СКАЗКА О МАРТОВСКИХ КОТАХ
Черный Котяра, Черныш, был «вольным стрелком». По жизни таким уродился. Ходил, где вздумается, гулял сам по себе. По всем окрестным Дворам ночами пропадал. А уж если дело в марте, то тут и говорить нечего. Отощает за весну так, что только уши видно, да глаза зелёные шалые. Лишь усы, как у командарма Будённого во все стороны топорщатся. Притащится домой, еле ноги передвигая, а сам – довольный-довольный… Знать, было с чего.
Себя он Скотом не считал, да и справедливо: с Хозяином ел, с Хозяйкой в кровати нежился. Печка в Хозяйской Избе – так вообще его место законное. Мышами брезговал, на сметанку больше налегал. Весной, по своему кошачьему обыкновению, орал дурным голосом, соседских Кошек к блуду призывая. Не жизнь, а сплошная масленица.
Под свое поведение аморальное подводил платформу идеологическую, да перед всеми остальными Котами ею и хвастался:
– Запомните: мы – Коты, а не Скоты. И не какие-нибудь там Суслики. И потому натуру нашу Котовскую должны блюсти и поддерживать, дабы потом не было мучительно стыдно за бесцельно прожитые годы… Поэтому, завидев какую-нибудь Кошку, мы, Коты, должны… Молчать! Я сам скажу… Что значит – «если уродина»? Кот ты или не Кот? А вот ты заставляй себя, заставляй!
Как-то раз, тёплым весенним вечером, толь в конце марта, а, может быть, уже и в апреле, у Мурки соседской волею случая, столкнулся он с рыжим Ваською, что с Дальней Околицы. До этого и знать его не знал. Так, слыхал чего-то невнятное. Васька – и Васька. Одно слово – Дальняя Околица. Да ещё и рыжий.
Всё чин чином, подрались, конечно, малость, не без этого. Оно ведь и по Котовому обычаю так заведено. А потом, про Мурку забыв напрочь, на мировую валерьянки приняли, да разговорились по душам.
Конец ознакомительного фрагмента.