Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова
Институт стран Азии и Африки
Ассоциация «Мосты Культуры / Гишрей Тарбут»
Подготовка текста и предисловие И.М. Смилянская
Предисловие
Имя Константина Михайловича Базили, российского дипломата и соученика Н.В. Гоголя, было хорошо известно читающей публике 30–40-х годов XIX в. по имевшим успех сочинениям «Архипелаг и Греция в 1830 и 1831 годах» (СПб., 1834), «Очерки Константинополя» (СПб., 1835), «Бос фор и новые очерки Константинополя» (СПб., 1836){Две последние работы были переизданы издательством «Индрик» в серии «Восточнохристианский мир»: Базили К.М. Очерки Константинополя. Босфор и новые очерки Константинополя. М., 2006.}. После переиздания в 1962 г . (М.: изд-во вост. лит.) и последующих переводов на арабский язык основного сочинения Базили – «Сирия и Палестина под турецким правительством в историческом и политическом отношениях»{Один из переводов осуществлен в России: Базийли Кистантин. Сурийат ва Фаластийн тахт ал-хукм ал-усмани. М.: Прогресс, 1989.} это имя получило признание современных востоковедов. К сожалению, в издании 1962 г. и осуществленных по нему переводах на арабский язык отсутствовали важные дополнения, приложенные К.М. Базили к своему сочинению, что вызвало потребность в полном переиздании этой оставившей заметный след в науке книге, которая за прошедшие десятилетия превратилась в библиографическую редкость.
Заимствуя материал из арабских рукописных хроник{Эти хроники были изданы в Ливане в XX в. Из тех, которые упоминает К.М. Базили, см.: аш-Шихаби, ал-эмир Хайдар Ахмед. Любнан фи ахд ал-умара аш-Шихабийин (Ливан в эпоху эмиров Шихабов). Ч. 1-4. Бейрут, 1969; Абдаллах ибн Трад ал-Бейрути. Мухтасар тарийх ал-асакифа (Краткая история епископов). Бейрут, 2002. Последнее сочинение академик А.Е. Крымский считал анонимным и издал его по принадлежащей ему рукописи частично в русском переводе, частично в русском пересказе под названием «История бейрутских епископов» в «Древностях Восточных» (т. III, вып. 1, М., 1907, с. 25-89).}, из бесед с участниками описываемых им событий или хранителями семейных исторических преданий и пользуясь собственными наблюдениями, К.М.Базили вместе с тем основательно изучил сочинения древних классиков, современных ему историков, записки европейских путешественников и агентов. Именно поэтому он сумел полно и обстоятельно – по тому времени – осветить историю Сирии XVI–XVIII вв., талантливо обрисовать события 30–40-х годов XIX в., сложных и бурных лет сирийской истории, и дать этим событиям анализ более глубокий, чем это сделал кто-либо из историков и публицистов того времени.
В результате книга «Сирия и Палестина…» до сих пор сохраняет свою научную ценность. Одновременно она представляет историографический интерес как одна из ранних работ в области русской арабистики.
О мастерском владении пером и глубоком проникновении Базили в избранные темы высоко отзывались уже современники. Соученик Базили И.Д. Халчинский, советник российского посольства в Стамбуле, замечал: «Вряд ли до того времени и после того являлись в нашей словесности книги равного достоинства о Востоке… Книги Константина Михайловича под обликом легкого рассказа заключают в себе наблюдения основательные, предчувствия, осуществленные последовавшими событиями и доказывающие верность взгляда и основательное знание Востока»{Халчинский И.Д. К.М. Базили // Гимназия высших наук и лицей князя Безбородко. СПб., 1881. С. 331.}.
Базили принадлежали также многочисленные консульские донесения, составившие десятки объемистых томов, высоко оцененные Азиатским департаментом МИД и нашедшие отражение в его «Сирии и Палестине…». Важные же для истории экономические записки, т. е. экономическая информация, содержавшаяся в донесениях, как и «Обзор Оттоманской армии» увидели свет лишь в 1991 г. и позволили читателям познакомиться с еще одной гранью творчества (равно как и служебных обязанностей) Константина Михайловича.
Для понимания того, как могли в России, «в стороне от академической арабистики», по словам акад. И.Ю. Крачковского, появиться подобные сочинения, нельзя пройти мимо некоторых фактов биографии Базили, оказавших влияние на его мировоззрение, а также побудивших его заняться изучением истории Сирии.
А судьба Константина Михайловича Базили была сложной. Он родился в Стамбуле 3 февраля 1809 г. в богатой греческой семье, внесшей свой вклад в освободительное движение и культурное возрождение Греции{Там же. С. 326.}. Дед Константина Михайловича – Василий Базили, албанский грек, участвовал в антитурецком восстании 1772 г. (так сказано в его биографии, но, по-видимому, речь идет о восстании 1770 г. и совместных действиях сражавшихся против турок греков и русской Архипелагской экспедиции под командованием А.Г. Орлова). После поражения восстания Василий Базили скрывался в Венгрии, затем вернулся в Аргиро-Кастро и снова был вынужден бежать от преследований Али-паши Тепеленского (Янинского). Он дважды лишался своего состояния, и македонские поместья семьи Базили в конце концов перешли в руки потомков Али-паши. Во время вынужденной эмиграции три сына Василия Базили, среди них и отец Константина Михайловича, воспитывались в Вене, где и получили образование. Один из братьев посвятил себя науке и даже стал известен в нарождающейся в начале века греческой литературе. Михаил же Васильевич поселился в Стамбуле, женился на дочери греческого банкира, занялся предпринимательством и стал весьма влиятельным человеком среди фанариотских греков Стамбула. Его старший сын, брат Константина, находился на османской службе, будучи консульским представителем Порты в Триесте. Сам же Михаил Васильевич направлял за свой счет греческих юношей на обучение в Европу, подобно графу Иоаннису Каподистрии (1776-1831), министру иностранных дел России (1818-1822), а с 1827 г. президенту Греческой республики, с которым семья Базили имела дружеские связи. В распространении просвещения Михаил Васильевич видел путь к национальному возрождению Греции.
С началом греческого восстания 1821 г. новые потрясения обрушились на семью Базили. Обвиненный в сочувствии восставшим Михаил Васильевич был обречен на смертную казнь, однако один благоволивший ему{Предупреждение было сделано в духе времени: «Друг мой, ты нездоров, – сказал ему вельможа при якобы случайной встрече, – и тебе надо переменить воздух сегодня же». Этого намека было достаточно (Там же. С. 327).} турецкий сановник предупредил его об опасности, и он успел укрыться у российского посланника в Стамбуле Г.А. Строганова. Вместе с взрослым сыном, которому также угрожала казнь и который позже погиб в восстании, Михаил Васильевич переправился в Триест, а затем в Одессу, где жили родственники и куда с помощью того же барона Строганова после пережитых ужасов греческих погромов тайно бежала его жена с другими детьми, старшим из которых был Константин.
Семья была разорена. Константин Михайлович, получивший в доме отца хорошее классическое образование, в Одессе мог продолжать лишь занятия греческой литературой с «усердным этеристом»{Гитерии, или этерии (греч. Hetairia – «товарищество», «содружество») – греческие тайные общества. В XIX в. их целью было свержение османского гнета.} профессором Геннади. Только год спустя он был принят в числе шести сыновей других греческих беженцев пансионером графа Г.А.Кушелева-Безбородко в нежинскую Гимназию высших наук и лицей князя Безбородко. Гимназия, основанная в 1820 г., была одним из привилегированных учебных заведений России и предназначалась для «образования детей бедных и неимущих дворян Малороссийского края и приуготовления юношества на службу государства»{См.: Степанов Н.Л. Н.В. Гоголь. Творческий путь. М., 1955. С. 17.}. Учебный курс в гимназии приближался к университетскому, образование давалось всестороннее, хотя в 1820-х годах здесь преобладало преподавание гуманитарных наук.
В судьбе одаренного ученика Константина Базили принял большое участие ее директор И.С. Орлай, заступивший место покончившего с собой В.Г. Кукольника, первого директора нежинской гимназии, отца будущего драматурга. Знаменитый Сперанский, которому во время посещения учебного заведения представили Базили, пророчил юноше судьбу Каподистрии и приглашал его по окончании гимназии поступать к нему на службу. Все это было позже, а поначалу юный Базили страдал от плохого знания русского языка и насмешек соучеников над его произношением. Однако после годового обета молчания, во время которого он общался по-французски лишь со старшеклассниками, Константин Михайлович поразил своих товарищей блестящим владением русским языком. В 1823 г. он сдал экзамены за два первых класса, затем из третьего был переведен в пятый и на следующий год снова сдал экзамены за два класса.
В середине 20-х годов в гимназии витал дух «декабристской эпохи». В ней преподавали высокообразованные педагоги, придерживавшиеся широких общественно-политических взглядов. Учащиеся читали Руссо, Монтескье, Вольтера, Канта, хранили запрещенные цензурой сочинения Пушкина и Рылеева. («Дело о вольнодумстве» в нежинской гимназии, нанесшее удар по этой традиции{См.: Машинский С.И. Гоголь в нежинской гимназии// Гоголь в школе. М., 1954; Стогнут А.С., Кононенко И.К. Новые страницы к «делу о вольнодумстве» в нежинской гимназии высших наук// Ученые записки Нежинского государственного педагогического института им. Н.В. Гоголя. Киев, 1954. С. 4-5.}, возникло уже после перевода И.С. Орлая в Одессу, где он возглавил Ришельевский лицей, и переезда туда Базили.) В первые годы своего существования гимназия собрала на редкость яркий состав учащихся. Среди соучеников-товарищей Базили были Н.В. Гоголь, Н.В. Кукольник, будущие поэт Е.П. Гребенка, поэт-переводчик В.И. Любич-Романович, профессор права П.Г. Редкин, литератор Н.Я. Прокопович, художник А.Н. Мокрицкий, дипломат И.Д. Халчинский и др. В стенах гимназии у Базили пробудился интерес к театру и обнаружились литературные наклонности. «Сверхклассные занятия наши не ограничивались театром (ученики гимназии устраивали спектакли для нежинского высшего света. – И. С.), – пи сал Базили в воспоминаниях о Гоголе. – В 1825, 26, 27 годах наш литературный кружок стал издавать свои журналы и альманахи, разумеется, рукописные. Вдвоем с Гоголем, лучшим мо им приятелем, хотя и не обходилось дело без ссор и без драки, потому что оба были запальчивы, издавали мы ежемесячный журнал страниц на пятьдесят и шестьдесят в желтой обертке с виньетками нашего изделия, со всеми притязаниями дельного литературного обозрения. В нем были отделы беллетристики, разборы современных лучших произведений русской литературы… По воскресеньям собирался кружок человек в 15–20 старшего возраста, и читались наши труды, и шли толки и споры…»{Шенрок В.И. Материалы для биографии Гоголя. Т. 1. М.,1892. С. 250-251.}.
«Сверхклассные занятия» юношей дополнялись еще одним делом: в гимназии составилось историческое общество под председательством старших из воспитанников гимназии – Редкина и Любич-Романовича. Его члены принялись писать полную всемирную историю и «на долю Базили достались египтяне, ассирияне, персы и греки – и он года в полтора написал тысячу или 1500 страниц сверх уроков по классам»{Халчинский И.Д. К.М. Базили. С. 329.}.
Так закладывались знания, воспитывались литературные навыки и вкусы у рано обретавших зрелость молодых людей того времени.
В 1827 г. по совету И.С. Орлая Константин Базили переезжает в Одессу и поступает в знаменитый Ришельевский лицей (будущий Новороссийский университет). Он живет у Орлая, зарабатывает на жизнь преподаванием греческой словесности в лицее и в Греческой коммерческой гимназии. В 1830 г. Базили заканчивает учебу в лицее, однако не сдает выпускных экзаменов и потому не получает соответствующего должностного звания (чиновника 12-го или 14-го класса). «Не имея достаточного состояния, чтобы по своим наклонностям определиться на службу, он, не дождавшись публичного экзамена, отправился путешествовать на Восток». Цель его поездки – отыскать остатки состояния родителей{Поиски К.М. Базили увенчались успехом, и это заложило основы его будущего благосостояния.}, впрочем, в глубине души, по-видимому, зрела потребность уяснить свое предназначение. К этому времени положение на Ближнем Востоке изменилось: под давлением России и по условиям Адрианопольского мира 1829 г. Греция получила независимость, ее президентом был избран Каподистрия, российское посольство приобрело еще больший вес в Стамбуле.
В 1830 г., после девятилетнего отсутствия, Базили посетил город своего раннего детства, осуществил поездки в Смирну и по островам Эгейского моря (или Греческого архипелага). В Греции он был хорошо принят Иоаннисом Каподистрией, но остаться на греческой службе отказался и потому был представлен адмиралу Рикорду, командующему отрядом русского флота, крейсировавшего в Средиземном море.
Годы учения в нежинской гимназии и Ришельевском лицее приобщили Базили к русской культуре, ориентировали на русские культурные ценности. Он чувствовал себя россиянином. «Судьбы Востока и личная моя судьба дали мне новое отечество – Россию», – скажет позже Базили. Уже путевые записи, которые он вел с 1830 г., были по существу обращены к русскому читателю. Его политическая позиция по отношению к острой борьбе различных греческих сил за власть соответствовала русской правительственной политике: в составе морского отряда адмирала Рикорда, где Базили исполнял функции «секретаря по дипломатической части», а числился драгоманом, он участвовал в подавлении греческих антиправительственных движений.
С эскадрой Рикорда Константин Михайлович снова посетил Стамбул в 1833 г., вскоре после заключения Ункяр-Искелесийского договора и отбытия русской десантной армии с берегов Босфора. А в декабре того же года, получив самый низший чин – актуариуса, он был «определен в действительную службу в Азиатский департамент» МИД{Формулярный список коллежского асессора Конст. Базили. 1839// Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ). Ф. Личные дела МИД. Оп. 4641. Ед. хр. 27.} (в тот самый департамент, который в конце века будет возглавлять его сын Александр). Теперь жизнь Базили протекает в Петербурге; по-видимому, он добросовестно исполняет свои служебные обязанности, однако его интересы сосредоточиваются на литературной деятельности. Здесь, в северной столице, он и его гимназические приятели, не без успеха испытывавшие себя в разных сферах творчества, составляют окружение Гоголя. В атмосфере творчества, товарищеской поддержки{Известно, что Гоголь всегда интересовался литературной деятельностью Базили. См., например, его письмо к Н.Я. Прокоповичу от 25 января 1837 г. // Гоголь Н.В. Полное собрание сочинений. Т. 11. С. 85.} и доброжелательности Константин Михайлович завершает готовившиеся им к печати два тома «Архипелага и Греции в 1830 и 1831 годах». Книга выходит в свет в 1834 г., в первый же год пребывания Базили в Петербурге. В разделе критики журнала «Библиотека для чтения» О.И. Сенковский отнес «Архипелаг и Грецию» к лучшим сочинениям 1834 г. Вдохновленный успехом, Константин Михайлович издает на следующий год «Очерки Константинополя», еще через год – «Босфор и новые очерки Константинополя», публикуя при этом в журналах разные статьи.
В основе всех этих работ лежал путевой дневник Базили. Но жанр дневниковых записей лишь позволял ему определенным образом выстроить композицию своих сочинений, которые, несмотря на оговорки автора об относительной свободе импровизаций при изложении впечатлений, на самом деле имели серьезно продуманный план. Основу содержания «Архипелага и Греции» составляет история становления независимого греческого государства (сюжет, которого Базили едва ли не пер вый коснулся в мировой литературе).
Главная тема «Очерков Константинополя» – история преобразований Османской империи, осуществленных султаном Махмудом II. Кульминацией в этих сочинениях являются разделы, посвященные главным историческим персонажам тех лет – И. Каподистрии и султану Махмуду. Безусловно, наиболее ярко и талантливо описаны Константином Михайловичем те значительные события, свидетелем которых он стал или которые эмоционально пережил по рассказам близких ему людей: это трагическая гибель И. Каподистрии, человека, перед которым Базили преклонялся, казнь константинопольского патриарха Григория V, уничтожение янычарского корпуса и т. п.
Однако Базили основывался отнюдь не на одних своих впечатлениях. Он внимательно изучил широкий круг литературы: специальные исследования (прежде всего Мураджи д'Оссона{Полная картина Оттоманской империи в двух частях. Труды господина д’Оссон а// Пер. на рус. яз. М. Веревкина. СПб., 1795.}), хроники, документы (часть которых приложена к «Архипелагу и Греции»), западноевропейские путешествия. Громкий успех «Архипелага и Греции» среди читающей публики принесли Базили, впрочем, не описания современных событий, происходивших в единоверческой Греции, а экскурсы в мифологию и историю Древней Греции, рассказы о посещенных автором памятных местах. Эти экскурсы много говорили уму и воображению русской публики того времени, образование которой органично включало античное классическое наследие. Базили, с детства его впитавший, с успехом удовлетворял запросы российского читателя того времени.
Имя, составленное на первом сочинении, позволило обратить внимание читателей и на работы, посвященные Востоку. За античностью как бы следовал Восток. Впрочем, сложные перипетии русско-турецких отношений уже давно привлекали к восточному вопросу внимание российской публики. Однако востоковедческая подготовка Базили еще была недостаточна, и он был склонен акцентировать внимание на восточной экзотике. И все-таки природный ум, детство, проведенное в Стамбуле, сохранившиеся связи в османской среде – все это позволило Константину Михайловичу проникнуть достаточно глубоко в понимание существа общественного устройства Османской империи, достоверно обрисовать ее быт и народную культуру. С большой убедительностью он показал трагическую незащищенность личности в общественно-политической системе империи, а также корпоративную замкнутость этнорелигиозных общин, ее населяющих. Восприняв эти особенности как основные черты общественного строя империи, Базили будет в дальнейшем с большой проницательностью выявлять на материалах Сирии первые при знаки изменения социально-политических представлений и наст роений османского населения.
«Босфор и новые очерки Константинополя», удостоенные монаршего пожалования бриллиантовым перстнем, на этот раз были критически встречены О.И. Сенковским. Отзыв на книгу, помещенный в «Библиотеке для чтения», одном из самых авторитетных журналов России, уязвил самолюбие автора и вызвал протест его друзей. Однако, думается, Осип Иванович был ближе к истине, хотя и выражал ее по обыкновению в язвительно-остроумной форме{«Новое сочинение г. Базили, – говорилось в рецензии, – без сомнения, написано приятно и отличается тою же занимательностью, как и два прежние. Но г. Базили подвергается опасности испытать судьбу тех путешественников, которые, побывав в одной земле, вечно и при всяком случае говорят о ней: его не станут слушать! (Не забудем, что сам Сенковский после двухлетнего пребывания в Стамбуле, Сирии и Египте опубликовал всего две, но блестящие, повести, основанные на воспоминаниях. – И. С.) После одного путешествия по Турции или, точнее, около Турции пять томов очерков без плана, без связи – полно! Это, наконец, наскучит. Очерки да очерки: весьма хорошо сделал бы автор, если бы перестал черкать и написал правильное сочинение о своем предмете, тем более что три четверти этих «Новых очерков» выписаны из разных сочинений о Турции: почти на каждой странице встречаются знакомые вам места, которые вы прежде читали. Если выписывать, так уж выписывать систематически, для составления полной и удовлетворительной картины. Это – наше мнение». (Библиотека для чтения. 1837. Т. 20. Ч. 1. Отд. VI. С. 20.)}.
Базили созревал для более глубоких и аналитических занятий. Известную школу в этом отношении он прошел благодаря участию в важных для того времени энциклопедических изданиях – Энциклопедическом лексиконе Плюшара и Военном энциклопедическом лексиконе. В первом из них Базили редактировал отдел Греции (О.И. Сенковский – отдел Востока) и писал статьи о древней истории Рима, Греции и Востока. Работа в энциклопедиях дисциплинировала научные занятия Бази ли, учила его ценить точное и строгое изложение исторических фактов, способствовала изменению угла зрения, под которым он рассматривал исторические события. В его творчестве труд историка начинал преобладать над видением литератора, и этот процесс получил свое завершение при написании «Сирии и Палестины…» – уже собственно исторического сочинения, вместе с тем не утерявшего достоинств литературного изложения, что придавало описанию событийной истории образность, а характеристикам исторических персонажей психологическую глубину.
Но от создания «Сирии и Палестины…» Константина Михайловича отделяло еще десять лет активной служебной деятельности.
В январе 1837 г. «за отличие по службе» Базили был пожалован в губернские секретари и направлен в «Комитет об устройстве Закавказского края». Литературные успехи, открывшие Базили двери высшего света (по воспоминаниям Халчинского, его «радушно принимали» Плетнев, Жуковский, Пушкин, Одоевский), поставили его и на Кавказе в особое положение: к месту службы он едет вместе с К.В. Нессельроде (некогда ведавшим иностранными делами России совместно с И. Каподистрией) и даже проводит несколько дней в саратовском имении министра иностранных дел.
Работа в кавказской комиссии позволила Базили познакомиться не только с вопросами административного устройства, но и с хозяйственной жизнью населения Кавказа – этого российского Востока, облегчив впоследствии понимание им экономических вопросов Сирии. Благополучно завершив свою службу на Кавказе, Базили получил очередное повышение в чине и был отозван с Кавказа. 24 декабря 1838 г. он был определен на «открывшуюся по случаю смерти консула Мостраса вакансию российского консула в Яффе»{Формулярный список…}.
До августа 1839 г. Константин Михайлович находился в Стамбуле, а затем, согласно инструкции российского посла А.П. Бутенева, направился в Александрию для представления генеральному консулу графу Медему, которому со времени египетской оккупации Сирии подчинялись российские консулы и консульские агенты этой страны. Во время пребывания Базили в Александрии по его проекту было принято решение преобразовать консульскую службу в Сирии, пере неся консульский пост из Яффы в Бейрут – реальный политический и торговый центр Сирии, постоянное местонахождение европейских консулов. Туда Константин Михайлович и прибыл 20 ноября 1839 г. в звании российского консула Бейрута и Палестины. В 1843 г. бейрутский консулат был преобразован в генеральное консульство, и Базили стал генеральным консулом, в чьем подчинении находилась российская консульская служба всей Сирии.
Перенесение консульского местопребывания в Бейрут (в Яффе было сохранено вице-консульство), в сущности, знаменовало наступление нового этапа российской политики в Сирии.
Консул Яффы Мострас, приступивший к обязанностям в 1820 г., в своей службе руководствовался инструкцией Д.В. Дашкова, вменявшей в его обязанности организацию паломничества российских подданных к святым местам (Яффа была тем пунктом, из которого традиционно европейские паломники направлялись в Иерусалим). Эта функция оставалась в обязанностях и Базили: ему рекомендовалось, в частности, выяснить возможности устройства в одном из монастырей пристанища для паломников. Однако в инструкции, полученной новым консулом, центральное место отводилось наставлениям по вопросу «об интересах религии и восточной церкви, которые не перестают интересовать императорский двор»{АВПРИ. Ф. Главный архив, 1820. Д. 4. Л. 50.}. Базили предписывалось: немедленно сообщать в Константинопольскую миссию о нарушениях привилегий православных и православной церкви в святых местах Палестины, как и Сирии в целом; доносить генеральному консулу Медему и послу в Стамбуле обо всем, что касалось проведения в жизнь различных фирманов, издаваемых Портой в результате официальных представлений императорской миссии в пользу православных и их духовенства, а также о спорах, возникавших между различными христианскими церквами в Сирии. Речь шла и об обязанности консула поддерживать перед официальными властями законные требования православного населения.
Иными словами, консулу предписывалось проводить политику, вытекавшую из права России покровительствовать православному населению Османской империи, полученного по условиям Кючук-Кайнарджийского мира 1774 г. Следует заметить, что новое направление российской политики в этом регионе во многом обусловливалось заметной активизацией в Сирии католической, униатской и протестантской религиозной пропаганды и политической деятельности французских, английских и американских агентов, в результате чего число православных в стране начало неуклонно сокращаться.
Российское посольство предполагало также, что на плечи консула Сирии могут лечь и другие обязанности, ввиду того что страна «в настоящих обстоятельствах с минуты на мину ту может стать театром серьезных событий». (Это предположение оправдалось, хотя свою дипломатическую миссию К.М. Базили пришлось выполнять не в период восстановления в Сирии османской власти, а чуть позже, во время острых внутриливанских конфликтов первой половины 1840-х годов.)
Надо сказать, что позиция Базили в сирийском вопросе и политика, проводимая им по согласованию с посольством, во многом определялись его глубоким пониманием причин друзско-маронитского конфликта в Горном Ливане и его способностью донести объективную информацию в посольство и министерство. Впрочем, на политическую линию России и ее генерального консула, как мы увидим, влияли привходящие обстоятельства, такие как дипломатические сделки, осуществлявшиеся европейскими державами вокруг сирийского вопроса.
Будучи внимательным наблюдателем, Базили пристально следит за брожением, охватившим народные массы Сирии на рубеже 30–40-х годов. В своем донесении в Стамбул в августе 1841 г. он сообщал: «Еще невозможно оценить характер моральной революции, мощно охватившей страну, ее старые, патриархальные институты пали в руинах… в стране, однако, нет еще сильного влияния или ясных принципов, которые мог ли бы занять место старых институтов»{АВПРИ. Ф. Посольство в Константинополе. Д. 718. Л. 158.}. А спустя два месяца в Ливане уже лилась кровь. Как известно, друзско-маронитский конфликт был превращен в вопрос большой политики, который оживленно дебатировался в западноевропейской прессе и публицистике, между тем как дипломаты в Международной комиссии вырабатывали различные проекты преобразования административного устройства Горного Ливана.
Противопоставляя свою точку зрения относительно причин друзско-маронитского антагонизма «преобладающим в Европе ложным и пристрастным мнениям», Базили писал: «Религиоз ная вражда между двумя племенами была не поводом к вой не, но ее последствием»{Базили К.М Сирия и Палестина… Одесса, 1862. Ч. 2. С. 265.}. Спустя две недели после начала столкновений Базили доносил в Стамбул: «Сильные потрясения прошлого года, неумение, а может быть, даже коварство турецких властей, интриги французских агентов среди маронитов и их фанатического духовенства, перевес, данный Портой главе этого духовенства, суммы, посылаемые Францией и Австрией в виде милосердия, неспособность и упрямство принца гор (Бешир-Касима Шихаба. – И. С.) и надежда друзов на поддержку Англии – вот что повлекло за собой "гражданскую войну"»{АВПРИ. Ф. Посольство в Константинополе. Д. 718. С. 184.}.
Постепенно, по мере того как развертывались события, у Базили складывалось более ясное представление о причинах друзско-маронитских столкновений. Летом 1845 г. в одном из донесений он уже совершенно четко формулирует свою мысль: «Борьба между общинами и феодалитетом, которой различия рас и религий в смешанных районах придали характер гражданской войны, охватила все население Ливана»{Там же. Д. 799. Л. 234.}. В сущности, этими представлениями он и руководствовался, составляя план урегулирования положения в Ливане, который в январе 1842 г. передал сераскеру (главнокомандующему) Мустафа-паше в ответ на конфиденциальную просьбу последнего.
По мнению Базили, надежным средством «успокоения страны» были «разоружение масс и отмена противозаконной власти шейхов и эмиров». Он полагал, что угнетенное население должно найти поддержку и защиту «от домогательств шейхов» у турецкого правительства, и считал возможным поставить во главе Ливана мусульманина-неливанца, а при нем создать советы представителей всех общин. Проект предусматривал ограничение власти мукатааджиев с разрешением им собирать «налог на неизменной основе» без злоупотреблений. Наконец, Базили выдвинул тезис: «Собственность крестьянина может быть продана только крестьянину, собственность шейха или эмира – шейху или эмиру, собственность монастыря или церкви – монастырю или церкви»{Там же. Д. 736. Л. 12.}. Таким образом, план Базили предусматривал создание централизованной системы управления, ограничение произвола феодалов, предотвращение дальнейшего обезземеливания крестьян и концентрации земли в руках феодалов и церкви.
Консул же Великобритании в это время настаивал на пол ной неприкосновенности привилегий ливанских феодалов. «Его предшествующее поведение, если только оно не обязано его личным чувствам, – сообщал Базили в Стамбул, – дает место для подозрений, более или менее обоснованных, о взглядах его правительства в отношении населения Сирии. Он является ревностным сторонником феодального принципа, и в качестве тори он видит свой религиозный долг в поддержке принципа, особенно потому, что этот принцип, приложенный к современному моральному и политическому состоянию Сирии, представляет много шансов для успеха иностранных влияний»{Там же. Л. 8.}.
Впрочем, предложения Базили об ограничении власти шейхов не отвечали и интересам турок. Последствием этого самостоятельного шага российского консула были жалобы английского и французского консулов своим послам в Стамбуле, в которых они обвинили Базили в поддержке Мустафа-паши вопреки интересам христиан. Базили получил выговор от посланника.
В 1844 г., когда друзско-маронитский конфликт вновь начал обостряться, Константин Михайлович направил посланнику в Стамбул новый проект, на этот раз согласованный с его французским и английским коллегами. Основным предложением проекта была замена власти мукатааджиев властью представительной и передача каймакамам функции мукатааджиев по сбору налогов. Излагая свои особые взгляды, Базили писал о том, что желательно было бы поставить во главе Ливана не двух каймакамов, ибо это лишь усилит друзско-маронитский антагонизм, а полно властного правителя, способного бороться с сепаратизмом феодалов. Таким образом, концепция Базили предвосхитила основные положения Органического статута 1861 г.: отмену власти мукатааджиев, ликвидацию друзского и маронитского каймакаматов и назначение одного губернатора с советом при нем, ведающим сбором налогов. Принятие статута Международной комиссией (Базили к тому времени уже не было в Ливане) и его реализация на долгие десятилетия предотвратили развитие конфликта.
Глубоким проникновением в существо друзско-маронитской проблемы Базили был обязан не только своему политическому мировоззрению (а он был противником крепостного права в России и феодальной власти в Ливане), но и серьезному изучению истории и социально-политического строя страны. К этим занятиям он приступил с первых же дней пребывания в Сирии, несмотря на загруженность текущей работой. Об объеме его ежедневной консульской работы можно судить по шутливому со общению Гоголя в письме от 18 февраля 1848 г. из Иерусалима, куда его сопровождал Базили, в Бейрут Маргарите Александровне, жене Базили (ум. в ноябре 1848 г.), внучке бывшего владетельного князя Молдавии Ханжери: «Супруг Ваш здрав с головы до ног, но навьючен депешами, донесениями, от ношениями и всякими переписками»{Гоголь Н.В. Полное собрание сочинений. Т. 14. С. 55.}.
Первым результатом научных занятий Константина Михайловича была «Записка о внешней торговле Сирии», которую он препроводил 20 мая 1841 г. поверенному в делах Константинопольской миссии В.П. Титову, оговорившись, что в ней речь идет о состоянии сирийской торговли лишь в период египетского управления до принятия торгового договора, заключенного 4 (16) августа 1838 г. между Блистательной Портой и британским правительством. Исследование сирийской экономики позволило Базили в дальнейшем ориентироваться в изменениях экономической ситуации в стране, о чем по долгу службы он был обязан регулярно сообщать в императорскую миссию в Стамбуле.
Вряд ли кто-нибудь из преемников Базили на посту генерального консула, в том числе и К.Д. Петкович, автор книги «Ливан и ливанцы» (СПб., 1885), так обстоятельно разбирался в конкретных экономических вопросах. Здесь проявились наследственные склонности Константина Михайловича; согласно же намекам главы миссии в Иерусалиме игумена Порфирия Успенского, консул имел собственные коммерческие дела в Сирии. Позже, уже в одесский период жизни, Базили проявил профессиональные знания банковского дела и был приглашен принять участие в выработке устава Херсонского земского банка, членом правления которого он стал.
Его теоретические экономические познания в 40-х годах, вероятно, ограничивались курсом политической экономии, пройденным в нежинской гимназии, в которой, по проекту В.Г. Кукольника, курс народного государственного хозяйства должен был быть включен в преподавание в предпоследнем классе (читался он как «основания государственного хозяйства по системе Адама Смита»){См.: Кукольник Н. Лицей князя Безбородко // Лицей князя Безбородко. СПб., 1859. С. 18; Лавровский Н. Гимназия высших наук и лицей князя Безбородко. С. 70.}.
Надо сказать, что классики западноевропейской политической экономии Адам Смит и Жан-Батист Сей в начале века стали известны русской читающей публике («Зато читал Адама Смита / И был глубокий эко ном») и были переведены на русский язык. Кроме того, на страницах русских журналов 1810–1840-х годов имела место оживленная полемика между фритредерами, выражавшими интересы торгового земледелия, и протекционистами, отражавшими заботы слабой промышленной буржуазии, нуждавшейся в защитных пошлинах и поощрительных мерах со стороны правительства. В числе первых были Н.И. Тургенев, О.И. Сенковский, профессора-экономисты И.В. Вернадский, Н. Бунге. Вторых представляли помощник Сперанского Н.С. Мордвинов и министр финансов Е.Ф. Канкрин. Эта полемика не могла пройти мимо внимания Базили. Он сам склонялся на сторону приверженцев свободной торговли, толкуя ее в духе физиократов; так, он видел источник богатства Сирии в ее земледелии и положительно оценивал растущий вывоз сельскохозяйственных продуктов. Но вместе с тем, обладая способностью к многостороннему анализу, он видел огромные потери Сирии от вывоза необработанного сырья и ввоза полуфабрикатов и готовых товаров из этого сырья, а также от гибели ткачества под воздействием конкуренции дешевых и низкосортных тканей западноевропейской фабричной промышленности. Поэтому он высказывался в пользу проведения турецким правительством протекционистских мер.
За «Запиской о внешней торговле Сирии» последовали «Статистические заметки о племенах Сирийских и о духовном их управлении», содержащиеся в качестве приложения в изданиях «Сирии и Палестины…» в XIX в. Заметки включали сведения о религиозном и этническом составе населения Сирии и подробную характеристику этнорелигиозных общин страны.
Направляя 16 декабря 1841 г. В.П. Титову свой «Опыт ду ховной статистики Сирии и Палестины» (так назывались в первом варианте «Статистические заметки»), Константин Михайлович писал: «Обширность предмета и разнообразие исследований, входящих в состав оного, внушили мне мысль разделить труд сей на две части, из коих в первой заключаются общие сведения о народах сего края и более подробное изложение о церкви православной и об унии; затем вторая часть будет посвящена исследованию о жителях прочих исповеданий и религий. С давнего времени приложил я все мое старание к собиранию точнейших сведений о сем предмете; но источники скудны, неверны или недоступны, особенно в отношении друзов, ансариев, измаилитов и некоторых других племен». И добавлял, что при составлении почти всех статистических сведений о крае «необходимо довольствоваться приблизительным успехом»{АВПРИ. Ф. Посольство в Константинополе. Д. 718. Л. 205.}.
Труд был одобрен, и в уведомлении Константина Михайловича о присвоении ему очередного звания (коллежского асес сора) сообщалось, что вице-канцлер К.В. Нессельроде торопит его с окончанием «Духовной статистики»{Там же. Д. 736. Л. 341.}. В декабре 1842 г., после завершения Константином Михайловичем этой работы, Нессельроде поручил передать Базили «совершенную благодарность за скорое и отчетливое окончание достойного труда»{Там же. С. 373.}. Иными словами, МИД был заинтересован в накоплении соответствующей информации о стране.
Шесть лет спустя была готова «Сирия и Палестина…». 14 июня 1848 г. М.А. Базили писала из Москвы Гоголю: «Муж мой все еще в Петербурге, занимается своею книгою, заставляет переписывать и проч.»{Шенрок В.И. Материалы для биографии Гоголя. Т. 4. М., 1897. С. 770.}. Но книга не увидела свет ни в 1848 г. (по словам П.А. Вяземского, из-за «дипломатической нашей совестливости», т. е. ввиду запрета министерства{Вяземский П.А. Старая записная книжка. 1813–1852 // Полное собрание сочинений Вяземского. СПб., 1884. Т. 9. С. 280.}), ни в 1854 г., когда И.Я. Прокопович стал готовить к изданию рукопись, оставленную у него на хранение, и когда сам Базили по неизвестным мотивам приостановил публикацию. Она была издана только в начале 60-х годов, когда Базили оставил государственную службу.
Несмотря на то что Константин Михайлович пережил в Сирии тяжелое горе – смерть сына-первенца и жены, матери его четверых детей{Отвечая на сочувственное участие Гоголя, Константин Михайлович писал из Горного Ливана 25 июля 1849 г.: «Благодарю тебя, добрый друг мой Николай Васильевич, за твое участие – не скажу в навестившем меня горе, но в разрушении судьбы моей. Горе – доля наша. Много горя знавали мы и прежде. Ты знаешь, что я уже был испытан смертью первого моего сына. Горе наше нужно человеку для морального его воспитания. Оно делает нас добрее, терпеливее, снисходительнее. Но в положении моем горе – последняя вещь». (Шенрок В.И. Материалы для биографии Гоголя. Т. 4. С. 772.)}, период его пребывания в стране (1839–1853) можно в известной мере считать для него счастливым временем. Как представитель России он, сын беззащитных османских райя, пользуется почетом и влиянием в этой османской провинции. Более того, он в состоянии оказывать защиту и покровительство своим единоверцам и благодаря своему мужеству предотвращает кровавые столкновения. В своем письме от 21 ноября 1841 г. к В.П. Титову он пишет: «Город Захле спасен мною, и по совести могу сказать, и голос народа здесь свидетельствует, что моими действиями приостановлена теперь не сколько междоусобная война… по возвращению моем из Дамаска успел я подвинуть моих коллегов и заставить пашу действовать. И они, и паша, и наипаче горцы возымели теперь ко мне большую доверенность, и иногда слушаются моих советов и марониты, и друзы». Впрочем, в обстановке соперничества держав в борьбе за влияние подобный успех не был прочным.
Будучи человеком властным и способным к принятию самостоятельных решений, Базили иногда превышал свои полномочия. Испытывавший ревность к влиянию генерального консула игумен Порфирий Успенский, глава первой русской духовной миссии в Палестине, не без торжества отмечал в своих дневниковых записях: «В Петербурге директор [Азиатского департамента] Сенявин говорил мне, что Базили берет на себя много лишнего, забывая, что он не министр, а второстепенный консул…»{Порфирий Успенский. Книга бытия моего. Т. 1. СПб., 1894. С. 186.}. Базили получал выговоры от начальства. Однако стоило игумену, этому «соглядатаю Востока», прибегнуть к до носу на Базили, как посольство взяло под защиту консула, и Порфирию Успенскому было недвусмысленно указано на то, что ему как лицу духовному надлежит заниматься делами церковными и не вмешиваться в круг обязанностей генерального консула{Там же. Т. 3. СПб., 1896. С. 138.}.
Дом Базили в Бейруте был культурным центром сирийской православной общины: Константин Михайлович способствовал восстановлению православной типографии, открытию при религиозных центрах едва ли не двух десятков православных школ; в его доме собирался небольшой круг образованных греков-ортодоксов и были сделаны попытки по примеру протестантских культурных обществ организовать просветительские чтения. Сам консул собирал арабские рукописи, о чем говорится в его переписке с Порфирием Успенским, отношения с которым со временем стали дружескими.
В гостеприимном доме российского консула останавливались П.А. Вяземский, совершавший вместе с женой паломничество в Святую Землю, и Н.В. Гоголь, который прибыл в Сирию в начале февраля 1848 г., посетил Иерусалим и выехал из Бейрута в Одессу вместе с семьей Базили в апреле.
В 1853 г., с началом Крымской войны, Базили спустил флаг над зданием бейрутского генерального консульства и выехал в Италию, а оттуда в Россию. Наступил новый период его дипломатической деятельности, которая осуществлялась уже на ином уровне. Базили получает ряд ответственных назначений: в 1855 г. он состоит при русском после в Вене князе А.М. Горчакове, участвуя в Венской конференции России, Австрии, Франции, Великобритании и Османской империи, организованной с целью выработки предварительных мирных условий, а в 1856 г. принимает участие в Парижском конгрессе, будучи прикомандирован к представителю России князю А.Ф. Орлову; наконец, в 1857 г. Базили назначается в Стамбул русским комиссаром в Международную комиссию по де лам Молдавии и Валахии. В письмах к выпускнику лицея Безбородко поэту Н.В. Гербелю из Бухареста от 30 ноября 1857 г. и 31 января 1858 г. Константин Михайлович сетует на «едва выносимые занятия», на усталость от переездов из столицы в столицу и на то, что он «так завален делами» по комиссии, что решительно не имеет возможности заняться разбором своих воспоминаний и переписки. Он поговаривает об «отдыхе от служебных занятий»{Рукописный отдел ГПБ. Ф. Архив Гербеля.}.
При всей проницательности и трезвости Базили весьма эмоционально относится к проблемам международной политики, и ему присуще оценивать позиции держав в международных конфликтах в нравственных категориях. Союз Креста и Полу месяца, осуществившийся в Крымской войне, поверг его чуть ли не в депрессию. Теперь, приобщенный к большой политике, он издает ряд брошюр по восточному вопросу в мировой политике. Однако этот период деятельности Базили еще ждет своего исследователя.
В 1858 г., достигнув звания действительного тайного советника, Базили добивается длительного служебного отпуска и больше на государственную службу не возвращается. Он поселяется в Одессе, издает «Сирию и Палестину…» и погружается в хозяйственную деятельность, обладая имениями в Одесском, Тираспольском и Елизаветградском уездах. После реформы 1861 г. – Базили был сторонником освобождения крестьян с на делением их землей – он обращается к общественной деятельности: в течение многих лет он – гласный в Одесской думе и активный участник ее комиссий, несколько лет состоит председателем съезда мировых судей Одессы, является членом Херсонского земского банка. Его общественная и хозяйственная деятельность находит признание – он вице-президент известно го Общества сельского хозяйства Южной России. Базили от дает время и средства на филантропические цели: становится товарищем председателя Одесского общества попечения больных и раненых воинов и учредителем Общества Красного Креста в Одессе.
Время от времени Константин Михайлович публикует статьи, откликаясь на злободневные внешнеполитические и внутренние вопросы{По поводу приобретения Англией острова Кипра // Одесский вестник. 1878, № 152, 153; L’Empire Ottoman, 1839–1877 // L’Angleterre et Russie dans la question d’Orient. Par un ancien diplomate. P., 1877; Question du Jour (janvier–février. 1878); Записка по еврейскому вопросу // Доклад Одесской уездной земской управы Одесскому уездному собранию очередной сессии 1881. Одесса, 1881.}.
Теперь его отличает умеренно консервативная позиция, которую он не без влияния славянофильских установок весьма логично обосновывает в брошюре «Беседа о конституции и о применении представительных начал в государственном управлении» (Одесса, 1881). Как человек широко и европейски образованный, долгие годы разделявший либеральные представления, он теоретически сторонник демократических форм правления: «Если бы предстояло нам решать в абстрактном смысле и с умозрительной точки зрения данный вопрос о выгодах и невыгодах того или другого начала, можно прийти к тому заключению, что чистая демократия должна служить идеалом человеческого стремления к свободе и равенству» (а законность это го стремления Базили не ставит под сомнение), но, по его мнению, «к гражданственности, к развитию, к величию и к свободе» можно прийти путем как «конституционализма», так и самодержавия, «смотря по тому, в какой степени соответствует то или другое начало историческим судьбам, внутренней и внешней обстановке, а главное – совокупности элементов данного организма». Российскому «организму» в силу особенностей его исторического развития присущи самодержавие и реформы сверху. А введение конституции и «представительных» (выборных) на чал, по Базили, грозит «многомиллионному, многоплеменному и многоязычному народонаселению» потерей государственного единства и величия.
Опыт земской деятельности привел его к разочарованию в возможностях местного самоуправления. Конечно, утверждает он, «наше самоуправление и выборное начало – это наша школа. Шалим мы, но и учимся вместе с тем». И он задает вопросы, обеспечены ли достойные общественные деятели «большинством голосов в решении предстоящих вопросов; обеспечены ли они на избирательных съездах сочувствием коноводов», и завершает свои рассуждения в пессимистическом тоне, что свойственно человеку, прошедшему большую и трудную политическую школу с крушением надежд и иллюзий.
В последние годы богатой событиями и встречами жизни Базили занимался разбором бумаг и дневников, которые вел с 1830 г. Он умер за этой работой утром 10 февраля 1884 г., и одесские газеты и журналы откликнулись на его смерть{Записки Императорского Одесского общества истории и древностей. Т. 14. 1886. Ведомости Одесского городского общественного управления. 1884, № 13; Одесский вестник, 1884, № 34-36.}.К сожалению, о судьбе ценнейшего архива К.М. Базили нам ничего не известно.
«Если книга моя, – писал К.М. Базили в предисловии, – будет включена в разряд материалов, которых изучение полезно при исследовании вопроса о судьбах Востока, то труд мой не потерян»{См. наст. изд. С. 38}. Эти слова проливают свет на задачи, которые ставил перед собой Базили, приступая к работе над книгой. Принести практическую пользу в решении восточного вопроса – вот ради чего был предпринят им труд.
Базили не был ученым-историком, поэтому напрасно стали бы мы искать в его взглядах стройных и тем более оригинальных общеисторических концепций. Будучи широко образованным человеком, он заимствовал философско-исторические представления, распространенные в исторической науке того времени, при этом заимствовал не всегда последовательно, временами эклектически сочетая самые разные исторические направления. Можно полагать, что наиболее сильное влияние Базили испытал со стороны французских историков эпохи Реставрации, в частности их ведущего представителя Франсуа Гизо.
Вместе с тем он воспринял некоторые идеи западноевропейской и русской просветительской литературы. Он разделял основное положение исторической мысли начала XIX в. о том, что история есть процесс развития, подчиненный определенным закономерностям. Он писал о «великих законах», которые управляют человеческим обществом, и имеют общеисторическое значение. Поэтому развитие Сирии происходило, по его представлениям, теми же путями, какими развивалась Западная Европа.
Впрочем, он был непоследователен и вслед за М.П. Погодиным исключал развитие России и славянских народов из этого единого процесса. Иногда в его объяснение событий вторгаются элементы провиденционализма, подобно тому, как это можно встретить и у Погодина, и у Гизо.
Базили пытался придерживаться нового в историографии решения вопроса о, как бы мы сказали, субъекте истории. При анализе событий он не только стремился учитывать настроения народных масс, но и отводил народу активную роль. Это не исключало того, что он высоко ставил значение исторической личности, но оценивал ее деятельность с точки зрения исторической целесообразности. В связи с этим он полагал, что необходимые Турции реформы мог осуществить только единодержавный законный правитель, движимый стремлением принести благосостояние государству. Таким он видел султана Махмуда II, но не Мухаммеда Али, руководствовавшегося, по его мнению, лишь честолюбивыми целями. Критическое отношение к египетскому правителю, объяснявшееся, по-видимому, и российской официальной политикой, не помешало Базили в конечном итоге достаточно объективно оценить положительные и отрицательные последствия деятельности египетских властей в Сирии.
И все-таки, думается, предметом своего исследования Базили избрал не столько деятельность правителей, сколько эволюцию в Сирии «гражданского общества». Возможно, в этом отношении он предвосхитил в России взгляды Т.Н. Грановского. И Базили, и Грановский испытали влияние представлений Гизо и Тьерри о классах и классовой борьбе. В ливанских событиях 1840-х годов Базили видел борьбу двух социальных групп – шейхов и «народа». Столкновения между феодалами и «народом» он считал «потрясениями», которым, как он пишет, «подвергаются обыкновенно народы, вскормленные феодальным началом». Но эти столкновения он видел преимущественно в сфере правовой и политической.
Известный интерес представляют взгляды Базили на государство – вопрос, которому в русской историографии уделялось большое внимание. Здесь у Базили своя точка зрения. По его мнению, государство не имело самодовлеющего значения. История государства не воплощала истории народа. Государственная власть могла соответствовать интересам общества и тогда способствовать его развитию. Если же она не соответствовала или препятствовала движению общества, то общество развивалось «вопреки умыслам власти», что приводило к гибели этого государства.
Османская государственная власть, полагал Базили, тормозила общественное развитие угнетенных народов империи, поэтому, «когда дело идет о Турции… бесстрастие налагает на вас обязанность строго отличать государственный интерес от интересов общественных». В таком государстве «подвластным племенам остается надежда внутреннего развития вопреки враждебным умыслам власти». И Базили убежден, что это развитие приведет к падению Османской империи. По-видимому, происхождение и сочувствие освободительному движению народов Османской империи привело его к более радикальным взглядам в отношении государства, чем те, которые разделяли его соотечественники – русские историки.
В духе этих взглядов Базили видит разрешение так называемого восточного вопроса. Ему принадлежат знаменательные слова: «Давно прошли для Азии те времена, когда европейский гений 30 тысячами войска и тремя сражениями решал судьбу этого пространного материка. Народы азиатские таят сами в себе зародыш и гений своих грядущих судеб»{Там же. С. 104.}. Иными словами, не в европейском завоевании, не в разделе Османской империи между европейскими государствами – решение судеб народов империи, а в их внутреннем развитии.
Внутреннее развитие народов империи, по мнению Базили, должно было привести к разрушению их «феодального общества» и возникновению нового «муниципального устройства». «Мы обозрели сирийские события в три последних века, – пишет он, – и тщательно исследовали начало и развитие феодального общества горских племен… Мы усмотрели первые признаки муниципального направления народных масс и влияние правительственных преобразований… на направление это, равно подчиненное повсюду законам естественного развития гражданских обществ. Мы видели борьбу этих двух начал и едва ли не последние торжества феодального права в ливанском обществе, предшествующем в гражданственности другим племенам огромной арабской семьи»{Там же. С. 391.}. Таким образом, он полагает, что «феодальные порядки» в Ливане – стране, опередившей в своем общественном развитии другие арабские страны Азии, – переживают свои «последние торжества» и что развитие и победа «муниципального направления» – «закон естественного развития гражданских обществ». Победа «муниципального направления» (как понимал это Базили) еще не означала крушения феодального строя, но лишь установление в рамках феодального общества политических порядков, ускоряющих его разложение.
Базили утверждал, что вместе с разрушением «феодального» строя в странах, угнетенных турками, подтачивались и основания турецкого господства. «Уже с некоторых лет внутреннее развитие этих долговечных племен османского Востока поражает наблюдателя. Равно замечательно и то любопытное явление, что само правительство османское, при всех своих усилиях препятствовать развитию народностей, осуждено по принятому с 1839 г. политическому направлению благоприятствовать прогрессивному их развитию… Не менее того проповедь о праве стараниями самого государства, упорствующего в борьбе противу права подвластных племен, распространяется между этими племенами и развивает в массах чувство новое. Для стяжания права самым необходимым условием служит предварительное понятие о праве»{Там же. С. 399.}.
Этими словами Базили заканчивает книгу и предоставляет читателю возможность самому сделать уже подсказанный им вывод о победе «подвластных племен» в борьбе с турецкими угнетателями, подобно тому, как это совершили греки, которым «внутреннее развитие открывало новую эру самобытности». И как при этом не вспомнить слова И.Д. Халчинского о «предчувствиях» К.М. Базили, «осуществленных последующими событиями»!
И все-таки читатель должен помнить, что он имеет дело с книгой, возникшей на заре становления новой исторической науки со всеми ее слабостями и прежде всего – неразработанной и неустановившейся системой исторических понятий и терминов.
1991–2007 гг.
И.М. Смилянская