Глава 6. Кульминация
Ума плясал, уклоняясь от копья. Улыбаясь, он вновь и вновь уходил с линии атаки, наслаждаясь опасностью, наслаждаясь собственным превосходством. Уже не кровь – сама энергия в чистом виде струится по его венам, пульсирует силой и неуязвимостью. И то, что это было не правда, не имело значения: важен был только азарт, только битва, только свист плистурилового древка, движения противника и игра света на смертоносном наконечнике.
Копейщик двигался почти идеально: несмотря на травмы, он заставлял орудие вырисовывать узор за узором, удлиняя и укорачивая симбиотическое древко, готовое изогнуться по воле хозяина и поразить цель. Но цель не желала «поражаться», почти играючи избегая прикосновений смерти. Да, копейщик двигался почти идеально, но недостаточно быстро. Монах оказался быстрее. Быстрее копья, возвращающегося на исходную позицию, и этого было достаточно, чтобы приблизиться к врагу. Копейщик, как по учебнику, пытается разорвать дистанцию, одновременно укорачивая своё оружие и во вращении атакуя ноги противника – Ума принимает удар на голень, тысячекратно набитую ударами о сталь, и хлёстко обрушивает согнутые в фалангах пальцы на ключицу противника. Послышался мягкий хруст, и рука, державшая копьё, бессильно падает, выпуская оружие из пальцев. Ещё один молниеносный удар в челюсть – копейщик оседает безвольным грузом.
– Весёлое, весёлое начало отбора, – напевает Ума, уже теребя в руках сорванный браслет и наблюдая, как из-за угла появляется дрон-уборщик. – Вот чем хороши бои в больнице.
Отбросив уже ненужный браслет поверженного участника, юноша садится, скрещивает ноги и пытается вернуться в состояние до отборочного сигнала.
***
За десять минут до этого
Покидать лечебную капсулу не хотелось, но было необходимо. Голова, ввиду большого количества болеутоляющих, была тяжёлой и замутнённой. Ума решил не переодеваться – так и пошёл в просторной больничной одежде, на ходу проверяя крепость сим-бинтов и разминая травмированные участки тела.
Он выбрал вестибюль. Больничный вестибюль был достаточно большим и с наличием путей для отступления. К тому времени как место было выбрано, руки монаха уже заканчивали заплетать косу, а к тому времени как заплели, редкие посетители покинули больницу, спеша как можно дальше от вестника раздора.
Сесть. Расслабиться. Увидеть бескрайнюю равнину. Вдохнуть долину цветов, нектара и росы. Почувствовать горы. Услышать лес. Погрузиться в очищающий тело океан. Спокойствие. Тишина. Гармония. Выдохнуть. Плавный вдох – диафрагма наполняется воздухом. Выдох – монаха окутывает невидимый кокон тепла и уюта. Вдох – клетки тела пропускают через себя энергию космоса. Выдох – его покидает страх, усталость, боль. Вдох – по телу пробегает лёгкий разряд. Выдох – блаженство лавиной накрывает организм. Вдох – энергетический кокон расширяется, охватывая окружающее пространство. Выдох – кокон уплотняется, насыщая силой и уверенностью. Вдох – почувствовать каждую клеточку тела. Выдох – воля, тело и разум связываются воедино.
Тело пульсирует с ощущением силы и здоровья, только раны на общем фоне чувств выделяются болезненной резкостью. Ума снимал пределы, установленные разумом, чувствуя, как пульсация усиливается, даруя новые и новые волны наслаждения. Пульсация сливается в единый поток здоровья, счастья и силы. Монах выбирает третье и, открыв глаза, становится воплощением силы. Потому что так надо. Потому что звучит сигнал.
А напротив уже стоит человек с копьём. Вероятно, тоже посетитель больницы, удачно встретивший другого участника.
Ума заговорил первый:
– Ты взял с собой в больницу копьё. Это вообще разрешено? О времена…
Копейщик явно не разделяет желания юноши поговорить. Потому что прыгает, позволяя своему оружию ударить без предупреждения…
***
Медицинский сектор станции опустел. Больница превратилась в место, избегаемое большинством участников и наблюдателей: она стала целью разрушительной силы, готовой сокрушить любую преграду на своём пути. Три человека в костюмах S ранга неуклонно приближались к месту назначения. Три чёрных тени неслись по станции, не обращая внимания на кого-либо кроме выбранной ими жертвы. Жертвы, что возомнила себя хищником.
В то же время одни из немногих, кто осмелился рискнуть и остаться – компания из девяти человек, что после лёгкого перекуса направилась непосредственно к зданию больницы.
И лишь один наблюдатель подмечал всё происходящее в этом секторе станции. Невысокий рыжеволосый мужчина – один из судей турнира «Ню Нова» – считавший своей прямой обязанностью увидеть воочию всё, что приготовит для него этот отбор. Но даже он не знал, что в одном из вип-номеров станции за происходящим наблюдает человек в белом костюме…
***
Отбросив уже ненужный браслет поверженного участника, юноша садится, скрестив ноги, и пытается вернуться в состояние до отборочного сигнала.
Вдох – тело окутывает спокойствие. Выдох – болезненная пульсация ослабевает. Вдох – приятное покалывание вызывает улыбку. Выдох – покалывания сливаются в единый, всеохватывающий комок энергии. Ума спешит, но так надо. Шаги близко, почти бесшумные шаги уже в трёх секундах от начала боя. И не важно, что никто не увидит того, на что способно молодое воображение, главное – чтобы никто не почувствовал его результат.
Сидящий открывает глаза и видит всю ту же неизменную картину: всевозможные виды стульев вдоль стен, просторная зала и множество редко используемых информационных панелей. Шаги не спешат явить своего хозяина, а значит: кто-то уже здесь, скрывается в напряжённой тишине вестибюля.
Ума перекатом срывается с сидячего положения, позволяя иглам просвистеть мимо, хватает лежащее копьё и, изогнувшись в прыжке, посылает его в бесконечно долгий полёт. Стрелявший, уклоняясь от пики, вынужден выйти из тени. Навскидку стреляет в ответ – стреляет в пустоту. «Невозможно!» – проноситься у него в голове, когда руку охватывает боль, и тело взлетает в воздух. «Он бежал почти с той же скоростью, что и брошенное копьё», – теряя сознание, осознаёт стрелок.
«Охотники за головами, – решает Ума, когда его окружают трое участников, – и они решили попытать счастья в турнире». Справа – усатый, слева – низкий, сзади – толстый. Усатый стреляет – монах уклоняется, скользя к низкому. Низкий, в свою очередь, кидает волновую гранату – Ума прыгает, избегая парализующего излучения. Толстый поднимает руку – из рукава вылетает виброхлыст, ударяя юношу по пояснице. Разряд заставляет изогнуться ещё в полёте и рухнуть в конвульсиях на пол. Низкий в два прыжка приближается к юноше, выхватывая из-за спины две электродубинки. В желании окончательно лишить поверженного чувств, бьёт одновременно по шее и пояснице. Извернувшись, Ума умудряется уклониться и ударить по ногам и животу, валя противника на пол. Усатый стреляет – иглы врезаются монаху в грудь. Безрезультатно. Ума летит к стрелку, игнорируя выстрелы: иглы отскакивают, сталкиваясь с жёсткостью мышечного каркаса. Взгляд стрелявшего вспыхивает, излучая панику. Виброхлыст, повинуясь эманациям толстого, обвивает ногу монаха, и пальцы юноши смыкаются, не дотянувшись до горла усача. Ума падает, извиваясь от подобной кипению боли.
Толстый осторожно подходит, постепенно увеличивая разряд. Юноша, с трудом сдерживая вопли, скребёт пальцами пол. Толстый слегка взмахивает рукой, и хлыст выгибается, охватывая шею жертвы новой петлёй. Монах запрокидывает голову, и охотники видят, что не вопль, а смех вырывается наружу. Последнее, что запомнил толстый перед тем, как кулак с хрустом расплющил ему лицо – улыбка безумца, радость на лице приближающейся опасности.
«Сколько времени учитель держал меня под напряжением? Сколько тренировок подобных пыткам я перенёс? Сколько времени понадобилось, чтобы увеличить мощность разряда до приемлемого? Не сосчитать, а всё равно больно. Боль не уходит… к этому можно только привыкнуть».
Ума вырывает виброхлыст из пухлых пальцев обладателя расквашенного лица, а двое оставшихся кружат, уже понимая всю тяжесть сложившейся ситуации.
– Разминка окончена. – Говорит монах, скручивая бич. – Бегите от…
Ума не успевает договорить: в вестибюль врывается смерть. Три тени – три человека в чёрных как смоль костюмах. Месть пропитала воздух. Усатый успевает выстрелить дважды, прежде чем втрое усиленный удар ломает ему шею. Низкий занимает защитную стойку, но бронник просто пролетает мимо него, молниеносно взмахнув стилетом – низкий становиться на голову ниже, так и не осознав, что в отражении отполированного пола он видит полёт собственной головы.
– Может, не будем начинать вечеринку без остальных гостей? – Ума само добродушие, особенно на фоне распластанных тел.
Троица замирает. Бар Дьюк смотрит на радар и поворачивается к входу. В проёме появляются девять человек или, точнее, восемь человек и один мутант – Фин Лехц и его команда.
***
Ставки перебивают одна другую. Зрители предвкушают зрелище, а в одиночной комнате отеля с тревогой наблюдает за своим братом Лехц младший. Мутант, бывший наёмник, а ныне неудавшийся участник отбора сидит в кресле с неподвижно зафиксированными руками. Брат Фина смотрит, как команда из девяти человек входит в больничный вестибюль. Младший Лехц видит человека, сломавшему ему руки, также он видит самых опасных противников турнира. Длиннорукий мутант не знает: в большей степени переживает ли он за брата или всё ещё испытывает по отношению к нему гнев. Определиться же с чувствами он не успевает: больница превращается в поле боя…
***
В проёме появляются девять человек или, точнее, восемь человек и один мутант – Фин Лехц и его команда. Кто из них Фин не ясно, пока восьмёрка участников не расступается, пропуская лидера, и скинув свой плащ Лехц проходит к середине холла. Новый хозяин ситуации – композитор, решающий, когда завершить вступление и когда перейти на аллегро.
Шаг – мышцы его начинают идти волнами, будто под кожей гнездуются змеи. Шаг – мускулы раздуваются, воплощая мечты сотен тонкоруких мальчишек. Шаг – правый глаз наливается дочерна красным цветом. Шаг – волокна продолжают движение, охватывают всё тело, закрывая уязвимые части и усиливая конечности. Шаг – сухожилия скрипят, принимая на себя привычные изменения. Шаг – суставы со щёлком выпускают из себя воздух. Шаг – трансформация завершается, и наёмник останавливается в пяти метрах от сцены событий. И его уродство освещает сцену, третьей силой собираясь ворваться на помост. Уродство, привыкшее к отвращению и страху, уродство, что сродни репреображению бабочки обратно в гусеницу.
На спине вздыбился горб из мышц, будто сорняк, пустивший корни по всему телу. Ноги раздулись, словно перезрелая слива, грозящаяся лопнуть и разорвать кожу-оболочку. Одна из глазниц переливается красно-чёрными отблесками, то и дело, норовя показать собеседнику его отражение. Правая сторона крупнее: рука толще и длиннее, нога согнута чуть больше, даже часть лица припухла. Зато на левой стороне тела выпирают вены, опоясывая руку и переходя к голове, чтобы охватить своим голубым узором добрую часть черепа.
Губы двигаются с трудом, но голос мутанта на удивление ровный и высокий:
– Не хотел прерывать вашу беседу, – слова изливаются музыкой струнного инструмента. – Хотя нет, хотел. И желание моё вызвано вполне объяснимым фактом, – вены на голове ускоряют свою пульсацию, – месть. Месть, правосудие, сатисфакция, возмездие. Не из-за того ли вы здесь собрались, чтобы отомстить за выбывших товарищей? Конечно, можно назвать это более красивыми словами, но суть не изменится. Да. И не поймите меня неправильно: я вас вовсе не упрекаю, вы имеете на это полное право. Только вот следуя этой логике, я тоже имею на это полное право. Да. Не можете же вы утверждать, что я не могу требовать возмездия, когда мой брат был покалечен, вследствие чего не смог принимать участие в «Ню Нова». Это ли не большая несправедливость, господа? У ваших товарищей, по крайней мере, был шанс победить в честном бою. Да. Так почему у меня не может быть шанса самолично решить мой вопрос с человеком напротив. Ума Алактум… многие запомнят это имя. Имя, незнакомое никому из участников до начала турнира. Ума Алактум, Ума… Алак-тум, У-ма…
Бар Дьюк – лидер оставшихся бронников, в желании перехватить инициативу становится перед мутантом, предварительно подняв руки ладонями к верху:
– Великий Космо! как же мне это напоминает сказку о волках и зайце. Я так понимаю: Вы пришли сюда по той же причине, что и мы. Уверен, мы найдём решение проблемы без лишних проблем, как говориться. Главное – не повторять плачевную историю хищников из сказки.
– Ума Алактум, – Лехц будто и не слышит бронника, – признаться, я рад, что не поддался порыву и не убил тебя в первый же день, посему и вывел весьма интересную тенденцию…
– Не стоит меня игнорировать, это грубо, весьма и весьма, – Бар Дьюк начинает закипать.
– Монах, не обременённый запретами монастыря, – продолжает мысль воплощение уродливой мощи, – но за дни отбора никого не убил, хотя мог…
– Ты принимаешь вежливость за слабость.
– Не заключал союзов против команды со столь нетерпеливым лидером…
– У вас нет ни шанса…
– Спас моих ребят, хотя мог их бросить…
– Мы вас уничтожим…
– И смог голыми руками одолеть костюм S-ранга…
– Я лично оторву тебе голову…
– Без каких-либо модификаций…
– Эрни, на тебе монах. Протос, бери здоровяка, но не убивай. Я разберусь с его шестёрками.
– Посмотрим, как мы сработаемся в команде, Ума Алакту, посмотрим…
Ума успевает оскалиться, предвкушая дальнейшие события, и противники превращаются в вихрь смертельной опасности. Профи в костюме прыгает на мутанта-Фина, Бар Дьюк раскидывает восьмёрку наёмников, бронник со стилетом атакует монаха. И ставки зрителей в этот момент подобно урагану охватывают сервера, ежесекундно переходя из крайности в крайность. Самая сдержанная элита невольно возбуждается от происходящего, а пациенты прячутся по палатам, моля вселенную о снисхождении.
Клинок рассекает воздух – юноша падает, избегая смерти и попутно подсекая ноги врагу. Мутант швыряет профи в костюме на «землю» и вбивает противника в пол: раздувшиеся руки раз за разом обрушиваются на Протоса – металлопластик прогибается под ударами, и бронник всё больше и больше погружается вглубь пола. Бар раздаёт удары направо и налево – волновики бесперебойно стреляют по обшивке костюма, но без явного результата: кто-то кричит, кто-то не успевает уклониться и отлетает с пробитой головой.
Посетители питейных заведений космической станции «Ребелентис» галдят в унисон, упиваясь зрелищем больше любого напитка.
Ума отступает, уклоняясь от выпадов короткого меча. Эрни ускоряется насколько позволяет костюм, и за движениями стилета уже не уследить. Монах инстинктивно отскакивает назад и поскальзывается на крови обезглавленного охотника – падает. Фин Лехц, отброшенный ударом ноги, врезается в потолок и ещё до падения получает новый удар. Наёмники пытаются скрутить лидера бронников, но что-то хрустит, хруст завершает чей-то вопль, и Дьюк вырывается из клубка человеческих тел.
Спец информанты не успевают обновлять данные, а ведущий организатор Блюс смеётся, видя размер своей сегодняшней прибыли.
Эрни прыгает на упавшего противника, намереваясь пригвоздить монаха к полу, но ноги внезапно отказывают, и фехтовальщик в броне сам падает перед юношей. Юноша улыбается, радуясь удавшейся уловке и, прежде чем хозяин стилета замечает виброхлыст, опутавший его ноги, Ума начинает игру в узелки, обвивая бичом конечности упавшего, завершая всё петлёй вокруг шеи и повышая разряд до максимума. Электрический хлыст не сможет причинить костюму вреда, но задержит на пару минут – пусть Эрни извивается на полу в крови убитого им человека, безнадёжно пытаясь порвать путы. За время, пока хлыст разрядится, монах сможет понаблюдать за остальными. А остальные не скучали: мутант Фин и профи Протос обменивались ударами чудовищной силы, но разрушительное уродство уступало технологиям, и на каждый удар мутанта бронник отвечал двумя, подавляя врага опытом. Лехц взревел на пике боли и швырнул смертоносную тень через весь вестибюль – человек в костюме пробил собой стеклянную стену, и тысячи осколков обрушились на обидчика, погребая Протоса под собой.
Фин тяжело дышит, следы от ударов по всему телу наливаются болезненным пурпуром, но всё же он выдавливает из себя членораздельную речь:
– Плохо дело, тьфу, – мутант сплёвывает выбитый зуб, – Ума Алактум, этот слишком хорош. Не могу гарантировать, что справлюсь. – Чей-то крик, означающий очередную потерю в команде Лехца, на секунду прерывает речь капитана. – У тебя есть план?
– Есть один способ, – наблюдая, как из-под груды осколков поднимается чёрный силуэт, тараторит Ума, – в тридцати метрах по направлению твоего броска находится спуск в комнату энергоснабжения больницы, энергии терминала хватит на поджарку десятка таких костюмов, если ты сможешь швырнуть его в ядро… удачи! – почти искренне бросает юноша вслед мутанту.
А Фин Лехц, уже не слушая союзника, срывается с места, чтобы быть встреченным смертоносными объятиями костюма. Рывок против рывка – сила сталкивается с силой, и глухой удар на мгновенье заглушает стоны раненых и возню борющихся. Хрустят рёбра, мутант рычит, ноги скользят по полу, тело раздувается всё больше и больше, пока бронник не поддаётся напору Лехца и не взмывает в воздух, сдавливаемый захватом гигантских рук. Гора мышц берёт разбег и врезается в стену, пробивая стекло оппонентом, раз, другой, третий – Фин прошибает Протосом стену за стеной, минуя коридоры и помещения, превращая элегантные узоры трещин в мириады осыпающихся осколков, пока взору не открывается ульм-люк, открывающий путь в подвальные помещения. Мутант швыряет врага на люк и, прыгнув, обрушивает на цель всю силу своих гипертрофированных ног. Люк выгибается и скрипит, Протос стонет, но оба выдерживают – Фин завершает дело ударом с двух рук, и люк проваливается, поглощая в проёме участников турнира… секундой спустя оттуда доносятся звуки ударов, возвещающие о продолжении веселья…
Зрители улюлюкают, когда столь смертоносный дуэт исчезает из поля зрения камер, но ничего не поделать: административные помещения транслировать запрещено. Поэтому жадный до зрелища зритель переносит своё внимание на происходящее в вестибюле больницы, и вестибюль радует зрителя бесконечным потоком беспричинного насилия…
И в центре этого насильственного клубка метался Бар Дьюк, раздавая удары направо и налево, оставляя наёмников в постоянном движении. Половина команды Лехца валяется неспособная продолжать бой, а остальная кружит вокруг лидера бронников, постоянно стреляя, атакуя и уклоняясь, с ужасом осознавая, что нет права на ошибку. Выстрелить, прыгнуть в сторону, ударить, уклониться, выстрелить, перекат, ударить, отпрыгнуть. Через боль, через страх, доводя себя до предела, они должны были продолжать. Иначе – смерть.
Внезапно наёмники кинулись врассыпную, и датчики костюма уловили движение. «Монах? Я ждал этого, но какого чёрта там делает Эрни?»
«Смерч» среагировал молниеносно, отразив атаку со спины и тут же нанося удар в открывшегося противника.
Профессионалы никогда не пользуются автопилотом, и многие ошибочно полагают, что это из-за утраты ощущений во время боя. На самом деле это потому, что костюм идеально реагирует на происходящее, моментально отвечая на любую брешь в защите оппонента. И эта идеальность является единственной слабостью автопилота.
Бар Дьюк моментально наносит удар в открывшегося противника, но удар не настигает свою цель: руку обвивает захватом один из раненых наёмников Лехца. Бар всё понял, но освободиться от захвата не успел: остальная команда уже повисла на нём, давая возможность Уме нанести удар. И Ума ударил…
Обычно во время боя нет времени на разговоры, но дело может исправить численное преимущество. Пока остальные отвлекали бронника, Ума истязал свой портативный z-блок, выжимая из психоуправления всё, на что только был способен. Линза на левом глазу выдала ответ в виде рунических символов, и счёт пошёл на секунды. Десять секунд, чтобы объяснить удар, брешь и момент действия. Ещё десять секунд на то, чтобы лежащий в засаде наёмник передал команду товарищам, и вот уже план приводится в исполнение. Ума прыгает на противника со спины, нанося дробящий удар кулаком. Бар Дьюк отклоняет удар в развороте и бьёт по открывшейся на секунду печени. Один из раненых бойцов, остававшийся до сих пор незамеченным, вскакивает с пола, останавливая удар бронника, заключая его руку в захват «трёх цепей». Ещё секунда, и костюм был готов вырваться из захвата, но остальные уже осели непоколебимым грузом на носителе слишком дорогого наряда.
Искусство девятое – космическая длань, техника внутреннего кулака. И змей девяти искусств, сделав глубокий выпад, бьёт по защищённому корпусу. Удар был неплох – юноша даже услышал бульканье по ту сторону обшивки. Удар, слишком опасный для применения на столь быстром противнике, но единственный, способный причинить ему вред. Бар Дьюк осел, уже не удерживаемый, а поддерживаемый своими врагами, неспособный справиться с болевыми спазмами от внутреннего кровотечения и чувствуя, как по ногам бежит почти бесконечная струйка мочи…
…Минус один…
Лампы и мониторы больничного холла замерцали, будто норовя погаснуть, но передумав, вернулись к обычному состоянию. Ума с облегчением сел на пол, рассмеялся:
– Он справился, мучий сын! Радуйтесь, ваш урод капитан таки поджарил третьего в терминале больницы!
Оставался только Эрни, столь же сильно любивший холодное оружие, сколь не умевший им пользоваться. Пытаясь освободиться из объятий виброхлыста, он всё больше и больше поддавался своей ярости, позволяя ей вырываться до тех пор, пока тысячекратно проклятый электро-бич не лопнул, разлетаясь на куски. Убить противников, разорвать их на части, отомстить – только это имело значение. У него есть костюм – он сможет… убить монаха первым, и остальные не представят угрозы…
А в вестибюль возвращался Лехц. Фин шёл тяжёлыми, такими же как недавний бой шагами. Мышцы сдулись, дыхание не хотело восстанавливаться, один глаз не открывался, лицо тонуло в кровоподтёках, а тело искрилось синяками. Медленные, шаркающие шаги было почти не слышно за скрежетом тела о пол. Мутант тащил за собой недавнего оппонента – жалкое подобие человека в оплавленной броне, неспособного даже пошевелиться…
…Минус два…
Эрни от этого зрелища утратил последние крохи рассудительности. Крик его был глубоким и проникновенным, понятнее любых слов. Фин Лехц закричал в ответ – не от чувств, просто заставляя себя собраться с силами. Последний из команды броненосцев бежал быстро, достаточно быстро, чтобы мутант не смог его остановить. Сила здесь была не к месту, и Фин просто бросил тело Протоса навстречу мстительной тени. Эрни запнулся намереваясь поймать товарища и слишком поздно среагировал на летящую за Протосом гору вражеских мышц… Фин устал, устал так, как не уставал очень давно, и поэтому, схватив бронника, он вложил все свои последние силы в рывок…
Ни Ума, ни команда не успели ничего сделать, только наблюдали, как последний враг раненым зверем кидается на их союзника. В следующий момент по ушам ударил жуткий звук разрываемого металла, и взору всех присутствующих, как и взорам миллиардов зрителей предстал Фин Лехц. Фин победитель. Мутант – воплощение ужаса, сжимающий в своей гигантской ладони оторванную руку врага. Нет, не руку – всего лишь рукав от бронекостюма, ведь у ног победителя валяется побеждённый с оголённой рукой, ублюдком торчащей из костюма класса «смерч». Кажется, Эрни не понимает, что случилось. Лехц снова кричит, наступает на поверженного врага, чтобы одним резким движением сорвать с него шлем. Под шлемом затаился страх… Пухлое, совершенно безобидное лицо заливается слезами, совершенно не понимая, как такое могло произойти. Эрни собирается что-то сказать, но Фин накрывает его лицо ладонью и сжимает, пока череп не треснет переспелым орехом цитрап…
…Минус три…
До конца отбора остаётся не так много времени, и Фин перечисляет себе очки Протоса и Эрни. Никто не возражает: выбывшие тихонько стонут или лежат без сознания, а победители, переводя дыхание, сидят в молчаливой задумчивости. Ума зачисляет себе очки Бар Дьюка и ранее поверженных охотников за головами – из команды Лехца никто не возражает.
– Займётесь ранеными и найдёте меня после отбора, – не глядя на подчинённых клокочет капитан и направляется к выходу.
– Тебе тоже не помешало бы в больничку, капитан, – неприятный низкий голос останавливает мутанта.
– Всё, что мне сейчас надо – успокоиться. О себе лучше переживайте. А ты, Ума Алактум… с тобой мы ещё встретимся… – и Фин Лехц покидает больницу, несмотря на своё ужасающее состояние, оставив и товарищей и поверженных противников позади.
Вестибюль наполняется здравботами… отбор подходит к концу.
***
Почти каждый вольный и невольный зритель этого отбора в напряжении наблюдал эпохальную развязку больничного конфликта, посему действия участников находящихся вне территории больницы остались без внимания. Никто не запомнил схватку бывшего военного Диласа и пирата Уру Ичи, длившуюся почти половину отбора и так и не выявившую победителя. Мало кто обратил внимание на Кун Антиса, стоявшего по окончанию отбора над телом, пронзённым всеми имеющимися у хантера клинками, но всё ещё шевелящимся под воздействием мод-регенерации. Только судьи «Ню Нова» знали, где сейчас находится Иола Григ. Никто не видел, как Дурий Морж сдаётся и отдаёт свой браслет Сезаулу, известному как «предрассветный паук». Не было уделено внимание и бойцу Гису Шимуте, в одиночку одолевшему убийцу из клана «Ильда».
Слишком ярким было впечатление от увиденного, слишком большие ставки обрушились на аналитиков и программеров, слишком непредсказуемым было столкновение трёх лидеров турнира. Настолько, что ведущий организатор Блюс на время покинул общество элитных гостей, так и не дождавшись сигнала ровиандо. Настолько, что проигравшие в споре без споров отдавали свои деньги победителям. Даже судья турнира, уже имевший за спиной десятки уровней синтраж и наблюдавший в тот момент за больничным холлом, присвистнул от увиденного зрелища.
По окончанию столкновения зрители загомонили, делясь впечатлениями, хотя отбор ещё не окончился. Отбор подходил к концу, но сигнала об окончании ещё не было…
***
Последним здравботы увезли отрубленную голову охотника за головами, что столь неудачно выбрал место и время проведения отбора. Под давящей тишиной холла остались лишь пятеро: Ума и четвёрка наёмников Фина Лехца. Участники не спешили расходиться, просто сидели на холодном металлопластике, наслаждаясь столь приятным моментом отдыха. Уцелевшая четвёрка, благо, отделалась ушибами и ссадинами, но лишилась в схватке большей части своего оружия – дроны-уборщики уже собрали разбитые остатки волновых пушек, ошмётки разорванной сети и осколки сломанных ножей. Ума, чувствуя как действия обезболивающих препаратов проходят, просто сидел в ожидании, пока боль приведёт его в чувства. Тишину нарушил неприятный голос одного из наёмников.
– Уже дважды ты помог моей команде, парень. – Тот самый голос, что прошлой ночью вёл в бой наёмников.
– Что ж, я вышлю вам номер моего счёта, оплата желательна в общей валюте…
– Ты не понимаешь, никакие деньги тут не помогут… – говоривший почему-то отводит взгляд.
– Что Вы, что Вы, деньги будут в самый раз, – многозначительно кивает Ума.
– Ты не представляешь, как неловко сейчас чувствуют себя мои люди.
– Я-то думал, это люди того надувного парня. Как там его зовут… Фил?
– Нет, не его… это моя команда, мои люди, мы всего лишь заключили договор с Фин Лехцем на прохождение «Ню Нова»… пять транзитных билетов на Синтраж, – главарь наёмников наконец-то смотрит в глаза собеседнику.
– Ну, теперь понятно, почему вы чувствуете себя неловко, – взгляд Умы гаснет, а тело напрягается, готовясь сорваться с места в любой момент.
– Понимаешь, всё шло по плану, пока Фин не решил посмотреть на что ты способен. – Один из наёмников поправляет наручи. – И у меня сложилось впечатление, что он хочет видеть тебя в своей команде. – Крайний в четвёрке ненароком касается лежащего на полу излучателя. – Так если он хочет, чтобы с ним в команде был сильный напарник, то может он уже присмотрел и других фаворитов турнира? – Сидящий справа сжимает рукоять своего кинжала. – Получается, что мы ему больше и не нужны… ничего личного, просто холодный расчёт, ну ты меня понимаешь…
– Понимаю. – Монах внимательно следит за недавними союзниками. – Понимаю, что ради сохранения статуса вы решили избавиться от угрозы в моём лице. Но каковы ваши шансы?
– Не пойми неправильно, я не посмел бы тебя недооценить: ты сражался на равных с бронниками, превосходящими обычного вояку раза в три, но ты измотан, и тебя не защищает бронекостюм. Скажу больше: если бы я верил, что ты сможешь победить Фина – я бы объединился с тобой. Даже не представляю, какие тренировки ты прошёл. Но этого недостаточно – у тебя нет шансов. Мне почти жаль…
– Вы допускаете ошибку.
– Посмотрим…
Сидящий с краю стреляет не целясь, но достаточно точно – Ума срывается с места, избегая губительного излучения. Вправо, влево, вправо – нога отзывается болью, не выдерживая темпа ежедневных сражений. Юноша замедляется, и очередной выстрел достигает своей цели – на секунду мир гаснет, тело, казалось бы, вскипает изнутри, и монах падает на четвереньки.
«Двигайся, двигайся!»
Кто-то приближается справа и в движении бьёт по шее…
«Неужели это всё?»
Ума окончательно расслабляет руки, позволяя телу упасть на пол, тем самым избегая удара ноги. Холод от прикосновения к гладкой поверхности на секунду возвращает контроль, и монах подсекает ноги оппонента. Отпрыгивает в сторону, в перекате уходит от волнового заряда. Блокирует удар, выкручивает вражескую руку, но наручи на ней выстреливают иглами – не уклониться. Монах напрягает тело – иглы отскакивают, неспособные пробить жёсткую структуру мышц. Враги не прекращают движения: один бьёт со спины, другой стреляет, готовый поразить врага вместе с союзниками. Уйти от атаки, закрываясь живым щитом от излучения и прыгнуть к стрелку. Быстрее, ещё быстрее. Четвёртый этого ждёт и бьётна опережение – кинжал вспышкой ударяет в грудь. Ума не успевает уклониться и подставляет руку – лезвие пронзает предплечье, безжалостно пробивая руку насквозь. Боль на секунду дарует силы, и вражеская конечность хрустит под пальцами монаха. Кто-то бьёт юношу по лицу, ломая нос, отправляя в полёт и позволяя ощутить вкус собственной крови. Ума затылком ударяется о пол, и в глазах темнеет, звуки исчезают, боль становиться такой же невыносимой, как и ярость.
«Слышу, чувствую: двое впереди, один сбоку, ещё шаг, и я их достану. Больно, очень больно, к этому нельзя привыкнуть, давай же, двигайся, ещё чуть-чуть, я смогу, я должен…»
Юноша вскакивает, вырывая кинжал из предплечья и вонзая в ногу близстоящего, проскальзывает между врагами, одаряя каждого прикосновением холодной стали. Стрелок слишком далеко, и он успевает выстрелить. Ума прыгает в сторону, кидая кинжал. Излучение бьёт по раненым союзникам, выводя их из строя, кинжал отскакивает от нагрудной пластины стрелка.
«Да что ты будешь делать!»
С трудом подняться, пойти напрямую к стрелявшему. Не спеша, просто идти к обречённому врагу, чувствуя, как что-то тёмное и холодное идёт вместе с тобой.
Палец нажимает на датчик, и волновой излучатель выпускает заряд – мир колеблется, что-то давит на мозг, сжимая вселенную и подгибая ноги. Ума шатается, но не падает, делает шаг, второй. Новый заряд ударяет монаха, растворяя в себе, бурным пламенем выжигая все мысли, заставляя забыть об отсутствии боли, забыть как дышать – на залитом кровью лице пробегает улыбка, и Ума продолжает плестись к своей цели. Мурашки пробегают по спине врага. Шаг, ещё шаг – страх накрывает стрелка с головой. Шаг – капля пота пробегает по виску. Шаг – палец дрожит, неспособный нажать на датчик… Еле живой юноша подходит почти вплотную, когда кто-то сзади выкрикивает приказ своим неприятным голосом, отрезвляя застывшего подчинённого.
Стрелок вздрагивает, приходя в себя, но прежде чем он успевает выстрелить, монах вскидывает свою раненую руку и швыряет что-то во врага, освобождая свою ладонь и одаривая стоящего напротив своей кровь – алый лепесток расцветает на лице оппонента, ослепляя его, заставляя выстрелить мимо и пропустить удар в горло.
…Зрители не сразу поняли, что происходит, забыв, что отбор ещё не окончен, они упустили всё происходящее под занавес. Вот они говорят, с кем попало, а вот кто-то замечает непонятные изменения. Но кто-то ещё успевает вскрикнуть, и все уже недоумённо таращатся на экран: на истекающего кровью монаха и валяющихся у его ног наёмников…
Ума не стал сразу добивать стрелка, сначала он нажал что-то на своей руке, останавливая кровотечение, затем пропихнул себе в ноздри по пальцу – глубоко, почти целиком – и с хрустом выровнял треснувший хрящ, фиксируя нос в нужном положении. Вытащив окровавленные пальцы, прочистил нос от запёкшейся крови. Мимолётом оглушив задыхающегося врага элегантным толчком ноги, юноша направился к остальным.
Как ни странно, первым начал действовать тот, что был ранен в ногу. Попытался провести захват, но монах легко погасил попытку встречным броском… слишком легко. Ловкие пальцы защелкнули на запястье монаха шоковый браслет «усмиритель», как при схватке с Вэйлосом.
«Быстрее, быстрее!»
Довольный наёмник падает, зная, что «усмиритель» вырубит и быка. Только вот в тот момент, когда Ума ощутил кожей холодный металл, вторая рука уже начала движение, и ещё до того, как враг в падении достиг земли, браслет был сорван, единым порывом освободив запястье и посылая браслет в наёмника. «Усмиритель» детонировал, коснувшись груди хозяина, пуская заряд по телу и лишая его сознания. Осталось ещё двое…
«Больно, очень больно…»
Голова гудит. Подняться, увидеть избитые до неузнаваемости, неподвижно лежащие тела: с разбитыми лицами, переломанными костями, что-то булькающими, а значит – живыми. Ума не может вспомнить, как разобрался с последним дуэтом, не может вспомнить, уже зная, что руки просто били в заученной манере, раз за разом, снова и снова…
«Почему я остановился? Что это? Пол дрожит или я дрожу? Что за звук? Трубный, мощный звук. Ах, сигнал, да. Отбор окончен. Звёзды, как же мне хреново… вызвать здравбота, скорее. О Космо, как всё закончится…»