Пролог
Когда в апреле 1912 года «Титаник» затонул в океане и мой отец перешел в потусторонний мир, я находилась в турне со своей шекспировской компанией. Среди моих коллег был молодой человек по имени Пардо Вудмен, который в то самое воскресенье, когда произошла катастрофа, предсказал ее во время нашей беседы за чаем. Он не упомянул ни названия судна, ни имени моего отца, но в его словах так много указывало на катастрофу в океане и смерть близкого мне пожилого человека, что, когда пришла печальная весть, мы поняли, что он каким-то образом был в непосредственном контакте с происшедшим. Я упоминаю этот случай, потому что именно тогда протянулась первая ниточка, связавшая Вудмена с моим отцом, и именно благодаря его спиритическим способностям мой отец смог передать сообщения, изложенные в этой книге, которые, как я полагаю, будут интересны читателю.
Через две недели после катастрофы я увидела лицо своего отца и услышала его голос настолько явственно, как в последний раз, когда он прощался со мной перед посадкой на «Титаник». Это произошло во время сеанса с Эттой Вридт, известным американским медиумом прямого голоса. Тогда я разговаривала с отцом более двадцати минут. Многим это может показаться удивительным, но это факт, который могут подтвердить все присутствовавшие на сеансе. Я записала нашу беседу и опубликовала ее в статье в Nash,s Magazine, включив в нее свидетельские показания присутствовавших.
С этого момента у меня установилась постоянная связь с отцом. У нас состоялось множество бесед, и его сообщения содержали явные доказательства продолжения его существования. Я даже могу сказать, что связь между нами сейчас еще прочнее, чем в 1912 году, когда он оставил физическое тело и перешел в духовный мир. У меня никогда не было ощущения разлуки, хотя на первых порах его физическое отсутствие было для меня источником глубокой печали.
В 1917 году Вудмен был демобилизован из армии по инвалидности и переехал жить в наш загородный дом в Кобхэме. Уже здесь он получил известие о том, что его лучший друг погиб на фронте. Его интерес к общению с потусторонним миром, к которому он до этого времени относился безразлично, возрос, и он взялся за дело. Именно смерть дорогого человека всегда дает необходимые стимулы для собственных исследований.
Вскоре его друг смог передать ему ясные доказательства продолжения своего существования и способности общаться. Первые свидетельства были получены через Войта Питерса, затем через медиума Глэдис Осборн Леонард и через друзей, наделенных медиумическими способностями. Я присутствовала на первом сеансе с Войтом Питерсом. Мой отец также был там, и, как сказал друг Вудмена, именно благодаря его присутствию и помощи эти первые попытки коммуникации оказались такими удачными. Некоторое время спустя Вудмен обнаружил у себя способность к автоматическому письму, и вскоре отец и другие могли передавать через него письменные сообщения. Отец всегда хочет, чтобы я присутствовала на сеансе, потому что в противном случае у него, кажется, возникают трудности, и ему очень редко удается писать. Он объясняет необходимость моего присутствия так: между нами существует настолько сильная связь, что он может брать у меня энергию; я действую в качестве связующего звена, своего рода батареи между ним и Вудменом. Я просто спокойно сижу, пока Вудмен пишет. Я вижу вокруг нас свет и яркий луч, который концентрируется на руке Вудмена. Иногда я вижу отца, и пока Вудмен пишет, я всегда явственно чувствую его присутствие.
Таким образом нами было получено множество сообщений. В 1918 году мы некоторое время устраивали сеансы каждую неделю и были в курсе всего, что происходило и должно было произойти на фронте, и часто узнавали о событиях за несколько дней до того, как новости приходили по обычным каналам. Однажды отец передал нам заголовки, которые должны были появиться (и действительно появились) в газетах на следующей неделе.
Интересно отметить, что Вудмен и мой отец встречались только один раз в жизни. Я познакомила их незадолго до того, как отец покинул Англию на «Титанике», и они обменялись парой слов. Поэтому Вудмен не знал моего отца лично и не был знаком с его работами, и все же формулировки и фразы в сообщениях указывали на моего отца, и даже манера письма была типичной для него.
Вудмен пишет с закрытыми глазами, часто прикрывая их носовым платком. Некоторые из лучших сообщений были записаны в полумраке, когда я не могла наблюдать за процессом, но слова никогда не были написаны поверх других. Иногда письмо останавливается, потому что отец, видимо, прерывается, чтобы перечитать написанное и внести изменения, проставить точки над i и поперечные линии в букве t. При жизни у отца была привычка возвращаться к написанному и подправлять буквы i и t. О ней было известно немногим, и Вудмен совершенно точно ничего не мог об этом знать.
Два сообщения, полученные таким путем, уже были опубликованы. Отец передал их в День ветеранов в 1920 и 1921 годах. В первом случае мы понятия не имели, что он собирается передать сообщение. Мы вместе с моей матерью и несколькими друзьями, включая Вудмена, пили чай в воскресенье накануне 11 ноября. Мы болтали на разные темы, когда я внезапно почувствовала, что отец вошел в комнату, и по своим ощущениям поняла, что он хочет писать и что это срочно. Устроить это в тот же вечер было невозможно, и мы договорились встретиться на следующий день. Вудмен пришел около 9 часов вечера. Несколько минут мы сидели, беседуя, у камина. Затем мы почувствовали, как вошел отец, и немедленно заняли места за столом. Его манера поведения осталась такой же, как и при жизни, и он явно хотел сделать что-то важное. Он должен был сосредоточиться на этом и ни на чем другом. Как только мы расселись, рука Вудмена задвигалась, и отец написал: «Я готов, и если вы не будете меня прерывать, я надеюсь передать сообщение». Он писал на огромной скорости, и через полчаса сообщение было готово. Закончив, он дал указания перечитать написанное и расставить знаки препинания, если это необходимо. Затем он покинул нас, не сказав больше ни слова. Эти полчаса мы провели в большом напряжении, но результат стоил того. Сообщения были напечатаны на следующий день в нескольких тысячах экземпляров и розданы посетителям Кенотафа[1]. Сообщение 1921 года было передано таким же образом и распечатано в форме брошюры, тысячи экземпляров которой распространили в День ветеранов в 1921 году.
Вскоре после этого отец выразил желание передать информацию, содержащуюся в этой книге. Мы уже в течение некоторого времени чувствовали, что он хочет устроить целую серию сеансов, и спросили его, так ли это и каковы конкретные указания на этот счет. Он ответил во время сеанса с миссис Леонард, попросив миссис Келуэй-Бэмбер, автора книги «Claude,s Books», передать нам, что он действительно хочет сделать целую серию сообщений и рассказать о своем переходе и впечатлениях о жизни на Другой Стороне.
Мы с Вудменом люди занятые и можем заниматься психическими явлениями только в свободное от работы время, поэтому нам нелегко было согласовать наши встречи, и прошло несколько месяцев, прежде чем работа была закончена. Все сообщения поступили вышеописанным путем. Они передавались последовательно, однако никаких конкретных указаний, в каком порядке они должны следовать, мы не получили.
В предисловии отца разъясняется цель написания этой книги, поэтому нет необходимости останавливаться на этом подробно. Вначале отец предполагал создать большую книгу, но передумал в пользу меньшей по объему, потому что у последней больше шансов быть прочитанной. Она может быть издана по разумной цене и охватить большую аудиторию. Все, кто работал с моим отцом, знают, что такие суждения были для него очень типичными.
Фотография на фронтисписе этой книги была сделана в Кру осенью 1915 года. Весной того же года я встретила мистера Хоупа и миссис Бакстон в доме нашего общего друга в Глазго, и они пригласили меня навестить их в Кру, если у меня будет такая возможность. Вскоре после моего возвращения в Лондон отец попросил меня съездить в Кру, потому что хотел попробовать показаться на одной фотографии со мной. Тогда я договорилась с друзьями в Кру навестить их на выходные и провести сеанс с мистером Хоупом и миссис Бакстон.
В Лондоне я купила коробку фотопластинок и взяла их с собой. Могу сказать совершенно точно, что не спускала с нее глаз и не выпускала из рук все время, пока была там. Я даже спала, держа ее в руках. Во время первого сеанса в воскресенье я получила два изображения, ни одно из которых не было похоже на моего отца. Одно из них представляет интерес, потому что это изображение женщины, сфотографированной с моим отцом, когда они экспериментировали с мистером Бурснеллом в 1880-х годах. После сеанса я забрала с собой коробку с оставшимися пластинками, купила еще одну и принесла обе на воскресный сеанс. Первую коробку мы не использовали, и она все время лежала у меня в кармане. Мы сели вокруг стола и несколько мгновений держали руки над и под второй коробкой. Затем я несколько минут подержала ее у лба миссис Бакстон. После этого гид-проводник мистера Хоупа велел мне отнести коробку в темную комнату (она была запечатана, и фотопластинки не подвергались воздействию света), распечатать ее, достать снизу две пластинки, обратив внимание на самую нижнюю, и проявить их. Мистеру Хоупу следовало пойти со мной, но он не должен был прикасаться ни к коробке, ни к пластинкам. Я выполнила все указания. На самой нижней ничего не оказалось, а на другой было два сообщения: одно от архидьякона Колли, сожалевшего о том, что отцу не удалось написать, второе – от мистера Уокера, отца моего гостеприимного хозяина, а в углу – расплывчатые очертания лица моего отца. Я вернулась к друзьям, и мы продолжили сеанс, на котором отец высказал разочарование тем, что ему не удалось передать свое изображение. «Это я виноват, – говорил он, – я был так одержим идеей передать тебе свое фото, что нарушил условия. Ну ничего, мне пообещали помочь завтра, и если у меня снова ничего не получится, мы приготовили еще кое-что, чтобы тебя не разочаровать». На следующее утро состоялся последний сеанс. Две фотопластинки оказались использованными. На обеих было изображение моего отца; одно из них помещено в этой книге, а другое – большое лицо отца, полностью закрывающее мое фото.
Надеюсь, мне удалось дать некоторое представление о том, каким образом были получены эти сообщения и почему мы считаем, что они действительно исходили от моего отца, и я с удовольствием передаю слово «Синему острову». Я уверена, что этот рассказ заинтересует многих, и если он пробудит в них осознание того, что нас ждет, и желание самим получить доказательства этого, тогда три человека, стремящиеся донести его до широкой публики – мой отец, мистер Вудмен и я, – будем считать нашу задачу выполненной.
Эстель У. Стэд, Сентябрь 1922 года