Глава пятая
После моего рассказа во время поездки мама испекла на завтрак блины. Блины, для которых она сама разделяла яйца и взбивала белки, а не пользовалась готовой смесью.
– О-о, домашние блины, – сказал Леонард. – По какому случаю?
– Все нормально, Леонард, – усмехнулся я. – Не делай вид, что не знаешь. Мама наверняка рассказа ла тебе, и я не против. Со мной все в порядке.
– Мама рассказала папе что? – спросила Натали.
Я посмотрел на нее. От Леонарда она унаследовала темные волосы и самые большие карие глаза, какие я только видел. Никаких скандинавских проклятий. На ней все еще была полосатая пижама с закрытыми ступнями. Я завидовал ее пижаме. Насколько же проще быть восьмилеткой.
– Дело в том, Нат, – сказал я и накрыл ее руку своей, – что мы с Пенни расстались.
Девчушка прикрыла рот ладошкой:
– Нет! – Ее глаза наполнились слезами. – Нет! Нет, нет, нет!
– Ничего, малышка. Правда. Я в порядке. Видишь? – Я взял руку сестренки и положил себе на лоб. – Температуры нет. – Потом постучал ее пальцами по своей груди. – Ничего не болит. – Я улыбнулся, надеясь, что это выглядит искренне. – Все хорошо.
– Но… Пенни была такой милой. Такой красивой.
– Да, Пенни была такой. И все еще есть.
– Нет, она не милая, раз тебя бросила.
– Почему ты думаешь, что это не я ее бросил? Натали посмотрела на меня так, словно я был полным идиотом:
– Ты бы никогда этого не сделал.
– Верно, – со вздохом согласился я.
Мы доели блинчики, я начал мыть посуду, а Натали ушла в свою комнату. У меня скопилось множество домашних дел: всю последнюю неделю я их откладывал, обращаясь с собой как с инвалидом. Теперь гора дел казалась неодолимой. Я хотел лишь одного – вернуться обратно в постель, что в конечном итоге и сделал. И проспал еще два часа.
Проснувшись, я заставил себя сесть за стол и открыть учебник по математике, но числа и знаки роились перед глазами, нечитаемые, как иероглифы. Все мои заявки в колледжи были отосланы, оценки давали возможность не напрягаться, но я не мог просто взять и не выполнить домашнюю работу.
Раздался легкий стук, который мог исходить только от маленькой ручки Натали.
– Входи.
Сестренка сунула под дверь сложенный лист красного картона. Я развернул открытку. Натали использовала блестки, которые покрыли мне руки и просыпались на пол.
«Дорогой Ривер Дин.
Не хотел бы ты сегодня пойти со мной в кафе-мороженое?
Поставь галочку рядом с „да“. Или галочку рядом с „нет“».
Твоя сестра, Натали Маркс».
То, что у нас были разные фамилии и разные отцы, стало для Натали навязчивой идеей. Неважно, насколько часто я говорил, как сильно ее люблю. И как я счастлив, что ее отец – Леонард, а не мой папаша, самовлюбленный козел. Конечно, я не говорил «самовлюбленный козел», а выражался немного иначе – «придурок». Однако девчушке было сложно принять нашу семейную ситуацию, и она умоляла меня изменить фамилию.
– Разве тебе не нравится, как звучит Ривер Энтони Маркс? – спрашивала она.
– Нравится, – соглашался я. – Но я привык к своей фамилии.
– Почему? – Это был ее любимый вопрос.
– Потому что это я и есть, – отвечал я.
– Думаю, ты больше Ривер Маркс, чем Ривер Дин, – продолжала спорить со мною сестренка.
Теперь мы шли к новому кафе-мороженому, которое открылось в нескольких кварталах от нашего дома. Мороженое после блинчиков – это, конечно, чересчур, но как я мог отказать Натали после такого блестящего приглашения, особенно если это давало хороший повод закрыть учебник?
Центром притяжения в кафе была старомодная стойка; мы расположились за ней на двух табуретах, а парень в галстуке-бабочке и бумажном колпаке принял наш заказ.
Натали покопалась в сумочке.
– Собираешься сегодня платить?
– Ни за что. Я хочу достать блокнот.
– Зачем?
– Вот глупый! Потому что сейчас мы будем записывать.
– Что записывать?
– Как тебе вернуть Пенни.
Ну как эту малышку можно было не любить? Никто – ни один человек в моей жизни – даже не надеялся, что у нас с Пенни все еще может сложиться.
Я немного подумал.
– Я принес ей суп, – сказал я Натали. – Любимый суп из ее любимого магазина. Даже не знаю, ела она его или нет.
– Девочкам не нравятся супы. Они любят красивые вещи.
– Я купил ей цветы.
Натали вытащила карандаш, написала в блокноте «цветы», изобразила рядом квадратик и поставила в нем галочку.
– Цветы. Это уже лучше. – Она постучала карандашом по подбородку. – Как насчет стихов?
– А что стихи? – не понял я.
– Пенни любит стихи?
Любит ли Пенни стихи? Поэзию на уроках углубленного изучения английской литературы мы проходили в прошлом году. Большая часть того, что мы читали, оказалась полной ерундой. Честно говоря, я мало что запомнил, кроме стихотворения про парня, который ехал ночью по дороге и нашел на обочине мертвого оленя. Пенни расстроилась, что в конце парень столкнул оленя с края утеса. Она очень любила животных, особенно больных и брошенных, поэтому завела трехногую собаку. Так или иначе, я был уверен, что вернуть Пенни с помощью мертвого оленя невозможно.
– Может, ты сам напишешь ей стихотворение? – предложила сестренка.
– Хм… Это вряд ли, Нат, – улыбнулся я.
В квадрате рядом со словом «поэзия» Натали поставила крестик.
– Девочки любят украшения.
– Это я знаю. Я смотрел те же фильмы, что и ты, и даже больше. К тому же за последние два года я подарил Пенни уйму украшений.
– А ты дарил ей что-нибудь с бриллиантами?
– Нет.
– Почему?
– Потому что я не миллиардер.
– У меня есть кое-какие сбережения.
– Слушай, Нат. – Я взял ложку и попытался зачерпнуть ее мороженое, но она, как опытный фехтовальщик, преградила мне путь своей. – Пенни не надо ничего покупать. Дело совсем в другом. И когда ты вырастешь и влюбишься, это не должно быть связано с вещами.
– Я уже выросла!
– Хорошо, тогда не выбирай себе приятеля, основываясь на том, что он тебе покупает.
Сестренка немного подумала.
– Ладно.
– Пенни бросила меня потому… потому… – У меня все еще не было подходящего объяснения. – Она сказала, что у меня проблемы и что я мало размышляю.
– Это странно.
– Конечно же странно. Но я над этим работаю.
Мы молча доели мороженое. Натали облизала ложку и внутренние стенки стаканчика, куда смогла дотянуться.
– Мне нравилась Пенни, – сказала она.
– Мне тоже, – вздохнула я.
– Так нечестно, я даже не смогла с ней попрощаться. – Натали склонила голову набок.
И тогда мне в голову пришла мысль. Ребенок хотел попрощаться с Пенни. Каким бы я был братом, если б не помог малышке получить желаемое? Мы съездим к Пенни домой.
Мы отправились туда в среду после школы. Я сказал маме, что сам заберу Натали с занятий по гимнастике.
– Серьезно?
– Да.
– Но как?
– Попрошу Мэгги меня подвезти.
Мама пристально посмотрела на меня. Мэгги ей нравилась, но ее вождение мы оценивали одинаково.
– Ладно, попрошу Уилла или Люка.
– Хорошо. Ты уверен?
– Да, мам. Уверен.
– Учти, Натали восемь лет. Если ты о ней забудешь, эти раны долго не заживут.
– Мам, я не собираюсь забывать о Натали. Если тут и есть человек, кто понимает в ранах, так это, вероятно, я.
– Милый, я просто хотела сказать, что иногда ты бываешь рассеянным.
Именно поэтому я не хотел говорить о том, что мы с Пенни расстались. Мама считала, что одному мне нельзя доверять.
Я попросил Уилла подвезти меня после обеда.
– Значит, ты пытаешься использовать свою чудесную сестричку, чтобы добраться до Пенни?
– Нет. Натали просто хочет с ней попрощаться.
– Ты бессовестный.
Я бы никогда не использовал Натали, но Пенни о ней заботилась. В присутствии Натали она бы не посмела вести себя грубо и холодно. Она всегда восхищалась тем, какой я хороший старший брат, и я подумал: может, если она увидит меня с сестрой, то вспомнит, что во мне было достойно любви? Однако признаться в этом Уиллу я не мог.
– Ты собираешься спрашивать Пенни, можно ли к ней зайти?
– Нет.
– Но разве ты не увидишь ее на испанском?
– Уилл, ты меня подбросишь или нет?
– Не знаю.
– Чего ты не знаешь?
– Хочу ли я помочь тебе выставлять себя ослом.
В конце концов Уилл согласился, и мы приехали за Натали вовремя. На ней было розовое бархатное трико, волосы заплетены в косички. Словно она нарядилась для главной роли в блокбастере «Верни любовь Пенни».
Натали забралась Уиллу на спину, и он понес ее к машине, подпрыгивая на ходу и выделывая зигзаги, а девчушка смеялась, вцепившись ему в шею.
– Как вы вернетесь домой? – спросил Уилл, когда мы остановились перед домом Пенни.
– Дойдем пешком, – ответил я.
– Нет. Я пешком не пойду, – захныкала Натали. – Ни за что!
– Мы что-нибудь придумаем.
– Я могу вас подождать, – предложил Уилл. – Все равно вы быстро вернетесь.
Мы вышли из машины, и я наклонился к окну:
– Ничего не надо, Уилл. Сим освобождаю тебя от обязанностей водителя. Езжай.
Он неодобрительно посмотрел на меня:
– Как хочешь.
На этот раз дверь снова открыла Хуана, но теперь выражение ее лица было совсем другим. Она знала, что мы с Пенни расстались, и то, что я стою сейчас на пороге со своей младшей сестрой, казалось ей не лучшей идеей.
– Здравствуй, Ривер. – Она чуть наклонилась и улыбнулась Натали: – Здравствуй, принцесса. Ты, наверно, Натали?
– Да.
Хуана протянула руку, и Натали ее пожала.
– Я много о тебе слышала, – рассмеялась женщина. – Хорошо, когда можно связать такое милое личико с именем.
Натали посмотрела на меня, не зная, что теперь надо сказать или сделать. Хуана не приглашала нас войти.
– А… – нерешительно начала Натали, – мы пришли к Пенни.
– Она вас ждет?
– Нет, – сказала Натали. – Это сюрприз.
Хуана немного подумала, но какой у нее был выбор? Она не могла нас прогнать. Конечно, Натали была милой, а кроме того, для Броквэев мы с Хуаной были почти семьей. Мы были с ней как кузены.
– Пенелопа! – крикнула она. – К тебе гости!
Она провела нас на кухню, поставила тарелку с печеньем и налила два стакана молока. Она знала мои вкусы, но я отказался. Мне не хотелось, чтобы Пенни видела меня с молочными усами.
Пенни сразу подошла к Натали, обняла ее и покачала туда-сюда, поцеловала в макушку:
– Привет, Натти! – Потом поставила ее на пол. – Только посмотрите. Ты, наверное, уже к Олимпиаде готова!
– Мне не хочется, чтобы ты расставалась с Ривером.
Пенни бросила на меня быстрый взгляд. Я пожал плечами: «Клянусь, это не моя идея».
– Слушай, Нат, – сказала Пенни. – Хочешь на минутку подняться ко мне в комнату? У меня новые духи, они тебе понравятся.
Натали положила печенье и взяла Пенни за руку. Я не мог понять, что должен чувствовать: предательство или потрясение. Я не представлял, что у сестренки на уме.
Я проглотил два печенья и осушил стакан молока, отказавшись от добавки.
Хуана вымыла мою тарелку и стакан.
– У тебя милая сестра.
– Да. Она хорошая.
Я видел, что Хуана хочет сказать что-то еще. Возможно, отругать меня, чтобы я ушел, сохранив достоинство.
– Ей повезло, что у нее такой брат. Никто не поймет тебя так, как вы друг друга.
Что-то в этом роде я уже слышал. Такое любят говорить взрослые, добавляя, что я не виноват в уходе своего отца.
– Мы с братом росли вместе и вместе работали в ресторане моей бабушки. Даже сейчас мы можем приготовить полный обед, не говоря друг другу ни слова.
– Ты должна открыть свой ресторан, Хуана. Ты потрясающий повар.
Она вытерла передо мной стол, хотя я старался его не испачкать.
– Было бы замечательно.
– А твоим фирменным блюдом стала бы картошка.
– Я могу гораздо больше, Ривер. – Хуана наклонилась ко мне и понизила голос: – Но Броквэи любят простые блюда. Ничего интересного. Никакой изюминки.
В кухню ворвалась Натали с маленькой круглой коробочкой в руке:
– Смотри, Ривер! У Пенни были лишние серебряные тени для глаз, и она подарила их мне!
– Это только для парадных выходов. Чтобы дома так не ходить, хорошо? – Пенни посмотрела на Натали.
Натали кивнула:
– Хорошо.
Пенни снова обняла ее:
– Спасибо, что приехала. Это было для меня важно.
– Спасибо за тени. И за духи. – Натали прислонилась ко мне и протянула руку: – Понюхай меня, Ривер.
Она пахла как Пенни.
Я обнял Натали за плечи, и мы встали, глядя на Пенни у кухонного стола. Хуана тем временем мыла в раковине посуду.
– Ну… пока. – Пенни распустила волосы и вновь начала их заплетать. У нее была привычка: переделывать идеальную прическу.
– Нас надо подвезти до дома, – сказала На тали.
Я сжал ее плечо:
– Нет, нет. Все в порядке, мы дойдем пешком.
Натали сделала шаг в сторону и сложила руки на груди:
– Я сказала, что не пойду, – значит, не пойду. Я не собираюсь идти домой пешком.
Пенни смотрела на нас.
Я достал из кармана телефон:
– Я могу позвонить Мэгги или кому-нибудь из ребят. У Люка практика, а Уилл нас сюда привез, так что не стоит вызывать его обратно, особенно в такое время, но если Мэгги сможет…
– Хуана, – сказала Пенни, пристально глядя на меня. – Ты не могла бы отвезти Ривера и Натали домой?
Хуана закрыла кран и вытерла руки полотенцем:
– Мне надо приготовить ужин, а твоя мать сказала…
– Просто отвези их, Хуана, – попросила Пенни. И добавила: – Пожалуйста.
– Хорошо, если тебе действительно так надо… – вздохнула Хуана.
– Спасибо.
Пенни развернулась и вышла из комнаты.
Мы последовали за Хуаной мимо гаража, мимо внедорожника Пенни и перешли на другую сторону улицы к старой темно-зеленой «тойота-камри», у которой был разбит левый передний бампер, а на заднем крыле виднелась наклейка радиостанции, которую я никогда не слушал.
Хуана жила у Броквэев всю неделю, кроме выходных. Я не знал, что у нее есть автомобиль и куда она уезжает на выходные, но, разумеется, машина у нее была, поскольку это Лос-Анджелес.
– Спасибо, что помогаешь, – сказал я, когда Натали прыгнула на заднее сиденье. – Правда, большое спасибо.
– Все нормально, – улыбнулась Хуана. – Ты хороший парень, Ривер.
Я сказал, где живу и по каким улицам не стоит ехать в час пик.
Потом повернулся к Натали:
– Как все прошло наверху?
– Хорошо. Пенни сказала, что ей очень жаль, что она будет скучать по мне, но мы можем оставаться друзьями.
– Очень мило с ее стороны.
– А я сказала, что она ошибается на твой счет.
– Что ты имеешь в виду?
– Я сказала, что она ошибается, когда говорит, что ты ни о чем не думаешь, потому что ты думаешь. На самом деле думаешь. Я знаю.
Мы ехали в молчании; тихо играло радио. Какая-то испаноязычная радиостанция. Наверное, та, чью наклейку я заметил на крыле. Когда мы останавливались на светофоре или трогались с места на вечерних запруженных улицах, я смотрел, как на зеркале заднего вида качается взад-вперед пластиковая фигурка.
Машина остановились перед нашим домом, и я вновь поблагодарил Хуану.
– Ты не обязана это делать, это не твоя работа, – пробормотал я. – Мне жаль, что Пенни тебя заставила.
Хуана дотронулась ладонью до моей щеки:
– Как я уже сказала, ты хороший мальчик, Ривер. У тебя доброе сердце. Я знаю, так оно и есть.
Когда Натали вылезла из машины, то заметила висевшую на зеркале небольшую пластиковую фигурку. Она протянула руку и дотронулась до нее:
– Кто это?
– Святой Иуда.
– Кто такой святой Иуда?
– Покровитель безнадежных дел.