Глава 2
Я не слишком бойкая личность, мне свойственно теряться. Очень часто я совершаю ошибки и начисто лишена дара предвидения. Кто из вас хоть раз видел передачу «Поле чудес», тот знает, что иногда ведущий велит принести в студию две совершенно одинаковые шкатулки. Одна пустая, в другой лежит приличная сумма денег. Игроку лишь требуется правильно угадать, какой черный ящик открыть. Так вот я, сидя перед теликом, всегда попадаю впросак. Коробочка, которая лично мне кажется «денежной», на поверку всегда бывает пустой.
Но в минуту опасности у меня невесть откуда появляются абсолютно несвойственные мне качества: умение быстро и четко действовать, полное хладнокровие, наглость и даже агрессия.
Схватив Адюшу на руки, я, замотав ее в куртку, прямо в тапках и без верхней одежды вылетела на улицу. Если сама сяду за руль, буду ехать очень долго. Очутившись посреди проезжей части, я заорала:
– Стойте!
Тут же рядом с обочиной притормозила шикарная иномарка.
– Офигела совсем, дура, – начал было шофер, но я решительно распахнула дверь, плюхнулась на роскошное бело-голубое сиденье и велела:
– Живо, давай налево, направо, вперед и вновь налево. У меня собака умирает. Поехал!
По непонятной причине водитель повиновался. Я вмиг оказалась в клинике, где, не обращая внимания на сидевших в очереди людей, вломилась в кабинет, плюхнула перед доктором на стол Аду и заорала:
– Она умирает!
Надо отдать должное ветеринару. Бросив беглый взгляд на хрипящую, колотящуюся в судорогах мопсиху, врач развил крейсерскую скорость. Откуда ни возьмись прилетели еще трое в голубых халатах. Меня выпихнули в коридор, я упала на стул и затряслась в ознобе.
Сидевшие у кабинета люди молча смотрели на меня. Потом женщина с облезлым котом робко поинтересовалась:
– Совсем плохо?
Я кивнула.
– Вот беда, – ожила старушка с клочкастой болонкой.
По виду и бабушка и собачка были современницами Пушкина.
Дверь соседнего кабинета приоткрылась.
– Кто грызун? – донеслось оттуда.
– Я, – оживился мужчина и понес коробку в комнату.
– На, – сказала старушка, протягивая мне монетку, – держи.
– Зачем?
– Там автомат стоит, кофе наливает, выпей, успокаивает.
С трудом отрывая ноги от пола, я добрела до аппарата, получила порцию отвратительного пойла и стала вливать его в себя, оглядывая очередь.
Женщины, мужчины, старушки, дети, кошки, собаки всех размеров, кролики, хомяки… Никто не ругается, не лает, не шипит. Хозяева прижимают к себе больных животных, одетых самым невообразимым образом. Вон шпиц, замотанный в старый шарф, рядом кот в дорогой попонке, явно привезенной из-за границы, чуть поодаль пудель в вязаной кофте и спаниель в шапке, а там корзинка, в которой, полуприкрытое рваной простынкой, мается нечто лохматое, размером с мышь, а по виду – кролик, только уши короткие…
Раздался грохот, из кабинета вытолкали железную каталку с Адой.
– Что с ней? – прошептала я, бросаясь к хмурому врачу с бейджиком «Роман» на груди.
– Похоже на отравление, – буркнул тот, – садитесь здесь и следите за капельницей.
– Но мы кормим собак хорошими продуктами, – залепетала я, – никаких просроченных консервов, все свежее, качественное.
– Речь не о еде.
– А о чем?
Роман покрутил колесико капельницы.
– Крыс в Москве много, вот в некоторых домах около мусоропроводов яд и раскладывают, бывает, что собака его съедает.
– Ужасно! Ада! Она умрет! – заорала я в исступлении.
– Надеюсь, что нет, – хмуро ответил Роман, делая несчастной мопсихе один укол за другим. – Вы сходите в аптеку, купите памперс и наденьте на собаку, а то она описается и замерзнет. Дырку прорежете, хвост вытащите.
Я бросилась к ларьку в холле.
– Дайте мне памперсы!
– Какой размер? – спросила девушка в белом халатике.
– Ой, не знаю!
– Вес?
– Двенадцать кило.
– Тогда эти, двести двадцать рублей пачка.
Выполнив приказ Романа, я села около Ады и, одной рукой поглаживая ее, другой принялась вытаскивать телефон.
Дома мы оказались лишь около полуночи. Аду, слабую, с трясущейся головой, уложили на полу, подстелив под нее пуховик Кирюшки, накрытый чистой простыней.
– Может, лучше устроить ее на кровати? – пробормотала Лиза. – Мопсы же всегда с кем-нибудь спят, Адюше будет грустно одной.
– Нет, – покачала головой Катя, – собака очень слабая, еще упадет ночью и расшибется. И потом, ей сейчас так плохо, что она не понимает, где лежит. Эй, Муля, не смей лизать Аде лапу, там канюля для капельницы стоит. Нет, лучше я устрою Дюську у себя в комнате и запру дверь.
Мы перетащили слабо дышащую Аду в спальню к Кате и пошли на кухню.
– Где она только отраву нашла? – покачала головой Юлечка.
– Ты же знаешь Дюшу, – грустно ответила Катя, – хватает что попало и глотает, не прожевав, а уж потом начинает кумекать, следовало ли эту гадость даже нюхать. Небось сегодня утром у мусорных бачков шныряла.
– Завтра же устрою скандал в домоуправлении, – раскипятился Сережка, – вообще с ума посходили! Раскладывать отраву прямо на улице! Да в нашей башне полно собак и детей. Представляете, что случится, если какой-нибудь малыш заинтересуется ядом! Страшно подумать!
Я поставила чайник на стол и спросила:
– Скажи, Катюня, а почему ты решила, что Ада слопала отраву утром? Может, это вечером случилось!
Катя стала наливать себе чай.
– Нет. Тогда бы собаке стало плохо ночью. А она спозаранку, в семь, когда я уходила на работу, вела себя совершенно обычно, прыгала, лаяла, требовала еду. Утром беда произошла, Аде еще повезло.
– Интересно, в чем? – воскликнул Кирюша.
– Ночью мы бы спали, – вздохнула Катя, – а так Лампа сразу заметила неладное и вовремя понеслась в клинику. Надеюсь, обойдется.
Я молча вытащила из холодильника батон «Докторской» колбасы и стала ее нарезать. Да, Катя права, Ада не могла проглотить яд перед сном, тогда в семь часов мы бы нашли ее уже мертвой. Мопсиха явно отравилась утром, но вот только одна любопытная деталь: я не успела выгулять псов. Обычно я выхожу с собаками около девяти. Время выбрано не случайно. К этому часу в нашем дворе, как правило, пусто. Народ разбежался на работу, школьники сидят за партами, детсадовцы уже в группах, а пенсионеры еще не выползли на прогулку. Самый подходящий момент для того, чтобы вывести свою свору, никто не станет бросать косые взгляды и приговаривать нарочито любезным голосом: «И как вы только с такой оравой справляетесь! Небось денег кучу на них тратите!»
Но сегодня, проводив домашних, я так и не успела нацепить на собак поводки, потому что явилась цыганка с ребенком.
Сначала я занималась с младенцем, потом выслушивала ее предсказания, а затем помчалась в клинику с Адой.
Значит… Колбаса чуть не выпала из моих рук. Значит…
Юля выхватила у меня нож.
– Иди приляг.
Я покорно пошла в ванную умываться. Первое, что я увидела, была стоявшая на раковине упаковка краски для волос. Машинально взяв коробочку, я стала читать текст на ней: «Специальное суперсредство, призванное придать шерсти голубой оттенок. Колер синий. Антиаллергично. Применять только для животных. При длинной шерсти увеличить дозу. Тщательно соблюдайте инструкцию».
Значит, это предназначено не для людей. Ну и ну, однако, далеко зашел прогресс. Видно, Лиза и Кирюшка все же решили выкрасить мопсих. Но, напуганные происшествием с Адой, отложили процедуру.
Забыв умыться, я схватила коробочку и пошла в спальню. Еще неизвестно, что случится с Мулей после применения сей краски, спрячу лучше пока это средство от греха подальше в свой шкаф.
Кто-то из домашних мне постелил, я уже хотела умилиться от такой заботы, но потом пригляделась, увидела вздыбленное одеяло, скомканные подушки, смятую простыню и вспомнила, что не успела утром застелить кровать, унеслась с Адюсей в лечебницу. Я, испуганная внезапной болезнью мопсихи, не сделала вообще ничего: не выгуляла собак, не покормила их, не пропылесосила полы…
И откуда, скажите на милость, Ада взяла крысиный яд? Дома мы ничего подобного не держим. В квартире есть средства, которыми можно отравиться, допустим, средство для мытья унитаза или жидкость для удаления засора труб. Но все бутыли стоят в специальном, хорошо закрывающемся шкафу. К тому же Ада не щенок, а взрослая собака. Да, она способна утащить со стола еду, но жевать стиральный порошок и лакать растворитель не станет.
Дверь тихонько приоткрылась, на пороге возникла обиженно сопящая Муля.
– Иди сюда, – похлопала я по кровати.
Мульяна легко вспрыгнула на матрац, фыркнула и исчезла под одеялом. Я вытянула ноги, обняла собаку и горько вздохнула. Обычно мы спим так: я на боку, Муля лежит около моего живота, а Ада подпирает спину. Честно говоря, быть начинкой в этом «гамбургере» не слишком комфортно. Если хозяйке хочется пошевелиться, мопсихи ворчат, а стоит мне повернуться на другой бок, как они начинают рокировку, Муля ползет к животу, Ада к спине, по дороге они натыкаются друг на друга и начинают разборки.
Но сегодня место у моей спины оказалось свободно. По щекам потекли слезы. Бедная Дюша. Нет, надо пойти к Кате, взять мопсиху и положить ее к себе в кровать, туда, где она привыкла спать. Конечно, Адюся очень слаба и может напрудить в постели лужу, но не наплевать ли на это? Однако сил встать не было. Я натянула одеяло на голову и внезапно заснула.
Разбудил меня запах кофе. Я села, взглянула на часы: одиннадцать!
Меня как ветром смело с постели. С ума сойти! Неужели я проспала звонок будильника? И как там мопсиха? Натянув халат, я ринулась на кухню и обнаружила на столе еще горячий кофейник, а на холодильнике записку, прижатую магнитом:»Уехал в клинику с Адой ставить капельницу. С собаками не гуляли, проснешься – выведи их. Серега».
Я перевела дух. Значит, домашние встали сами и разбежались по делам, меня не стали будить, пожалели бедную Лампу. Если бы еще и с собаками погуляли, то жизнь могла показаться мне прекрасной, но полного счастья не бывает, придется самой топать во двор. Внезапно из прихожей послышался шум открываемой двери. Я похолодела, небось Сережка, унося Аду, забыл закрыть замок и в квартиру снова проникла цыганка. Я схватила молоток для отбивания мяса и понеслась в коридор.
У вешалки стаскивал ботинки Костин.
– Привет, Лампецкий, – пробубнил он, – как там Ада?
– Вроде ничего, – ответила я, пряча молоток за спиной, – ее повезли в лечебницу на очередную процедуру.
– Дай кофейку.
– Пей на здоровье, а я пока собак выведу.
– В одиннадцать утра? – удивился Вовка. – С какой стати?
– А они еще не выходили, я проспала, голова болит.
Сказав это, я стала вытаскивать из ящика комбинезоны: два громадных, принадлежащих Рейчел и Рамику, и пару маленьких, для Мули и Ады. На глаза навернулись слезы, я быстро отложила одну из голубых одежек. Господи, сделай так, чтобы Ада снова гуляла в ней, веселая и здоровая.
– Слышь, Ламповецкий, – внезапно сказал Володя, – что-то ты плохо выглядишь. Давай я псов прогуляю.
– Ты?!
– А что такого?
– Ну, ничего, конечно, большое спасибо, просто не ожидала такой удачи.
– Ладно, одевай их! – приказал майор.
Я принялась впихивать собак в непромокаемые мешки. Самая послушная из стаи – Рейчел. По-моему, стаффордширихе просто все по фигу. Она не особо печалится из-за необходимости одеваться и спокойно стоит, пока хозяйка, сопя, натаскивает на нее шуршащий комбинезон. Рамик менее покорен, но тоже не особо вертится, а вот Мулечка ведет себя просто отвратительно. Только засунешь передние лапы в «рукава» и схватишься за задние, глядь, а мопсиха уже вытащила первые наружу. Когда же, проявив чудеса изворотливости, вы все же умудритесь ее одеть, она застывает, как изваяние, отказываясь идти. Приходится выволакивать упрямицу на лестницу силой.
Должна вам сказать, что сама прогулка во дворе – это еще полбеды, основная неприятность в этом процессе: одевание, раздевание и мытье лап. Вспотев и разозлившись, я нацепила на собак ошейники и, дав Вовке рулетки, предупредила:
– Будь аккуратен, поводки могут запутаться. Держи Рамика и Рейчел в одной руке, а Мулю в другой, она…
– Скажи, Лампа, – не дал мне договорить Вовка, – ну отчего женщины такие зануды?
– Просто я хочу все объяснить, ты ведь выходишь со стаей в первый раз.
– Экая наука! Подумаешь!
– Не такое это простое дело.
– Я тебя умоляю, – скривился майор, – тоже мне задача! Походить по двору! Только баба способна из такой ерунды создавать проблему.