Глава 2. Брелок на память
Через несколько минут она уже брела к метро «Балтийская», старательно обходя разбросанные по тротуару пуговицы. Оптовый склад на углу Дровяной и десятой Красноармейской давно грозили закрыть, но пока что весь путь до Обводного канала стабильно усеивали бракованные белые кругляшки. На другой стороне улицы громоздились шиномастерские и строительные заборы, а венчала унылый пейзаж громада метрологического института. Лара перешагнула через особенно широкую лужу и все-таки наступила на пуговицу.
У поворота на Обводный полгода назад вырыли яму. Ров получился глубокий, со рваными краями, и полностью пересекал тротуар. Через яму перекинули четыре мостка, которые шатались даже под детьми. Задержав дыхание, Лара в три шага оказалась на другой стороне и свернула на набережную.
У метро «Балтийская» толпился народ; она опять «подгадала» прийти одновременно с пригородной электричкой. Одно хорошо – до самой «Гражданки» можно не держаться за поручни: падать все равно некуда. Лара торопливо шла по залитой желтым светом станции – скорее, скорее домой, сразу теплая ванна, стакан чая с капелькой коньяка и в постель. И плевать, что завтра не надо на работу. На все плевать.
Шагнув в квартиру, она врезалась в старую коробку, оставленную на пороге.
Проклятие! Сколько можно натыкаться в каждом углу на что-нибудь, принадлежавшее Николя?!
В первую неделю после визита адвоката, когда внезапно оказалось, что муж не погиб, не потерял память, не лежит в какой-нибудь больнице без документов, она ничего не выбрасывала, скорее наоборот – вытиралась его полотенцем, надевала старый, в пятнах от скипидара халат, спала у стенки, на «его месте». Потом, в приступе злости, выкинула тюбики с кремом для бритья, сами бритвы, треснутую чашку и новую упаковку носков. Долго плакала и клялась больше так не делать.
С получением свидетельства о разводе ярость и злость вернулись с удвоенной силой. Халат, полотенце и даже наволочки постигла печальная участь носков и бритв. В мусоропровод полетели научные журналы, музыкальные диски и огрызки карандашей. Раскаяние после содеянного оказалось сильнее стократ; Лара не пошла на работу и плакала, уткнувшись в зеленую подушку-лягушку – подарок на годовщину встречи. В таком виде ее и застала приехавшая к вечеру мама, отругала и накормила куриным бульоном.
И вот недавно Лара все-таки заставила себя собрать остатки вещей в коробку. Только выбросить никак не получалось – то на урок опаздывала, то задвинула под вешалку и забыла. Но сегодня – самое время, чтобы наконец-то избавиться от этого хлама и урода, испортившего ей жизнь. Мало того что бросил без всяких объяснений, так даже в суд не потрудился явиться – прислал какого-то заморыша-адвокатика, чик-чик, «желания сделать еще попытку у моего клиента нет и не будет», «распишитесь, пожалуйста, вот здесь» – и нате вам! Вчера еще замужняя дама, Лара превратилась в разведенку, которая одуревала с тоски и писала всякую чертовщину, всерьез подумывая о месте в психушке!
А все из-за этой гадины, красавца-мужчины, пиявки, мрази, бесконечно любимого и бесконечно далекого одновременно. Лара металась по квартире, на ходу сбрасывая верхнюю одежду. Томагавк хоть и дура, но права – надо уже вычеркнуть Николя из жизни, раз он сам себя благополучно из нее удалил. Нажал «Delete» и даже корзину не почистил за собой.
Гадина, ненавистная гадина!
Лара схватила коробку и как была, в домашних тапочках побежала вниз по лестнице. Пора уже поставить точку – большую и жирную. По щекам текла смешанная с тональным кремом тушь. Как же она его ненавидела! Лара добежала до мусорки и, торжествуя, опустила коробку на дно почти пустого бака. Через пару дней машина увезет проклятое барахло свиньям или куда там девают эту гниль – а вместе с вещами прихватит и ее прошлое, на кой ляд оно теперь, если Николя больше не было рядом.
Не было и никогда не будет.
Лара, уже поднявшись на крыльцо, кинулась обратно и выхватила из мусорного бака первый попавшийся предмет – им оказалась поношенная кожаная куртка, вся в трещинах и потертостях, на груди – карман со сломанной молнией. Слезы текли, пока она ехала в лифте, бережно прижимая спасенную вещь.
Хоть что-то останется на память.
Сбросив испачканные тапочки, Лара прошлепала босиком до городского телефона и набрала номер. В трубке раздались знакомые длинные гудки. Николя так и не появился в своем холостяцком жилище с момента исчезновения; чтобы это выяснить, Лара неделю караулила обшарпанный подъезд до и после работы, став объектом подозрительных взглядов неизменных старушек-лавочниц.
Все-таки мобильный.
Мобильный – средство обоюдоострое. По городскому можно услышать хотя бы «Але, кто говорит?», по сотовому не дождешься и этого. Лара глубоко вдохнула и нажала кнопку вызова. Прошло уже три месяца – нет, два месяца и двадцать пять дней – неужели он все еще ненавидит ее? И, главное – за что?
– Абонент выключен или находится вне зоны действия сигнала.
Вне зоны уже три месяца, утром, вечером, днем и даже ночью?!
Скорее всего, просто сменил номер. А может, выкинул вместе с телефоном.
Лара обнаружила, что все еще прижимает к себе старую куртку. Рука нащупала в нагрудном кармане что-то твердое; разжав кулак, она увидела на ладони желтую уточку с ярко-малиновым клювом – флешку-брелок. Глаза у птицы полустерлись, пластик в нескольких местах треснул. Что ж, хозяин явно не планировал за ней возвращаться.
Нацепив брелок на палец, Лара потопала на кухню. Чай с коньяком перестал быть актуален; она заварила крепкого кофе и нашла в холодильнике кусок сыра. В глазах защипало; пришлось идти смывать остатки туши и тональника.
Сквозь потоки воды с трудом пробивалась настойчивая телефонная трель.
Николя?!
Не выключив кран, она ринулась в спальню, едва не поскользнувшись на блестящей напольной плитке.
– Лариса, ты давно пришла с работы? Поела уже?
Мама. Конечно, кто же еще. Вот дура, подумала, что Николя может позвонить ей на городской телефон!
– Привет, ма. Да, уже поела.
– Чем занимаешься? – не отставала Ксения Николаевна.
– Да так, отдыхаю…
– Понятно, – в голосе матери послышались знакомые нотки. – Опять убиваешься по этому ничтожеству? Лариса, я придумала, как тебя отвлечь. Тебе нужно записаться в клуб.
– Какой клуб? – смысл простейших слов ускользал от нее.
– Клуб по интересам. Вот, например, отличный вариант – городское ориентирование. И дома сидеть не будешь по выходным, и там много молодежи участвует – познакомишься с кем-нибудь. Я видела, они бегают с картами, у них какие-то чемпионаты, конкурсы…
– Мама, ты что – заболела?! – Лару прорвало. – Какой клуб, какая беготня? Я прихожу в восьмом или девятом часу и валюсь с ног. Мне в выходной трудно вообще встать с кровати, а ты говоришь – ориентирование! Мама, это же бред…
– Лариса, прекрати! Ты что, так и собираешься в своей каморке всю жизнь провести? Ты когда последний раз в театре была? А на концерте? Ты…
– Мама, я не хочу на концерт! Что непонятного? Прекрати делать вид, словно мы в средневековье, а я старая дева. Мне по фигу на все, ясно? По фигу!
Лара бросила трубку и сжала кулаки, с трудом восстанавливая дыхание. Мать никогда не поймет, что ей нужен только Николя – какой есть, лучшего не надо. Она была так счастлива с ним, а матери просто нечем заняться. Вышла на пенсию, вот и страдает.
Когда Лара вернулась на кухню, кофе безнадежно остыл.
Это мама еще не знает, что ее с работы выгнали – вот шуму-то будет. Всех добрым словом помянет – и Николя, и Томагавк, и соседку Лизу, и бесшерстного «голого» кота, которого Лара хотела, но так и не купила. Мама она такая, если заведется – уже не остановишь. Ничего удивительного, что отец и десяти лет не выдержал.
А теперь Лара повторила ее судьбу, только вместо восьми лет удачного брака, у нее и трех не получилось. Винить во всем наследственность или плохое воспитание? Лучше все вместе, так спокойнее. Пока Николя не скажет честно, почему все произошло, вину можно сваливать даже на зеленых человечков; но мама как-то ближе и назойливее.
А пока стоило заняться галлюцинациями. По словам психолога, назывались они механизмом психологической защиты и адаптации. Все это бумагомарание – посттравматическая реакция на уход Николя. Лара выдрала листок из журнала «Космополитен» за прошлый месяц, быстро начертила табличку, где отметила дату исчезновения мужа, сказку про Шушу и появление адвоката. И как она раньше не догадалась?! Он ушел, а в ее голове появилась всякая мура. Словно проклял на прощание…
Рука дрогнула, и остатки кофе мгновенно пропитали скатерть бурыми разводами. Лара отодвинулась на другой край стола вместе с листком. Все эти мысли, эти сказки оттого, что она так и не узнала ответа на единственный вопрос.
Почему?
Кыс сначала не понял – чего это она обиделась? Подумаешь, посмеялся немного, ну опалило юбку – новую зато сшить можно. Обидчивая какая-то попалась – неинтересно с такой играть.
Но на следующее утро после испорченной игры молочница заявилась снова. Кыс, недовольно зевая – но осторожно, чтобы только дым, без огня – выполз из уютной пещеры и покосился на гостью. Ну вот чего ей надо-то? Вчера уже побегали, поиграли – визг такой стоял, что галки с веток падали с сердечным приступом. Эти бабы такие горластые рождаются, прямо спасу нет.
Кыс насупился и пробурчал:
– Чего надо?
Молочница, уперев руки в боки, даже ногой притопнула от возмущения.
– Как это чего надо, злодей, пакостник этакий? Мы тебя чего ради тута держим, балбеса шипастого? Чтобы ты юбки дивчинам поджигал да косы подпаливал? Ну-ка отвечай, поганец?
Ишь какая нахальная. Кыс набычился и пополз обратно в пещеру. Нечего с такими речами приходить, пока дракон не завтракамши. Плохо дело может кончиться.
– Ты куда пятишься, паскудник? – молочница храбро сделала пару маленьких шажков и остановилась. – Думаешь, отстану так просто?
Ну да, кивнул про себя Кыс. А что ей еще остается-то, дурехе трусливой?
Но с дурехой он, пожалуй, промахнулся.
Молочница уселась у входа в пещеру и не двигалась с места. Кыс, недовольно ворочая хвостом, прислушивался к урчанию в животе. Плохо дело, еще немного – и придется превратить бабу в обед, до того есть хочется.
– Эй ты…
Лара скомкала листок и бросила на пол. Они никогда не оставят ее в покое!
Будь рядом Николя, он бы сразу разобрался, что происходит. В его институте как раз изучали…
Стоп. Лара моргнула, машинально продолжая изничтожать незаконченную сказку.
Почему она до сих пор не сделала самого очевидного?
На улице стремительно темнело. Она задернула занавески и включила маленький кухонный телевизор – для фона. Рука потянулась к карандашу, но Лара вовремя спохватилась. Не надо ничего записывать – такой короткий план можно и запомнить.
Пункт первый – встретиться с начальником Николя и выяснить, что ему известно.
Пункт второй – поговорить с Николя, выяснить причину обиды и помириться.
Пункт третий – все вернется как было, и никакой психотерапии.
Николя работал в ужасно престижном месте – Институте параэнергетики и метафизики – ИПиМ, пусть и на полставки. От такой работы не отказываются…
…также просто, как от жены.
Работа за полставки – шикарная вещь. Просыпаться в полдень, лениво потягиваясь, доползти до кухни, точнее – до кофеварки и свежих булочек, окончательно проснуться под душем, не торопясь доехать до работы, провести там несколько часов и вернуться домой уже к семи. Но дома Николя мог сидеть в комнате до ночи, что-то рассчитывая, залпом поглощая статьи и распечатки, стуча по клавиатуре и вороша чертежи. Лара, пару раз обжегшись, соваться не рисковала – только тихонько подсовывала под дверь любовные записки с намеками на ужин и его продолжение. Иногда срабатывало, но чаще – нет.
Удивительно, но, кроме названия, ей никогда и в голову не приходило расспрашивать мужа о работе. Лара зашла с телефона в браузер и очень скоро получила скудный, но вполне достаточный для начала набор сведений.
Институт находился около метро «Нарвская», часы работы – с восьми до двадцати одного. Заместитель генерального директора и начальник отдела разработки – Дмитрий Аристархович Лодин. Лара скопировала данные и расслабленно откинулась на диване.
День мог считаться завершенным успешно, даже несмотря на Томагавк и ссору с мамой.
Скоро она найдет мужа и больше не отпустит. Никогда.