© Александра Сашнева, 2015
© Александра Сашнева, иллюстрации, 2015
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
Дурка
Как-то раз я устроилась интернатуру в «дуру». Я училась в меде и думала, не выбрать ли мне психиатрию.
Девианты и неадекватные люди всегда меня манили – как нечто заповедное, как чудовища в ночном лесу. Я с детства ощущала, что безумие и волшебный лес с оборотнями, лешими и прочими вурдалаками как-то глубоко связаны. Мне даже иногда виделось, что город – это как бы разум, а лес – это подсознательное, древнее, переданное с кровью, с родительской невербалкой. Сны, грезы в минуты внезапного транса. И вот эти щекочущие вопросы – а что там? Что за гранью?
Безумие чем-то сродни смерти. Ведь живем мы не телом, а личностью. Тело лишь несет наше «Я», хотя в то же время и формирует его. Разное тело, разная история формирует разное «Я». И Именно это «Я» нам и дорого. Мы защищаем крепость своего я, но в этой крепости разводятся крысы.
Так вот: заглянуть в безумие – это как заглянуть в смерть. В свою смерть, потому что только твоя смерть для тебя реальность. Смерть других – это как расставание. Ну взял человек и уехал. У тебя нет этого опыта. Разве что сон, но сон просто окутывает тебя, ты проваливаешься в его покой, как в пренатальное состояние. В околоплодных водах – в комфорте и безопасности ты отдыхаешь от страхов дня, чтобы потом воскреснуть и тянуть нить будней дальше. Но иногда ты понимаешь, что внутри тебя есть тайна – твоя собственная смерть. Ты хочешь подготовится к ней заранее, чтобы встретить во всеоружии и тогда ты начинаешь искать туда дорогу – в темный волшебный лес.
Безумие – это смерть. Смерть твоего «Я». Откуда появляется безумие? Изнутри, из плохой биологии? Из плохих генов? Или извне? Неумелый ли Мастер лепил сосуд твоего тела или твои сны довели тебя до тревожного беспокойства и неуверенности?
Чтобы узнать это, ты вынужден сделать первый шаг. Это настоящая битва – потому что там, в этом путешествии внутрь себя, ты непременно встретишь чуудовище. И это чудовище, которое живет в лабиринте твоего внутреннего города, может быть опасно, как Минотавр для Тесея. Ведь Тесей мог вполне погибнуть от рогов быкочеловека, а мог, победив его, не найти дорогу назад.
Я тогда думала, что любовь – это единственное, что может спасти от безумия, хотя она и сама своего рода безумие. И у меня не было такой нитки, чтобы быть уверенной в возвращении.
Я волновалась перед первым посещением «дуры», как мы ее называли между собой. То, что я увидела в дурке, больно вонзилось в мой мозг. Мозг визжал, словно его пилили циркулярной иглой от больных мыслей. Запах. Безумие пахнет. И еще как. Оно пахнет ужасом. И помоями. Как будто в мозг этих людей накидали всяческий мыслехлам, мусор – и теперь он там гниет.
Это были огрызки «Я», «Я», слепленные из чужик убеждений, привычек, «Я», поеденное молью. Они – почуяв токи моего мозга оборачивались и глядели на меня алчными блестящими глазами. И довольно быстро я поняла, что надо закрывать дверку, иначе все лярвы перелезут на мой чердак.
И лишь в одной из палат я нашла то, что мне было интересно. Этот человек не был безумен. От него пахло не страхом, а печалью. Мне захотелось узнать – зачем он здесь? Его глаза были ясны, как у святых на иконах.
И я спросила:
– Простите, может быть мой вопрос покажется вам смешным, но… почему вы здесь?
– Я забыл свое имя. Никто не знает, кто я, – сказал человек. – Говорят, что меня ударили по голове. Меня нашли на улице без документов и денег. И никто не искал меня. Я помню математический формулы. Стихи, музыку, но кто я – я забыл.
Я задумалась. Мозговые волны этого человека проникали в меня приятно и тепло. В них не было зла. Они звучали как низкая японская флейта, как ветер в тополиной листве, как шорох листьев в осеннем парке, как шум теплой метели… В них хотелось быть.
– Вы умеете молчать, – сказал человек. – Мне было бы приятно с вами. От жильцов устаю.
– Понимаю, – кивнула я и вдруг увидела кошку.
Она потерлась о мою ногу. Замурлыкала. Черно-белая кошка. Пухлая и мягкая.
Кошка вспрыгнула на кровать, и человек ее погладил.
– Это моя кошка. Не знаю, как она тут оказалась. Вы ее видите? Врачи говорят, что никакой кошки нет.
– Вижу, – сказала я. – Черно-белая мягкая кошка. Чем вы ее кормите?
– Я ее не кормлю. Кажется, она ходит на кухню и там что-то находит себе. Вы за нее не волнуйтесь. Она уже год живет тут.
– А вы?
– Три. Три года.
На этом наш разговор оборвался, меня позвали исполнять обязанности.
Кошка осталась с больным.
– Что он тебе говорил? – спросил у меня врач – крепкий жесткий мужик лет сорока.
– Ничего. Сказал, что не помнит, кто он. Что попал в аварию. Мне кажется, что он нормальный.
– Он говорил тебе про кошку?
– Н-нет, – соврала я почему-то. Мне показалось, что кошка – это секрет, который нельзя говорить.
– Это правда? Про аварию?
– Правда, – сказал доктор. – Не слушай его. Он очень умный, но он шизофреник. А для юных девочек это опасно.
– Хорошо, – сказала я, и внутри у меня щекотнуло.
На следующий день я увидела кошку в коридоре клиники. Она сидела в коридоре, и увидев меня, подала знак идти за ней. Она вошла в палату, и я увидела, что хозяин кошки резко обернулся от окна.
– Я думал о вас, – сказал он. – Вы пришли. Это чудесно. Теперь у меня есть не только кошка, но и друг. Как вас зовут? Меня все зовут Профессор, ведь никто не знает моего имени.
– Профессор? – переспросила я и улыбнулась. – Ладно. Профессор. Пусть профессор.
Мы стали дружить. Профессор рассказывал мне вещи, которые вряд ли я узнала бы от кого-то другого. Мне казалось, что у него в голове сложены все фолианты мира. Наши мозги соединились, и я вместе с Профессором гуляла по улицам древних городов, по пустыням, слышали музыку. Мне открывался огромный мир метафор. Это изменило мой взгляд. Вещи перестали быть для меня обычными и просто предметами. Мир начал сливаться для меня в одно огромное целое. Я начала видеть связь совершенно – казалось бы – несвязанных вещей. На улице, в разговоре, в транспорте – мир удивлял меня. Он стал говорить со мной.
Иногда к нам приходила кошка. Иногда она просто лежала на кровати, в ногах Профессора.
И однажды я увидела сон: черно-белая кошка Профессора бежит по солнечной улице. Дом из розового кирпича, детская площадка, женщина и мальчик пяти лет. Кошка подбегает к мальчику, и мальчик говорит:
– Мама! Смотри! Вернулась Муся!
– Муся! Муся! Где ты была? – говорит женщина и хочет погладить кошку, но кошка уворачивается от нее и бежит ко мне. Запрыгнув на руки, кошка мяучет. Мы встречаемся глазами с женщиной.
На этом сон заканчивается.
Но сон не выходил у меня из головы. Я пришла на работу и тотчас поспешила к Профессору. Мне казалось важным рассказать ему о том, что я увидела.
Он лежал в кровати. Печальный.
– Привет, Профессора, – сказала я и присела на краешек. – Вам приснился плохой сон?
– Нет, – сказал он нервно. – Почему-то не было кошки. Обычно она спит со мной, и мне спокойно. А сегодня ее не было. Мне страшно. Что-то случится.
– Ее зовут Муся? – спросила я.
– Муся? – Профессор замер, и я почувствовала, какая яркая и больная вспышка пронзила его мозг.
– Муся… – повторила я.
Профессор схватился за голову и вдруг крикнул:
– Уходите! Вы делаете мне больно!
– Это не я, – сказала я. – Это ваша память. Мне приснилась Муся. Она играла во дворе около розового дома с красивой женщиной и мальчиком пяти лет. Это были вы? Или ваш сын? Это ваши мысли, Профессор.
– Я не знаю. Я не знаю! Что вы от меня хотите! Вы ненормальная!
Не знаю, что с ним случилось, но беснование Профессора вызвало скорый отклик персонала, и кончилось тем, что его скрутили крепкие санитары и успокоили аминазином.
Я чувствовала себя свиньей. Я же любила Профессора как друга всей душой. И его теперь рвущийся на части мозг отзывался в моем мозгу адовыми муками.
Я не знала что делать. Мне хотелось кричать. Я ходила по городу, как чумная, без цели, повинуясь неясному зову. Из дурки меня выгнали, и теперь я не могла даже надеяться на то, чтобы встретиться с Профессором и попросить прощения.
В общем, прошло пустых две или три недели. У меня была сильнейшая ангина с бредом, в котором кошка, профессор, психи и врачи смешались в один больной водоворот. И в конце концов, я оказалась едущей в трамвае. Я хорошо запомнила его номер. Хорошо запомнила то, что было за окном – осень, дождь, парк за резной оградой, трубы завода…
По выздоровлении я как-то закрутилась и забыла все. Ну и своя ведь жизнь есть. И Бог ведает, что творит.
13 октября (помню этот день) случайно по работе я должна была ехать на трамвае в старый район. И вот когда я увидела номер трамвая, я поняла, что это было в бреду, когда у меня была ангина. И даже номер вспомнила.
Пейзаж был тот же, маята осени та же, сумрак. Молчаливый кондуктор, три пассажира…
Вдруг в проходе трамвая появилась Муся.
Я вышла не на своей остановке, а вслед за кошкой. И она привела меня прямо к розовому кирпичному дому. Я узнала все – детскую площадку, окно… Только женщины не было.
Я обернулась, но Муси не было.
Вот досада! Как же я могла ее упустить?
– Муся! Муся! – крикнула я.
Но кошки не было.
Мое сердце заколотилось очень сильно. Я села на качель и начала качаться. Качель поскрипывала. Печальный звук из детства. Из одиночеств. Когда во дворе пусто, а я одна качаюсь на качели, прыгаю в дину на песке. Играю одна в пробки или ножички… Эти одиночества всегда были полны чем-то большим, чем-то бОльшим. Словно кто-то неведомый звал меня в тишину для разговора без свидетелей.
– Ы-ыынь-синь, ы-ы-ы-ынь-синь, – скрипела качель.
И вдруг распахнулась дверь подъезда, выбежала старуха со шваброй и кинулась на меня:
– Все мозги вынула уже. В детстве не накачалась? Нажрутся и давай качаться! Черти!
– Простите, – извинилась я, отскакивая от швабры. – Я ищу женщину с ребенком пяти лет, нет. Ему должно быть уже восемь. У них кошка Муся. Черно-белая!
– Черно-белая… Да потерялась она. Три года назад. Муж ее умер, и она потерялась. Кошка.
– А женщина? Женщина где?
– Переехали они. Квартиру она продала и уехала. Плакала сильно.
– А почему она не искала его?
– Зачем ей его искать? Она же похоронила его.
В общем, не буду рассказывать, сколько сил я потратила на то, чтобы начти женщину, убедить ее возобновить дело. Ну и с ментами было сложно.
Но все получилось.
Они спаслись.
И Профессор вспомнил, кто он и забыл про древние города. И не мог вспомнить, кто я. Да и ладно. Я свое получила, пока с ним в клинике тусила.