Сказ о богатыре Добрыне и Змее Горыне. Волшебные хроники. ЧАСТЬ 1 ЮНОСТЬ ГЕРОЯ (Любовь Сушко)

ГЛАВА1 МОЛВА О КИЕВЕ

Широки, почти бескрайни просторы земли русской, много городов возникло на них больших и малых. И среди них Рязань хорошо известна в те времена была. Но кто бы ни приходил и ни приезжал в сей славный град, и не останавливался на дворе княжеском, все они в один голос рассказывать начинали о древнем Киеве и о юном князе его Владимире. И так прелестны, так изукрашены были рассказы эти, что всем слушавшим их больше всего на свете хотелось увидеть своими глазами и терема прекрасные, и храмы величественные, и самого юного князя, только что взошедшего на стол Киевский.

Старая княгиня рязанская слушала вместе со всеми бесчисленные эти рассказы. И иногда сжималось от боли сердце ее. Ведь знала она, что рано или поздно, единственный ее ненаглядный сынок Добрынюшка сорвется с места насиженного и отправится в Киев- град, для того, чтобы на людей посмотреть, себя показать и верой да правдою послужить князю Владимиру и земле русской.

Была она женщиной спокойной и рассудительной, многие ее мудрой считали, и потому не могла она противиться этому, а только сжималось сердце материнское при одной мысли о том, что расстаться ей с Добрынею придется. И останется он в этом прекрасном, но суровом мире один- одинешенек. И не будет с ним рядом никого из родных да близких людей, кто бы пожалеть его мог в минуту тяжкую, да от дурных мыслей и дел предостеречь. И хотя рано он повзрослел и стал таким красавцем, что не только девы, но и бабы замужние столбенели при взгляде на него, а многие и голову теряли, но для нее дитем малым он по-прежнему оставался. А красота по ее разумению еще более страшным кошмаром казалась, потому что ей ли не знать, сколько горестей и бед она приносит. Как красив был отец Добрыни – князь рязанский Никита, и сколько всего ей пережить и перетерпеть пришлось – никто в этом мире знать не мог. Она и помирать будет, никому не пожалуется. Но сыну своему она хотела более счастливой судьбы. И пусть он блистает и обликом своим, и сноровкой, и подвигами в стольном граде при дворе Великого князя. Потому что если не он, то кто же более его этого достоин?

И так и сяк думала обо всем этом княгинюшка, и все шло к тому, что должна она его благословить и отпустить в путь – дорогу дальнюю да славную любимого и единственного сыночка своего. А потом сам князь Великий пожалует на двор ее вместе с сыном. Она была уверена, что доживет до тех времен, когда он спасибо ей за сына скажет, и может быть дар какой- то бесценный преподнесет за труды ее непосильные.

№№№№№№

Этот странник не был похож на остальных. Взглянув прямо в глаза юному княжичу, произнес он таинственно:

– Место тебе во дворце киевском, и собирайся-ка туда, поскорей собирайся. Как ни хороши все богатыри Владимировы, но ты Дуная самого за пояс заткнешь. Потому что слишком много в нем гордости и форсу, и давно проучить его пора, а ты умен, хотя молод, но никогда не станешь задаваться, потому что знаешь и ведаешь, что взлетевший высоко падать будет долго, да расшибется сильно. Ты узришь пиры Владимировы, равных им в целом мире нет, щедрость княжескую и жестокость – всего понемногу, но без этого жизнь слишком безрадостной да скучной покажется. Не бойся особенно не гнева, не милости княжеской, самое главное – себе цену знать, да других не обижать, потому что и люди и звери тебе пригодиться могут в деле этом трудном.

Долго еще говорил он с Добрынею, разное ему рассказывал, но после

разговоров этих уверился юноша в том, что не усидеть ему в Рязани долго. Рано или поздно соберется он в путь- дорогу, и если что-то его пока еще сдерживало, то боязнь огорчить матушку, потому что она одна у него осталась. Как только он уедет, совсем одной ей во дворце пустом век вековать. Но ведь не положено воину около материнской юбки до скончания дней оставаться. Вот и старик странный о том ему несколько раз повторял.

– Там твое место, а если не по нраву будет, то всегда назад вернуться можешь, потому что родной дом всегда твоим, и только твоим останется. Никто у тебя, его отнять не сможет, как бы не старался.

Снова и снова вспоминались Добрыне те речи обольстительные, и чем дольше раздумывал богатырь, тем больше понимал, что во всем прав был этот старец. Не случайно он на княжеском дворе появился. Не просто так пришел сюда. И за жизнь короткую успел он заметить, что ничего в мире этом просто так быть не может. Коли так долго и часто ему говорили о Киеве, значит, так тому и быть – должен он туда отправиться.

№№№№

И через несколько дней услышал он жалобный голос Домового, с которым еще в детстве часто разговаривал и дружбой гордился:

– Не слушай никакие обольстительные речи, – говорил мохнатый старичок, разместившийся около теплой печки, – не к чему тебе туда отправляться, ты волен и спокоен тут, нет тебе равных и никому ничего доказывать не нужно. Нет над тобой князя никакого, а там ты будешь только одним, хоть и не из многих, но уж не единственным. А любовь и благосклонность княжеская недолговечна. И ветер в разные стороны дует, а уж его блага да почести тем паче капризу подвержены. Не нужно тебе туда отправляться.

Удивлялся Добрыня, не мог он понять, отчего добряк- Домовой такие речи странные завел. Он хорошо знал, что никогда тот не хотел ему зла. Тогда зачем такое говорить? Всегда он ему верил, но на этот раз в сознании его что-то противилось и противилось яростно всему услышанному.

– Я должен туда отправиться, – заявил он, – я вернусь к тебе, если ты прав окажешься. И признаю даже, что заблуждался тогда. Но сам я все испытать должен, – произнес он упрямо.

И тот по долгому опыту своему понял, что противиться юноша будет тем больше, чем больше он станет его уговаривать, – бесполезная это трата времени и сил. Но осознавать это было и обидно и грустно, потому что с самого первого дня появления на свет знал он его, украдкой качал его колыбельку и любил да оберегал так, как никто в целом свете. И предчувствовал он (а дурные предчувствия его никогда не обманывали), что как бы плохо ему там не было, что бы ни приключилось, не скоро вернется Добрыня в родной дом. И долго он будет в том мире, в который не дотянуться Домовому, прочно привязанному к своему жилищу, может, от того и противился этому так яростно.

ГЛАВА 2 РАЗГОВОР С БАННИКОМ

Это происшествие случилось в банный день. Уже помылись все, кто посещал княжеские бани, и на самый последний пар собрались только нечистые. И они, заполнив баню, расположились поудобнее, зная, что в такие поздние времена никто из людей не сунет туда носа. С давних пор это время было заповедном, и всем известно, сколько разных нехороших происшествий случается с теми, кто по неразумению, из упрямства или по глупости обычной, вечные законы нарушать стремится. Потому и сидели они все преспокойненько и обсуждали все, что происходило, или в ближайшее время случиться могло.

Но разговоры в последние дни все тревожнее становились, потому что хотя они и не были уверены до конца, но чувствовали и понимали, что-то важное случиться должно. Большие перемены для них наступали.

И вспомнили они самое последнее происшествие, когда в баню пришел Добрыня один, задержавшийся и отставший от соратников своих. Смыл он с себя всю грязь, и хотел оправиться по добру, по – здорову, когда, изгибаясь на лету, летели в него уголья и раскаленные камушки. И кто-то пронзительно расхохотался в углу. Это сам Банник собирался испытать его на прочность. И подлая его натура на этот раз проявилась во всей свирепости. И благо, что Домовой уже был здесь, и одним махом мохнатой своей лапы изменил он полет опасных этих игрушек. Но и кипящая вода в него уже полетела. И опять едва удалось Домовому предотвратить эту беду. А пока боролся он с разъяренным Банником, Добрыня успел уйти, недоумевая, что же такое случилось, и чем он провинился.

Наконец эти двое – Банник и Домовой – разомкнули свои объятия. И взъерошенные, оказались на влажном полу друг против друга.

– Это что еще, – возмущенно закричал Домовой, – что ты с парнем делать собираешься? В чем он пред тобой провинился, злодей ты этакий. Зачем ты творишь такое?

Банник едва отдышался в тот миг. Искры из шерсти его так и сыпались.

– Это ты ничего не понимаешь, – вопил он, – парень, если он настоящим богатырем стать желает, закаляться должен. И только я помочь ему в том могу, но никак не ты.

– Что это значит? Угробить Добрыню хочешь. Это и значит по-твоему помочь ему, – насмешливо спрашивал Домовой.

– Дурень, не угробить, а закалить его хочу я. В огонь и воду малышей недаром толкали волшебницы. Только тогда они становились неуязвимы, и никто на свете не смог бы с ними справиться. Разве станет он богатырем, если ты с него пылинки сдуваешь.

Пылу у Домового немного поубавилось, и, похоже, было, что в чем- то Банник прав, хотя Домовой был категорически против таких варварских методов закаливания. И не верил он никогда в его добрые намерения. А теперь – тем более. И никакие доводы его в том убедить не могли. Но парню надо силу-мощь дать, это точно.

«Ничего в этом старичок – добрячок не смыслит, – сокрушался все еще взъерошенный Банник, – безумец, и главное в том он уверен, что доброе дело творит, но разве не добрыми делами дорога в ад стелется. И ведь знает он об этом, но менять ничего не собирается. Вот и меня вздул. А за что? За то, что зло мое как раз только и обернется благом, а добро его в одночасье злом окажется.»

Но страж Домовой отличный. Потому Банник и не сомневался в том, что ему не удаться притворить в жизнь его воспитательные порывы. И так всегда – тот, кто ничего не смыслит и делает все, не признавая ничего здравого. Как привыкли его остальные духи считать злодеем, как прилипла к нему печать эта, так и останется на веки вечные.

– Не верю я тебе и никогда не поверю, – сердито ворчал Домовой, прерывая его размышления. – Ты всегда говоришь об одном, и на словах у тебя все хорошо выходит, а на деле по- другому получается.

Но Баннику уже порядком надоело его нытье. И готов он был в него горящую головешку запустить, да не переносил паленой шерсти и осознавал, что сгореть могла его собственная баня, а это его совсем не устраивало. Он подбросил головешку в руках и швырнул ее обратно в печку.

– Сто лет я знаю тебя, и одна только злоба в душе твоей поселилась, ничего больше там никогда не было, – сокрушался Домовой.

– Да. Конечно, только ты добренький слишком был, много ты видел за это наград себе. Мальчишка уйдет и не вспомнит о тебе, а меня он еще не раз припомнит, – злорадствовал Банник.

– Недобрым словом, – усмехнулся Домовой, – когда еще с таким злыднем повстречаешься.

– А это все равно, главное – он меня помнить будет, и ладно. Мне ничего и не надо больше.

Так говорил он, вполне довольный собой. И в душе своей посмеивался над простаком Домовым. Разве можно, живя среди людей, быть таким добрым и бесхребетным. Да ведь надо остерегаться всего и всех. Если сам за себя не постоишь, разве кто- то о тебе вспомнит, – сказочки все это. А он за жизнь свою вечную и бесконечную так много навиделся, что давно готов был от всего мира защищаться, на этот же мир нападая. И вера его в том была, как никогда прежде, сильна.

Разве с бедами своими и горестями, с болями своими они к Домовому обращались? Нет, они бежали сюда, и тайны их укрыты были в бане его. И знал он много, может и слишком много дурного о людях, а потому и не мог любить их, сочувствовать им. Нет, жестокость – это лучшее оружие и для себя и для их воспитания. Но всего этого он не стал говорить Домовому, потому что если тот и выслушает его из вежливости, то все равно не поймет, и не одобрит всего, что он ему сказал.

«Я перехитрю его, и прежде чем парень покинет нас, он станет сильным и могущественным. Он поймет, что мир зол и враждебен, с ним надо осторожно держаться. А когда от горящих углей и кипятка он увернется, то ему же спасибо скажет», – размышлял Банник, не обращая внимания на гостя своего.

ГЛАВА 3 У Д А Р М О Л Н И И

Добрыня вместе с друзьями своими тоже готовился воином стать. Все чаще отправлялся он в чистое поле и быстрее многих мечом и луком со стрелами владеть обучился.

Глядя на него, бывалые воины поражались: все ему слишком легко давалось, будто он уже знал и умел это когда-то и припоминал только. И оружием разным владел с такой сноровкой, что невольно зависть молодецкие души томила.

– Он далеко пойдет, – говорили им то с укором, то с насмешкой отцы их, если удавалось им подсмотреть за молодецкими забавами.

На это чада их отвечали с упреком:

– Как же ему не пойти, если и добра у него больше, чем у многих, и оружие самое лучшее, а конь, о таком коне и мечтать многим напрасно было.

Но, говоря и думая так, они знали, что это не самое главное, а умение да сноровка в душе его заложены. И если нет их, то никакое самое дорогое оружие не поможет, но слишком уж тяжело было сознавать это тем, кто был не так щедро, как он одарен.

Они выехали в чистое поле все вместе. Но Добрыня впереди остальных на полшага держался, хотя и младше других был. И в душах их жила свобода и вольность. Казалось, что все так удачно складывается, ни забот, ни хлопот нет никаких, а огорчения их рассеются, как легкий туман. Дружба окажется сильнее зависти и корысти. Так думали многие, и это спасало их в те минуты от раздоров и ссор, когда лучшие друзья готовы друг против друга мечи свои обнажить и биться до последнего часа, до крови, до смерти того, кого недавно еще близким другом считали. Но на этот раз в душах их царил покой и умиротворенность, и ничто не предвещало беды.

И вдруг туча, огромная, тяжелая туча, в один миг закрывшая добрую половину неба и летнего солнца в придачу, обрушила на них поток воды. И пока они успели опомниться и подивиться таким переменам, как сверкнула молния, а за ней послышался такой раскат грома, что вздрогнула земля русская. Снова молния ударила в дуб, около которого они были, да с такой силой, что он тут же и рухнул, расколовшись у них на глазах пополам. И если воины еще старались хранить спокойствие из последних сил, то кони их шарахнулись в разные стороны, нимало не заботясь о седоках своих. И большего труда стоило им удержаться в седлах. Только Добрыня даже не пошевелился, каким – то чудом ему удалось удержать коня своего. И он рассмеялся, глядя на то, как панике поддались только что смеявшиеся и шутившие его спутники. И как странно они переменились в те минуты, даже лица их стали совсем иными. И очень важную вещь он тогда понял – побеждает тот, кто никогда не теряет самообладания.

С тех пор не хотел он никому показаться перепуганным и растерянным, с ужасом, застывшим в глазах. Он знал, что красив, очень красив, и усвоил, что паника сделает его безобразным.

Так же быстро небо посветлело. И ливень перестал в одно мгновение, будто его вовсе не было. Но охота была безвозвратно испорчена. Возвращались они, назад молча, притихшие и немного пристыженные, словно совершили что-то подлое, и были в том уличены. И сколько не убеждали они себя в том, что ничего не произошло – в это невозможно было поверить.

№№№№

Возвращаясь домой, только у городских ворот заметили они, что Добрыни нет среди них. И удивились этому.

– Как же такое возможно, – спрашивали они друг друга, – он же был с нами, куда же он мог деться.

Каждый из них так был поглощен собственными бедами и разочарованиями, что не заметил пропажи спутника.

№№№№№№

Добрыня и в самом деле немного отстал, потому что понял, что это для него гром ударил, и молния сверкнула. И дуб могучий из-за него повален был. Вот и придержал он коня своего там, откуда соратники его поспешили поскорее уехать.

И на самом деле появился всадник. Если бы он не раздумывал, то заметил бы, что тот вырос из-под земли. Но Добрыня ни на что в тот миг внимания не обращал. А всадника он заметил, когда тот почти вплотную к нему приблизился. И черный конь его заржал, высоко поднимая голову. И заговорил всадник:

– Княжий Бог Перун приветствует тебя и считает своим воином, а посему должен ты в стольном граде как можно скорее появиться. Многое ты уже можешь, но многому и научиться должен, чтобы не было тебе равного среди княжьих воинов. Они и теперь может, не лучше тебя будут, но опытнее и старше. Многие из них в схватках с врагами закалились. Особая миссия у тебя на земле русской, а для этого особенные силы и познания нужны. Земля твоя с тобой навсегда останется. Божьи помощники никому не позволят вольничать на ней, потому лучших своих воинов бог любит и следит за тем, чтобы все у них ладно было.

– Хорошо, – согласился Добрыня, глядя внимательно на собеседника. – Ты появился, видно, не случайно. Я ждал этого, и я пойду в Киев, на службу к князю Владимиру. Но скажи мне. Как устроен мир этот, зачем мы в него пришли, кто мы, что самое главное в жизни?

Рассмеялся всадник. Покачнулся он в седле, словно раздумывая, должен ли он рассказывать о том, о чем просит юноша. Но потом решил, что с ним об этом стоит поговорить – вопросы он задавал самые наиважнейшие. Спрыгнув с коня своего, он жестом предложил Добрыне сесть, и сам в траву отпустился. И понял богатырь, что разговор их долгим будет. Но ведь он сам попросил об этом. И видел Добрыня в глазах его то злые огоньки, то добрые. Это были темные без зрачков глаза, взиравшие прямо в душу. Казалось, что все ему было известно об этом мире, и предчувствие не обмануло Добрыню.

Он не заметил, как утекало время, слушал, вникал в каждое слово, запоминал все, что было сказано

ГЛАВА 4 Р А С С К А З В О Л Х В А

Добрыня даже не пытался узнать, кто такой этот всадник. Ему хотелось просто выслушать его. И незнакомец заговорил. Трава шелестела где-то рядом, птицы пели над головой, под ногами копошились жуки и муравьи и другие насекомые, которых, если приглядеться было тут видимо- невидимо. И у каждого из них была своя жизнь. Но Добрыня в те минуты ничего этого не замечал, потому что слышал он о том, о чем только смутно догадываться мог.

– Все, о чем спрашиваешь ты и просто и сложно объяснить, – медленно начал тот, разглядывая великолепную бабочку на цветке. – Люди приходят в свой час в этот мир, и в свой час его покидают. Для разного приходят: одни, чтобы пахать землю и сеять хлеб, другие – защищать эту землю, третьи – смотреть на звезды и постигать иные миры и тайны. Так это было, есть и будет. Они познают добро и зло, любовь и ненависть. Они строят и разрушают, и продолжают человеческий род. Судьба каждого определена на небесах, но можно изменить в ней что-то, только лучше этого не делать, потому что редко кому удается сделать жизнь лучше. Чаще их ждут неудачи и разочарования, а рано или поздно человек выходит на ту дорогу, которая ему предназначена.

В эти минуты задумался он о чем-то своем. И долго, очень долго молчал. Но рассказывать о своих переживаниях не собирался. Юноша и не спрашивал его ни о чем. Казалось, что он больше никогда не откроет рта, но через несколько мгновений незнакомец продолжил свой рассказ.

– Есть на земле среди людей немногие, особенные. Они удаляются от людей и не занимаются обычными делами, часто и от любви отказываются, и от продолжения рода. Так дорого приходится платить им за приобщение к вечным тайнам. Но они знают столько, что остальным и на целую жизнь не хватит. Но только встреча с волхвом и остальным помогает понять, для чего живем мы на этом свете. Некоторым везет больше, они узнают о том раньше и идут только по своему пути. Но главное – использовать знания для дела. Если даже не все вышло так, как мечталось, он не сможет быть несчастным и говорить, что прожил жизнь зря. Ты можешь оставаться и пахать землю, жениться на обычной бабе и произвести на свет кучу детей. Но это будешь уже не ты. В последний час свой ты поймешь, что это была страшная ошибка, а ты – самое несчастное в мире создание. Не опишешь словами, что испытаешь ты в те минуты, но будет слишком поздно. Можно оправдаться тому, кто не ведал ни о чем, но нет оправдания, если знал да не исполнил, лгал самому себе и подошел к краю обрыва. Жизнь, пусть и короткая, должна быть яркой, полной приключений, любви и ненависти. Долгая и скучная жизнь – страшное наказание. И горе тебе, если в последний миг возненавидишь ее.

Он говорил о самых важных вещах, в которых Добрыня не особенно смыслил, но он запоминал все, что слышал до конца. И был уверен в том, что все это правда, от первого до последнего слова.

№№№№№№№

Всадник оборвал свой рассказ и свистом подозвал свою лошадь. Он поспешно поднялся, словно заторопился куда – то, и вспомнил, что его там ждут. Вскочив на коня, он отправился прочь и снова показался Добрыне таинственным и темным. Он усмехнулся, словно проверяя выдержку юноши. А потом на глазах у него растворился, словно его никогда и не было. Слова застыли в воздухе. Добрыня протянул руку, чтобы задержать незнакомца, но никого нигде больше не было. На лесной полянке Добрыня остался совсем один, и конь медленно подошел к нему.

Ослепительно светило солнце, на траве не было ни капельки от дождя, который разразился недавно, и, оглянувшись, он заметил еще одну вещь – трава была примята лишь там, где сидел он. На том же месте, где расположился незнакомец, она казалась нетронутой, словно там не ступала нога человека.

Но ведь он был тут, говорил, рассказывал такое. Но кто бы? Может быть, сам воинственный бог Перун спустился к нему и решил немного с ним побеседовать. Хотя, говорят, что если Боги и спускаются с небес, то смертным не дано их видеть. Так кто же это был тогда?

ГЛАВА 5 БОГАТЫРСКИЙ КОНЬ

Добрыня забыл о времени. А оно близилось к вечеру, и давно исчезли те, с кем выехал он в чистое поле. Впервые он возвращался домой без добычи, и все стрелы оставались на месте. Значит не только матушке, но и себе самому он ничего не сможет объяснить. Оставалось надеяться на то, что из деликатности она ни о чем не спросит. Ведь у каждого юнца должно быть время, которое он проводит в одиночестве и в размышлениях. Можно сказать, что так оно и было.

«Это хорошо, что я в мир пришел не пахарем и не простым смертным. Я знаю грамоту и могу хорошо играть в шахматы, на гуслях играю лучше многих и пою. И простор для меня шире, чем для иных откроется. Говорят, что каждое умение пригодится рано или поздно, Так оно и есть», – раздумывал он.

С этими мыслями он и въехал на собственный двор. Матушка стояла на крыльце и, не отрываясь, смотрела на него. Недовольства не было на ее красивом лице. Она просто ждала его весь день и, видя его, радовалась тому, что он так красив, силен и строен и гордилась тем, что она – его мать.

– Любая девица пойдет за тобой на край света, – говорила она, обнимая его при всей дворне, и не стыдилась этого своего порыва, – но мне жаль их, потому что в твоей жизни должна быть только одна, а не все, кому захочется покорить тебя.

Он смотрел на нее немного удивленный. Сегодня день откровений. И он подивился тому, что о любви и женщинах они с волхвом не говорили вовсе. Почему? Любовь для него не важна или утаил он что-то не особенно приятное? А может просто он не ведает о ней, потому что когда-то от нее отказался. И потому матушкины слова поразили его еще больше, чем недавние речи. И надолго задумался он, и не слышал того, что пыталась она сказать ему, потому и пришлось повторить это несколько раз.

– Милый, я для тебя подарок приготовила, и больше всего хотела подарить его, когда взрослым ты станешь. Сердце мое подсказывает, что этот момент уже наступил.

Она подала знак одному из конюхов, и в тот же миг распахнулись ворота загона, и великолепный белый жеребец загарцевал перед ним.

Добрыня вздрогнул от неожиданности – слишком много всего случилось в этот день. Но тут же рванулся вперед и подхватил коня под уздцы. Тот взвился в воздух и показался еще красивее всем, кто наблюдал со стороны за происходящим. Но тем, кто стоял ближе, показалось, что он в одном порыве снесет юношу. И послышался тяжелый вздох. Все бросились в разные стороны. Но Добрыня подчинил строптивого коня. Он больше не вырывался и не угрожал им. Бабы взглянули на княгиню и поразились тому, что она не только не испугалась, но даже волнения не показала, а только усмехнулась:

– Цыц! Глупые, разве есть на земле конь, с которым воин- богатырь не справится. И разве это не мой сын?

Потом долго они судачили о том, притворялась она, пряча свой страх, или на самом деле так верила, что с ним ничего случиться не может.

Она слышала смех его звонкий. И конь бил копытом рядом с юношей. И вспомнила она видение давнее, когда еще брюхата была, она видела этого коня и этого красавца, и знала, что однажды все это будет наяву.

№№№№№

Вечером. После трапезы шагнул Добрыня в покои матушки и уселся перед нею:

– Конь замечательный, я никогда не расстанусь с ним, он вынесет меня из любой переделки, – с радостной улыбкой говорил он матери своей.

И она слушала его молча в тот момент, и любовалась им, но странная грусть в глубине ее глаз отражалась. И вдруг он понял, что настал момент, когда он должен сказать ей о том, что уезжает. Не потому ли она и подарила ему этого коня, не в чистом же поле на боевом коне прохлаждаться

– Я отправлюсь в Киев, к Владимиру, так в моей судьбе написано, – сообщил он, медленно выводя слова.

Она промолчала, только кивнула. И вдруг странная грусть бросилась ей в глаза, когда она еще раз на своего сына взглянула.

– Но отчего ты грустишь? – спросила она и хотела услышать от него ответ.

– Ты останешься совсем одна тут.

– Такова моя участь, не смотри на меня, я буду ждать тебя и хранить твои земли и твои богатства, разве может быть по- другому?

Добрыня молчал, ему казалось, что он хорошо знал свою мать, но он совсем ее не знал. И теперь она казалась ему такой высокой, таинственной, великодушной и все понимающей, что он смотрел на нее широко открытыми глазами и чувствовал, какой она необыкновенный человек.

– Мне будет не хватать тебя там.

– Ничего я буду думать о тебе. И мы все время будем вместе, не печалься, расстояние не может разлучить людей, если они понимают и любят друг друга.

«Да, это так», – подумал он.

Она говорила так уверенно, что и он поверил в это, и сразу веселее стало на душе богатырской.

– Я отыскала этого коня недавно, – сообщила она, – сказывают, что у самого Олега Вещего точно такой был когда-то.

Он понимал, о чем думает его матушка, сравнивая его с Олегом, сказы о котором не смолкали до сих пор. Но сможет ли он оправдать ее надежды? Да и как можно сравнивать юнца с былинным героем, о котором распевают Баяны и рассказывают волхвы. Да и был ли он вообще живым человеком. И каким он был?

– Разным: мужественным, хитрым, честолюбивым, – заговорил кто- то рядом с ним.

Добрыня посмотрел на то пустое место, откуда раздавался голос. Он мог побиться об заклад, что это был не его Домовой, а кто-то совсем другой. Но кто? Хитрый неприятный голос будто насмехался и издевался над ним, и, скорее всего, подслушал его мысли. Это немного встревожило Добрыню, потому что ему вовсе не нравилось то, что кто-то будет за ним следить и подслушивать.

– Но это и полезно, – заговорил тот же тип, – не надо повторять вслух то, что ты думаешь, а помощь может прийти неожиданно, когда ты ее не ждешь, или от гордости своей просить не станешь.

Он растерялся и не знал, что ответить этому невидимому назойливому типу. Посмотрел на матушку, но видно она ничего не слышала или была погружена в размышления.

– Нет, она меня не видит, я говорю только с тобой и являться буду только тебе, когда ты будешь один, можем и поболтать, потому, как я к тебе приставлен. Буду твоим помощником, но только когда сам этого захочу, – тут же поспешно прибавил незнакомец.

Так воин понял, что он не один в этом мире, и есть у него пусть и невидимый, но спутник.

№№№№№№

Добрыня разъезжал по городу своему на великолепном коне. И все, кто встречались у него на пути вольно или невольно останавливались, чтобы полюбоваться зрелищем таким. За спиной его все чаще слышалось: «Никогда не было у нас такого воина пригожего, сильного и юного. Гордиться им Киев будет»

В то самое время черный всадник предстал перед Перуном. Громовержец восседал на троне своем, давно его поджидая. Он и сам еще не понимал, почему придавал воину этому такое значение, но твердо знал одно – его необходимо охранять и лелеять, на черный час оставив.

Княжий бог Перун не любил князя Владимира. И сам до конца не знал почему. Но подозревал его в подлости и предательстве, насилии и сластолюбии, что было высшим обвинением. И был уверен Перун, что худшего князя не бывало до сих пор на земле русской. И ладно его прошлое, но его грядущее обещало еще немало скверных даров для славянских богов. Наверное, при помощи Чернобога занял он Киевский стол. И хотя не стоило богам вмешиваться в дела людские, но он не мог на этот раз отказать себе в этом. И знал Перун, как много бед и несчастий его миру принесет ничтожнейший из князей. И хорошо, если какой-нибудь Один или Локи приведет к ним Олега или Рюрика на земли их обширные, а если не случится такого?

Перуну хотелось, чтобы выступил против Владимира самый могущественный из воинов, бывших когда-то на этой земле. Он боялся ошибиться и вида не показывал. Но что-то при взгляде на Добрыню вселяло в его душу надежду. Но что же скажет его посланник, только что вернувшийся с земли? Он видел Добрыню ближе. Не будут ли усилия их пустыми хлопотами?

– Что же ты мне поведать желаешь? – повернулся он к Всаднику. Он скрывал усмешку, хотя на самом деле ему было не до смеха.

– Не нравится он мне, – вдруг произнес тот, – не чувствую я в нем Олеговой силы и ярости. Он раним и легковерен, его не трудно будет с пути истинного сбить. Даже Дунай – первый Владимиров помощник, легко его себе подчинит.

Молчал Перун. Долго молчал. Наконец он велел призвать самого Олега. Уж коли все решили юношу с ним сравнивать, то пусть он сам поучаствует во всем, что происходить будет.

Сверкнул глазами всадник, видя, что смелость его не вознаграждена и не слишком ему властелин доверяет, но делать нечего, противиться бесполезно. Если потом он проиграет, то можно будет напомнить, что с самого начала он против был, а если победит- все на радости забудут обо всех предостережениях Кто-то должен быть осторожным, когда все в отчаянии.

ГЛАВА 6 ЛИШЕННЫЙ ТЕЛА

Больше столетия находился в Сварге князь Олег, прозванный Вещим, после того, как бренное тело его было преданно огню. Перун душу его оставил при себе и не позволял ему снова на землю возвращаться. Когда князь обмолвился об этом однажды (уж очень он по земле тосковал и верил, что в новой жизни сможет все лучше, чем раньше сделать) Перун только усмехался:

– Не хочу я пока с тобой расставаться, – говорил он князю, – оставлю тебя до самых черных дней. Что силы понапрасну тратить? Они там пока без тебя обойдутся, а вот когда совсем худо будет, тогда и отправишься.

Туманными показались Олегу слова властелина, но не хотел он глупых вопросов ему задавать и тревожить бога своего, поэтому молчал и ждал своего часа.

В тот миг, когда призвали его в чертоги Перуновы, с радостью и грустью подумал он о том, что видать времена те горькие и страшные наступают.

– Пока без тела на землю отправишься, – вместо приветствия заявил Громовержец, – за Добрыней наблюдать будешь. А, вернувшись назад, скажешь мне, сильнее ли он Владимира и Дуная, и сможет ли в самый тяжкий миг (если такой случится) противостоять им. Ты не можешь ошибиться, не должен. Скажи мне лучше правду, иначе весь наш мир погубишь.

Ничего не ответил на это Олег, и хотя ему вовсе не хотелось без тела на землю отправляться, но у него не было выбора. Князю не нравилось и то, что его с юнцом каким- то сравнивали, но и против этого он не возмутился. Наверное, на самом деле дни черные наступали, а его всегда считали сильнейшим из князей, вот и искали достойного.

– Добрыня, какое странное имя для князя. Среди воинов, правда, было немало Дубынь, Ветрынь и Добрынь всяких, но неужели для князя имя получше подобрать нельзя было?

Как и все маги, он верил, что в имени половина успеха. Но утешал себя герой тем, что это может быть только кличка. И совсем не обязательно потом его будут так называть. Не стоит настоящее имя для врагов оглашать – они порчу навести могут.

Вспомнив свои годы, проведенные на земле, (они казались только мгновением) Олег усмехнулся. Каким же наивным он был, как мало знал, о каких простых вещах даже не догадывался, насколько проще было бы ему теперь, после Сварга, оказаться там, на земле. Сколько бы выходов нашел он, сколько заклятий новых знал. Но мир устроен так, что многое постигается после жизни, а там он, как и все, брел, словно в тумане и почти ничего о мире не ведал. И хорошо, если были прозрения, если о чем-то мог только догадаться.

Задание было труднее, чем показалось сначала. Ведь ему придется сравнивать парня со странным именем с собой нынешним. Значит, он проиграет, и придется признать, что для особой миссии он не годится. А кто годится?

Олег ощутил себя на перекрестке дорог, растерянным и не способным принять никакое решение. Тогда по наивности он такого никогда не ощущал. Теперь он знал, что любой его ответ будет ложью. Значит, надо следить за Добрыней и помогать ему изо всех сил.

Прежде чем отправиться на землю, Олег разыскал беса, того самого Мефи, который с ним на земле был и хорошо к нему относится. И выручал его нередко, когда в переделки попадали, всегда при этом оставаясь в тени. Пусть он капризен и своенравен, но не подчиняется даже Перуну. И делает только то, что ему захочется. Ведет свою особую игру вопреки всем правилам. Он может оказаться неоценимым помощником, а если незаметно подыграть ему и подтолкнуть, тогда все будет в лучшем свете. Вот с ним Олег и решил встретиться.

№№№№№№№

Узнав, что за ним послал Олег, бес появился тут же и уставился на него.

– Если ты станешь просить меня о новом теле, то я ими не распоряжаюсь, – предупредил он, зная, о чем чаще всего думал его любимец.

– Нет, у меня иная просьба, надо позаботиться о другой душе. Она уже существует. И только ты можешь это.

– Но что это за душа? – насторожился бес.

Он не ожидал такого поворота событий, и злился, потому что показывал свою неосведомленность. Такое ему никогда не нравилось.

– В Рязани есть Добрыня, о нем ты и должен позаботиться.

Ответ прозвучал так неожиданно, что бес не мог не хихикнуть:

– И ты туда же, но тебе, зачем этот воин нужен?

Олег не стал рассказывать ему о разговоре с Перуном, он просто сказал о том, что на земле он самый важный и интересный из воинов, и сам великий князь ему в подметки не годится.

– Он и любому не годится, что тут удивительного, – огрызнулся бес

– Он не должен покинуть этот мир раньше срока.

– Я и без вас сам его недавно вычислил и наведывался уже к нему. Что бы это могло, значит?

– Это только подтверждает правильный выбор – услышал он в ответ

Бес казался в эти минуты забавным. Но если пристальнее взглянуть, то ничего особенно забавного в нем не было. Обманчивой была лишь его неказистая внешность, но был он так умен и проницателен, что многие красавцы (и среди небожителей) казались рядом с ним неразумными младенцами. За эти столетия он так научился извиваться, строить козни и так ловко выходить сухим из воды (это приходилось делать часто), что равных ему не было на земле и на небесах. И тогда Олег не мог оценить того, кто ему достался в помощники. Только теперь он знал, как ему повезло тогда. Верно и то, что он всяким ничтожным да жалким разные пакости устраивал и изводил их с такой яростью, что животики от смеха надорвать можно было. Но и лучшего помощника не найдешь.

ГЛАВА 7 ТАЙНОЕ И ЯВНОЕ

Добрыня все чаще ощущал, что за ним следит кто-то. Он чувствовал взгляд, даже прикосновение к коже, но, сколько не вертелся на все четыре стороны, никого нигде не было. И все- таки странное это чувство его не оставляло. Это была даже не тень (потому что никакой тени не было), а что-то незримое и неотступное. Тогда он не выдержал и спросил у беса, перед ним возникшего, что это может быть.

– Я же не всегда тебе в своем обличие являться стану, – сообщил он, – могу быть кошкой, собакой, вороной, хотя люди все это уже знают и в обморок могут грохнуться, обнаружив говорящую собаку или кота. Но могу и другом твоим и матушкой обернуться. И кем твоей душе угодно стану. Кажется, такое объяснение не слишком устроило Добрыню, потому что сомнение в его душе не исчезло.

– Нет, – говорил он, – чудится мне, что это что-то иное было, тебя я уже научился распознавать даже и невидимого, а это другое.

Но бес ему больше ничего объяснять не стал, обиженный из-за того, что юнец не верит ему на слово. Но он и чужой тайны выдавать не собирался, потому и молчал. Пусть лучше он считает, что и ему не все известно, но он все карты не раскроет, ведь непонятно как еще все обернуться может. Он знал, как много существует в мире вещей, о которых не следует говорить, даже если очень хочется.

Но постепенно тревога исчезла. Видя, что тайное не причиняет ему никакого зла и вообще себя никак не проявляет, он решил не замечать его. От этого стало спокойнее. Он вернулся к реальности, помня о том, что очень скоро наступит момент, когда он, вскочив на коня своего, умчится за городскую черту, и сам будет жить в столице, о которой столько сказано было. Но ему не хотелось среди богатырей появляться неискушенным юнцом, и самое заветное он решил испытать здесь. Матушка не раз говаривала о девицах, готовых с ним на край света отправиться. Пожалуй, так далеко и не надо, но ночью, в заветный лес с одной из них (а может и не с одной) он готов был пойти. А если медлил до сих пор, то потому только, что никак не мог решиться одну из многих выбрать. Он не боялся отказа, но никак не мог принять решение. Вот и ходил вечером на игрища, все еще раздумывая да прикидывая. Какая из них для этого сгодится

Он слышал за спиной своей не раз злые слова парней:

– Когда же он в Киев, наконец, уедет, может быть, девки наши его забудут и перестанут о несбыточном мечтать, да на нас свои взоры обратят. Ни одна ничего не видит и не слышит, пока он не появится.

Добрыня усмехался, потому что при всем том, ни с одной из них он не был. Но разве поверят они этому?

№№№№№№

Эти слова одного из парней не мог не слышать и Олег, за его спиной притаившийся. И задумался он, припоминая далекое прошлое и самое печальное, что в земной его жизни было.

– Любовь, – надо как-то оградить парня от нее, от боли и разочарований, которые она приносит. Он не должен подчиняться чувствам и от них зависеть.

Воин и князь победителем будет только тогда, когда в памяти и душе его не будет погубленная возлюбленная. Если бы он знал это, насколько легче и приятнее была бы его жизнь, но этого не случилось. Но Добрыню он может предостеречь от этого, а если не получится, то предпринять что-то помимо его воли.

Пока Добрыня выбирал девицу, Олег уже знал, кого он выберет, потому что сама Маринка уже выбрала его и просто так отпускать не собиралась. Так как он не был ни в кого влюблен, то и не решал слишком долго.

– Это даже хорошо, – размышлял Олег – вряд ли такая особа заставит его потерять голову. Она очень быстро сама все испортит. А если он и расправится с ней, то не будет долго сожалеть.

И Олег успокоился.

№№№№№№

Марине помогал сам бес, потому что ему хотелось, чтобы с Добрыней была особа, боевая и опытная, все познавшая в искусстве любви. И самой ведьме не мешало бы отомстить за всех парней, ею погубленных. А счет им он вел уже давно. Должна же и она столкнуться с тем, кто ей спокойно с бесовой помощью противостоять может и отомстит за все ее каверзные издевательства. Потому он и вселил в ее душу неодолимую страсть, которая не могла не бросить Добрыню в ее объятия.

Парни и девки, собравшись на игрища, водили хороводы, присматривались друг к другу, и самые смелые да отчаянные уже начали через разгоревшиеся костры перепрыгивать. Кто-то, кажется, даже сорвался и рухнул в огонь, а теперь, сбрасывая с себя на ходу одежду, отчаянно бросился к реке, зная, где может быть его спасение. В то же момент над костром, около которого стоял Добрыня, прокаркал черный ворон. И все невольно подняли головы, чтобы на него взглянуть. Смотрел на него и Добрыня. Он узрел в глазах птицы ужас и насмешку. Хотя и казалось ему, что такого не может быть, но ведал он, что в черных птиц переселяются души ведьм, колдунов и прочих черных людей. И все это он увидел в зрачках ворона, и никак не мог понять.

№№№№№№

Крик птицы смолк где-то в темных листах. А перед костром рядом с ним так, что можно было рукой коснуться, появилась Маринка. Она на него взирала, своими тонкими пальцами создавая невидимую пелену перед ним так, что все остальные оказались словно бы в другом мире, а здесь существовали только они вдвоем. Она заставила, и огонь костра гореть ярче, и ворона замолчать, махнув рукой. Добрыня невольно, забыв обо всем на свете, пристально на нее взглянул.

– Я искала тебя, – произнесла она медленно, – потому что во сне ты ко мне явился. И ясно было сказано мне, что эту ночь мы проведем вместе. Так и будет.

Добрыня молчал, хотя эти речи ему дерзкими показались. Так обычно не говорят застенчивые девицы. Но и понравились ему слова ее, они помогли неразрешимую проблему решить. И он кивнул, усмехнувшись, обещая подумать о ее предложении. Но девица, скорее всего не собиралась ждать слишком долго. Окутав его туманом, она поспешно повела его прочь. И оставалось все остальным лишь вздохнуть, не могли они больше мечтать о нем, да на Добрыню рассчитывать.

– Ведьма, – крикнула ей в след одна из девиц, лица которой Добрыня не разглядел во тьме, – она и есть ведьма, да как смеет она лучшего из наших парней уводить?

Но угрозы в адрес Маринки никакой не последовало. Девицу, да и не ее одну в те минуты душили бессильные слезы, и ничего она с этим поделать не могла.

– Замолчи, – на миг повернулась к ней Маринка, – никто из вас не нужен Добрынюшке, – моим будет, моим и только. Подумайте-ка лучше о других парнях. От этого больше пользы будет.

И, не проронив больше ни звука, рядом с ним победительницей зашагала прочь. Она увела его в ночь. И хотя все ярче полыхали костры на поляне, но многим показалось, что кромешная тьма на них отпустилась, и была она теперь и в душах их, переполненных тоской. Но кто в юности слишком долго печалится, даже если печаль невыносимой кажется. Недолго длилось молчание, потом послышались голоса, шутки, смех. И все-таки многим показалось, что стало пусто, будто бы все души разом на небеса поднялись, а бездушные тела никак не могли уразуметь, что же такое с ним приключилось вдруг.

Как только перестали мигать огни, она обняла и расцеловала его так крепко, что почувствовал он, что привязан к этой девице крепко и тянет его к ней неодолимо. Но молчал он пока, вовсе не желая перед нею все слабости свои обнаружить. Нет, не должен он был ни о чем говорить в странные эти минуты, когда первая, самая отчаянная страсть в душе его зарождалась. И горела она так ярко, так неистово, что все вокруг он замечать перестал и боялся, что и тело его все испепелят чувства, которые он испытал.

– Ведьма, – произнес Добрыня, отшатнувшись от нее, – ты и есть ведьма.

– Если мне нужно будет заполучить тебя, я всех колдунов и ведьм заполучу, и, хотя тебе равных нет, но они- то тебя сообща одолеют. И все равно в мои объятия приведут, а посему не противиться лучше. Не уйти тебе от меня, никогда не уйти, пока я сама не разлюблю тебя и не брошу, – так звучала ее прощальная речь.

Она исчезла в темноте, расхохотавшись. Все дальше и дальше слышался смех ее, когда он брел домой, будто в первый раз пива хмельного отведавший, но эта страсть была еще посильнее самого крепкого и сладкого пива.

Добрыня чуял, как сильна была ее власть над ним, но даже в те отчаянные минуты он твердо решил, что не поддастся, и не встанет ей верно служить, если эта опасность не минет. На край света убежит. В царство Чернобога спустится, но девке зловредной никогда не подчинится.

«Он сильнее и мужественнее, чем казался, – подумал в тот миг Олег, непрерывно за ним следивший.

И он понимал, что внешняя мягкость еще ничего не значит, и мужество внешнее может оказаться на деле бесхребетностью. И это открытие в подопечном своем не могло не порадовать его. И только догадка о том, что воин может его самого превзойти, была не слишком- то приятной. Олег хорошо понимал, что он и теперь оставался с честолюбив, и не мог допустить такое. Но пока об этом не стоило тревожиться. Никто не знал, как все обернется.

№№№№№№

Бес все это время шел вслед за Маринкой, насвистывая какую- то разухабистую песенку.

– Ты видел, что Добрыня в моих объятиях и во власти моей теперь.

– Видел, – согласился он, – но не слишком – то рассчитывай, потому что он не так уж прост. А ты хоть и считаешь себя ведьмой, но рязанских баб пугать можешь. Но мы- то с тобой знаем, что до настоящих ведьм тебе так же далече, как и до Сварга, а может подальше будет.

Она вспыхнула, не понимая, издевается ли он над ней или правду говорит. И все- таки раздраженно произнесла:

– Грубиян, да как ты смеешь так со мною говорить, будто я Кикимора, какая.

– Ну, есть и Кикиморы, которые покруче тебя будут, – говорил он в ответ. Но тут он и на самом деле издевался. – Говорят, к тебе Тугарин наведывается.

– Я прогнала ему. Потому как надоел он мне своей грубостью да похвальбами, а на деле не так уж много он и может, стар, стал, нет того огня.

– Да. В сравнении с Добрынею и дыма в нем не осталось, – усмехнулся бес.

Она ничего не ответила, потому что на каждом шагу от него подвоха ждала.

– Это быльем поросло, – себе под нос говорила Маринка, – а Добрынюшка, – это грядущее мое, никогда никто мне, сколько радости, как он не доставит.

Бес думал иначе, но он ничего говорить ей об этом не стал, потому что даже эту чертовку не стоило разочаровывать заранее, ведь тогда сам удар уже далеко не таким сильным окажется, а ему хотелось насладиться им от всей души.

Его странное молчание показалось ей подозрительным, но она не стала его расспрашивать, потому что знала – он правды не скажет, а от врак его только настроение испортится. Вот она спокойно и ждала момента, когда он, наконец, к себе упрется и перестанет у них под ногами путаться.

«Зачем он о Тугарине мне напомнил, – вдруг со страхом подумала она, когда бес, кажется, убрался, – уж не замышляет ли чего-то недоброго. От этих типов всего ожидать можно».

Но она ничего не стала говорить и предпринимать. Нет, может быть, она и не самая лучшая из ведьм, но парочку заклинаний знает хорошо, и на крайний случай всегда мухоморовый порошок найдется, который в питие ему можно будет кинуть. А ведь в последнее время ему одного кувшина мало стало, а вот одной бабы – много. И никто никогда не догадается, отчего это он дубу дал. Потому что ворогов себе приобрести целую тыщу успел. Вот потому она и не волновалась особенно. Если бес и хотел ее этим напоминанием испугать, то ему это не удалось. Но хорошо, что предупредил. Теперь ее не застанет бывший полюбовник врасплох. Она приготовится к встрече, если ему вдруг в неурочное время заявиться захочется. С этими мыслями она и распахнула двери жилища своего. И огромный волк, здесь живший, сверкнул во тьме своими глазищами, приветствуя хозяйку. Она погладила волка, потрепала его по загривку. Вспомнила, что и он когда- то был славным парнем, но, зная, что она колдовать может, упросил ее однажды обернуть его в зверя лютого, чтобы обидчику своему, оказавшемся в схватке честным и более сильным, отомстить.

Она долго его уговаривала не делать этого, потому что расплачиваться придется. Но видать, обида была слишком велика, и он многие дни от нее не отставал. Она, наконец, и согласилась. Ему нравилось по ночам в волчьей шкуре рыскать. И когда однажды он вернулся перед рассветом к тому пню, в который ведьмин кинжал был воткнут, то узрел, что тот самый обидчик стоит перед ним и кинжал этот в руках держит. И понял он тогда, что навек ему волком оставаться придется, если охотники не пристрелят. Зло вернулось к нему.

Она забыла о его существовании, пока скитался он по лесам чужим, да так ни к одной волчьей стае и не прибился, потому что все они в нем чужака видели. И потому решил он, что лучше всего ему к Маринке вернуться и в доме ее оставаться. Ведь она – то могла его защитить, а он ей верой и правдой служить станет.

И когда однажды ночь вернулась она домой, то сразу же увидела волка странного в жилище своем. Зажгла лучину и пристально в глаза его взглянула, она узнала его по глазам и все сразу поняла.

– Ты еще жив, дружок, но только зло твое против тебя и обернулось. Они уничтожили тот кинжал, и тебе так оставаться придется. Но если ты откажешься от мести, то думаю, что они тебя не тронут больше.

Подумал он и понял, что она как всегда дело говорит. И если ему суждено еще жить, то хотя бы в волчьей шкуре. И забыть о прошлых обидах и горестях нужно, потому что ничего иного ему не остается.

Он видел, что в тот вечер она вернулась радостно- возбужденная, и понял, что скоро в доме этом произойдет нечто интересное. Но что же? Тут и так слишком долго ничего не случалось, и он готов был к переменам, тайну о которых вынужден был хранить, потому хотя бы, что теперь навсегда лишен был дара речи.

ГЛАВА 8 К О Л Д О В С Т В О

Несколько дней проходил Добрыня, будто во сне. И если кто-то убеждал его в том, что не нужно подчиняться девице этой, то второй все повторял, что он должен подчиниться. Коли захотел он испытать всю прелесть взрослой жизни, то она – самое лучшее из того, что могло быть ему предложено.

Маринка не появилась вечером на полянке, а потом говорили, что будто бы сквозь землю она провалилась. И тогда он понял, что рано или поздно, ноги его приведут его к ее дому. И чем больше он мается да решает, тем хуже будет ему самому. Чтобы все выяснить и разом со всем покончить, решил он, не теряя времени даром туда отправиться. Она распахнула перед ним двери и рассмеялась:

– А я уж думала, забыл ты про меня совсем и не придешь. Грустно и скучно стало мне. И звала я тебя так отчаянно, что не мог, наверное, ты не откликнуться.

Филин сидел на подоконнике в ее доме. И волк, угрожающе огромный развалился около ее ног. Маринка усмехнулась:

– Не бойся, они не причинят тебе зла, а одиночество мое без них совсем тягостным было. Ты ведь знаешь, что разные обо мне слухи ходят. Чего только от зависти бабы проклятые не придумают, а все оттого, что могу я завлечь любого парня. Но кто же им не дает этого делать?

Она казалась печальной. И все смотрела так растерянно и мило, что Добрыня уже и не думал о том зле, которая эта девица ему причинить могла.

У волка были поразительно – человеческие глаза. Казалось, что он может заговорить вот сейчас и поведать многое. Но Маринка отвлекла внимание гостя своего, протянув ему питье, какое- то пахучее. Он глотнул немного, зверь и птица с огромными глазами уже видны ему были неотчетливо, будто они были укрыты от него каким- то туманом.

– Что со мной такое? – спросил Добрыня, – сетуя на то, что нарушил себе же данное слово, и отведал все-таки то, чем она его угощала.

– Ничего страшного, – усмехнулась девица, – это не опасное зелье, ты еще почувствуешь как приятно оно. Разве захотелось бы мне когда-то отравить тебя, если только ты один и нужен мне на свете. Никому даже смерти лютой никогда не отдам я тебя, – пылко пообещала она.

И Добрыня на этот раз поверил ей, хотя и не надо было верить. Он-то знал, что нельзя верить ни одному ее слову. Но только до того момента, пока не переступил порог ее дома. Он забыл все, что было потом, помнил лишь жаркие ее объятия и дыхание страстное где- то рядом, и то приятное состояние, которое никогда раньше ему испытывать не приходилось. Но что именно с ним происходило, что вообще это было, он так и не понял и никому не смог описать.

На рассвете он пробудился с первыми лучами солнца, скользнувшими по его лицу. Ароматы трав были так приятны. Какие- то диковинные предметы вокруг были, и птица перелетала с места на место, хлопая крыльями над его головой. Это была Маринкина сова.

Колдуньи нигде не было. Да ему и не особенно хотелось ее видеть. Наверное, она чувствовала такую же досаду, или решила чувства его пощадить, не зная, как он, пробудившись, ко всему отнесется. При дневном свете все казалось вовсе не так красиво и таинственно. Решив уйти от ее жилья незамеченным, Добрыня пообещал себе, что больше появляться здесь никогда не станет. И в те минуты он не поверил, если бы кто- то сказал, что не стоит давать обещаний, которых невозможно выполнить. От этого остается только досада в душе, в то время, когда можно жить спокойно и весело, если не давать никаких обещаний.

Он успел пробраться в свои покои еще до того, как проснулась матушка. И на этот раз, кажется, все прошло незамечено. Удача была на его стороне. Можно скрыть от всего мира поступок, который считал не слишком- то приличным, хотя и не понимал до конца, в чем он провинился. Он заснул на рассвете, терзаемый муками совести, приятно уставший и не уличенный в своем страшном проступке. Ну что же, утро для него на этот раз оказалось мудренее вечера.

№№№№№№

Маринка рассмеялась, видя, как он тихонечко от нее уходит.

«Он совсем мальчишка, неужели наступит момент, когда он перестанет бояться своих чувств и грехов тяжких, и будет с гордостью рассказывать своим соратникам о том, как девиц покорял, и какая из них показалась ему краше других. Ведь все они в первый раз кажутся такими милыми и застенчивыми, куда же все это потом исчезает, когда они становятся высокомерными и несносными».

Хорошо, что ей легко удается сбить их спесь при помощи заговора, травок разных и колдовства, но как же вести себя тем несчастным девицам, которые ни на что такое не способны. Что они, брошенные, раздавленные, уничтоженные, ощущать должны?

Нет, она никогда не жалела о том, что мстит им жестоко, что способна за себя постоять, даже если ради этого нужно им причинить урон немалый. Но кто и когда посчитает урон, который причинили они? Особенно те, кто считал себя непогрешимым. Вот эти и были самыми жестокими из всех.

ГЛАВА 9 ЗАБАВЫ БЕСА

Она прекрасно знала, что за причиненное зло придется расплачиваться. Есть такая сила, которая ведает обо всем сотворенном и отплачивает каждому. Но в обычные, темные дни ведьма предпочитала об этом не думать.

Бес, слышавший все ее помыслы, решил над ней позабавиться и отомстить ей сполна. Он долго размышлял и прикидывал, как бы это получше сделать. И не нашел ничего лучше того, как отправиться к Тугарину, полюбовнику её, и рассказать ему о том, как она слезы рекой льет, ожидая его, как творит свои молитвы и заклятия, для того только, чтобы он к ней хоть на одну ночку заявился. Он знал, что ни один мужик перед такими речами не устоит, как бы хил он не был, честолюбие его обязательно толкнет в объятия женщины, которая по нему так убивается.

Рассказав во всех красках об этом, он заглянул на воина, который в последнюю сотню лет только кубок в руках держал да может быть женский стан, а вот от меча пальцы его давно отвыкли. Напившись хорошенько, мог любому из своих собеседников без конца рассказывать о том, как он храбр был сто лет назад, сколько врагов своих тогда победил. Но если бы кто-то предложил ему в поединок вступить, он тут же сказался бы смертельно больным или мертвецки пьяным, а от него ушел бы непременно. Но насколько он силен и храбр был, один только бес и мог знать. И он не помнил конца этого, а неуловимым до сих пор считался оттого, что никто его ловить не собирался. И все-таки птицей он в узких кругах считался очень важной, и еще говорят, кое-что мог. Маринка была его последним завоеванием. Но если бы она из своих расчетов ему не поддалась, то он ее никогда не смог бы завоевать. И обнаружила она быстро, что силен ее любовник только на словах. А может он хорошо только вино хлебать. Тогда всякий интерес у нее к нему пропал, она ему все и высказала в один распрекрасный вечер. Он разобиделся и пригрозил, что даже когда она к нему на брюхе приползет, и тогда он ее отвергнет. Но к его удивлению ждать этого момента ему пришлось слишком долго. Он боялся, что вообще никогда не дождется этого. Но в тот момент бес перед ним как раз и появился. И хотя он упорно скрывал это, но радовался тому, что это все-таки случилось. И убедился довольный Тугарин, что наконец она своими тупыми бабьими мозгами поняла, что он парень хоть куда.

– Хорошо, я навещу ее нынче, мне в тех краях надо побывать. Вот заодно и загляну к ней, постараюсь утешить, – заговорщески подмигнул он бесу.

Тот казался очень серьезным и даже постарался выразить ему признательность, хотя его распирало от хохота. Он и не думал, что сможет так быстро уговорить этого глупца. Вечер обещал быть забавным. И хорошо будет смеяться последним никто иной, как он сам. Ради этого стоило проделать такой длинный путь в жуткий замок этого славянского выпивохи.

Бес отправился на покой в ожидании вечера и ночи, если действие немного затянется.

Как только бес исчез, Тугарин, который никуда в этот вечер лететь не собирался, достал свой старый меч и решил почистить его. Никто никогда не решился бы безоружным даже к женщине отправиться, ведь по пути с кем угодно мог столкнуться. Каких только разбойников по дорогам нехоженым не водится. Он посокрушался о том, что меч его слишком стар, и сам по себе сломаться может. Носить его можно только для острастки. И хотя он был уверен, что как только его имя услышат, к нему никто не сунется, но все-таки надо было к встрече с любой неприятностью подготовиться. Как назло, где-то рядом завыла собака или волк. Он не стал этого выяснять и отправился прочь, запустив туда камнем. И что-то ему подсказывало, что в такое время ему не стоит выбираться из замка, а если Маринка еще одну ночь в слезах проведет, то еще больше ему рада будет. Но он пообещал бесу, что отправится туда, а уж о чем тот всему свету потом разболтает, это только представить себе можно было, Нет, что бы там не случилось, бросить тень, да что там тень, заработать обвинение в трусости – это уж слишком. Он знал, что поедет туда, во что бы то ни стало.

В лесу ветер выл зловеще. И конь его несколько раз спотыкался, но ни на что, не взирая, он продолжал свой путь.

ГЛАВА 10 С Х В А Т К А

Тугарин готовился к встрече. Он приосанился, уже готовый спокойно воспринять ту радость, которая на него обрушит Маринка, и подыскал слова для оправдания. Почему он так долго не появлялся в ее хоромах. Но уже по лютому взгляду волка он понял, что будет немного не так, как хотелось. Она была дома, но, похоже, радости большой при его появлении не испытывала. Удивительно на него взглянув, тряхнула головой и спросила его сердито:

– С какой это стати явился не запылился?

– Не по твоей ли указке бес ко мне приезжал, – спросил он, все еще веря в то, что она ему рада, но хорошо, что умеет скрывать это.

– Вот паршивец, не может он без своих штучек, – озорно усмехнулась Маринка, – я ведь должна была догадаться, что он за тобой попрется, но отговаривать его – пустой номер, будто в это когда-то поверит, – махнула она рукой. – Но ты убедился, что я жива и здорова, и не померла от горя, можешь к себе отправляться.

– А это еще почему? – удивленно спросил он.

– А потому что ко мне сейчас гость пожалует, и лучше тебе свои старые кости уносить, пока цел еще.

– Еще недавно они не были для тебя старые, – взревел Тугарин.

Он злился и понимал, что никуда не уберется отсюда, пока не узнает, кто это такой храбрый, что сюда захаживает. Он уселся упрямо за стол и уставился на нее.

– И никуда я уходить не собирался. А вот тот, кто здесь ошивается, он пусть и убирается.

– Мне надоела твоя грубость и капризы, а потому уйти придется тебе.

Маринка начинала злиться, но и он упрямился еще больше. Тугарин решил не тратить сил на слова, и сидел, надувшись, молча. Он ждал, не желая сдаваться, и тем более считать себя побежденным. Ведь проклятый бес был где-то поблизости и наверняка за ним подглядывал да подслушивал. Идиот, как он мог поверить, и как последний дурак, броситься сюда, думая, что наглая баба убивается и рыдает из-за него. Этого не могло быть никогда.

– Этого не может быть, – во второй раз заговорил он в тот момент, когда на пороге появился Добрыня и удивленно на молодца взглянул.

№№№№

Весь этот день, как и несколько предыдущих, он бродил, будто неприкаянный и все никак не мог решить, что же ему делать дальше. Сначала хотел вскочить на коня своего и в Киев отправиться без промедления. Но что-то не давало ему поступить так решительно. И захотел он сначала заглянуть еще раз к ней, а на рассвете туда отправиться.

Войдя в ее дом, он увидел седовласого чужестранца, спокойно там расположившегося. Ясно было по всему, что пришел он туда не в первый раз, если и не жил здесь, то появлялся часто. Добрыня остановился на минутку, не зная, как поступить. Рассудок подсказывал ему, что следовало развернуться и уйти прочь, но это было не так просто сделать, он размечтался уже о ночи с Маринкой, и с мечтой своей расставаться не собирался.

Они оба одновременно взглянули на Маринку, и она ласково ему улыбнулась:

– Это родственник мой заглянул на огонек, дядюшка, – усмехнулась она кокетливо, – но он уже попрощался, и уходить собирается.

Тугарин удивленно смотрел на нее, по его виду никак нельзя было сказать, что он уже попрощался. Наоборот, остаться он решил надолго.

– Кончай врать, подлая, – грозно произнес он, – никогда не был я дядькой твоим, а вот наложницей моей ты была, это другое дело. И не одну ночку в постели твоей я провел.

Он старался говорить как можно грубее и обиднее, но Маринка на его гневные слова не обращала никакого внимания. Добрыня повернулся к двери, но она схватила его за рукав.

– Он уйдет сейчас, а тебя я не отпущу просто так, ты со мной останешься, – говорила она с такой обворожительной улыбкой, что он невольно остановился.

Тугарин и на самом деле поднялся, только уходить он не собирался.

– Проводи этого мальца, а то зашибу я дитятю, меня же и проклинать начнут, – говорил он так грозно, что можно было и испугаться. Но Маринка расхохоталась, а Добрыня, оскорбленный непонятными речами, тут же выхватил свой меч.

– Попробуй расшибить, уж больно ты грозный, – усмехнулся он, поигрывая мечом своим.

Тугарин мешкал. Он с ужасом представил себе свой меч против этого клинка и силы свои против силы молодецкой, но что делать ему оставалось, когда он сам первым вызов бросил.

– Проклятый язык, – размышлял он, – угробит он меня рано или поздно, похоже, что это время настало.

И он, без того слишком медливший, обнажил, наконец, свой старый клинок. Он рассчитывал на то, что Добрыня пощадит его седины и не станет с ним сражаться, но, кажется, его благородству и почтению к седине не учили. Он сделал вид, что не заметил, каким оружием его противник сражаться думает. А ударил его и даже ответить не дал, потом со всего размаха толкнул на дубовый стол, и тот ударился так, что искры посыпались из глаз, а на следующий миг Старик свалился бездыханно. Маринка из-за спины Добрыни наблюдала за всем происходящим. И когда он повернулся к ней, подошла к нему ближе.

– Что это с ним? – растерянно спросил Добрыня, он не ожидал такого исхода.

– Похоже, он дубу дал, – пожала она плечами, решив удостовериться в этом.

Она спокойно подошла к поверженному своему любовнику, и, пощупав его пульс, усмехнулась. Ее слова оправдались, Тугарин был мертв.

Добрыня растерялся еще сильнее, для него это было полной неожиданностью. Он вовсе не собирался убивать этого старикашку. Если бы тот не орал так громко и не оскорблял его перед бабою скверной, он и клинка не обнажил бы. Но в один миг тот оказался мертвым, и видно, оживить его никак нельзя было.

– И черт с ним, сам напросился, я просила его не раз убраться, но он всегда был туп и упрям.

– Что нам теперь делать? – думал вслух или спрашивал ее Добрыня.

– Отнесем его подальше в лес, и пусть валяется, пока не наткнется кто. Никто его искать не станет, и никто никогда не узнает, что с ним произойти могло.

Она рассуждала так спокойно, словно речь шла о скотине, какой вдруг околевшей и доставившей хозяину столько неудобств. Добрыня был удивлен до глубины души всем, что здесь происходило. А удивлять его Маринка могла на каждом шагу. С ней ему скучать не приходилось. Он понимал, что следует так поступить. Очень не хотелось ему, чтобы весь город рассказывал о том, как он застал у Маринки ее любовника и от ревности и ярости его прикончил одним махом. И не только оттого, что это неправда была, но ясно, что совсем он не героически во всей этой истории выглядел. Но как спокойна и решительна была она. Похоже, что не одного убитого вот так выносила, да выбрасывала в чистое поле. И коварство женское, вдруг давшее о себе знать, потрясло его так сильно, что понимал он – в страсть их вкрадывается что-то жуткое, темное. И как скверно началось все, так и дальше продолжаться будет, и лучше разом со всем покончить.

Но при всем том, раскаянья особенного Добрыня не испытывал. И как бы там не было, но с врагом своим, ему угрожавшим, справился. И никто не смог бы его упрекнуть в трусости. А ведь это был все-таки Тугарин. И слава о нем, как о главном разбойнике, когда- то гремела по всем землям русским.

ГЛАВА 11 П О Б Е Д И Т Е Л Ь

Ничего другого делать не оставалось. Ночь была такая темная, что если кто-то и захотел бы что-то разглядеть, то это вряд ли ему удалось бы. И ни одна живая душа, кроме беса самого да других духов не смогла бы увидеть, что это там, в ночи волокут так упорно Добрыня и Маринка, тихонько переговариваясь. В такой темени идти было не особенно приятно. И хотя она ничего не боялась, и присутствие Добрыни скрашивало как-то тяжесть груза, и неизвестность направления

– А ведь по твоей милости я мог бы уже в объятиях смерти лежать, – произнес он задумчиво, будто говорил о чем-то обыденном.

– Не смеши меня, этот тип и в добрые времена больше на словах боец был, а теперь и спящего убить бы не смог – от попоек руки трясутся, не переоценивай его сил.

Он не знал, что стоит за ее словами, оправдаться ли она хочет или успокоить его, или его победу умолить. Еще часть пути они прошли молча. Но Добрыня снова не выдержал:

– Зачем же ты тогда его привечала, если он такой никудышней.

– Он упрямый, как бес, и никак не мог смириться с тем, что не нужен мне, да и никому другому тоже. Вот и перед твоим приходом я уже за метлу схватиться хотела. Бес наплел ему о том, что я слезы горькие лью да убиваюсь без него. А тот поверил и примчался, а потом в ярость пришел оттого, что тот шутки шутит. Страсть вообще злая, вздорная шутка, а для мужика она позором и кошмаром обернуться может, – глубокомысленно произнесла Маринка.

И он снова замолчал, но теперь уже задумавшись о том, что и сам когда- то будет старым, хотя пока в это не верилось, но ведь это будет. И тогда он решил, что обязательно постарается, помня об этом происшествии, вести себя достойно и уж точно не станет за молодухами бегать, это добром не кончится.

Наконец, Маринка, в темноте видевшая лучше Добрыни, остановилась и бросила свой край груза. Так что он еще какое- то мгновение в руках Добрыни продержался. И потому тот на нее попытался взглянуть и понять, что же она задумала:

– Хватит, – прошептала она, – пусть тут валяется, куда еще его тащить.

– Это что вы тут бросаете? – услышали они голос Лешего

– А тебе все не спится, – усмехнулась Маринка.

– Вот пришел посмотреть, кто это по лесу шатается, – ворчал Леший, – и что вы приволокли?

– Тугарин дома у меня издох, – не моргнув глазом, произнесла она

– Так прямо сам и помер? – засомневался Леший.

– Помер, не помер, а ты больно любопытен, как я погляжу.

– Ну, пусть так, только мне он зачем нужен?

– Похоронишь его в овраге где-нибудь, скажешь им, что случайно наткнулся.

Леший молчал, соображая, что же могло случиться. А она, оттолкнув Добрыню, отправилась прочь. И опять он поразился той беспечности и легкости, с которой выкрутилась Маринка, когда ее почти поймали за руку.

– Ты слишком спокойно ко всему относишься, – упрекнул он ее, когда они отошли от леса и пошли рядом по дороге. Из- за туч выглянула луна, и все было видно и слышно.

– Ты не трус и за себя постоишь, – говорила она ему, – и к смерти привыкнешь. Невозможно воину, почти все время ей в рожу смотрящему, причитать над каждым, кого ты угрохал, – говорила она, – Привыкнешь.

В глубине души он понимал, что в своем циничном рассуждении она права, но никак не мог до конца понять, что же его тревожит и выбивает из колеи. Но Маринка ладонью коснулась его лица. Они одновременно остановились в тени луны, и, прильнув к его губам, она поцеловала его.

– Если бы не этот тип, нам не пришлось бы ночью шарахаться, с досадой произнесла она.

Где-то далеко полыхали костры. Девки с парнями водили хороводы. А они стояли в полном одиночестве на лунной дорожке, оторванные от всего мира и не до кого в целом мире не было им дела. Наверное, даже лучше, если бы никого не существовало, а были бы только легкий стан, эти губы, эти поразительные глаза. С удивлением Добрыня вспомнил о том, что он волновался, мучился, что готов был еще недавно бросить ее и убежать прочь, ни о чем больше не думая. Но он знал и другое – все равно ему придется уехать.

Маринка в это время потянула его в траву от дороги и отпустилась туда легко и бесшумно, словно была невесомой. Она увлекла его за собой.

– Домой идти далеко, а я хочу теперь, – говорила она, – я слишком долго ждала тебя.

И не только подчинился, он даже рад был тому, что все так просто и легко с нею было. Она отдалась страсти и его подчинила себе просто и весело. Ему очень нравилось это. Да что там нравилось, он наслаждался всем, что было, и попрекал себя за то, что все эти дни и ночи провел без нее. Какое там колдовство – нынче она ничем не поила его, а казалась в лунном свете обычной бабой, хотя он не мог не любоваться ею. Он был на седьмом небе от восторга, и ничего больше ему не надо было. Шелестела трава. Где-то протяжно закричала птица. И они чувствовали себя частичкой природы и этого мира. И справедливо было то, что тот, кто хотел нарушить их идиллию и счастье, валялся сейчас где-то мертвый, ему никогда не захочется мешать им.

Счастливая и умиротворенная, Маринка в те минуты верила в то, что так всегда и будет. И никто не сможет ей в том помешать. Но Добрыня вовсе не думал так.

ГЛАВА 12 ВТОРОЙ УДАР ГРОМА

Когда они поднялись из высокой травы, и довольные случившимся, пошли дальше, огромная туча наплыла на луну. И снова они услышали раскат грома, да такой яростный, что Добрыня не мог не остановиться, и взглянул на небеса. Он понимал, что это знак, и знак именно для него. Небеса хотят ему поведать о том, что он не должен быть таким беспечным в объятиях распутной женщины. Он понимал, что не в этом его жизнь должна быть.

– Гром, – просто говорила Маринка, – почему это так тебя тревожит?

Она почувствовала что-то неладное, но не знала, как это объяснить

– Это второй удар, как только будет третий, я должен буду уехать.

– Что это еще за примета такая? – обиженно спросила она.

В те минуты она готова была задушить его в объятиях, если только он через минуту не признается, что пошутил и просто хочет попугать или испытать ее. Но Добрыня то ли не чувствовал угрозы с ее стороны, то ли был слишком занят своими собственными мыслями. Это поставило ее в тупик. И она решила оставить его в живых, уверенная в том, что если у него и есть какие- то идеи, то они очень скоро исчезнут. А если слова и убеждения не помогут, то есть заклинания. Она не собиралась его никуда отпускать, а тем паче в далекий Киев. Там ведь ей- то нечего было делать.

№№№№№№

Князь вздрогнул. Кто-то погладил его по волосам. Он готов был поклясться, что это была рука самого Перуна. Но в тот же миг ослепительно сверкнула молния, и он увидел перекошенное от злости лицо Маринки. Она смотрела на него, стараясь разглядеть и угадать, о чем он на самом деле думает.

Зашатались деревья за спиной. И он усмехнулся.

– А я не верил, что ты что-то чувствовать можешь.

– Не надо попрекать меня за Тугарина, но тебя я не отпущу, ни за что не отпущу. Ты принадлежишь, и будешь принадлежать мне, и только мне одной.

И вдруг она поскользнулась и упала так неожиданно, что Добрыня не успел подхватить ее. Он ничего не понял. Она- то знала, что это был знак для нее, чтобы она не перегибала палки. Она хорошо понимала это. Но остановиться все- таки уже никак не могла.

– Был посланник Перуна. И он говорил об особой миссии, – признался воин, для того, наверное, чтобы она не думала, что он ищет причину, чтобы от нее сбежать.

Никому другому не признался бы он, не с казал об этой встрече, а вот ей рассказал и не сожалел об этом. Она вдруг поняла, что говорит он правду. И ей не сладить с такими силами, не стоило, и мечтать об этом. Почему же тогда сопротивление было таким яростным. Кажется, сам черт толкал его в западню, из которой потом не выбраться. Она знала, что все равно ступит в этот проклятый круг, ведь чувства всегда сильнее разума. Но до сих пор она от этого не страдала. Нынче – совсем другое дело.

Они шли обратно слишком долго. То ли время остановило свой бег, то ли сами они старались растянуть его до бесконечности. Но уж и звезды в небесах гаснуть стали, и рядом закричал первый петух. Добрыня на прощение коснулся ее щеки и пошел прочь. Он обошел стороной дом, в котором прикончил соперника своего, там оставался немой свидетель схватки – волк. Ему показалось, что наступит время, когда он заговорит и расскажет обо всем, что тут происходило. И тогда все узнают, что связался он с ведьмой и беззащитным стариком, которого и укокошил в порыве ревности.

«Но у волка есть и своя история, она вряд ли приятнее этой», – думал в это время Добрыня, и ему стало немного легче на душе. С этими мыслями он и пробрался тихо в свой дворец. Ему не хотелось, чтобы матушка узнала, что он не дома провел всю ночь. Но может ли везти слишком часто. Она все видела, но не хотела, чтобы он об этом знал.

«Мальчик совсем вырос и стал мужчиной», – с грустью подумала она.

Уже в покоях своих он выглянул в окно, и прямо перед собою узрел звезду. Она упрямо не гасла, в то время, когда другие звезды не были уже видны.

Он чувствовал усталость и покой, и понял всей душою, что долго еще будет взирать на звездное небо, на котором так упрямо и ярко сияла звезда. И пока она горит на небосклоне, он будет защищен. И с ним не случится ничего дурного

№№№№№№№

– Он принял свое боевое крещение, – говорил в это время Олег бесу.

– Ты Маринку имеешь в виду? – спросил тот.

– Нет, Тугарина. Женщина, что, но он защищался и никогда и в дальнейшем не даст себя в обиду.

Они помолчали немного, и думали все- таки о разном.

– Их надо разлучить, – посоветовал бес.

– Нет, еще не время, – отозвался богатырь, – она должна отвратить его на время от женщин, знаешь отчего великий князь падает? От сладострастия, а Добрыне нашему это не должно грозить.

Бес не стал возражать. Олег, хотя давно и не жил на свете, понимал больше, чем он. Для него же мирская жизнь, как часто он с ней не сталкивался, была все-таки величайшей загадкой, и он должен быть признавать это.

– Ну, как хочешь. Я свое слово сказал. А если она заколдует его и оставит, как волка около себя.

– Тебе ли не знать, что она волка не заколдовывала, а потом, – усмехнулся бес, – зачем ей нужен второй волк? Нет, она не так сильна, как могла показаться.

ГЛАВА 13 У ОГНЯ

Маринка, войдя в пустой дом свой, почувствовала, что замерзла и быстро развела огонь в камине. Как быстро летит время. Рядом с Добрыней она не ощущает ни холода, ни одиночества. А ведь такого с ней не случалось никогда. Но почему так горько ей теперь? Парень сказал о своем отъезде. Вот и пусть катится на все четыре стороны. Но она вдруг поняла, что ей совсем не хочется этого.

Из огня появился силуэт всадника, того самого, о котором он ей доверительно рассказал.

– Все, что он говорит – правда. И ты не станешь противиться, – говорил он.

– Я не знаю, кто ты и знать и не хочу, – дерзко произнесла она, – но знай одно, – ты не сможешь ни купить, ни запугать меня. Я никогда никого не любила, почему же я должна вам отдавать единственного человека, который мне дорог. Он со мной до третьего удара грома, я сделаю все, чтобы третьего удара не было.

Незнакомец расхохотался. Хохот его был таким зловещим, что даже она вздрогнула.

– Мне говорили, что ты сумасбродна, но ты еще и безумна, – произнес он, – и я тебе не завидую.

Но если он и хотел ее остановить, то получилось у него все наоборот. Такая ярость на все силы мира, против нее настроенные, возникла в душе, что она готова была себя разрушить, сжечь до пепла. Ведьма никак не могла понять, что происходит там, за гранью видимости, хотя тот миг ей был неплохо известен. Огонь – вот что было самым главным в её душе, и она никак не могла сладить с собой. Из всех стихий только огонь безрассуден и непонятен, только он оборачивает живое в пепел, он ближе других стихий магам и колдунам, и главное ее оружие – ничто не способно ему противостоять – ни вода, ни земля, ни воздух – только огонь владеет ее миром. И его она любила больше всего и больше всего опасалась..

– Киев. Воин великого князя, – произнесла она задумчиво.– Но князь, говорят, ничтожен. И с ним невозможно спорить.. Зачем же идти к такому князю, зачем вообще эта служба нужна?

И знала Маринка, что многое в этом мире остается вечной тайной. И снова появился в памяти образ того всадника.

– Скажи мне, – враждебность исчезла в ее голосе, – у князя богатырей мало что ли.

– Ни один из них для миссии нашей не подходит, – говорил он.

– Это каприз, только каприз – произнесла она, и просила о милости, хотя и знала, что это бесполезно.

На какой- то миг ей показалось, что бес ей может помочь, но по она быстро поняла, что и это неисполнимо. Простой смертный, почуяв себя бессильным, страдает и мучается. А она испытывала злобу, потому что знала, что такое сила, и как прекрасно, когда по взмаху руки твоей исполняется то, что задумано. Волк зарычал тихо и снова растянулся у ее ног.

– Мы снова останемся с тобой вдвоем, как всегда, – с грустью говорила она, – не только ты, но и я расплачиваюсь за зло, причиненное другим.

И она потрепала его по голове.

– Но перед тобой я не виновата или все-таки виновата?

Он посмотрел ей прямо в душу, и, не выдержав этого взгляда, Маринка резко отвернулась

– Не смотри на меня так, мне бы хотелось быть сильнее и могущественнее. Тогда я не поддалась бы твоим уговорам, или хотя бы смогла тебя расколдовать. Но я не могу сделать этого, я вообще ничего не могу. И от этого мне тоже взвыть хочется.

Она была уверена, что он не забыл человеческую речь и понимает то, о чем она говорит. Но в следующий момент, вспомнив смех черного волхва, Маринка резко тряхнула головой и произнесла:

– Если мне и не победить их, я не отступлю. Они не увидят меня побежденной и рыдающей. За зло, причиненное мне, им придется заплатить.

И кажется, это решение ей так понравилось, что она была уверенна в том, что не отступит.

– Безумная, – послышался голос рядом.

– Пусть, но не слабая, – говорила она, высоко подняв голову и тряхнув огненными волосами.

С той самой минуты, когда внезапно погас огонь, и она поднялась, распрямив спину, Маринка поняла, что произойдет в жизни ее самая большая перемена. Волк это тоже не мог не почувствовать, но он хранил молчание.

– На сколько велики эти силы? – спрашивала она и знала, что ей никто не ответит.

Но ответ был и не важен. И хорошо, что она до самого конца не узнает их истинной величины, наверное, это и хорошо.

ГЛАВА 14 П Е Р В А Я С С О Р А

Он пришел на третью ночь. И было ясно обоим, что эта ночь будет последний и прощальной.

Девушки на поляне, не найдя своего любимца, яростно ей завидовали. Маринка, завладевшая душой и телом молодца, вовсе не испытывала радости. Впрочем, им об этом ничего не могло быть известно.

Добрыня, придя к ней, угрюмо молчал. Она тоже не начинала этого разговора. Но все было ясно и без слов. Хотя она и не была лучшей ведьмой в мире, но в таких вещах все- таки разбиралась. Она представляла себе юное лицо князя Владимира, которого видела еще, когда он не был великим князем, и взглянула на него. Ей показалось, что он усмехается.

– Напрасно, – мысленно произнесла она, – тебе придется скоро еще большее разочарование испытывать, чем мне сегодня. И когда ты в отчаянии спросишь: « За что» я признаюсь тебе, что повинна во всех бедах твоих. Ведь властелин порою может не знать, за что он расплачивается.

Погружаясь в свои размышления, она, забыла о своем госте. Но это только казалось.

– Как жаль покидать ее, – подумал Добрыня, – но ведь у меня нет выбора. Она останется здесь. И появится какой-нибудь новый Тугарин. Разве стоит требовать от нее верности. И для чего нужна ему ее верность, если он вернется в свои покои дремучим старцем, чтобы умереть на родной земле. Это была реальность, но реальность очень грустная.

– Останься по- хорошему, – вдруг яростно заговорила Маринка, хотя еще минуту назад ничто не предвещало бури с ее стороны. – Они меня ведьмой недаром называют. Хотела я тебя отпустить, но чувствую, что вся моя натура противится этому. И даже если бы хотела, все равно ничего из этого не получится.

– Допустим, – согласился он, – я забуду обо всем, но буду с тобой едва ли.

Он указал на необычное и бедное убранство ее хором. Но он знал, как мать может отнестись к Маринке,

– И что же остается для нас с тобой – ссоры и примирения? И так вся жизнь, но мне же только семнадцать годков. И если пахари могут с такой своей участью примириться, то для меня она невыносима станет. Нет, и не проси даже, это невозможно.

Она сама удивлялась тому, что могла минуту назад требовать от него такого, но отступиться было и малодушно и просто глупо. И хмуро взирая на него, она молчала. Говорить пришлось Добрыне:

– Я не за тем к тебе пришел, просто уйти, не простившись, не мог, – примирительно произнес он.

Но, похоже, что она не была на этот раз настроена миролюбиво:

– Нет, – не за этим ты явился, – усмехнулась Маринка, – чтобы еще раз свое превосходство показать, и победу мою окончательную над собой почувствовать. Только не правда, не будет этого.

Она говорила с такой твердостью, что он подивился, откуда столько силы в голосе ее, словно и не женщина перед ним, а могущественный и отважный воин. Но в какой- то мере так оно и было. Ведь она была ведьмой, вечно воевавшей с добром ли, со злом, с миром людей или миром Богов. Вот и его теперь, как только он противиться пытается, резко принимает, но разве от этого изменится что-то?

– Ты не желаешь, чтобы мы по-хорошему расстались? – спросил он.

– Да, я не желаю этого, и чтобы беды новой не случилось, уходи, немедленно уходи, – потребовала она, указывая на дверь.

Добрыня медлил. Он вовсе не собирался уходить так быстро. А она будто заведенная, говорила об одном и том же.

– Я пришел к тебе, – решил он в последний раз попытать свое счастье.

НО она молча указала ему на дверь, и ничего воину больше не оставалось.

Он шел медленно, очень медленно. Хотя расстояние было в пару- другую его шагов, и, кажется, даже ссутулился, удаляясь. Она прикрыла глаза, чтобы не видеть этого и не разрешить ему остаться. Но ведьма не собиралась сдаваться перед юнцом. Он и без того уже заставил ее просить. И отбросил просьбу ее, как ненужную вещь. Захлопнулась дверь. Она не открывала глаза. Она хорошо понимала, что одолела себя, а в душе ее осталась твердость, которой она могла гордиться, но от этого ей не стало радостнее. Она выпила до дна тот кубок с дурманом, для него приготовленный. Хотя дурман не мог на нее, давно к нему приученной, так действовать, как на него, но хмель позволял забыться на какое – то время (на целую ночь), ни о чем больше не думать, ведь думы были такими тягостными. Последнее, что она вспомнила из того проклятого вечера – волк подошел и лизнул ее щеку. Потом она погрузилась в сон без сновидений. И в этом нашла какое – то облегчение.

№№№№№№№

Он возвращался домой на этот раз слишком рано. Не нужно было опасаться и прятаться. И можно еще сходить к костру. Но зачем? Чтобы провести ночь, с какой-нибудь из девиц и испытать еще большее разочарование. Разве хоть одна из чужих может ему заменить Маринку? Это даже смешно.

Нет, единственная из тех, кто нужна была, безжалостно его изгнала. Он в чем-то был виноват перед нею, но разве не могла она уделить ему чуть больше внимания, понимания, сострадания. Но когда она прогоняла его, ничто не дрогнуло в ней. Наоборот, она смеялась над ним. Она ничего не хотела слышать и знать. И пусть. И хорошо. Он должен усвоить, что женщина – лишь помеха, стоящая на пути. Она не должна ему мешать, когда он услышит третий удар грома. И все-таки она одержала над ним верх. И он испытал не печаль, а тоску и пустоту. И от этого хотелось выть на луну, но и та со своей высоты над ним издевалась.

Уже подходя к палатам своим, он заметил тень, мелькнувшую на дороге. И остановился от неожиданности. Ему показалось (голодный всегда думает о еде), что Маринка одумалась, догнала его и согласилась на все. Она хочет вернуться. Потому он, схватил ее за плечи и притянул ближе к себе. Но тут его ждало страшное разочарование. Это девица была мала для его наложницы. Перед ним стояла испуганная Алена. Девица невесть как на его пути возникла, то ли от холода, то ли от страха перед ним и неизвестностью, ее била дрожь. Она не могла вымолвить ни одного слова.

– Это ты, – разочарованно произнес богатырь, отпуская ее плечи.– Что ты тут делаешь в такое время. Отправляйся-ка, домой, пока кто-то из парней тебя не подкараулили.

– Но я шла к тебе, – наконец собралась с силами она.

Добрыня захохотал. Он смеялся громко. Смех его, полоснув ее душу, словно мечом острым, показался таким обидным.

– Почему ты смеешься, – почти со слезами в голосе спросила она, – я что, не хороша?

Он, наконец, перестал смеяться и говорил:

– Хороша – то, хороша, только отправляйся домой.

– А если хороша, – запинаясь, она не знала, как ему сказать дальше, но он пришел ей на помощь.

– Уходи, иди прочь, мне никто не нужен.

Она растворилась бесшумно где-то во тьме, словно была бестелесна. Он же рассердился еще больше на Маринку, на эту девчонку, на себя самого, за то, что не смог сдержаться, и ясно показал, что думал и чувствовал в те минуты. И за то, что мысленно валил на ковер Маринку, и снова, и снова овладевал ею теперь, когда это было уже невозможно.

– Отрава, – она настоящая отрава, лучше бы мне вообще никогда не знать женщин, – в ярости думал Добрыня.

Но он кривил душой. Это не было выходом. Самые светлые и чудесные мгновения в свои семнадцать лет он испытывал все-таки в ее объятиях.

ГЛАВА 15 НА РАССВЕТЕ

Княгиня еще не ложилась спать, когда услышала голоса, а потом увидела, что ее сын возвращается. Дурное предчувствие сковало ее душу.

– Почему эта женщина не удержала его. Отчего он вернулся. Что между ними произошло, что еще может произойти? – спрашивала она, зная, что теперь ей не заснуть до утра.

Кажется, он тоже не ложился, потому что она все время слышала его шаги.

«Бедный мальчик, – подумала княгиня, – почему он так просто сдался, она взрослая женщина и знает, что нужно делать, скорее бы он уезжал, еще немного, и она будет вертеть им, как хочет, веревки вить из него станет. А если правда то, что о ней говорят?

Княгиня тяжело вздохнула. Вчера тело Тугарина нашли, говорят, что он с нею был когда- то. И хотя нашли его далеко от ее дома, в лесу дремучем, но не своей он смертью помер, потому что изуродован так, что едва узнать можно. Может быть, ведьмак или змей, какой подкараулил его, но подсказывало ей сердце, что ведьма эта да сын ее в этом замешаны. Но, к счастью, никто ничего не видел, ничего определенного сказать не может. На этот раз обошлось. Но долго ли еще обходиться будет? – спрашивала она.. А что если завтра и его вот так вот найдут? Никто ничего не узнает, но помочь ему невозможно будет. Она гнала от себя эти окаянные мысли, но ничего не помогало ей избавиться от этих тревог.

Добрыня заснул только на рассвете. И видел он ее лицо смеющееся, над ним потешающееся. И спрашивала Маринка:

– Ну, как ты передумал уезжать? Останешься теперь? Нет, ты останешься, а если уедешь, все равно назад вернешься. Никуда тебе от меня не деться.

№№№№№№

Бес тоже видел этот его сон и понимал, что должен совсем немного – самую малость – ему помочь. Не выпутаться воину из этих сетей. Потому и показал он ему самого себя, расправляющего плечи и спокойно уходившего от нее прочь. И в тот же миг исчезли все его страхи, ничего больше не удерживало его. Пробудился он после недолгого сна с небывалой легкостью. И кажется, все ему теперь было подвластно.

Распрямив плечи, взглянул Добрыня на величаво восходившее солнце. Оно было таким спокойным и золотистым, что никакие тревоги не смогли бы коснуться его души. Он был спокоен и весел, как когда-то до роковой встречи.

Он знал, что в Киеве будет такой же рассвет. И солнце будет по небосклону так же медленно плыть. Но все там будет по-другому. Так прекрасно и спокойно может быть только в родном доме. Но должен он его покинуть.

– Проведший со мной ночь, покинет меня только, когда я сама этого захочу, – послышался голос Маринки, откуда-то из глубины.

И все: и рассвет, и этот голос казались сейчас такими нереальными, что готов был он поверить в то, что продолжает спать и это ему только снится.

– Она не отпустит тебя так просто, – произнес рядом бес, хотя он почему-то пока не показывался, решив еще большей таинственности в происходящее напустить. Ты должен быть осторожен, очень осторожен

– Я только и слышу это в последнее время, но чего мне опасаться, если все решено и переменить ничего невозможно?

– Это так, – согласился он, – только неизменными то остается, что можно отодвинуть время, изменить какие- то детали.

– Ты решил поругать меня

– Не говори глупости, я просто хочу излечить тебя от беспечности и от глупой веры в собственные силы. Они у тебя немалые, конечно, но кроме меча есть много других способов подчинить человека или навредить ему, по крайней мере. Ты же помнишь ее волка. НО представь, что случится, если она захочет тебе отомстить.

– Значит, он и на самом деле человеком был. А я- то все время думал, отчего у него глаза такие человеческие. Но если это и, правда и все неизбежно, так чего бояться, какой в этом прок?

№№№№№№№

Олег теперь понимал, что час и его, и героя пробьет с минуты на минуту. Он был готов ко всему. Но девица поразила его воображение. Хотя и пришлось ему в свое время повидать значительно больше, чем Добрыне, но он должен был признать, что с такими раньше никогда не встречался.

– Надо будет остановить его вовремя, – обратился он к бесу, полагая, что тот этим и должен заняться.

Но Мефи от этого устранился:

– Нет, мне с этой бабой не сладить, ты сам хотел, чтобы он закалился, когда я предлагал со всем разом покончить. Вот теперь и делай все сам.

Он был прав, но Олег понял, что загнан в угол. Для него это было почти невозможным делом в чужом – то времени, ведь он и в своем- то с ним не очень умел справиться. Но делать было нечего, необходимо наблюдать за тем, чем все это может закончиться и пережить это стихийное бедствие. Но раздались какие- то звуки. И они – и Олег и Добрыня, прислушались к ним.

№№№№№№

Кикимора встретилась с Домовым. И по первым ее словам можно было понять, что говорили они о Добрыне:

– Глупец, – пропищала Кикимора, – не по зубам ему Маринка, – и она его просто так не отпустит.

– Но и воин наш не лыком шит, – попробовал за него Домовой вступиться.

– Может и не лыком, но молод слишком, и женщин совсем не знает, она его в два счета проведет.

Добрыня усмехнулся бессильно. Весь этот мир пытался ему доказать, что он обречен. Ну что же, когда случится злодеяние, это не будет неожиданностью. И хотя радоваться особенно нечему, но не было желания печалиться. Каким расчудесным казалось это утро. И солнце не переставало светить. И Кики с пророчествами своими на покой уберется. Пока он жив и здоров, ничего с ним не будет.

Но сам Олег не был так спокоен и беспечен, хотя никто ничего толком не знал. Он напряженно думал, и, увидев беса, решился у него спросить:

– Что она с ним сделать сможет? – спросил он, высказывая свою беспомощность.

– Кто ж его знает, в какого ворона оборотит.

Олег взглянул на него, чтобы убедиться в том, что он не шутит, ведь за все свои годы земного и небесного существования, заклятий и обращений он так и не постиг. Он знал о Волхве. Сказки о нем не смолкали на том и на этом свете, и о Вольге, который мог орлом летать, рыбой- щукой плавать и волком рыскать. Но как это делалось, он не знал, да и знать не особенно хотел, уверенный в том, что хотя заклятием и можно пользоваться, но лучше все-таки меча из рук не выпускать – так для воина надежнее. Из шкуры животного в нужный момент можно не выбраться, а такое жалкое существование вести ему не хотелось. И он и не искушался никогда. И кто же мог подумать, что наступит момент, когда такое заклятие может быть больше всего ему понадобиться. Но он окажется бессильным перед бабой гневной, только оттого, что когда-то беспечен был.

– Не каркай, – говорил в это время Домовой, – ничего она не сможет сделать.

– Ты сам знаешь, что сможешь, – не унималась Кикимора, – и не стоит себя успокаивать, разве делу этим поможешь.

Они еще препирались какое- то время, но им хорошо было судачить, когда от них ничего не требовалось, а если с тебя спросится, да еще самим Перуном за то, что происходило?

ГЛАВА 16 РАЗГОВОР С МАТЕРЬЮ

В тот самый момент княгиня неожиданно вошла в покои Добрыни. Она не хотела нарушать покоя его. Но ноги сами привели ее сюда. Она решила, что настал ее час, и она не станет больше делать вид, что ей неведомо ничего. И устранится от всего, когда ее мальчик так страдает.

– Еще только утро начинается, отчего же ты так сумрачен? – спрашивала она, стараясь быть как можно ласковее, – девица, какая- то отказала тебе?

– Да, но ты знаешь имя этой девицы, матушка, – усмехнулся он, понимая, что мать знает значительно больше, чем говорит.

– Знаю, – призналась она, – но лучше не ведать этого вовсе. Хотелось мне предостеречь тебя, да разве словами делу поможешь. Вот и вчера, разве бы пришел ты к полуночи, если бы она тебя из дома своего не выставила?

– А тебе, откуда это ведомо? – Добрыня был по- настоящему удивлен.

– Я долго живу на свете, и чтобы шуточек чертовских этих не знать, – усмехнулась она.

«Интересно, при чем здесь черт, – возмутился Мефи, – будто бы я учил Маринку всем приемчикам этим. Да она и сама кого хош научит, только все дурное валить на меня начнут. Вот и суетитесь после этого. И помогай их деткам, даже если сама княгиня, которая никогда напрасно не скажет, во всех грехах меня обвинить готова».

Оскорбленный, он удалился, не стал слушать, о чем еще она говорила, потому что боялся, что рассвирепеет и убежит от них. Не хотелось ему терпеть напрасные оскорбления. И ладно бы от темной кикиморы, а то от светлой да мудрой княгини. А впрочем, все женщины одинаковы. И ему ли не знать об этом?

№№№№№№

– Другой должны быть твоя первая девица, – мягко произнесла она, – да что теперь говорить, когда дело сделано, только не попрекать я тебя пришла посоветовать тебе, что бы она ни вытворяла, не поддавайся ей. Не проси ни о чем, стоит один раз только уступить, и все сломается один миг, тогда поправить уже ничего нельзя будет.

Они стояли друг перед другом, а столько твердости да уверенности в ее взоре было, что он понимал – напрасно опасался материнских упреков, когда от Маринки на рассвете возвращался. Всегда она поймет его и защитит, конечно, если сил ее на это не хватит. Добрыня обнял мать свою, прижимая ее к груди богатырской.

Да. Она права, надо искать такую девушку, как матушка его. Тогда и горечи в душе не будет. Но он тут же сам и отверг это. Что бы не случилось потом, не жалел он, что тогда с Маринкой был, никогда не жалел.

– Я уезжаю, матушка, – произнес он через мгновение, – сколько о Киеве говорено было, пора бы исполнить, то, о чем говорилось.

– Уезжай, – спокойно произнесла она, – ничего тебе больше тут делать, пора, давно пора и о главном подумать.

№№№№

Громовержец слушал Олега, представляя все, что приключилось там за эти дни. Он вспомнил о Марене и о его романе с чертовой бабой. О, как ему было это знакомо. Ну что же, видно парень не так уж плох, если, несмотря на все соблазны, он все-таки может устоять, и упорно идет к цели своей.

– Она не остановится, – произнес Перун, когда все выслушал, – но она будет жестоко наказана. Где это видно, чтобы простая смертная, никудышная колдунья, мне вызов бросала. Я и богиням не позволял такого. Ладно, отправляйся назад и смотри в оба.

Олег, уходя, хотел заикнуться о том, что может не справиться, меча у него нет, и заговорами он не владеет. Но гордость не позволила ему перед Перуном рта открыть. Он и так пошел прочь, ни о чем ему не поведав.

«Гордец, – думал тот, – ну что же, молчание золото. И он правильно поступает, помогают всегда только тем, кто не ноет и не просит об этом. Что было бы мне делать, если бы он все мог», – усмехнулся Перун, и приготовился ко всем главным событиям, они были не за горами.

Мир менялся, и не в его пользу. Но не одно столетие пройдет еще пока он перестанет бороться и согласится отступить. Все было значительно сложнее, и не умещалось в понятие «победа» и « поражение». И даже мудрецу любому известно, что поражение – это шаг к победе и наоборот.

Добрыня собирал вещи свои и седлал любимого коня. Пора приниматься им за дело.

ГЛАВА 17 УТРО НОВОГО ДНЯ

Погас костер, на котором сожгли Тугарина пахари, чтобы и следа его не осталось. И прах его землю удобрял, на которой хлеба будут произрастать. Это первое доброе дело, совершенное Змеем проклятым за всю его долгую и разбойничью жизнь, да и то помимо воли своей.

И старики знали, что хотя пока имя Добрыни и не произносится, в связи с погибелью проклятого. Но пройдет немного времени, и гусляры сложат песни о его героической битве с врагом. Они будут потом, когда он в Киев красоваться станет, распевать их на пирах., И никто не станет интересоваться, как там на самом деле было, что случилось в Маринкином доме, ведь правда разная бывает. И для них правда в том и состоит, что не угрожает он им больше, страха не наводит, и сожгли они его дотла. И только самые осторожные из них, не разделяя восторгов об избавлении, потихоньку говорили о том, что радоваться особенно нечему, потому как и других змеенышей можно легко накликать. И мало ли их еще по свету белому ошивается. На всех богатырей не хватит.

Новый слух о том, что Добрыня в путь – дорогу собирается, облетел всю Рязань. И многие поспешили к княжескому двору, чтобы хоть одним глазком на него взглянуть. Когда еще воротится он к ним. А если и воротится, доживут ли они до часа этого? Жаль им было расставаться с воином своим. НО кто же их желание спрашивать станет, если самому великому князю воины нужны? А уж если не их Добрыня, то кто же тогда воевать и славу добывать станет. Как ты не прикидывай, а второго такого нет. И когда, обняв матушку, вскочил воин в седло и за ворота выехал, увидел он огромную толпу, и не понял из-за чего собрались они. И только потом дошло до него, что это они его провожают.

Он немного помолчал и помедлил, когда за городскую стену выехал. И вдруг увидел тот самый ракитный куст, под которым они позапрошлой ночью с Маринкой венчались. И все, что он хотел позабыть, в памяти его в одно мгновение воскресло. И понял он, что каленым железом не вытравить из души его все, что было. И казалось ему, что стоит она перед ним, в своем наряде диковинном, простоволосая, умоляюще на него молча взирает. Даже зажмурился Добрыня от видения такого. И так оно ясно было, будто все наяву происходило.

– Еще один день, а потом и в путь можно отправляться, – приказал он сам себе.– Ведь от одного дня ничего перемениться не может.

Он готов был повернуть назад, и повернул бы, но бес за его спиной расхохотался.

– А потом тебе еще один день захочется, и еще с нею побыть. Нет, ты не можешь слабость проявить.

– Я не могу проявлять слабость, – вслед за ним повторил Добрыня.

И помедлив секунду около Ракитова куста, помчался дальше, уже забыв обо всем.

№№№№№№

Маринка в тот же миг проснулась разбитая. Она вспомнила о том, что произошло прошлой ночью, и почему она выпила все это дурманное зелье.

– Он вернется, вернется, – говорила она с надеждой.

– Можешь спать дальше, только он уже от Ракитова куста отъехал, – отвечала ей Кикимора, прибежавшая вдруг к ней, чтобы сообщить последние новости и дивившаяся тому, что ее все это время не было на пути у Добрыни.

– Что ты несешь, старая карга? – огрызнулась Маринка, решив, что та, просто перечит ей из вредности, издевается.

– Я может, и несу, только пару часов поспишь еще, и его не догнать, потом меня не попрекай, поздно будет.

Маринка окончательно пробудилась, понимая, что старуха говорит правду. Хотя то, что он уехал, даже не заглянув к ней, было неправдоподобно. Но много ли она знала об этом мальчишке. Да и расстались они вчера не лучшим образом.

– Проклятие, – простонала Маринка, – черт меня дернул эту гадость пить. Без заклятия и с ложа мне не подняться, не то, что на коне скакать.

– Можешь спать дальше, если это тебя не касается. Мне плевать на твои дела, – усмехнулась Кикимора, исчезая.

И она, разминаясь и шепча заклятия, снова осталась одна.

Волк куда- то сбежал. Она могла бы и на нем отправиться в путь, в погоню за Добрыней – этим никого не удивишь. Но его не было поблизости, а искать негде было.

Но забыл обо всем Добрыня только на одну минуту. Потом он вспомнил ту ночь, когда они так близки были, когда он, смущенный готов был признать, что она над ним победу одержала. Но Марина не дала ему говорить и потащила в темную ночь. Ему вовсе не хотелось спрашивать ее ни о чем. Хотя он предчувствовал, что совершиться должно что—то необычное. Тогда вот и пришла она к этому самому кусту на перекрестке, около которого уже все окрестные ведьмы собрались. И потихоньку они между собой переговаривались.

Ему как-то странно тревожно стало. И душа противилась тому, что он во тьме кромешной среди этих чертовок- баб оказался. Смешно было в том признаться, что ему назад, к огню хочется. А они все вместе с Маринкой плясали и призывали ветры буйные и демонов со всех сторон.

И эти чудовища противные, перед которыми его бес красавчиком и милашкой бы показался, тесным кольцом окружили его, взирая на того, кто был так люб сердцу Маринки. И каждый старался про него свое мнение и какую-нибудь пакость высказать. Они были уверены в том, что ни одна порядочная ведьма не должна с простым смертным связываться, каким бы он красавчиком и силачом не казался. Ведь на них Змеев да Демонов хватит.

И таким холодом могильным его в тот миг обдало, что казалось, еще немного, и совсем околеет он. И свалится замертво. Наверное, разглядев или учуяв, что с ним неладное творится, Маринка разорвала их круг и пошла к нему на помощь. И поспела она как раз вовремя, еще немного, и его заморозили бы до смерти. Хохоча, почти на себе дотащила она его до костра, который тут же на перекрестке развели. Но в первый миг ему показалось, что огонь морозным холодом дышит. Но как только руки и ноги стали отходить понемногу, он понял, что силы к нему возвращаются, и жизнь не оставила его.

– И все вместе они не сладили с тобой, – значит, ничего не осталось, как только обвенчать нас, – посмеялась тогда Маринка.

И он помнил о том, что их и на самом деле венчали, и исполнялись какие- то чудовищные пляски. Все это казалось уму непостижимым. Но страх куда- то улетучился, и испытал Добрыня только гордость за то, что он с честью прошел такое грозное испытание. Это вовсе не с Тугарином расправиться. Тот, кто разом в объятиях четырех демонов побывал, подтвердит его слова, конечно, если живым возвратился.

№№№№№

Все было позади, и оставалось немного жутковато и лестно вспоминать о пережитом. Он думал об этом, когда покидал родной город, да так быстро, словно Демоны за ним гнались, и ветер зловеще завывал за его спиной в эти мгновения.

Но и, не ощутив еще опасности, Добрыня поступал так, как нужно. Только не знал он, что от демонов и ведьм не убежать смертному, никуда не скрыться, как бы быстр не был конь его.

ГЛАВА 18 ПРЕСЛЕДОВАНИЕ

Добрыня скакал впереди, навстречу новому, но старое неотступно следовало за ним.

– Скажи, считаешь ли ты меня своей женой? – услышал он голос Маринки, прозвучавший в ту ночь.

И счастливый, одурманенный происходящим, прошептал богатырь:

– Да. Конечно, я считаю тебя женой перед богом.

И такую радость в тот миг доставили эти слова. И он даже уверен был, что не лжет, не кривит душой, всецело отдавшись порыву. Он свято верил в то, что так оно и есть, что она жена его, и не нужно никуда уезжать. Но вместе с рассветом исчезло и затмение в душе его. Он прекрасно понимал, что обманул себя, и конечно ее. И то, что он обещал несколько часов назад исполнить невозможно.

Он хотел прогнать воспоминания. И остановился на мгновение, оттого ли, что конь устал, или потому что сам он уже едва переводил дыхание от изнурительного бега за призракам.

И в тот миг, когда он остановился, прямо над его головой раздался пронзительный раскат грома, и сверкнула молния. Средь бела дня стало так темно, будто уже наступила ночь. Добрыня оглянулся вокруг, ища куда спрятаться. Но ливень в тот же миг промочил его до нитки. И он расхохотался, понимая, что прятаться уже не имеет никакого смысла, он все равно промок. От холода или страха конь его заржал, но, может быть, он чувствовал какую- то иную опасность. И все-таки, несмотря на грозу, ему было несказанно весело, будто и он сам принимал участие в этой поразительной игре. Добрыня вдруг почувствовал, как велика его власть над природой, как хорошо бы посылать громы и молнии на беззащитных и перепуганных людей и знать, что они не могут не подчиняться твоей власти, и ощущать, что нет никого в целом свете сильнее и могущественнее, чем ты. Еще минуту назад ему казалось, что нет ничего прекраснее ее страсти, но он понял, что владеть женщиной и подчинять ее себе не столь великая задача, есть вещи поважнее. Кто-то может повелевать целыми землями и небесами. И в своих высоких мечтаниях он никак не мог остановиться, сколько не надеялся.

– Остановись, – крикнул ему бес, если бы ты рожден был Богом, а не человеком, тогда можно было бы об этом мечтать, только тогда.

Но он и сам понимал, что пора бы остановиться, только никак не мог этого сделать.

Ливень закончился так же неожиданно, как и начинался. И он расположился под дубом, чтобы перевести дыхание и обсохнуть, в таком виде отправляться, и предстать перед Великим князем было невозможно. И он, кажется, задремал, и не помнил, сколько времени прошло. Очнулся Добрыня в предчувствии какой- то странной тревоги. Будто ему грозила опасность, и зверь какой-то птица или змей – разбойник к нему подбирался. Но ведь ничего такого не было, – говорил он сам себе. Даже конь его спокойно пасся и не чуял никакой тревоги. Что же он таким пугливым стал? Он никак не мог этого понять. Еще не хватало каждого шороха и свиста бояться.

Но в ту самую минуту на него какая- то поволока нашла. Никого не было рядом. И он почувствовал, что не рукой и не ногой пошевелить не может. Хотел рот раскрыть и спросить, что же с ним такой творится. Но и рта открыть тоже не мог. И в завершение всего глаза его закрылись сами собой. Но он понял, что это был не сон, а что-то совсем иное.

№№№№№

Она вскочила на коня и неслась слишком быстро для простого смертного, хотя и не так быстро, как летают настоящие ведьмы. Не могла же она летать среди белого дня – на это только ночь дадена. Но Маринка понимала, что так, обычным способом, она может и не догнать его. И тогда все потеряно. У нее не было пока никакого плана, решения ее менялись на ходу. Сначала ей хотелось просто взглянуть на него и попрекнуть за то, что он так жестоко с ней обошелся. Но потом она поняла, что должна показать свою силу, когда настигла его, должна положить все силы свои, но любыми путями его остановить. Она бросила вызов небесам.

– Он не может уйти, он не должен уйти, – в ярости шептала Ведьма, – и если он не будет принадлежать мне, то и никому не будет. И пусть это было полнейшим безумием и грозило ей бедой, но так и будет.

В какой- то момент она была уверена, что все обойдется, и она сможет догнать его. Но потом, когда ударил гром (третий гром), она хорошо помнила его слова об этом, и поняла, что догонит его, вряд ли он в чистом поле укрыться успел. А мокрый до нитки, он никуда не поедет. Да и не предполагал он вовсе, что она за ним гонится. Потому она понеслась дальше с небывалой яростью.

Нет, он не уйдет от меня. И вся древняя злоба на этот раз поднималась со дна ее души. Если бы светило солнце, и все было спокойно, она не смогла бы так разозлиться. Но при этих раскатах она забыла обо всем добром и хорошем, что еще было, и только месть, только злоба владели ее душой. Когда она почуяла, что уже настигла его, и он мирно спит совсем близко, сначала Маринка заставила его пробудиться, но в последний миг чего-то испугалась, и снова на него сон наслала. Но уже не просто сон, а морок, полностью его сознания и сил лишивший.

Конь его, ее не испугался. И это не могло не порадовать ведьму. Она соскочила с черного коня своего и приблизилась к нему.

Спящий, он был спокоен и так поразительно хорош. Она смотрела и никак не могла налюбоваться.

«Как хорошо все могло быть у нас, – с грустью подумала Маринка, – если бы ты не был так упрям и не бредил Киевом. Какой бы мы были красивой парой, и я бы все сделала для тебя. Но раз это невозможно, раз ты даже попрощался со мной не захотел, ты сам во всем виноват и должен за все расплатиться. Может, твои боги и отвели тебе особую роль, но до них далеко. И не думаю, что они мне помешать смогут и помогут тебе.

Она уселась в круг, который тут же провела при помощи заклятия и стала вспоминать самое могущественное и самое страшное из тех, которому когда-то ее научила самая лучшая, настоящая ведьма. Правда, она почти забыла его, не рассчитывая на то, что оно может ей когда-то пригодиться. Но ведь настал такой день. Она призвала на помощь самых могущественных магов и волшебников всех времен, самых злых и коварных.

– Делайте со мной что хотите, – говорила она, – но он должен быть обращен в золотого тура, которого я с собой уведу, и останется он таковым до тех пор, пока не забудет о мечтаниях своих и не согласится со мной рядом до конца дней своих оставаться.

№№№№№

Бес замешкался. Ливень, гром не способствовали тому, чтобы он спокойно прогуливался по землям этим. Да и не думал он, что богатыря нужно охранять от лесных разбойников и даже волхвов. Ведь если его от всего мира охранять придется, то какой же он богатырь. Маринку он оставил глубоко спящей, и как потом утверждал Олегу, совершилось чудо, когда она так быстро после дурмана пробудилась. Он прохлаждался совсем не в том месте, где надо было и это наделало столько бед.

Когда дождь перестал. И он почувствовал, что по дороге на Киев никак не может обнаружить Добрыню, то со всех копыт и понесся туда. Но там что-то невероятное происходило. Приблизившись к проезжей дороге и к тому самому дубу, он нашел там только коня его. Сам богатырь бесследно исчез.

ГЛАВА 19 ЗОЛОТОРОГИЙ ТУР

Маринка стояла перед ним прекрасная и величественная еще несколько минут, и любовалась им. Но потом появились бесплотные тени магов, и она сказала им о своем решении.

– Но это худо завершится для тебя, девица, и не знаешь, во что вмешиваешься.

– Не надо обо мне заботиться. А, может быть, вы просто силы свои растратили, и не можете этого для меня сделать?

В отличие от беса, лишенный тела Олег все видел и слышал – но это все, что ему осталось. Он – то против четырех магов и ведьмы ничего предпринять не мог. И даже голоса подать не хотел, чтобы себя не выдавать и услышать их насмешки. Не была в жизни победителя более горьких минут. Теперь – то он знал, как может быть тяжко от бессилия, особенно тому, кто привык побеждать даже в мелочах. Но он видел, как бессилен спящий богатырь, казавшийся мертвым. Он обернулся в тура и появился перед ним.

Волшебники, выполнив свое дело, в тот же миг исчезли. А Маринка, добившись своего, радовалась, как ребенок. Расхохотавшись, она вернула ему сознание, и, подойдя к нему, нежно обняла, не боясь нисколько того, что он может просто пришибить ее.

– Ты мой, теперь ты мой, и останешься им навсегда, если не будешь благоразумным, – кокетливо произнесла она.

И к ярости Олега она не выразила и тени сожаления от всего происходящего. И он, столетие хранивший в душе свою любовь к земной женщине, был поражен и потрясен от всего увиденного и пережитого.

Она, поманив коня своего, уходила, уводя с собой тура, и ничто не могло ее остановить.

– Но где же рогатый? И это все, черт бы все это побрал, – произнес Олег.

Происходили какие – то чудовищные вещи, которых не должно было быть. И все рушилось, словно дом, построенный на песке.

– Зачем же он меня сюда послал, чтобы я узрел все это? Если я не могу ничего, то зачем же мне тут быть? – снова спрашивал он и изнывал от беспомощности.

Маринка была счастлива и, застыв посреди поля, обратилась к Громовержцу. Она, вероятно, решила до конца испытать свою судьбу.

– Сколько угодно можешь громыхать, но я победила, и ты ничего со мной не сделаешь. И после третьего удара он не станет твоим, а уж Владимировым и подавно не станет, придется князю твоему без него обходиться.

№№№№№

Она уверовала в собственную власть над миром, забыв о предостережениях и была спокойна и счастлива. Конечно, ей не нужен был такой возлюбленный. Но Маринка была уверена, что очень скоро он станет благоразумным и согласится на ее условия, лучше в ее объятиях оставаться, чем в шкуре тура. А превратить его снова в человека было в ее власти – маги ей это обещали.

«А как только он станет человеком, он будет еще сильнее и прекраснее. И тогда никто не сможет сравниться с ним, и в благодарность за освобождение он будет верен и предан мне до конца», – мечтательно шептала она, превратившись в неразумную девчонку.

И сама искренне верила в то, о чем говорила. Даже тени сомнения не появилось у нее. И то, что Перун не убил ее в самом начале, этого для нее было достаточно. Но ладно, смертные, а разве могучие ведьмы могут быть так доверчивы и так беспечны?

Тур разглядывал ее искоса. И пока у него на самом деле не было другого выхода, как только согласится с тем, что она ему предлагала.

Небеса таили молчание. И это в миг торжества не могло ни на секунду ее насторожить. Дерзость – прекрасное оружие, и ничто не может остановить женщину, которая любит. Ее не смущало даже то, что возлюбленный ее должен был шествовать за ней и жить на привязи.

№№№№

Бес долго озирался по сторонам, пытаясь угадать, что же там произошло, пока, наконец, не наткнулся на Олега. Князь взглянул на него ярости:

– И где, интересно, был ты все это время, удивляюсь твоей проницательности, – возмущался он.

– Куда мне до тебя, – пошел он в атаку, – вот ты мне и расскажешь, что же здесь произошло.

Олег не терпел выяснения отношении и никогда до них не опускался, и потому он в нескольких словах рассказал о коварстве Маринки. Выслушав его, Мефи готов был крикнуть, что этого не может быть, однако понимал, что это так и есть, и не стал выставлять себя в еще более глупом положении. Надо думать о том, как можно из этого положения вырваться.

– Но откуда она знает такое заклятие, ей это по зубам что ли? – в ярости рассуждал он вслух.

– Она вызвала четырех магов, а им это было по зубам, – передразнил его Олег, но особенно заводиться не стал, с ним иметь дело было все-таки опасно, сейчас, когда он так уязвлен, не стоило его злить.

№№№№

Весть о золотом туре, появившемся во дворе у Маринки, сразу же распространилась по всему городу. Все только об этом и говорили.

Она ждала, понимая, что не стоит слишком спешить. Он должен убедиться, что она не собирается уступать, а потом принять ее условия. Она не может рисковать и слишком часто вызывать магов. Они не станут исполнять каждый ее каприз, если вообще что-то захотят делать. Но на этот случай у нее еще оставались средства. Главное, показать свою силу и его слабость, воин должен убедиться в том, что у него нет выбора.

ГЛАВА 20 ДУРНАЯ ВЕСТЬ

На следующее утро, узнав, что из Киева нет никаких известий, княгиня очень обеспокоилась и отправила туда своего человека. Не может быть, чтобы он позабыл обо всем и не сообщил ей о том, как добрался. Княгиня ждала своего посланника, и не в силах была понять, что происходит. Гонец вернулся к закату, мрачнее тучи. Он не знал, как сообщить ей о том, что сын ее так и не появился в Киеве, а конь его пасется на лугах. И ему ничего не оставалось делать, как тайком привести его на княжеский двор. Чтобы не пугать ее слишком, оставил его пока на собственном дворе. Но, завидев княжеского коня, по городу уже поползли самые разные слухи

№№№№№№№№

Кикимора со всех ног прибежала к Домовому и сообщила ему о том, что на дворе боярском появился Добрынин конь, а во дворе у Маринки – золотой тур. Это им обоим показалось очень странно

– И что ты об этом думаешь? – осторожно спросил Домовой.

– А что тут думать, Маринкиных это рук дело, и она его туром проклятая, обернула, чтобы он от нее не ушел и при ней, не уходя, оставался.

– Она, злодейка, конечно, – пожал плечами Домовой, – но не до такой же степени.

– Да что же в этом сомневаться, – обиделась Кики, – ты бы тут не рассуждал, если бы только на двор к ней пробрался, да в глаза того тура заглянул. Впрочем, тебя они и обморочить могут. Но со мной такой номер не пройдет.

Но Домовой и без нее чуял, что это была чистая правда, потому что не мог богатырь просто так исчезнуть, да еще и коня своего любимого в чистом поле бросить. И туры просто так не появляются.

Они тут же оба прислушались к тому, что рассказывал посланник княгини, и понимали, что все так оно и есть. Правда, про тура ему, похоже, ничего не было известно. И узнав о коне, княгиня страшно побледнела и в упор на него взглянула.

– Что же случиться могло? Что случилось? – спросила она, едва сдерживалась, чтобы не разрыдался.– Где мой мальчик?

Но верный слуга ее стоял молча, ничего не понимая и сетуя на то, что он принес ей, скорее всего дурные вести.

№№№№№№№

Маринка выжидала. Она знала, что княгине стало все известно, а бес в этом давно заинтересованный, отчего – то не дает о себе знать. Она понимала, что всякое случиться может. И надо быть осторожной, неровен час, с ней приключится что-то. Хотя, вероятно, духи не так глупы, чтобы с нею расправиться. Ведь он тогда навсегда нерасколдованным останется. И узнав обо всем, старая княгиня, которая ее терпеть, не могла, и Домовой, и Кикимора в него влюбленная, и бес – все время здесь вертящийся, да еще не обмозговав все хорошенько, всякого натворить могут. Но тогда она ни в чем не будет виновата.

Маринка ждала и наслаждалась собственным возмездием. И только волку, похоже, не нравилось то, что с ними рядом еще одно животное поселилось.

– Ничего, потерпишь, – говорила она, когда он уселся перед нею и смотрел ей прямо в глаза, не моргая, – и не смотри на меня так, он снова станет человеком, как только образумится. Это в моей власти.

Но Маринка именно перед этим зверем чувствовала угрызения совести.

!№№№№№№№

Олег стоял перед Перуном. Он и предположить не мог, что такой момент когда-нибудь наступит. И говорил, потому что никто его не останавливал и ни о чем не спрашивал. Он говорил о том, как все тогда произошло, почему они бессильны оказались и как допустили то, что добрый молодец под влиянием злой бабы быком стал.

Громовержец молчал. То ли он не понимал, что же делать дальше, то ли просто не желал говорить. И таким тягостным показалось ему молчание, что он не знал, что дальше делать. Бес выглянул из-за его спины, где прятался все время. Его удивило молчание. Он понимал, что не так уж виноват Олег, как он сам думал. Он тоже ничего не предпринял, и помешать бесчинству не мог. Его обижало то, что про него они все вообще забыли, будто он Кикимора какая- то и никакой роли играть не может. Возможно, в том его спасение и состояло, но мириться с этим он не хотел. Картина, его взору открывшаяся, была удивительна. Черный всадник торжествовал. Перун сидел, как истукан, возведенный в Киеве. На Олега жаль смотреть было. Но он снова спрятался за него, потому что Громовержец пошевелился, показав, что он все еще жив. Гром может разразиться в любую минуту.

– И что ты думаешь о Добрыне? – спросил он у Олега, не боясь всадника, который был рядом.

Князь не сразу понял его вопрос. А может быть, он понятия не имел, как на него ответить.

– Он великолепен, – наконец проговорил Олег, – словно бы возвращаясь к реальности, и видя, что тот помрачнел.

Перун на него глаза под густыми бровями поднял и сказал:

– Я в его годы Добрыне не уступал. Но ему суровое испытание выпало. И от него в этих играх мало зависит.

Князь и Перун смотрели в упор друг на друга. Громовержец хотел понять, насколько он прав и чем вызвана такая лестная характеристика. Но ничего он так больше и не сказал, решив, что его любимый князь все-таки не лишен мужества. И не так просто было признать подобное.

– Ну что же, это все, что я от тебя услышать хотел, посмотрим, что надо сделать, но думаю, что мы исправим то, что рогатому и этой проклятой девке натворить удалось Он проворонил, пусть и расхлебывает, а не прячется за других.

Бес, видя, что речь идет о нем и прятаться становится неприлично, вышел из-за спины Добрыни, и предстал перед ним.

– Оплошал я немного, но так даже интереснее, – пролепетал он.

– Интересно, говоришь, а вот мы посмотрим, как тебе интересно будет, если ведьма нас победит, и Добрыня окажется быком навсегда.

– Ну, этого – то быть не могет, – заявил он

И голос подал Олег:

– Разреши мне еще на земле побывать, не могу я тут оставаться, когда там такое творится.

– Как хочешь, хотя пока там от тебя проку мало, но если ты от бессилия не слишком страдаешь, можешь туда отправляться. Но тела я пока подарить тебе не могу. Герой должен быть один, если Добрыня превзойдет тебя – хорошо, если нет – я не хочу, чтобы кто-то сильнее и мудрее оказаться, потому побудешь пока без тела. А когда совсем худо будет – поглядим.

И жестом приказал он им всем, что прием окончен. И так ничего и не объявил о том, как же они спасать будут воина и что предпринять должен, оставляя тем самым поле для деятельности его неограниченное.

ГЛАВА 21 ЯВЛЕНИЕ ВОЛХВА

Только до вечера хватило терпения у княгини, а утром она отправила за волхвом, и спросила о последних новостях.

– Разное говорят, – заговорила одна из ее наперсниц.

Но она махнула рукой, чтобы та замечала.

– Меня не интересует то, что говорят, я должна знать все наверняка, ни в какие бабские сплетни я верить не собиралась.

И она отвернулась от собравшихся в гридне женщин, которые безмолвствовали, не в силах взглянуть на нее и открыть рта. Они знали, что произошло ужасное, и понять не могли только, когда все переменится, и в их покоях мир восстановится.

Седой старец предстал перед нею. Он смотрел на нее ласково и думал о том, как сказать ей, да и что может сделать в этом случае бедная княгиня.

– Ты знаешь, о чем я спросить тебя хочу, – говорила она, – что же ты об этом скажешь.

– Нечего мне сказать тебе, ничего хорошего получиться не может, обещала ведьма расправиться с сыном твоим и слово свое она сдержала,

– Говори все, что есть, я должна знать, потребовала она.

– В тура она его обратила по дороге, и помогали ей в том четыре верховных мага. Ничего с этим не поделаешь.

Она побледнела и, кажется, даже вперед подалась, но через минуту снова пришла в себя:

– На всякое заклятие ответ есть, – размышляла она.

– Это конечно, только боюсь, что такого мага не найти больше, – возражал он.

О, сколько сил стоило ему произнести эти слова, тем более что они были чистой правдой, – и ничто, кажется, не могло помочь ей в этой ситуации. Она понимала, что не может сдаваться.

– Старик, ты считаешь, что против этой ведьмы нет ничего. Это же смешно.

– Я не знаю, что тебе на это ответить, – признался он честно.

И княгиня не знала, что ей делать. Но она не могла в это поверить. Он решил уйти незаметно, и не мог больше ни в чем ей помочь. Все девицы из свиты отвернулись и спрятали свои глаза. Они не хотели показывать своей растерянности.

Проклятая ведьма, как хотелось расправиться с нею, но княгиня понимала, что гнев ее напрасен – вся власть в руках ее противницы. Но такое не может продолжаться вечно. Она резко поднялась, понимая, как много всего на нее обрушилось. И все тревожные сны, все знаки сбывались.

№№№№№№

Добрыня очнулся после страшного сна и в первый момент ошалел. Он никак не мог понять, что же с ним такое приключилось и почему стоит он в такой странной, неестественной позе. Где-то рядом с ним разговаривала Маринка. Бросив взгляд на свои ноги, он увидел, что они не человеческие, и все остальное тело тоже. Он смотрел вокруг, странно вертел головой и понимал, что с ним случилось непоправимое. Паника – вот что охватило его душу в первое мгновение. Волк в ее доме – это было не так страшно, как он в огромном этом теле. Она говорила, что он станет прежним, как только согласится на ней жениться. Но во всем ее облике было что-то вызывающее и насмешливое. И он понимал, что никогда больше не будет ничего прежнего. И был так шокирован всем происходящим, что когда она позвала его, он просто вышел за нею следом, не представляя, что он будет делать дальше. Но как быть с его мечтами и устремлениями. Сколько было всего обещано. И вдруг по прихоти глупой бабы, по капризу ее, все в один миг рухнуло, и ничего не останется прежним. Это было жестоко, несправедливо. Но он даже претензий своих не мог бы высказать, ведь и дара речи он был лишен – бессловесное животное и только.

Слезы обливали его душу. И ничто не могло его обрадовать. Ему казалось, что не только говорить, но и думать он больше не мог. А мысли его кружились в одном направлении. Сдвинуться с мертвой точки было невозможно.

– Лучше бы она убила меня, – подумал он в сведущее мгновение.

Это было что-то новое, горестное и печальное.

Они появились в ее дворе. И она оставила его около плетня, а сама шагнула в дом. Кто- то из проходящих мимо, остановился и с интересном на него взглянул. ОН отвернулся, не в силах скрыть ужаса от случайной встречи. Все поплыло перед глазами.

«Теперь никто ни о чем не знает. И хорошо, что матушка никогда не узнает, ведь это не так ее расстроит, чтобы она не делала, помочь не сможет», – размышлял он в те минуты отчаяния.

Изо всех сил он старался смириться и искал какой-то выход из своего нового положения. Но ничто не приходило ему на ум больше. Душа окаменела.

Небо осталось безоблачным. И трава зеленела под ногами. И все- таки все в мире для него исчезло. И ничего нельзя было вернуть. О прежней обычной когда-то жизни можно было только мечтать.

ГЛАВА 22 ОТЧАЯННЫЕ ПОПЫТКИ

Княгиня хорошо понимала, что должен был испытывать ее бедный сын. Она призывала все силы ада и всех слуг Чернобога, хотя бес снова оказавшийся здесь, противился этому. Он предупреждал, что они слишком могущественны, и все может быть еще хуже.

– Это все равно, – заявила ему княгиня. – Я на все согласна.

Черный всадник на этот раз был неумолим и стоял на своем. Сам Ний, знавший, что Перуна интересует этот случай, пришел на ее зов и пред нею остановился.

– Я знаю об этом происшествии.

– Ты явился потому, что можешь помочь мне? – спрашивала его княгиня.

– Могу, – согласился он, – и даже ничего не потребую взамен, но не от доброты своей. Придет момент, когда твой сын всех нас сохранит. Но я преклоняюсь перед той, которая на все ради чада своего согласна, – тут же торопливо произнес он и на самом деле элегантно перед нею склонившийся и снявший с головы свою шляпу.

Она смотрела на него, зная, что недаром он все это обещает.

– Пусть станет вороной черной эта девица, а сыну моему верни то, что он потерял.

Ний рад был исполнить ее просьбу, ведь ему все равно этим заниматься пришлось бы, но уже по требованию Перуна. Это не могло его обрадовать, но теперь – совсем другое дело.

– Хорошо, следуй за мной, я хочу по- настоящему тебя порадовать, – усмехнулся он.

И женщина спокойно пошла рядом с ним, хотя от помощников Чернобога исходил такой жуткий холод, что казалось воздух, леденел рядом с ним. И любой человек бы замертво ледышкой пал. Но она готова была и не на такое испытание. Она бы дошла, доползла, доплелась, если нужно.

Так они и шли по улице. Пришелец такой странный, суровый, черный и холодный, что почти никто во всем мире не смог бы взгляда его выдержать. И княгиня – ее все хорошо знали. Только рядом с ним и она преобразилась и окаменела, словно и сама в мир ледяной бездны заглянула, и сейчас не могла решить, что ей делать дальше. Но ведь в мужестве своем она превосходила многих мужчин.

№№№№№

Маринка наслаждалась своей победой и была в те минуты совершенно спокойна. Она бросилась бы защищать свои завоевания, если бы на нее кто-то нападал

– Я подожду, – снова говорила она, – а когда он поймет, что так все и останется и взвоет (только это он и может), тогда я во второй раз призову магов. Но мне хватит и одного из них.

В это мгновение и завыл волк. Она вздрогнула и цыкнула на него. Еще не хватало, чтобы он проявлял какое- то недовольство. Всегда рядом с ней он вел себя довольно смирно, но кажется, вздумал бунтовать. Не переставая выть, он вошел во двор, и, задрав голову, смотрел куда- то в даль. У любого смертного мурашки пробежали бы по всему телу, он убежал бы, не глядя. Она же, оставив зверя в покое, с вызовом взглянула на дорогу и не могла понять, что такое случилось, откуда ей ждать беды, кружившейся в воздухе и неумолимо приближавшейся.

Золотой тур умчался куда- то – она поняла, что ее так тревожило. Тогда Маринка вскочила на коня, понимая, что он не способен уйти далеко. Не с конем же ему в беге соревноваться. Она должна была его догнать, иначе все ее усилия теряли всякий смысл. Глупец, она и подумать не могла, что он может доставить ей столько хлопот.

№№№№№

Ний и княгиня, появившиеся в то время во дворе ее, застали там только волка, грозно на них взиравшего.

– Где же они могут быть?

– Они в поле чистом, тур не вынес положения своего и удрал, – услышал он в ответ.

Туда теперь они и держали свой путь, понимая, как много будет зависеть от того, насколько быстро они туда доберутся. Ний мог бы ветер перегнать, но он знал, что княгиня не угонится за ним, и немного убавил бег своего коня. Она благодарно кивнула ему в ответ.

Маринка осадила своего коня около тура, и рассмеялась громко и раскатисто:

– Я знала, где тебя искать нужно, – говорила она ласково, – и я нашла тебя. Надеюсь, ты понял, каково быть в бычьей шкуре и не станешь больше перечить мне. Послушай меня, ты станешь прежним, но только при одном условии – если ты не отправишься в Киев и не бросишь меня тут. Если же рванешься туда – бычья шкура снова прирастет к тебе уже навсегда. Вот мое условие, и ничего я менять не стану.

Маринка внимательно за ним следила, еще не зная, но почувствовала, что у нее осталось совсем немного времени. Если она будет медлить, то все изменится. И тогда уж не она будет все решать, а Княгиня. Но что может сделать княгиня? Напрасно умолять ее о чем-то, даже если она до этого отпустится (во что слабо верилось). Она не станет внимать ее мольбам, ни сыну, никому другому не позволит она понукать собой. И никакая ведьма ей не страшна. Она будет распоряжаться своей судьбой и судьбами тех, кого любит, и это справедливо.

Но о чем говорить? Разве она не победила? И вглядываясь внимательно в тура, который и не собирался от нее убегать, он понял, что его спасение в ней, она ощутила его согласие. И она должна попросить вернуть ему человеческий облик.

Но в тот момент и появились всадники. Словно стрелы, выпущенные из тугих луков, неслись их кони навстречу, и похолодело все в сознании ее. Она не могла еще различить их лиц, но догадалась уже кто перед нею.

Княгиня оказалась могущественнее, чем она могла себе представить. Но кто же был вместе с нею? Откуда взялся всадник? Она в один миг забыла про все заклятия, и поняла, что зло, сотворенное ею, к ней и вернется, и если она сейчас не провалится сквозь землю, то это будет огромное счастье. Даже тур своим звериным чутьем ощутил, что происходит что-то странное и вертел головою, взирая на нее и на того, кто к ним приближался.

Маринка окаменела. Ничего не могла она больше, ничего не хотела. Только напрасно пыталась представить себе, что же с нею может произойти. И фантазия ее была слишком бедна для этого.

– Проклятие, – это были последние слова, которые успела она произнести.

Тур ничего не видел, только чувствовал, что творится невообразимое. И странная надежда появилась в тот миг в душе его. Может быть, кто-то вырвет его из проклятой этой клетки, в которую его заточила злая ведьма. А если он снова станет добрым молодцем, забудет все, что пережил за это время. Вот это и будет счастье.

В чистом поле разыгралась страшная буря, столбы пыли кружились вокруг них, какие- то птицы неведомые яростно закричали в глубине леса, захлопали огромными крыльями. Он мог бы сказать о том, что это Маринка собрала все свои ведьмачьи силы, для того, чтобы попугать всадников и не дать им приблизиться. Они появились сами по себе. Ведьма не только не творила заклинания, наоборот, она оставалась в лесу, угрюмо за всем наблюдая, с горечью думая о том, как все могло быть замечательно, если бы не вмешался Чернобог и помощники его.

ГЛАВА 23 ВОЗВРАЩЕНИЕ

Княгиня первой спрыгнула с коня и бросилась к туру

– О Господи, простонала она, – ты видишь, что она с тобой сделала. Понимаешь теперь, какой ведьмой может оказаться женщина. Надо от нее держаться подальше.

Она прислонилась щекой к шее его и оглянулась на своего спутника:

– Что ты медлишь, разве ты можешь представить каково ему?

Ний внимательно смотрел на ту, которая дерзнула такое сотворить и не побоялась все еще стоять перед ним на что-то надеялась. Пожалуй, за это бесстрашие ее стоило уважать, если бы оно не граничило с безумием.

– Он предал меня, и хотел покинуть после того, как женился на мне и небеса слышали эту клятву, – Она говорила, глядя на тура. И не могла смотреть на этих двоих. Они молчали, и решимости у нее прибавилось. Да и что ей было терять?

– Но зачем ты здесь, почему ты заступаешься за него, он и тебя предаст так же.

Она замолчала и поняла, что все сложнее, чем можно было подумать сначала. Ний не произносил больше ни звука, подчеркивая, что не желает говорить с ней, и повернулся к туру. Тот был прекрасен в лучах заката. Если бы не такое чудовищное злодеяние, то он был совершенен. Но как истинный разрушитель, он просто обязан был снять заклятие.

Княгиня взирала на него с мольбой, боясь, что ведьме удастся его переубедить, и он не захочет помогать ей. Она была в отчаянии и не понимала, что там такое происходит. Он же повернулся к самому туру и, прикрыв глаза, обратился к подземному миру. Лишь оттуда мог Ний черпать свои силы и совершил страшное заклятие.

На мгновение смолк ураган. Даже легкий ветерок перестал дуть. Только ведьма страшно взвыла, от неизвестности или оттого, что ей стала понятна страшная суть его заклятий. Она покачнулась в седле и упала на круп лошади, словно желая с ней слиться. Ни Ний, ни княгиня на нее уже не смотрели. Они хотели понять, что происходит с туром.

В какой- то миг Ний разуверился в собственных силах, и ему показалось, что ничего не вышло, хотя такого не могло быть. Но земля под ногами тура треснула, и он исчез в облаке тумана, еще больше перепугав княгиню. Он должен был видеть то, что совершил. В траве, когда туман рассеялся, они увидели богатыря, лежавшего лицом к земле и не двигавшегося. И будто подкошенная, упала с ним рядом княгиня, с ужасом прикасаясь к нему. Она была уверенна в том, что он мертв, и ценой невероятных усилий ей удалось заполучить только тело его. В тот миг и сама она готова была умереть вместе с ним. Но он зашевелился и взглянул на нее. Тогда и она начала дышать. Богатырь уселся на землю и потянул вперед руки, желая убедиться в том, что они настоящие, и он на самом деле жив, и стал человеком, а не бессловесным животным. Так оно и было. Он смотрел на того, кто подарил ему прежний облик. Какое это было счастье – снова ощутить себя человеком.

– Не плачь, матушка, – усмехнулся он, – все уже завершилось удачно.

Он припомнил многие сказки разом – их когда-то рассказывала ему старуха. Ему показалось, что он стал героем одной из них. Он не мог понять, почему теперь, когда все так хорошо закончилось, рыдает его матушка и никак не может остановиться.

– Матушка, я жив, – еще раз повторил он, прижимаясь щекой к ее ладони.

И она, обнимая его, повернула свое заплаканное лицо к тому пролеску, где на коне своем еще покачивалась Маринка. Она вовсе не была так благодушно настроена, как ее сын. Она требовала от Ния возмездия. Он сразу понял это, взглянув на девицу, ее лицо казалось таким же темным, как ее одежда.

Добрыне хотелось усмирить ее пыл и даже обратиться за помощью к магу. Он был уверен в том, чтоб упросит его не трогать ведьму. Он так много передумал за это время, что понимал – все случилось не просто так, и сам он виноват в своих бедах. Но Добрыня только успел открыть рот и не произнес ни единого слова, Ний сам повернулся к ней. И через мгновение она превратилась в ворону. Они даже не сразу поняли, куда могла исчезнуть девица. А на седле уже закаркала ворона. Но все стало ясно, когда они услышали ее истошный крик.

Он хотел что- то сказать в защиту ее, но, увидев суровый взгляд матери своей, промолчал.

– Зло наказано, – эта странная фраза звучала в душе его.

Птица еще минутку посидела на седле. Конь испуганно заржал, вздрогнув, словно бы и он понял, что это была за птица. И она, поднявшись в небеса и скралась от их глаз. Она хорошо понимала, что не стоит у них просить пощады. Они и пальцем о палец не ударят для того, чтобы что-то изменить.

ГЛАВА 24 ДАЛЬНЯЯ ДОРОГА

Ни Добрыня, ни мать его успокоенные, не видели, куда улетел черный всадник. Они были слишком обрадованы тому, что с ними в последние минуты случилось, и ничего не замечали.

– Ты еще вернешься домой перед дорогой? – наконец спросила она, не переставая им любоваться и радоваться чудесному превращению.

– Нет, возвращаться – плохая примета. Пусть вернут моего коня и все, что в дорогу мне нужно, и скажи им всем, что со мной ничего не случилось. Я жив и здоров.

– Хорошо, – согласилась с ним она, – я пришлю еще дюжину воинов. Они тебя до самого стольного Киева проводят.

«Если так ей будет спокойнее, пусть так и будет, хотя мне уже нечего бояться, – усмехнулся он про себя.

Богатырь остался в одиночестве, когда, простившись с ним, княгиня помчалась прочь, она торопилась осуществить все, что было задумано. Он же растянулся на траве и стал смотреть на голубое бескрайнее небо. Оно было везде – бесконечно и так прекрасно. Вдаль плыли облака, похожие на чудных животных. Жизнь продолжалась. И она была прекрасна.

Где-то высоко парил орел, очень близко пролетали какие- то пичужки. Мир был так необъятен, что он готов был разрыдаться от восторга из—за того, что снова стал человеком, способным видеть, слышать, говорить и властвовать над ним.

– Я рожден человеком, – повторял Добрыня, – и мне подарен этот мир, я могу завоевать и защищать его. Все дурное исчезнет, растворится, сотрется, останется этот прекрасный вечный мир.

Он мог пролежать так долго, но где-то рядом заржал конь, и послышались людские голоса. Он понял, что пришли за ним, и нужно продолжить свой путь. В его жизнь вероломно ворвались чужаки, но он должен исполнить свое предназначение. С небывалой легкостью вскочил Добрыня на коня своего, на удивление тех, кто видел его и не верил, что он жив и невредим. Князь выехал на перекресток дорог и мчался навстречу новым происшествиям.

– Чего вы так дивитесь, это я – живой и здоровый, ничего страшного со мной не приключилось. И еще немало будет у нас и заварушек и сражений.

Они видели, что это и на самом деле был он. Кто-то из воинов захотел даже его потрогать, чтобы в том убедиться.

№№№№№№

Какое- то время ехали они молча. Но чувства и мысли переполняли их. И они снова и снова останавливались, пока Добрыня не решил, что давно пора привал сделать – особенно, торопиться все равно было некуда. Он помнил, что матушка дала им в дорогу хорошего вина, и гусли были у него в котомке. Оставалось только набрать дров для костра да поудобнее расположиться на ночлег.

Горел костер, звучали рассказы и песни о героических Олеговых походах. Но они не подозревали даже о том, что тот, о котором были сложены все эти песни, ушел задолго до того, как самый старый из них еще на свет появился. А сейчас он был так близко, что имей он тело, они могли бы до него рукой дотянуться. Он снова вернулся из Сварга на землю и решил отправиться вместе с Добрыней, даже если он не сможет особенно помочь в трудную минуту, то свидетелем будет и точно узнает, что с ним случиться может. А то, что самые главные приключения и испытания только начинаются, можно было не сомневаться.

– Ты зря к Владимиру направляешься, – говорил в это время один из воинов, ближе всех к Добрыне оказавшийся. Такой добрый молодец только достойному князю служить должен.

Но сурово на него взглянул Добрыня:

– Да кто ты таков, чтобы великого князя оценивать. Он сын Святослава – и одно это важнее всего прочего.

– Но мать его рабыней простой была, этого тоже забывать не стоит

Добрыня, никогда прежде не гневавшийся, на этот раз рассвирепел ни на шутку

– Запомни и ты, и все остальные, что он сын великого князя Святослава. И значит, он достоин того места, которое имеет.

Все воины, хотя было выпито немало, и языки их развязались, одновременно смолкли, но смех послышался где-то рядом. И показался он им зловещим, да таким, что многие из них протрезвели. Добрыня – единственный из смертных, знал, что бес тоже протестует против его странных слов. Но тогда он и самому Перуну не поверил бы, вздумай тот нападать на князя.

Олег грустил, хотя и не подавал голоса. Он был согласен с безымянным воином в том, что именно ему такой воин и нужен был не меньше, и чем Добрыня князю. Но именно его и постигнет и самое жуткое разочарование.

– Преданность, – это хорошо, конечно, но одно должно быть обязательно – тот к кому ты чувства такие питаешь, должен быть достоин, а иначе все это только труд напрасный. Вот потому ему и было очень грустно

– Почему Владимиру так везет с воинами, – спрашивал он, – словно бы какой – то маг великий отбирает их для него и заставляет верить в то, что должно быть, но чего нет и в помине. Но он умен, он все увидит своими глазами и разберется сам, и не потребуется ему для этого помощи, – подумал князь.

ГЛАВА 25 СНОВА В ПУТЬ

И дальше была мирной дорога. Ни один зверь лютый и человек злой больше не появлялись перед ними. Лишь черная ворона, когда богатырь проснулся, кричала где-то рядом, перепрыгивая с одной ветки на другую. Он сразу же припомнил события прошлого дня и был уверен в том, что это Маринка никак не может оставить его в покое. И хотя Добрыня не сомневался в том, что она получила по заслугам, но ему было искренне жаль ее. Он – то знал, что значит, не моргнув глазом, оказаться в чужой шкуре, знать, что ты пленен и от тебя больше ничего не зависит.

Настроение испортилось. Добрыня понимал, что каждая черная птица, встретившаяся на его пути, снова воскресит в его памяти то, что пришлось пережить ему недавно. А это веселья не прибавило. Тревожило и другое – долго, может быть, всю жизнь будет он держаться в стороне от женщин, и, благодаря этой черной бабе, никогда не будет доверять им, как бы они с ним не поступали, какими бы добрыми не казались. Отрава слишком сильна.

№№№№№

А тем временам в его Рязани разные непонятные вещи рассказывали об его чудесном воскрешении. И то, что они не видели его живым и невредимым после исчезновения, заставляло многих усомнится в том, что это правда. Сама княгиня таинственно молчала, другие путали и сомневались во всем происходящем. Впервые живой и юный воин позволил сочинить о себе бесчисленные легенды и домыслы. И долго еще не смолкнут эти рассказы.

Многие сначала робко, а потом все смелее и смелее начали наведываться в дом Маринки, чтобы убедиться в том, что она исчезла. Сколько они не наблюдали – она там на самом деле не появлялась. Зато родилась еще одна легенда – о ведьме, ставшей вороной и ею пугали детей, не желавших слушаться родителей. Говорили и о том, что серый волк, еще несколько дней проживший в пустом доме, покинул его и тоже исчез где-то бесследно. Никто его больше никогда не видел. Но это было преувеличением, просто опознать Маринкиного волка в лесу было не так – то просто.

Рязанцам оставалось только ждать новостей из стольного Киева, чтобы убедиться в том, что их богатырь жив и невредим. Некоторые утверждали, что они их никогда не дождутся, или это будут сказки, другие были уверенны в том, что Добрыня даст о себе знать и очень скоро. А жизнь шла своим чередом.

№№№№№№№

Перун был благодарен Чернобогу за то, что тот откликнулся и исправил все бесовы ошибки. И хотя они давно соперничали, он был уверен, что на любую его просьбу тот ответит решительным отказом. Так оно и случалось прежде. Но то ли он снизойти до Перуна решил и оказал ему услугу, то ли почуял, насколько опасность сильна, но не вредничал и сделал все, как нужно. И спрашивал себя Перун, что было бы, останься Добрыня туром, и не нашлось бы мага или бога, способного его расколдовать. Но все замечательно завершилось.. Ворона не смогла испортить настроения Перуну и его воину. Правда, когда один из воинов достал свой лук, он запретил ему стрелять.

– Она и без того уже наказана, и никакого вреда вам принести не может. А обо мне не стоит заботиться, – оборвал он строптивца.

Появился для них новый закон – в ворон не стрелять. От собственного благородства настроение богатыря значительно улучшилось. До Киева было рукой подать. Удача ему не изменяла пока. И стоит побеспокоиться о том, чтобы не изменяла никогда. Он был молод, силен, красив и ничто не могло омрачить души его.

– Все замечательно, – всем своим видом показывал воин.

И на самом деле пока все было для него замечательно.