Сказки Сакуры. Ангел с наглыми глазами… (Дмитрий Вечер)

1

В семнадцать лет у меня появилась первая настоящая девушка. Она реально была моя. Мы ни от кого не шифровались. У нее не имелось другого парня, кроме меня… Хотя нет. До меня она встречалась… С моим другом. И я вроде как… Отбил ее. Ха-ха… Вторая законная девушка появилась у меня только лет через десять. И с ней была та же история. Я отбил ее… Правда не у друга. А у левого чела… Наверное, третью я тоже у кого-нибудь отобью. Если она вообще когда-нибудь будет. Ну вот… Я тусовался со своей девушкой. И чувствовал себя так клево! Что может быть лучше? Поцелуи в подъездах. Ты приезжаешь к ней попить чайку. Она тебе всегда рада… Потом вы обнимаетесь на тахте. Ты вдыхаешь запах молодого женского тела. Такого мягкого и родного. Гладишь ее везде… Целуешь. Приятно, блин… Тебе, конечно, пока не дают. Но ты знаешь, что если сможешь продержаться достаточно долго… Тебе, скорее всего, дадут!… Друзья, вдруг, начинают тебя сильно уважать. Ведь не у каждого в семнадцать лет есть своя девушка. А у тебя… Есть! Так приятно на вопрос: «Димон, куда намылился?» Ответить: «Да-а… К бабе своей.» И услышать восторженный гул голосов: «Везет же людям!» «Ну и как, ты ее уже того-этого?» «Нет пока… Но все к тому идет.» «А сиськи-то хоть видел?» «Конечно… И не раз! Два… раза.» «О-о-о! Димас, ты в натуре „казанова“! И как же ты ее так круто подцепил?» «Да так… Могу, блин…» Идиллия продолжалась недели две. А потом я встретил ее… Машу.

Мы пили вино. Я был со своей… Все происходило на хате моего друга Шурика Длинного. Длинным его прозвали за высокий рост. Больше двух метров. Хотя ему это прозвище почему-то не очень нравилось. Шурик встречался с подругой моей девушки. Которая как раз отдыхала в другом городе у родственников. И Шурик тусовался типа холостой. А Машенька… Она была такая… Красивая. Невысокая стройная блондинка с легкими волнистыми локонами. Очень веселая. И очень… Нежная. Мы с ней в детский сад ходили в одну группу. Потом пути разошлись… Встретились мы снова незадолго до этой пьянки. Ее нашел мой друг Антон, который тоже был с нами в садике. И привез ее на пьянку. Для себя… А встретились мы с Машей в первый раз после «долгой разлуки» классно… В Гор. ДК был фест школьных рок-групп. И наша «Калифорния» заняла там первое место. Шурик Длинный у нас тогда пел. И получил премию как лучший вокалист. Не помню, сколько денег… Но один раз побухать вполне реально. А я получил премию как лучший гитарист. А Маша тогда разошлась с парнем. И грустила… Антон и привез ее на фест. Он у нас был басистом. И там… Мы встретились с ней. Она показалась мне такой красивой и клевой! И я еще подумал о том, где же были мои глаза в детском саду? Мы поговорили с ней… Маша мне тоже была очень рада. В тот раз я тусил без своей подруги. Она почему-то не смогла приехать. Мы все договорились собраться на следующий день у Шурика Длинного, чтобы отметить победу. И пропить обе наши премии.

Ну и вот… Мы сидим у Шурика. Пьем вино. Едим шоколад… Цивильные парнишки… С девчонками. Маша подрывается танцевать… Тогда все слушали «Мальчишник». И мне очень нравилась песня «Когда ты вернешься». Выяснилось, что ей тоже. Так бывает иногда… И мы давай зажигать! Под эту песню. Как-то меня тянуло к ней. К Маше… Про свою подругу я забыл вообще. Знаю, что вел себя по-свински. Но ничего не мог поделать. Маша меня просто заколдовала. И как потом оказалось… Не меня одного. И не одного Антона. И вот… Танцуем мы с ней рядом. Глаза в глаза. И губы ее шевелятся… Она читает текст «Мальчишника». «Когда ты вернёшься, окунись в мои глаза. И ты увидишь на дне, отраженье себя. Когда ты вернёшься, я коснусь твоих рук. Наверное, станет слышен под ребрами стук. Когда ты вернёшься, может несколько слёз… На моих будут щеках, но это так, не всерьёз. И может быть ты тоже слезами зальешься. Но это будет потом, когда ты вернёшься!» Как будто только мне. Я двигаюсь в танце. И верю… Каждому ее слову. А потом она говорит… Громко, как бы для всех:

– Я хочу выпить воды, чтобы у меня губы были мокрые…

И уходит в ванную. А я… Словно под гипнозом… Иду за ней. «Чтобы губы были мокрые… Чтобы губы… Были… Мокрые!» Моя подруга, наверное, в осадок выпала! Я подхожу к ванной. Дергаю ручку… Не заперто. Маша стоит перед зеркалом, опираясь руками на раковину умывальника. Я закрываю дверь. Подхожу к затаившей дыхание девушке. Обнимаю ее за плечи… Она не сопротивляется. Смотрит на меня. Через зеркало… И я понимаю, что погиб. Подруга побоку. А Машенька… Будет ли со мной? Не знаю. Но то… Что происходит сейчас. Похоже на настоящее… Чудо! Она поворачивается ко мне… Обнимает. И целует в губы. Глубоко. И долго… Все! Конец мне.

– Дим… Знаешь… Когда я увидела тебя на концерте, ты мне так понравился! Ты получил свою премию… А потом подошел к микрофону и крикнул в зал: «Я люблю вас, люди!» И это выглядело… Так круто! Я тогда подумала, как бы классно было, если бы ты стал моим парнем! А потом я узнала… Что у тебя уже есть девушка.

– Маша… Я не виноват! Ведь я ее раньше тебя встретил.

– Ни фига себе раньше! Меня ты еще двенадцать лет назад встретил. И ты мне еще в детском саду нравился. Только у тебя были тогда… Другие подружки.

– Машенька. Прости меня. Я сейчас, вдруг, так захотел стать твоим парнем!

– А ты разберись сначала со своей девочкой… И тогда приходи.

– Хорошо.

Мы возвращаемся в комнату. Садимся на диван… Маша в середине. Мы с Шуриком по обе стороны от нее… Я незаметно от остальных левой рукой ищу машину ладонь. Нахожу… Наши пальцы сплетаются. Крепко-накрепко… И она кладет свою голову на плечо… Шурику! Тот поворачивается… И пытается поцеловать ее в губы. Она сопротивляется. Но не очень долго… И вот они уже целуются! На глазах у всех. И на глазах… У меня. Я в бешенстве… Пытаюсь высвободить свою руку. А она… Не отпускает. Вцепилась намертво. Никто не видит этого. Почти никто… Кроме моей подруги. Уже бывшей… Она смотрит на весь этот кошмар! На преступный и наглый поцелуй. На наши сплетенные пальцы… Вскакивает со стула и уходит в другую комнату. Антон идет за ней. Бедный чувак… У него были на Машу такие планы! А получилось… Вообще какое-то полное палево. И гонево.

Когда это безумие закончилось, я понял, что уже не смогу быть со своей… Бывшей. Я подошел к ней и сказал, что между нами все кончено. Попросил прощения за всю херню. Она фыркнула и отправилась в кино… С Антоном. А мы с Шуриком пошли проводить Машу до остановки. Она хотела взять нас обоих под руки… Но Шурик обломался. И тогда… Она взяла под руку его одного. Я почувствовал такую боль. В сердце… Боже! Я и не знал, что может быть так хреново. Я видел эту девочку, можно сказать, второй раз в жизни! И она уже успела сделать меня почти счастливым. И почти разбила мне… Сердце. Я подумал: «Ну и ладно. Шурик ей больше нравится. Пусть тогда будет с ним. А я отойду в сторону. И не стану им мешать.» Мы стоим на остановке. И вдруг она просит нас съездить с ней в одно место. Недалеко от моего дома. Ей надо отдать кое-что… Какие-то лекции. Она училась на первом курсе ист-фака. Педунивера… Я спрашиваю: «Может вам вдвоем съездить?» А Маша говорит: «Нет… Втроем.» Ну мы и поехали вместе.

Всю дорогу она тусила с Шуриком под ручку. А я страдал… И ждал, когда же закончится эта пытка. Видеть ее… С другим! Мысленно я уже прощался с ней навсегда. А она… Сумасшедшая! Наплевала на все… И дала мне надежду… Бесстыжая!… Шурик отвернулся, чтобы закрыться от ветра и прикурить. И в этот момент… Маша посмотрела мне в глаза. Просто обожгла мою душу взглядом! И облизнула языком свои пересохшие губы. Не просто так… А специально для меня. Боже… Я чуть не бросился к ней! Крыша у меня взорвалась… Я уже не знал, что делать. Уходить? Но она же дала понять, что хочет быть со мной! Остаться? Но она же не со мной! Я играл в группе. Мне это нравилось. Я хотел и дальше заниматься музыкой. Но вот… Я встретил Машу. И вдруг стало так глубоко наплевать на все! Даже на музыку. В голове была только она. Моя Машенька. Я хотел одного. Быть рядом с ней… Всегда.

2

На следующий день у нас намечалась репетиция группы. А я забил… Первый раз в жизни! И поехал к Маше Лукошкиной. Простая русская фамилия… Мне Антон дал ее адрес. Я не знал, зачем еду… И что из этого выйдет. Просто хотел увидеть ее. Так сильно. Она открыла дверь… Увлекла в коридор. И бросилась мне на шею. Мы целовались… Так долго! А мне все равно было мало… Ее нежные руки. Ее волшебные объятия. Ласковый голос… Я забыл обо всем. Черт побери! Я первый раз влюбился в девушку, и она ответила мне. Я понял тогда… Там в коридоре. Что счастье… Это не сказочки для взрослых. Оно есть. И это действительно… Счастье! Быть с любимым человеком. Обнимать его. Вдыхать его запах. Молчать с ним… Или говорить о чем угодно! Легко… Не притворяться никем. И не бояться, что тебя не поймут… Счастье быть самим собой! С человеком, который принимает тебя таким, какой ты есть.

– Скажи, что любишь меня! Что ты любил меня всегда. С детского сада. Как только первый раз увидел меня. И всегда меня помнил… И ждал.

– Да…

– Скажи, что ты мечтаешь прожить со мной всю жизнь.

– Да…

– Скажи, что ты мечтаешь жениться на мне.

– Да…

– Хочешь меня?

– Да…

– Сильно?

– Безумно!… У меня просто чердак дымится, как только представлю тебя без всего.

– А я тебе не дам… Никогда.

– О-о-о!…

– Можешь отваливать прямо сейчас! Не получишь ни кусочка… Моего тела. Стой!… Ты куда?… Больной что ли? Крепче меня держи! А то не удержишь… Глупый.

Я поднимаю ее на руки… Она такая легкая! Как пушинка. И несу туда, куда она показала жестом слабеющей руки. В ее комнату… Мы целуемся прямо на ходу. Я еле разбираю дорогу. И по пути случайно задеваю головой об дверной косяк. Ее головой… Кошмар! У Маши сразу шишка на лбу… Цирк, короче. Она стонет… Хватается за голову. Я несу ее на кухню. Мы находим ложку. Долго держим под проточной водой. И прикладываем к шишке. Маша стоит посреди кухни. С холодной ложкой в одной руке. И моим горячим, пульсирующим сердцем в другой. Смотрит на меня исподлобья…

– Дим… У тебя прыщик на виске. Хочешь, выдавлю?

– Ой, Маш… Я стесняюсь. Это же так противно, наверное.

– Совсем нет! Он же твой. Родной…

– Ну давай.

– Давать жена будет!…

Моя ненаглядная решает, что раз уж мы все равно на кухне, неплохо бы чайку попить! Наливает две восхитительные и ароматные чашки. Намазывает мне бутеры маслом. Кормит меня с ложечки каким-то офигенным вареньем, чуть-ли не из лепестков роз. Конечно это только так кажется, что из лепестков… Но что наша жизнь? Иллюзия… Весь мир такой, каким мы его сами себе представляем. Ты любишь человека… И он кажется тебе богом. И если он тоже любит тебя… Он захочет стать богом для тебя… И для себя. После чая мы идем в ее комнату. Она ложится на кровать. На спину… И протягивает ко мне руки. Я снова тону в ее объятиях. В ее божественных поцелуях… Ее маленький нежный язычок сплетается с моим. Где-то Там… Глубоко. Внутри… Нас. Я боюсь получить передоз этой безумной любви! Любви к светловолосой девочке. Такой хрупкой. И такой… Отважной! Она бросается в чувства как в омут. И тянет меня за собой. На самое дно. Которого… Нет! На ней только махровый домашний халатик. А под ним… Ничего! Я чувствую это. Меня буквально сводят с ума ее серые колготки. С маленькой дырочкой на левой коленке. Той коленке, что ближе… К сердцу. Я целую эту дырочку. Наверное, миллион раз! Или два… Не помню точно. Потом распахиваю халат… И она вскрикивает испуганно:

– Дима! Ты так торопишься… Ведь нельзя же так… Сразу.

– Нельзя?… А почему?

– А действительно… Почему?

Она успокаивается. А я… Целую ее небольшую, но очень красивую грудь. Такую нежную. И такую… Ласковую. Она улыбается мне. А потом… Я запахиваю халатик. И завязываю ей поясок.

– Спасибо, Дим…

– Я люблю тебя.

– А я… Тебя.

Я возвращаюсь домой как пьяный. Все-таки хватанул столь ожидаемый и желанный передоз! Не смог вовремя остановиться. Да и не хотел… На следующий день захожу к Шурику. Нашему клавишнику. У нас в группе было два Шурика. Шурик Длинный – вокалист. И «просто Шурик». Я говорю просто Шурику о том, что Маша теперь моя девушка. А он слушает меня… И угорает.

– Ты чего ржешь, родной? Расскажи, может вместе посмеемся.

– Блин, Димас… Не думаю, что для тебя это будет так смешно.

– Давай колись! Припарил уже.

– Да просто… Час назад заходил Шурик Длинный. И был такой же убитый по самые помидоры… Как и ты. И говорил тоже… Что и ты. Один в один.

– В каком смысле?

– Ну… Что с Машей у него все зашибись. И что она теперь его девушка.

– Врешь, гад!

– Когда я тебе врал? Ну может пару раз… Но не сейчас, точно! Да ты съезди к ней сам и спроси. Она сегодня примчалась к Длинному домой. Кинулась на шею. Сказала, что любит его безумно. И просила не бросать ее… Скачи, родной!… Лети как ветер!… Узнай правду. И отомсти за любовь.

Я полетел. И узнал… Все так и оказалось! «Извини, Димка… Ты хороший. И он тоже. Я долго мучилась. Не знала, кого из вас выбрать. И решила остаться… С ним. Прости меня.» Вот так все и закончилось. А Длинный бросил Машу через два дня. Как только приехала его подруга. Я долго грустил. Думал, может Маша вернется ко мне. Но она… Не вернулась.

3

Прошел год… Я поступил в педунивер. На ист-фак… Отчасти от того, что не любил математику в школе, а история всегда давалась мне легко. Я учился хорошо. Но когда начал играть в школьной группе, резко съехал по всем предметам на тройки! С ними родимыми и закончил школу. Только по русскому, литературе и истории были четверки. Просто, я забил на учебу. Из-за музыки. Гуманитарные предметы я схватывал на лету. Поэтому получать четверки на них было без проблем. А пятерки мне не ставили потому, что я ничего не учил. Второй причиной поступить на Ист-фак была возможность играть в группах. Там стоял неплохой аппарат. Музыкантов уважали и не валили на экзаменах. Это все я узнал от историков нашей школы, выходцев оттуда, которые вели у нас вокально-инструментальный ансамбль. Третьей причиной было свободное время. Если на работе пашешь с утра до вечера, то в универе всего полдня. А в остальное время на учебу можно вообще забить и заниматься музыкой и другими делами. Только в сессию придется поднапрячься. Это мне тоже по секрету рассказали наши троечники-историки. Ну а четвертой причиной была конечно… Маша. Я все еще надеялся, что она вернется ко мне. Тем более, если я буду учиться рядом с ней. Мы станем часто видеться. В мечтах я уже снова нес ее на руках по коридору в спальню. Или на кухню… За холодной ложкой на лоб.

Поступил я без проблем. Маленько нервничал, что у меня аттестат с тройками. Но на приемной комиссии табель успеваемости даже не смотрели. Сказали, что школьные оценки – полное дерьмо и отстой. Они не отражают настоящей картины моего внутреннего мира. И действительно… Экзамены по истории я сдал на отлично. Только сочинение на четыре. Как всегда, орфография подкачала. Еще на вступительных экзаменах я познакомился с парой гопников. Я тогда сам ходил с теннисом на голове. Неформал во мне еще только зрел и подрастал внутри. А опыт общения с гопниками я имел довольно большой. Потому что несколько лет варился в подобных кругах. И даже научился говорить как гопник. Отчего потом до конца так и не отвык. Зато из любых пьяных разборок я почти всегда выходил сухим из воды! Один раз меня пытались подписать на деньги за якобы разбитые мной стопки три гопа. По пьяни… Причем один из них был просто мегоздоровяк. Такая дурмашина в кривоватых очечках отличника. Которым он конечно никогда не был. А с моей стороны не имелось ни одного свидетеля! Я вообще оказался один против троих! И внаглую уперся рогом в землю, что был пьян и ничего не помню. Это коронная отмазка всех четких пацанов… Которая всегда срабатывает. Главное – стоять на ней до конца! И они ничего со мной не смогли сделать. Попытались снова разбить мне лицо… А я настолько обнаглел, что ответил. И одному начистил репу. Меня чуть не убили! Но тот, который был самый здоровый, почему-то вдруг меня зауважал… Наверное за наглость. Оттащил своих шакалов. И отпустил меня с миром. И даже за руку здоровался при встрече! Вот поэтому гопники всегда тянулись ко мне. Даже потом, когда я отрастил хайр и пел под гитару песни на виадуке возле городской администрации Красноярска. В тот безбашенный период моей жизни целая бригада коротко стриженых фанатов постоянно отиралась рядом со мной. Они уважали меня. И не только за базар. А еще и за то… Что я по сути был таким же, как они. Свой среди чужих, чужой среди своих. Вот такая тема… Других уличных музыкантов трясли время от времени всякие быдломэны. А меня никто не трогал. Потому что рядом со мной на мосту всегда сверкала в лунном свете пара-тройка лысых черепов. Всяких братков тянуло ко мне как магнитом. И в хорошем, и в плохом смысле слова. Так что в институте среди гопников у меня сразу появились и враги… И друзья. А тусовался я там всю дорогу с двумя одногруппниками: гопником Мишей и мажорной девочкой Таней. Нам было клево втроем. Все перемены мы проводили вместе. Курили… И трещали о том, как проходит земная слава. Я с гопотой всегда находил общий язык довольно легко. У меня даже лучшим другом среди неформалов был Волосатый – отставной гопник и рыночный разводила.

Ну так вот… Первого сентября поднимаемся мы с Мишкой и Таней на крыльцо нашего нового альма-матера на ближайшие пять лет. Открывается дверь факультета. И навстречу выпархивает… Маша! А дальше все происходит так, как я себе и представить не мог в самых смелых мечтах… И в снах. Она вскрикивает: «Димка, милый!» Кидается мне на шею и целует! Ну… Пусть не в губы, а в щеку. Но ведь кругом же люди! Она видно просто постеснялась… В губы. У девчонок же всегда репутация на первом месте. А чувства – на втором. Если только башню не оторвет от какого-нибудь знойного прекрасного принца. Мои новые друзья просто выпали, особенно Мишка! У него буквально челюсть отвисла. Такая девочка бросилась мне в объятия… А я подумал: «Боже… Мои ноги топчут ступени на пороге в рай!» Потом оказалось… Что это было всего лишь чистилище. И ступени вели не в рай. А в какое-то другое… Место. На первой же перемене, в коридоре, все мои мечты и надежды лопнули как мыльный пузырь. Я «застукал» Машу в объятиях незнакомого тощего дятла за два метра ростом. С внешностью зубрилы-отличника. Она тоже увидела меня. Позвала… И представила мне этого кренделя, как своего парня. Гена Боляев. Очень приятно! Вечер… Дмитрий Вечер. Злой Вечер… Очень злой! Падла ты такая двухметровая… Увел мою девочку, гаденыш. Чтоб тебе, шпала тощая, ни дна ни покрышки. Убейся о баскетбольный щит, карандаш! И ластиком своим кровавые сопли вытри… Которые сейчас появятся на твоей физиономии. От протекторов… Последние фразы я только подумал. Но озвучивать не стал… Не знаю почему… А ведь так хотел! И репу ему расколоть как грецкий орех тоже собирался. Но потом решил, что нога моя на уровне двух метров вряд ли будет достаточно боеспособной. Да и Маше это не очень понравится. Не хотелось мне ее огорчать… Так и забил я на все. Оставил как есть.

А с Генкой мы потом даже подружились. Он оказался хоть и высокомерным малость, но в общем неплохим парнем. Мы с ним иногда курили на крылечке и разговаривали… Обо всем… И ни о чем… Он играл и пел в группе. Здесь же на ист-факе. Вместе со своим закадычным другом-басистом. Группа его называлась «Лечебница Циничного Дантиста». Не коротко… Но со вкусом… Парней собирались выставлять с точки, так как они играли вдвоем без барабанщика. И только время занимали… В которое можно было вписать полноценную команду. Генка однажды поделился со мной этой проблемой. А у меня как раз имелся друг, которому знакомый барабанер все мозги протрахал: «Найди да найди мне группу!» Ну я и свел их вместе. Генку и этого ударника. Он им подошел… Кончилось все тем, что когда я через пару лет купил себе нормальную гитару, то тоже перелез к ним в «Лечебницу» или сокращенно «ЛЦД», в качестве лидер-гитариста. Маша сначала напрягалась… Думала, что я начну болтать о нашем общем прошлом. Но как я мог? Она же была моим другом… И в мыслях даже никакого трепа не было! Я молчал как партизан. Хоть Боляев интересовался. Он же видел, что мы с ней какие-то не совсем обычные друзья.

Один раз у нас с Генкой оказалось общее окно в лекциях – у меня препод заболел, а у него тоже с расписанием какая-то шняга приключилась. Мы встретились, как обычно, на крыльце. Покурили… И решили в тот день забить на учебу. Он предложил затариться портвейном и поехать в гости к Маше. Я согласился. Она приболела и сидела дома, учила конспекты. Мы приехали, взяли ее в охапку и потащили бухать на кладбище, которое раскинулось недалеко от дома. «Очень удобно!» – так сказал Боляев. Для чего? «А для всего! И бухать… И дохнуть.» И вот, когда мы напились все втроем на одинокой заброшенной могиле… Маша стала какой-то странной. Она смотрела то на меня. То на Генку… И словно не могла понять… Как себя с нами вести? Под конец вообще расплакалась. Гена реально так грузанулся. Маша сказала, что ей нехорошо. Наверное, «портвейн несвежий попался». Сказала, что пойдет домой, приляжет. Мы проводили ее. Пожелали поскорее выздоравливать. А сами взяли еще портвейна. И вернулись на кладбище…

4

И вот… За портвейном и сигаретами, завязался у нас довольно странный разговор. Первым начал Гена:

– Ты знаешь, Димон. Мне кажется… Что у вас с Лукошкиной действительно было что-то серьезное. Я никогда еще не видел ее… Такой.

Он называл ее исключительно «Лукошкина». По имени – никогда. Даже в глаза. Лукошкина и все… И она не возражала. Вот так бывает. Для кого-то богиня. А для кого-то просто… Лукошкина.

– Год назад у нас был роман с Машей. Еще до тебя. Но все пошло не так, как хотелось. Отношений не получилось. Но мы смогли остаться друзьями.

– Ну тогда понятно… Дим… А ведь в Лукошкину все влюбляются! У нее состояние души такое. «Вечный флирт». Она парней охмуряет влет! У нее, как не придешь, постоянно кто-то трется из воздыхателей. Прямо салон какой-то девятнадцатого века! Тебя я там ни разу не видел. И за это уважаю.

– Я Маше только добра желаю. И очень рад, что в твоем лице она наконец-то нашла любимого человека.

– Спасибо, Димас, за такие слова! Да только я… Знаешь… Не люблю ее.

– Правда что ли? А я думал, любишь.

– Да нет. Понимаешь… Мы с ней с первого курса вместе. Наши отношения – это такая хорошая и приятная привычка. Для меня по-крайней мере так. Нам удобно вдвоем. Всегда есть, у кого лекции сдуть. У нас конспекты одни на двоих. На пары ходим по очереди. Гитару мне тоже в складчину покупали. Один бы я не осилил. С ней прикольно заниматься сексом… Даже просто бухать! Ты хотел ей вина купить хорошего… А ты знаешь, что она со мной технарь глушит так, что только за ушами треск стоит? И такая после этого счастливая становится! И смешная… С утра потом болеет жутко. Ей вообще нельзя крепкое пойло. Но она все равно его пьет… Со мной.

– Черт! Про Машу никогда бы не подумал. Мне она всегда казалась такой утонченной.

– Она итак утонченная, Димас… Поверь. Но это не мешает ей пить со мной спиртягу в подворотнях. И занюхивать собственными восхитительными белокурыми локонами. Я же поэт. Меня иногда тянет на экзотику. И в такие моменты я всегда беру Лукошкину с собой. Если только нет под рукой какой-нибудь другой гарной дивчины. Но это все не любовь! Вот кого я действительно любил, так это Фенечку, двоюродную сестру лукошкинской лучшей подруги. Я увидел ее первый раз… И башню оторвало так, что до сих пор она еще на место не встала. А может и вообще уже не встанет… Никогда.

Фенечку я тоже знал. Ей было восемнадцать лет. И она училась на втором курсе ист-фака. Я к тому времени был уже на четвертом. И с Генкой мы уже тогда вместе играли в «ЛЦД». Он и Маша были меня на один курс старше. Фенечкина двоюродная сестра, Света, одно время встречалась с моим другом Волосатым… Это я их познакомил. Фенечка тоже с нами тусовалась. С неформальной тусовкой подвальной реп-точки на остановке «Универсам Баджей». Потом подвал прикрыли из-за частых жалоб жильцов на громкую музыку и пьяные вопли посреди ночи. Обычное дело… И пути наши с Фенечкой разошлись. Только в универе мы встречались иногда и беседовали. С ней действительно было приятно поговорить. О чем угодно. Натуральная блондинка. Всегда распущенный хайр до плеч… Такая худенькая. Девушка-тростинка. Очень красивая. И какая-то… До наивности светлая. И добрая… Что однако не помешало нам однажды послать друг друга на хрен и полгода не разговаривать. Потом конечно помирились. Вообще, с женщинами у меня получался полный спектр отношений. От восторженной любви… До ничем не прикрытого презрения и ненависти.

– Как же тебя угораздило влюбиться в Фенечку?

– Да знаешь, как бывает – слово за слово, хреном по столу, и понеслась душа в рай! Мы день рождения Лукошкиной отмечали в общаге у Светы. Фенечка тоже была… Я женщин так понимаю. Я чувствую их. Мне иногда даже кажется, что я сам… Женщина. Не в смысле, что голубой. Просто я настолько в них прорубаю… Мне, по пьяни, раскрутить даму на любовь не фиг делать. Было бы желание… У меня! А у нее будет… Ну и значит, посмотрел я на Фенечку пьяным взором… И погиб навсегда. Лукошкина сидит, с гостями тележит… А у них там в общаге полкомнаты шторой отгорожено. Одна часть – вроде как столовая. Где все пьют и отмечают день рождения. А другая – спальня с двумя кроватями. Отдельно… И мы с Фенечкой пошли в эту «спальню». Курить… Там все и началось. Знаешь, как возбуждают все эти половые прибамбасы, когда законная подруга ни о чем не подозревая бухает рядом за шторкой на собственной днюхе?

– Блин… Догадываюсь.

– Ну и вот… Кувыркаемся мы с Фенечкой. Я уже наполовину раздел ее. Лежу на ней. Она закрыла глаза. Кайфует. И вдруг… Я чувствую, что кто-то смотрит на меня сзади. И взглядом прожигает спину! Оборачиваюсь… А это Лукошкина. И такая злая! Жуть… Я думал, что она задохнется от злости. Или убьет нас обоих тут же на месте. Чувствую, что надо делать ноги по-любому, пока не началось! Кое-как одеваю Фенечку, одеваюсь сам. И мы уходим в ночь. Гуляем по городу. Целуемся через каждые два шага. Возвращаемся только под утро… Не раньше. Надо было подождать, пока у Лукошкиной истерика закончится. И ничего, Димас, выжила она! Руки на себя не наложила. Только еще крепче потом любить меня стала. А про Фенечку я ей сказал, что чисто по-пьяни запал. Лукошкина поверила… И простила.

– Да-а… Ты крут! Только Машу жалко. Я ведь так любил ее. А она… Любит тебя. Такое чудовище. В натуре, ты какой-то Циничный Дантист. Стопудово группу нашу в честь тебя назвали.

– Да не жалей ты ее! Она знаешь, как меня грузит? Мозг выносит со своими пацанчиками! Иногда после общения с ней хочется просто сдохнуть. А такие фишки… Ну леваки всякие. Если даже девушка их выкупает… Они ее отрезвляют как надо! Не дают вконец оборзеть. И держат в тонусе. Она позлится-позлится. А потом становится такая ла-а-сковая! И добрая. Нарезает вокруг меня круги. Улыбается… А секс после этого знаешь какой мощный?

– Да блин… Вот это ликбез. Не думал я, что так бывает. Я добротой стараюсь женщину окружить. Заботой и вниманием. Жаль только, что не всем это катит.

– Потому что, Димас… Представь себе девушку. Красивую… Очень красивую! Как Лукошкина, например… Она же с самого детства купается в океане мужского внимания! Ее все любят. Все говорят, какая она клевая. Какая она исключительная. Парни ходят за ней табунами. Признаются в любви. Носят цветы охапками. Сочиняют в ее честь стихи и песни тоннами… И постепенно ей все это приедается. Она знает, что может заполучить любого. Стоит только пальцами щелкнуть… И парень упадет к ее ногам, станет верным и преданным ей до гроба. И сделает для нее все, что угодно. Ей говорят, что она богиня. И она действительно начинает чувствовать себя такой. Все у нее идет зашибись. И вдруг… Появляется такой кадр! Как я… Который кладет на нее с прибором. Постоянно изменяет… Хамит. Качает права. И если что не по нему – просто сваливает неизвестно куда. На неопределенное время. И вот с ним… То есть со мной… Лукошкина понимает, что никакая она не богиня! Никакая не королева красоты. А обычная. Маленькая. Сопливая… Сучка! Которую могут бросить в любой момент… Ей обидно. Ей больно… Она ненавидит этого наглого типа! То есть меня… Ненавидит за то, что я разрушил ее волшебное королевство. Где она правила. И где только она решала кого казнить, а кого помиловать. И теперь… Этот гадкий мальчишка тоже самое проделывает… С ней! Она ненавидит его дико. Просто безумно…

– А от любви до ненависти – один шаг. И однажды… В один прекрасный день… Она его делает!

– И бухает со мной технарь на автобусных остановках. И прощает измены… И обзванивает всех знакомых, когда я долго не даю о себе знать. И устраивает мне ужины при свечах. И в постели ведет себя так четко, что просто дух захватывает. И буквально из кожи вон лезет, чтобы заслужить мою любовь. Но запомни, Димас… Никогда не говори такой девушке, что любишь ее! Сказал – пролетел. И никогда не дари ей… Цветов… Боже упаси… Это тоже самое, что признаться в любви! Подарил – пролетел.

– Я с Машей все твои пункты просохатил. И даже цветы ей дарил.

– Вот поэтому… Она сейчас со мной! А не с тобой.

Я налил себе полный стакан портвейна и выпил залпом. Руки мои дрожали, когда я подкуривал сигарету. Мы сидели молча и курили. На землю спускались сумерки. Гена смотрел куда-то вдаль. В сторону багровеющего закатного неба. А я… Незаметно… Смотрел на него. На этого нереально крутого и циничного знатока самых темных уголков женской души. И думал о том, сколько раз он получал от ворот поворот?… Прежде чем научился так вертеть женщинами. А еще… Я почему-то вспомнил строчку припева из его собственной песни: «Ангел с наглыми глазами за моим окном…» И мне вдруг безумно захотелось узнать… Как выглядела его первая настоящая девушка? С которой он был таким же, как я с его Лукошкиной. И с которой он так же, как я… Пролетел фанерой. Не знаю почему… Но мне вдруг так захотелось посмотреть ей в глаза. В глаза его первой… И настоящей… Маши.