4
Сколько времени прошло,
Сколько в Волге вод ушло,
Сколько в той же Ангаре,
На Амуре, на Днепре,
На Двине, на Тереке —
Разве всё измерите?
Но ещё сложней измерить
Нравов пропасть, смуты меру,
От величия до дна —
Неохватна глубина.
Потеряли братья брата.
Уж давно помин робята
По Ивану справили
И свечу поставили.
Сколь самим прожить пришлось,
Как курилось им, пилось?
Тут я лучше умолчу
И моменты опущу.
По весне как-то под вечер,
Впрочем, каждый вечер – вече,
Иногда, не прекращаясь,
Сверх лимита здесь общались.
Так, традиции блюдя,
Собралась на сход родня.
Братья – сыновья Самсона:
Старший чем-то схож с Мироном,
Младший – с дядькой Никодимом,
Оба в клубах никотина.
Эти братья уж женаты,
На печи от них робята.
У Самсона, кроме этих
Были в молодости дети,
Но, кто в детстве, кто постарше
Не прижились в доме нашем.
Умирал: кто от порока9,
Кто от ДЦП10 до срока,
А один – от Паркинсона…
Говорят: от самогона —
Алкоголь ещё в зачатье
Разбирает мозг на части.
А ещё, мол, никотин
Здесь немало навредил.
Слушай умников теперь.
Следом – мать ушла в ту дверь.
И Тарасов тут же сын,
От Тараса он один.
Емельяном с детства звали,
Да Емелькою прозвали.
Тоже мать не повидала
Сына, здешнего амбала, —
Приказала долго жить,
В рай, иль в ад, уйдя служить.
Ну, а сам-то он, детина:
К тридцати стал в три аршина,
Лоб – гранитная доска,
А в глазах туман, тоска:
От всегдашнего похмелья,
Каждодневного безделья.
Мудрено ли, что зигзаги
Все на лбу, на шее сзади,
В голове ж одна бурда —
Плещут волны о борта,
В ней давно мозги закисли,
Редко в ней блуждают мысли,
Лишь одна чуть шевелится:
Где бы утром похмелиться?
Или заново поддать? —
То ж не жизня – благодать!
Чёрту кайф такой не снился,
Что в Дрянцах теперь привился.
Вот пришёл на сельский сход
По традиции народ.
Их с утра проблемы мают,
Думы голову ломают…
А тут чуют: дух курится —
И к Самсону подлечиться.
Вдруг какой-то господин
Тихо в дом заходит к ним.
Чем собранье удивил:
Это что за Крокодил?
Это что за Чебурашек
Подкатил к воротам нашим?
То есть, что, мол, за явленье?
Без звонка, без приглашенья?
Удивленье, переглядка —
Ну, попал, однако, дядька?
– Чё те надо? Кто такой?
Чё стоишь? Понты не строй.
Коль под шляпой, в тройке11 весь,
Так тебе халява здесь?
Муть на стол! А закусь есть, —
Вот тогда и шляпе честь! —
Прямо гостю намекнув,
Говорит Тарас, икнув.
Изогнут пропеллером,
Пальцы строит веером.
– А не то счаз обласкаем,
Чем ворота подпираем, —
Просипел и брат Самсон,
Может это и Мирон,
В чём-то, в облике том сером,
Есть их схожие манеры.
Третий – тот, что Никодим —
Говорит: – Давай, съедим!
Пустим гостя на шашлык,
Вот уж закусь будет – шик!
За столом, смеясь, сидят
Трое пьяненьких робят.
Бородёнки у робяток,
Что кудель12 после трепалок13.
И по этой поросли
Угадай их возрасты?
Да ещё с печи кричат
Шесть голодных пацанят:
– Нам на печку не забудь
Тоже бросить что-нибудь!
В доме дым висит с угаром,
Воздух весь запачкан смрадом,
Стены копотью покрыты,
Печь не белена, побита.
На столе… чего там нет! —
Лук, чеснок и чёрный хлеб.
Как изящества венец —
Посредине огурец.
Пара пёстрых поросят
У двери в кути визжат.
На полу лежит бычок,
На полатях – старый чёрт.
Страшно стало мужику.
Да неужто он в аду?
Да неужто вместо дома
Он попал в вертеп Содома?
Черти, скот и дьяволята…
«Не-ет, пошёл-ка я, ребята!»
Тут с полатей глас раздался:
– Да откуда ты, блин, взялся?
Мы ж тебя, япона мать,
Замотались поминать!
Думали, за столь уж лет,
Дух истаял твой и след.
Это ж наш Ванюшка, братцы! —
Чёрт лез к Ване целоваться. —
А Тарас всё говорил, —
Бог чутья тебя лишил!
Только выгнал самогон —
Тут как тут – явился он!
На родное-то житьё
Наведёт всегда чутьё!
Что всосали с молоком,
Конец ознакомительного фрагмента.