвой бугорок. Больно так возвышающийся над остальной поверхностью землицы-матушки, и вроде прижатый с обеих сторон мощными поваленными стволами сосен.
Огромное устье в боковой стене бугорка было прикрыто сломанными ветвями, корягами и валежником, смыкая сам наклонно-отвесный лаз в берлогу кома. Клубочек всего толику времени скакал по крыше берлоги, а посем скользнув посредь ветвей, юркнул вглубь лаза, пропав с глаз долой, обаче не перестав блистать зернятками огня, ровно зазывая внутрь.
И ведомый тем светом Орей, пожалуй, чуточку вкусив мужества, смелости, разком спрыгнул со ствола древа, и, не дожидаясь спутников, широким шагом направился к прикрытому ветвями устью. Ухватив лапники и раскидав их в стороны, мальчоня ступил обеими ногами на приваленный к входу камень и заглянул внутрь берлоги. Узрев пред собой огромную закуту, имеющую в потолке небольшие отдушины (вроде узких отверстий через которые проникал рассеянный свет), где сами стены, густо оплетенные кореньями, являли плетеную материю, а дно было выстлано сухой травой, мхом и даже трухлявой древесиной. Отрок и туто-ва не стал дожидаться странников, да последовав за клубочком, одиноко поблескивающим посередь берлоги, опустившись на карачки, вполз через устье вглубь оной, громко крикнув:
– Истинное величание кома – бер!
Да прислушался…
Тем временем Алёнка спрыгнув со ствола дерева к уже стоявшему на оземе Багряцу, торопливо ступила вперед, и, склонившись к устью берлоги, чуть слышно вопросила:
– Ну, чаво? – единожды поражаясь смелости своего братца.
И тот же миг, будто дожидаясь спроса девчуры, пол под руками Орея внутри берлоги ощутимо вздрогнул, и заколебались тонкие корневища, ответвления на стенах закуты, будто ожившие, каковые принялись распутываться и расползаться в стороны.
– Бер, истинное величание ломыги, – дополнил негромко малец всего-навсего для верности, а землица пред ним в стене нежданно и вовсе лопнув, пролегла малыми трещинками. Еще немножечко и разрывы протянулись явственней, а после стали расходиться в стороны, точно откатываясь, вжимаясь в соседние стены, ссыпая вниз крупинчатую почву и наполняя саму берлогу ароматом вскопанной по осени сырой земли. Вместе с тем живописуя округлый лаз, сквозь каковой всего и моглось, что проползти. Проход еще толком не сумел разойтись, как больно тревожащийся клубочек юркнул в ту черную дыру принявшись освещать ее изнутри, вроде скидывая огнистые зернятки на дно и прокладывая ими путь. Орей обернулся, и, узрев стоявших возле устья берлоги сестрицу да духов, негромко дополнил:
– Ступайте во след, – да тотчас на карачках полез в лаз, слышимо постанывая и кряхтя, будто старичок.
А кругом берлоги суровый, непроходимый бор наполнялся тьмой и сгущал сизые клубистые пары, кои тяперича спускало вниз не солнышко (закатившееся за окоем Яви), и даже не иссера-серебристая луна, а, кажись, сами деревья. И Алёнка, вскинув вверх голову да глянув в плотные черные небеса (пригасившие сияние звезд), ощутимо вздрогнула, пугаясь таковой мглы, посему опережая старшего колтка, первой юркнула в лаз, и, опустившись на карачки, поползла в след братца.
Ветвистый, опутанный корневищами проход по мере того как в него углублялись странники легошенько вздрагивал при каждом их движение, ссыпая на головы людей и духов пылевидную оземь. Не редкостью он преграждал путь Орею тончайшей сетью стянутых между собой корневищ и выпирающих из стен изогнутых коряг, да ощутимо дышал на путников кисло-травянистым ароматом, словно взошедших давеча на черноземе злаков. Непременно, в том ветвистом проходе, чей пол выстилала зернистая переминающаяся под руками почва, можно было бы заплутать. Понеже не раз пред Ореем появлялись новые ходы, более светлые и широкие. Однако мальчугашка настойчиво лез за поблескивающим клубочком, наталкиваясь дланями рук на скинутые им огнистые махоточки, каковые подобно искоркам не то, чтобы освещали, всего-навсего оттеняли проход. Клубочек, впрочем, и сам ни всегда торопился. Порой, особлива на изогнутых поворотах да свилках, поджидал отрока и ползущих следом странников, абы они не ошиблись.
Все кроме клубочка продвигались постанывая, и, покряхтывая, когда натыкались на торчащие коренья, да всяк миг сплевывали приставшие крупинки землюшки к устам. Одначе громче всех стенал Копша, он лез позадь Алёнки, и, прижимая одной рукой к груди кувшин, перемещался на трех конечностях, иноредь подсигивая вверх и тогда дюже гулко бранился:
– От туды тобя в марь. Ужоль всунулся, дык всунулся. И вскую мене энто млеко клятое понадобилось. Могти нонича лежма лежать идей-то под кустовьем, золото да серебро перекладать. Дык нетути ползу тяперича невесть куды, незнамо пошто, охти-мнешеньки.
– Может ты смолкнешь напоследях, – гневливо отозвался Бешава, и, догнав Копшу тукнулся головой и веточками бузины (восседающей на ее макушке) в егойный зад, не то, чтобы огладив ими материю кафтана, а яростно стегнув. Посему дух сберегающий клады горестно вскликнул и смолк, обаче не перестав стонать и кряхтеть.
Так вот они и продвигались…
Не шли, а ползли, по земляному проходу, каковой поначалу ровно пролегал, а немного погодя принялся клониться все вниз да вниз, словно кудый-то спускаясь. Кудый-то в иные места, небывалые дали, где, может статься, и ни живут люди, ни летают птицы, ни обитают звери, а ходят какие другие существа.
Может статься так, а может и не так.
О том яснее ясного сказ и будет сказываться.
Прошло достаточно времени с начала того спуска вниз, как впереди клубочка внезапно ярко блеснул дневной свет. Впрочем, не желтоватый, который привыкли наблюдать ребятушки и духи, а, прямо-таки, белесый, точно поднятый туманными испарениями. Те густые пары днесь принялись наполнять и сам лаз, особенно густо собираясь поверху его, и там хватаясь отдельными лохмотками за оземь. Они касались ползущих странников, ссыпая им на волосы мельчайшую мгу, оседали на их спины, увлажняя материю одежи. От этого чада стало тягостно дышать, а Алёнушка и вовсе принялась кашлять, почасту останавливаясь, покачивая головой и с тем вроде отгоняя от себя тягучие испарения. Туман вспять того лишь сильнее покрывал голову девчурочки россыпью капель, дивно так не скатывающихся вниз, а замерши вздрагивающих в ее ковыльных власах.
Еще не более малости движения по проходу и Орей первым увидел, как из широкого лаза выпрыгнул наружу клубочек, а засим и сам он сумел высунуть из устья голову, узрев поперед себя раздолье зелено-голубой оземи. Малец одначе не стал медлить, и, покинув лаз, поднялся на ноги, принявшись отряхивать вымазанную в земле рубаху да полотняные штаны, смахивая с лица пыль и поджидая своих спутников. А послед него из дыры, каковая в этом миру тоже располагалась в округлом бугорке, густо заросшим невысокой зеленой травушкой, льнущей к землюшке, в свой черед появились Алёнушка, Копша, Бешава и Багрец, опять же начавшие наводить на себе чистоту.
А кругом них, как, оказалось, лежала неоглядная даль болот. И сторона эта, то являла вогнутость, в которой рябила синяя водица, то вспять таращилась кверху большущими подушками земли, покрытой зелеными, бурыми, серо-розовыми и даже белыми плотными комами мха. Посередь мхов только редкостью можно было увидеть белые колоски злаков, кожистые листья кустарника или низкорослые с искривленными стволами и опущенными вниз веточками сосны да березы. И землица-матушка промеж тех глубоких окон, будто целостных озер, казалась лишь островками, узкими да длинными, прокинутыми поверх водицы, чьи берега лежали вровень с ней. Над водьями курились бело-серые загустевшие пары, медлительно распадающиеся на отдельные слои, а посем опять же вяло перемешивающиеся друг с другом. Лишь позадь бугорка, из которого выбрались странники, наблюдалось меньше водяных окон, кои на стыке с небом замещались густой растительностью, видно, переходя там, в приволье луга.
Чудным в сей стороне смотрелся и сам серо-голубой небесный купол, на котором не наблюдалось красна солнышка. Может потому как солнышко ужо и тут закатилось за край земли, а может потому, как его закрыла серость облаков (схожих с рябью воды в озерцах) самую толику потревоженных ветром.
Легкий ветерок здесь покачивал не только облака, воду, но и волосы ребятишек, и бубенцы на их поясках так, что они призывно начали звякать, сообщая, где находятся их обладатели. В этом краю было вельми тихо. И не то, чтобы здесь не имелось звуков, просто они слышались приглушенными аль далекими, особлива выделяясь пыханием над водьями пара, да заливистым писком комарья, во множестве тут прибывающего. Изредка, впрочем, проносились по болотам чудные, постанывающие оханья да щелканья, схожие со звонким хлопаньем в ладоши.
– От тобе и марь, накаркал, тык сказать, – намеренно громко молвил Бешава, утирая губы от грязи на втором лице, и сердито глянул на стоящего подле Копшу, который от расстройства, что запачкал свой синий кафтан, озабоченно покачивал головой.
– То не марь, нешто не видишь, – вспять чуть слышно проронил Багрец и всплеснул руками, таким движение, обращая внимания собрата на знакомое лишь им двоим. – Энто межмирье.
– Дык кый межмирье, марь она и ёсть марь, – не скрывая своего недовольства от испачканного кафтана, колпака и сапог, дыхнул Копша, и, пристроив сбоку на землице кринку, разком шагнул вперед, вроде чегой-то желая свершить. Он стремительно прыгнул вверх единожды перекувыркнувшись чрез голову да расставив руки в стороны срыву плюхнулся на пузо, глубоко врезавшись узким подбородком в почву, и вскинув себе на лицо серо-розовый ошметок мха (точно срезанного).
– Охти-мнешеньки! – болезненно протянул Копша, и медленно поднявшись с оземи, сев, поправил на голове, сместившийся на лицо колпак. – Ей-ей, межмирье. Эт, понадоба не вызнал я егось.
– Конешно не вызнал, ты ж долзе в Яви обитаешь, хотя аромат егойный раз нюхнув, ни с чем иным не спутаешь, – дополнил свою прерванную речь Багрец и втянул своими двумя маханькими носами с вычурно вздернутыми кверху кончиками воздух. А тот и впрямь тут пах по особенному, дюже кислятиной отдавая, будто ктой-то не доследил и у него тесто совсем перекисло.
– А чаво энто межмирье значица? – взбудоражено и снова хором вопросили ребятишки, почасту думая одинаково, да уставились на духов, переводя взгляд с сидящего на земле Копши на обоих колтков все поколь шевелящих носами.
– Наша Вселенная, – принялся пояснять Багрец, как старший, а может токмо более ведающий и тому сказу, словно подпели летающие округ странников и попискивающие комары. – Собрана из трех Миров: Яви, Нави и Небесной Синей Сварги. Явь ащё часточко Белым Миром кличут, иде живут-поживают люди, духи, звери, гады да птицы. Во Синей Сварге яснее ясного боги обитают. А Навь, куды в положенный срок души людские уходят, была кады-то единой, обаче Чернобог создал Темную Навь, тем разграничив Пекло и Ирий. Промеж миров заплаточки проложены, кои сращивает их края, не больно они широкие. Эвонти заплаточки межмирьем и величают. И в том межмирье все равны, духи, люди, гады и гутарят даже боги туто-ва силы свои теряют. Поелику Копша и не сумел обернуться в гада, ибо в межмирье вроде як утрачиваются способности.
– Одначе туто-ва иные способности могут явится, не меньшие, а иноредь и большие. Токмо никто не ведает як и кады они приходят, – дополнил, поддерживая старшего братца, Бешава и горемычно вздохнул, видимо, расстроившись тому, что ноне стал ровен ребятишкам.
– Аще Ирий в кой ушествуют ясные души, частехонько кличут Синим морем-окияном, – молвил дух сберегающий клады, еще раз указывая на собственное старшинство и медлительно принялся вставать на ноги. – А Пекло, куды вски зловредности ступают, Тёмной марью.
– Болотом чё ли? – испуганно вскликнула Алёнка и прикрыла рот ладошкой, пужаясь того, что они попали в Пекло, где правят сынки повелителя навьих глубин Чернобога в чьей власти черная, обратная свету сторона бытия.
– Энто не Пекло, Алёнушка, – молвил Орей, и, подняв руку, приголубил волосы на голове сестрицы, единожды поправляя их ровность и успокаивая. – Всего-навсе межмирье, кое отделяет Явь от Нави, и скорей мы шествуем в Ирий, не в Пекло. Ведь не могет баба Яга жить в Пекле, туды тока мертвому стежка проложена, а живому ход заказан. Правильно, я толкую? – досказал мальчуган, направляя вопрос на Багреца, однако тот лишь испуганно качнул головой, видимо ни в чем ноне, ни будучи уверенным.
– Отнудь не ясно, иде бытует та Яга, – взнамест старшего колтка отозвался Копша, оправляя на себе кафтан, да распрямляя на нем стоячий воротник, придерживающий его тонкую, короткую шейку. – Понеже кады я хаживал скрезь межмирье в Явь о ней, о ентой Яге, тадыличи не слыхивал. Бог она али дух, никоим побытом невесть. Дык и ежели гутарить про Навь… В Ирий, иде живут-поживают души славян, ступать льзя токмо почившему.
– Эт, чё значица и мы почили? – в два голоса вопросили ребятушки, округляя от диву свои глазенки и качнув головами так-сяк, принялись себя ощупывать, проверяя в самом ли деле они померли али были еще живы.
Дух сберегающий клады может и желал чего рассказать, и для того даже сделал шаг вперед, но внезапно скривил личико, погасив в морщинках свои красные глаза, оставив для взору только вертлявый нос, да болезненно запричитал:
– Охма! Охти! Охти-мнешеньки! Ноженьки дотла протер, онучи, понеже поспешая учинить веленное Доброхочим, под сопог не наволочил. Болозень нынеча у мене, так-таки, с куку, – захныкал, как дитя Копша да вскинув вверх правую руку, показал плотно сжатый кулак, каковой вряд ли бы в сапог поместился. – Ступать нетути мочи, – и тут же повалился на оземь, врезавшись в мох сракой.
– Пожалуй, чё вы, все-таки, живы, – протянул задумчиво Багрец, и, оглядев дали дальние, перевел взор на подпрыгивающий и зовущийся в путь маханький клубочек. – Иначе бы не обладали телами, были вроде тумана. Абы души в Нави бесплотны, и схожи со сквозистой тенью. Да и эвонто межмирье может совсем ни к Нави ведет, а к Синей Сварге, не ясно же каковую стежку клубочек внутри лаза избрал.