Синее пламя. Глава третья. Ловчие (А. Ю. Пехов, 2015)

Ей снилась залитая светом долина с высокой, шелковистой, ярко-зеленой сочной травой. Такой высокой, что она видела лишь небо да ослепительно-белый диск солнца.

Где-то далеко монотонно и умиротворяюще журчала вода. Должно быть, там протекал прыгающий по перекатам ручей. В воздухе гудели шмели, и нет-нет перед глазами пролетали ярко-голубые бабочки, крылышки которых сверкали металлическим блеском.

Она не знала, как сюда попала. И ей было все равно. Лежала на спине, лишенная рук и ног, и больше всего на свете хотела есть. Голод ножом резал пустой желудок, боль в нем нарастала, а затем перепрыгнула на позвоночник, заставив вскрикнуть. Тонко, жалобно и совершенно беззвучно – у девушки не было ни ушей, ни рта, и ее вопль никто не услышал.

Боль между тем выкручивала позвонки, выдирала их один за другим, а после дробила в мелкое крошево. Она потянулась через огонь, собиравшийся в ее животе, словно талая вода, заставляя слепо шарить где-то там, пытаясь найти хоть какое-то подходящее тело. Все дальше и дальше. За ручей, высокую траву, гладкие мшистые камни и низкие деревья, нависающие над ручьем.

Внезапно она коснулась снега. Холодного, колючего, острого, точно прибрежные камни. Сверху он казался пушистым, но стоило зарыться чуть глубже, и наст, припорошенный недавней метелью, был твердым, точно алмаз.

Тело, которое она нашла, лежало и тут и там. Оно оказалось многочисленно, могло двигаться, а значит, найти ей еду. У него было множество глаз, и девушка смотрела ими на угольные столбы заснеженных деревьев, на молочные холмы, на сыплющиеся с неба снежинки.

Наконец-то можно было избавиться от оков неподвижности и нестись вперед множеством себя. Насладиться свободой. Жизнью.

И так продолжалось до тех пор, пока она не догадалась посмотреть на себя со стороны. На седовласые загривки, на оскаленные пасти, на глаза – матовые, отталкивающие, мертвые. И в этот самый миг, ужаснувшись содеянным, указывающая потеряла контроль над своими телами.

На лицо упало нечто затхлое, закрывшее глаза. Теперь кто-то другой бежал вместо нее, несся вперед, выискивая уже не еду, а добычу. Она боролась с ним так долго, что почти лишилась всех сил. Этот некто был яростен, зол и голоден.

Но не так, как Шерон.

Он голодал от желания убивать и жаждал пожрать любого, кто окажется у него на пути. Вгрызться в плоть мертвыми зубами и вырасти в нечто более опасное и крупное. Этого нельзя было допустить, и поэтому, сосредоточившись, она нанесла один-единственный удар, перерубая связь со своим многолапым телом.

А затем вокруг наступила тьма. Закружила ее и бросила в забвение.

Серый рассвет стучался в ледяное окно, заглядывал в полутемную комнату, опережая солнце. Шерон несколько секунд изучала низкий потолок, потом приподнялась на локте. Голова после сна была тяжелой.

Лавиани не спала, сидела на соседней кровати, забравшись на нее с ногами, и не спускала с девушки глаз.

– Можно воды? – попросила указывающая, но вместо слов из горла вырвалось какое-то хриплое карканье.

Сойка поняла просьбу, взяла со стола кружку с остывшим отваром. Шерон делала осторожные глотки, не понимая, отчего подрагивают пальцы.

– Ты металась во сне.

– Должно быть, кошмар. – Девушка вернула опустевшую кружку.

– Помнишь его?

Она закрыла глаза, сосредоточилась, но в голове была лишь вязкая пустота.

– Нет. А это важно?

Лавиани помедлила с ответом, слушая, как мимо двери по коридору идет кто-то из проснувшихся постояльцев.

– Ночью огонь горел белым.

Шерон нахмурила красивые брови.

– Уверена? Вот таким цветом? – Ее левое запястье на несколько секунд охватило едва видимое белое сияние – бледный признак ее дара.

– Да.

Мгновение девушка медлила с вопросом:

– Хочешь сказать, что это из-за меня?

Лавиани вздохнула:

– Думаю, в этом трактире лишь один некромант, девочка.

– Не называй меня так.

Сойка пожала плечами:

– Указывающая, некромант. Не все ли равно? Важно, что ты та, кто ты есть. И ночью потеряла контроль над своими способностями. По счастью, в такой час не спала только я, иначе бы весь постоялый двор уже стоял на ушах. Часто с тобой такое случается?

Шерон покачала головой:

– Я всегда держу способности в узде. Ни разу за всю мою жизнь огонь не горел белым, пока я спала. Мне бы обязательно сказали.

– Ну вот я тебе и говорю, – усмехнулась та, и Шерон почудилось, что усмешка вымученная. – Это может быть связано с Талорисом?

– Возможно, – признала Шерон. – После того как я смогла коснуться заблокированного дара и убить шаутта, чувствую себя не слишком хорошо. Болезнь… Со мной такое уже случалось. В юности. Молодым указывающим требуется время, чтобы сжиться с проснувшимся даром.

– Хочешь сказать, что после Талориса у тебя появились новые способности? Новый дар?

– Нет. Все как прежде. У меня столько же сил, такие же умения. Не с чего хворать.

– Как ты себя чувствуешь сейчас?

– Гораздо лучше.

Лавиани села рядом, положила ладонь на лоб девушки, закрывая глаза. Шерон знала, что та делает – лечит и проверяет, все ли с ней в порядке. Указывающей очень хотелось узнать об этой части умений тех, кого когда-то называли таувинами, но сойка лишь отделывалась какими-то общими словами или же и вовсе рычала да просила оставить ее в покое.

– Ты идешь на поправку, девочка, – наконец произнесла Лавиани, отстраняясь. – Уже завтра, если все будет так же хорошо, сможем продолжить путь.

Только сейчас Шерон поняла, что не слышит воя ветра за окном.

– Погода улучшается?

– Да. Если повезет – пройдем перевал. У меня уже в печенках этот снег, и на той стороне гор окунемся в весну. Год, подходящий для капризов Катаклизма. Большая часть востока сплошные леса, пустоши да дикий край. Неплохие места, если честно. Мало людей.

Девушку насторожил этот беззаботный тон. Обычно Лавиани не была настроена позитивно. Поэтому Шерон спросила тихо, но твердо:

– Что-то случилось?

Собеседница пару мгновений смотрела ей в глаза, затем признала:

– Ночью ты подняла мертвых волков. Целую стаю.

Указывающая подтянула колени к груди, усаживаясь поудобнее.

– Если бы я знала тебя чуть хуже, то сочла бы, что ты шутишь. Но на такую удачу мне рассчитывать не приходится. Ведь так?

– Так. Шутки у меня обычно выходят плохие.

– Значит, волки. Мертвые. – Она попробовала это слово на вкус и ощутила на языке пепел. Просто отвратительная новость. – Сколько их было?

– Семеро.

– Немало. Кто-нибудь пострадал?

– Никто, кроме моей куртки, – не моргнув глазом ответила сойка. – Я справилась с ними.

– Хорошо. – Шерон пальцами потерла виски. – А тела?

– Оттащила к лесу, чтобы не волновать народ. Так что никто не задаст никаких вопросов. Но тебе стоит подумать, что может случиться в будущем. Особенно если поблизости будет не мертвый волк, а человек. Не хотелось бы, чтобы под боком завелся заблудившийся.

– Заблудившиеся – это проявления магии той стороны, оставшейся после Катаклизма. Они встречаются только на Летосе. Здесь – что-то другое.

Лавиани фыркнула:

– Ага. Другое. Проявление твоей магии. Но поверь, девочка, простому человеку без разницы, какой сорт поднявшихся мертвецов будет его жрать. Поэтому ты уж постарайся не допустить столь печального события.

– Если бы еще я знала, как это сделать.

– О, это проще некуда. Ты либо должна не спать, либо просыпаться, либо научиться контролировать свой разгулявшийся талант. Пойду принесу еще кипятка.

– Не все так просто.

– А разве я собиралась тебя обнадеживать?

– Постой! – окликнула ее Шерон. – Ночью точно никто не пострадал?

Сойка посмотрела на спутницу с нескрываемым раздражением:

– Клянусь своим завтраком. А теперь хватит волноваться по пустякам, и дай мне поставить тебя на ноги.

Летос был ее домом, и земли, находящиеся за морем Мертвецов, она всегда воспринимала как что-то само собой разумеющееся. Знала, что они огромны и разнообразны. Но одно дело знать и понимать, что никогда не покинешь родные острова, а другое – оказаться на материке и самой все увидеть.

После маленького герцогства, где каждая тропа, каждый фьорд, каждая сопка были известны, где в деревнях и городах все друг с другом знакомы, мир, в котором оказалась Шерон, оглушил ее. Бесконечные поля и леса, широкие реки, города с высокими домами, озера с хрустальной водой, скрывавшей под собой древние поселения, и дороги, петляющие среди высоченных снежных гор.

Но самым удивительным открытием оказались люди.

В Нимаде редко появлялись жители материка, а если кто и приплывал, то чаще всего оказывался уроженцем Варена. В путешествии Шерон повстречала мужчин и женщин из совершенно разных герцогств. Конечно, чаще всего это были северяне, но нет-нет на тракте или в придорожном трактире оказывались и жители южных герцогств. Их она рассматривала с нескрываемым интересом.

Улыбчивые соланцы с золотистой, как у Тэо, радужкой, стройные и мускулистые. Смуглые карифцы, тонкокостные, с хищными лицами и витиеватой речью. Высокие, рыхлеющие с возрастом бородатые дагеварцы, грубые и чванливые. Скуластые мутцы с раскосыми, похожими цветом на спелую вишню глазами. Удивительно светловолосые, высоченные и широкоплечие для жителей юга треттинцы. Такие же, как Мильвио, – вежливые и обходительные. Ей повезло, и она даже увидела одного из жителей Черной земли – губастого, заросшего кудрявой бородой, с волосами, собранными в косички, с кожей цвета древесного угля и необычными кольцами в носу и ушах. На него глазела не только она, но и многие другие прохожие.

Лавиани лишь смеялась, наблюдая за потрясенной Шерон.

– Твое любопытство видно невооруженным взглядом, девочка. Ты как ребенок, которого до совершеннолетия держали в подвале и теперь выпустили на задний двор, и он увидел свинью.

– Ты не понимаешь. Столько разных людей…

– Людей! – отмахнулась сойка. – На севере их считай что и нет. Весто, который тебя так поразил, по сравнению с той же Рионой не город, а деревня. Север пуст, девочка. Вспомни сама, порой мы за неделю на тракте никого не встречали. Переходы между селами по пять дней, вокруг сплошные леса, пустоши да осколки из прошлого. Катаклизм развалил Единое королевство на части, и северу, где происходили основные бои между великими волшебниками, досталось больше всего. Даже спустя тысячу лет мы не оправились от той катастрофы. Не живем, а выживаем.

– На юге не так?

Сойка на этот вопрос цокнула языком:

– Шаутт его знает, если честно. С одной стороны, все не так уж и плохо. Море, солнце, толпы народу, еда, вода, почти нет чудовищ. Разумеется, если не залезать в дикие места. Но там своих проблем хватает. Жесткие властители, жестокие войны, болезни, которых нет здесь. Ворье и убийцы. Мир вообще та еще выгребная яма. Наслаждаться им могут лишь наивные дети. Такие, как ты. И наш ловкий друг.

Шерон и не отрицала этого. С жадностью ребенка, дорвавшегося до сладостей, она изучала новый огромный мир, раскинувшийся подле ее ног. Так сильно не похожий на родину. Он был масштабнее, бесконечнее, необычнее. И в нем то и дело приходилось сталкиваться с вещами, которые казались ей непривычными.

Ночь здесь была совсем на другом счету. Да, под светом луны порой происходили странные или даже страшные вещи, но это не мешало путникам проводить время под открытым небом, ходить по городским, плохо освещенным улицам и засиживаться в тавернах за бокалом пива. Никто не запирал старых родственников на ночь в отдельных комнатах, никто не боялся тех, кто умер ночью.

И никто не зажигал фонари.

Это смущало ее, хотя она понимала, что опасности нет. Но правило, что огонь должен гореть все темное время суток, слишком сильно въелось в ее кости. Первую неделю девушка просто не могла спать до самого рассвета, чутко прислушиваясь к любому шороху. В конце концов она нашла выход из положения – зажигала на ночь свечу и смотрела на маленький теплый огонек до тех пор, пока не слипались веки.

С пламенем, которое было рядом, Шерон чувствовала себя в безопасности. Тэо отнесся к этому с пониманием, а Лавиани конечно же не преминула заметить:

– Знавала я одну девицу. Ее пьяный папаша избивал до черных синяков. Так вот, единственное место, где от него можно было спрятаться, – под кроватью. Она скрывалась там годами и, когда выросла, могла заснуть только под ней.

– Не тебе меня осуждать, – нахмурилась девушка.

– Осуждать? Полно. Я просто рассказываю историю о том, что заложенное в нас в детстве забавно отзывается в зрелом возрасте. Тебе нужен огонек, и, даже если он и загорится синим, ты этого не увидишь, так как будешь спать. А той девочке нужен был укромный угол, где ее не достал бы давно сдохший от кислого вина отец. Кстати говоря, в одну из ночей эта привычка спасла ей жизнь.

– Как? – удивился Тэо.

– Убийцы дали ей шанс, – рассмеялась сойка, и акробат с указывающей поняли, что Лавиани рассказывает о ком-то из Ночного Клана. – Проткнули одеяло, под которым никого не было, и завопили, когда она подрезала им сухожилия над пятками из своего логова.

Вспоминая все это, Шерон стояла, кутаясь в теплую шаль, и смотрела в распахнутое окно на дымчатые горы и ползущие над ними, то и дело застревающие у вершин тяжелые облака. Снег, лежащий на земле, казался серым, и в воздухе явственно пахло весной, до которой было еще три долгих месяца.

Она слышала, как открылась дверь, и с улыбкой обернулась, прогоняя с лица тревожное выражение. Акробат, на плече которого висел набитый вещмешок, спросил негромко:

– Ты уверена, что готова отправляться?

– Болезнь прошла, и я не хочу задерживаться дольше, чем это требуется. Мы и так потеряли время.

Пружина вздохнул, сунул теплые перчатки себе за пояс:

– Поверь… Тион, если он еще существует, от нас не убежит. Все равно мы не знаем, где точно его искать. А вот твое здоровье – это важно. Лавиани уверяет, что поставила тебя на ноги…

– Мальчик, чем дольше метка той стороны у тебя на спине, тем большим скептиком ты становишься. – Мрачная сойка выглянула из коридора.

– Ты знаешь, как бывает с лихорадками. Порой они возвращаются через несколько дней. И становится еще хуже, чем прежде.

Она фыркнула:

– Объясни ему, что у тебя была за лихорадка, девочка! Жду вас внизу через пять минут. И если вы провозитесь хотя бы на секунду дольше, клянусь Скованным, я никуда сегодня не пойду и лучше останусь здесь еще на день, чтобы доставать хозяина этой дыры. Хоть какое-то развлечение.

Лавиани, посмеиваясь, отправилась прочь.

– Это была необычная болезнь, Тэо. Во всяком случае, я так предполагаю.

Он молчал, ничего не спрашивая и ожидая продолжения.

– Возможно, все случилось из-за моего дара. Предполагаю, что после Талориса в нем что-то изменилось. День назад я смогла поднять мертвых.

Акробат недоверчиво покосился на нее:

– Ты шутишь? Такого не было со времен Катаклизма. Хочешь сказать, что в тебе пробудился дар настоящего некроманта?

Девушка печально улыбнулась:

– Я и есть настоящий некромант, хотя и не люблю, когда Лавиани так меня называет. Она никогда не дает мне забыть об этом. Говорят, Тион, когда отпустил колдунов из темницы Скованного, усыпил их самые опасные способности. Осталось лишь то, чем владеют указывающие. Мы веками уничтожали мертвых, а не создавали их.

– А теперь эти способности в тебе проснулись.

– Возможно, лишь одна. И пока я не знаю, когда она пробуждается и как ее контролировать. Ты должен знать об этом. Потому что подобный… дар, – слово ей не понравилось, но Шерон не нашла более подходящего, – может быть опасен.

– Опаснее пустого рядом с тобой? – Пружина рассмеялся, взъерошив свои непослушные волосы. – Не волнуйся, указывающая. Я не отступлю и не оставлю тебя.

– Даже если я чудовище? – вздохнув, спросила девушка.

Тэо подхватил ее сумку, накинул лямку на свободное плечо и ответил неожиданно серьезно:

– Ты не чудовище и никогда им не станешь. Даже если сможешь поднять целое кладбище. Кто угодно, но только не ты. Пойдем, а то Лавиани действительно осуществит свою угрозу.

Шерон согласно кивнула, стала закрывать окно и замерла, нахмурившись:

– Туман поднимается.

Тэо выглянул из-за ее плеча и увидел, как со стороны гор, постепенно захватывая зимний лес, накатывают опустившиеся к самой земле облака.

– Асторэ и все их тени. Погода снова портится.

В общем зале было многолюдно – со стороны города пришел обоз, и путники отдыхали перед завершающим отрезком пути к перевалу. Трактирщик и его семья суетились, обслуживая столы, гомон стоял такой, что хоть кричи.

Тэо нашел глазами недовольную Лавиани, в новой, только вчера купленной у какого-то тарашийца куртке. Она стояла, опираясь на обернутое в тряпки копье, сейчас казавшееся коротким дорожным посохом, и с раздражением поглядывала на людей.

– Все?

– Надо расплатиться, – напомнил ей акробат, сунув руку в карман.

Лавиани буркнула что-то о том, что можно было бы и так свалить, благо денег оставлено здесь вполне достаточно, но спорить не стала.

– Давай быстрее, мальчик. Утро скоро закончится, а идти нам больше восьми часов.

Пока он ходил, Шерон увидела среди этой толпы знакомое лицо.

– Поверить не могу! – Она услышала за спиной негромкое ругательство Лавиани. – Мильвио! Вы ли это?!

Он поднял глаза от лежавшей перед ним карты, узнал девушку, лучезарно улыбнулся, вставая со своего места:

– Сиора! Я рад встрече. Тэо рассказал мне, что вы простыли. Мы встретились с ним, когда он искал для вас лекарства.

– Вы тоже идете в Накун?

– Помните, я говорил на Летосе, что хочу посмотреть восток и добраться до Рубежа? Или, быть может, Туманного леса. Я пока не решил, что предпочтительнее. А вот вас всех, признаться честно, не ожидал встретить так далеко от Летоса.

Она понимающе улыбнулась, но не стала говорить об истинных причинах своего путешествия, чтобы ее не сочли безумной:

– Я все же решила посмотреть большой мир.

Ответить Мильвио не успел, дверь трактира распахнулась, и раздался крик:

– Ловчие! Ловчие идут!

Разговоры стихли не сразу. Кто-то, занятый беседой, даже не обратил внимания на взмыленного, тяжело дышащего человека в распахнутом полушубке, с окровавленной левой щекой.

Но постепенно к нему повернулись все, глядя с недоверием, удивлением, а кое-кто и со страхом. Шерон рассеянно подумала, что тепло уходит через распахнутую дверь, за которой вплотную стоит туман.

– О чем ты говоришь, Лит? – недовольно спросил хозяин постоялого двора, как видно знакомый с мужчиной. – Проваливай в город. Опять напился с утра пораньше?

– Да послушайте же! – в отчаянии закричал тот. – Нет больше никакого города! Ловчие пришли! Большой отряд. Мы едва убежать успели. К ущелью, а там их еще больше! Костры горят, шатры свои ставят, весь гарнизон раздолбали.

– Сказки! – как-то слишком уж неуверенно сказал кто-то из посетителей.

– Герцог давно заключил соглашение с их старейшинами. Мы живем мирно больше пятнадцати лет.

Лавиани оказалась рядом, положила руку на плечо Шерон, покосилась на Мильвио с большим недовольством и произнесла тихо:

– Двигай к черному ходу, девочка.

– Что? – опешила указывающая.

– Она права. – Мильвио смотрел лишь на распахнутую дверь. – Мы уходим прямо сейчас.

– Мы?! – уставилась на него сойка.

Но он уже подтолкнул обеих к коридору. Шерон, видя их серьезные лица, решила не спорить. Лишь повернула голову туда, где стоял Тэо, и махнула ему рукой. Лавиани повторила ее жест.

– Пружину надо подождать. – обеспокоенно предложила указывающая.

– Не дурак. Нагонит. – Сойка даже не остановилась, плечом толкнув дверь хозяйственных комнат, расположенных за кухней. – Фламинго, у нас разные пути. Даже не думай примазываться.

– Сегодня дорога одна, сиора. И она ведет как можно дальше отсюда.

– Кто такие ловчие и почему мы уходим так спешно? – Шерон застегивала пуговицы своей длинной куртки.

– Те, кому ты очень понравишься, девочка. Они обожают смазливых рабынь.

– Неправда, – откликнулся Мильвио, поглядывая по сторонам. – Рабов они берут, но не во время рейдов. После таких вылазок оставляют лишь трупы. К деревьям.

Он указал на едва видимые в тумане белые ели. Они поспешили туда, и Шерон заметила, что Лавиани смотрит на следы, остающиеся в насте, как на самых подлых предателей.

– Почему мы так спешно ушли? – Указывающая оглянулась, но Тэо все еще не было.

– Отряды разведчиков ловчих двигаются быстро, сиора. И если они действуют так же, как и прежде, то будут здесь в течение получаса.

– Но люди, которые там… – Девушка остановилась. – На постоялом дворе. Выходит, они в опасности.

– Мы тоже в опасности, – с некоторым раздражением из-за этой остановки проворчала Лавиани. – Самые умные поступят так же, как и мы, разбегутся кто куда и будут молиться, что поймают не их. Идиоты станут до последнего спорить, что такого не может быть и ловчие соблюдают перемирие. Их герцоги-то не всегда соблюдают, что уж говорить о дикарях!

Шерон, понимая, что убедить сойку не получится, повернулась к Мильвио, сказав твердо:

– Мы не можем так уйти. Им надо помочь.

– Кому помочь? – уже откровенно зло спросила Лавиани. – Там почти сорок душ, половина из них при оружии. Мы услышали слух и дунули, решив не проверять, реальность он или выдумка. Вернемся туда и, если ловчих окажется много, сдохнем, а твоя девица так тебя и не дождется.

Глаза Мильвио были темны, а на лице появилась печаль:

– При всем моем желании я не смогу спасти всех, сиора. Но зато смогу защитить вас обеих, если мы поторопимся уйти от обжитых мест как можно дальше.

– Как видно, Скованный послал мне хоть одну разумную голову, – возблагодарила небо сойка. – Фламинго, присмотри за ней. Я за циркачом. Какого шаутта он там застрял?

Шерон сделала шаг следом за ней, но остановилась и опустила плечи, ощущая свое бессилие. Они оба правы, но от этого ей было не легче.

К ее удивлению, снега в лесу было гораздо меньше, чем на тракте, и ноги проваливались лишь по щиколотку. Туман все еще держался в воздухе, если так можно было назвать едва видимую глазом дымку.

Шерон сидела прямо на снегу, на расстеленном плаще Мильвио, пытаясь слушать тишину. Ее спутник стоял, сложив руки на груди. Он был абсолютно спокоен.

– Нам надо идти дальше, – наконец сказал он.

– А Лавиани и Тэо? Мы даже не договорились, где встретимся.

– Не волнуйтесь об этом. Я немного успел узнать вашу спутницу. Уверен, она найдет нас. А мы тем временем будем двигаться дальше.

– К городу?

Мильвио с сожалением покачал головой:

– Если слова того человека верны, то в городе нас ждут одни лишь трупы. И ловчие петли. Ущелье для нас тоже закрыто. Осталась дорога через пущу, хоть это непросто в такое время года. К вечеру выйдем на Старый тракт, тянущийся вдоль хребта.

– А дальше?

– Есть несколько троп через горы. До них примерно неделя пути. Если все будет хорошо, совсем скоро окажемся на той стороне. Давайте пойдем, сиора Шерон. Вы, того и гляди, замерзнете.

– Просто Шерон, Мильвио. Оставьте «вы» для тех, кто с вами не знаком.

– Тогда и тебе не стоит…

Она покачала головой:

– Во мне нет благородной крови. В отличие от вас.

– Это всего лишь кровь. Она так же горяча и красна, как у тебя. А когда заканчивается, мы умираем, как и все остальные. Я настаиваю.

– Хорошо. Мильвио. – Девушка на секунду закрыла глаза, собираясь с силами, встала. – Ты прав. Надо идти. Кто такие эти ловчие? Почему их так боятся?

– Когда случился Катаклизм, кое-кто счел, что это наказание всем людям за пороки и грехи. Что мир упал во тьму и никогда не выберется из нее. Тогда они придумали себе новых богов. Тех, кто жил во мгле ущелий и мог защитить от куда большего зла.

– Ложных богов, – уточнила Шерон.

– И кровавых. Эти люди ушли в горные долины и на несколько веков пропали из виду. Их потомки… скажем так, одичали. – Треттинец пропустил девушку вперед, указав на звериные следы, складывающиеся в тонкую тропинку. – Однажды они появились в мире, и никто подобного не ждал. Они собрали кровавый урожай, посвятили его своим идолам и исчезли на пять лет. Дикарей не стали преследовать, слишком опасными воинами они оказались, и те, кому удалось выжить, говорили, что на их стороне была сама тьма.

– Магия?

– Не могу сказать. Это древние слухи. Сколь они правдивы… – Его зеленые глаза стали задумчивы. – Зато правдой является то, что бойцы ловчие отличные. Дикари, варвары, неграмотные пастухи, а сражаются точно звери. Жестокие и опытные. У них нет страха, дерутся до последнего, потому что считают, что за ними боги. Поэтому когда с ловчими встречаются солдаты из приграничных гарнизонов, в восьми случаях из десяти они проигрывают схватку.

– Понимаю, почему герцогу проще было платить горцам, чем драться с ними.

– Не понимаешь. Герцог платил вождям, чтобы ударные копья не разорили весь восток страны. Даже несмотря на откуп, раз в пять лет ловчие покидают горные замки, чтобы утолить жажду крови своих богов. Молодые воины проверяют свою удаль, ловят женщин, убивают мужчин, нападают на фермеров или деревни.

– Герцог жертвует своими подданными? – Услышанное не понравилось Шерон. – На Летосе это просто невозможно.

– Вашу страну считают жестокой, но, поверь, есть места и похуже. – Ей показалось, что произнес он это будто извиняясь. – Здесь одно мнение: маленькая ферма или случайные путники на тракте раз в пять лет… Это куда меньшая жертва, чем полноценный рейд.

– Ты тоже так считаешь?

– Я не политик и ценю жизни. Во всяком случае, стараюсь это делать. – Нога мечника провалилась глубоко в снег, и он оперся на сосновый ствол, чтобы не упасть. – Возвращаясь к ловчим… в этот раз, судя по известиям про город, они нарушили договоренности и устроили полноценную вылазку, чего не было довольно давно. И лучше нам не встречаться.

– Ты сталкивался с ними?

– Однажды.

Она кивнула, принимая во внимание его слова. И подумала о Лавиани и Тэо. За них Шерон волновалась куда больше, чем за себя.

Снова пошел снег. Мелкая крупа сыпалась между веток, попадая на капюшон. Дорога через заиндевевший лес забирала много сил, девушка устала, но не в ее правилах было жаловаться.

Она потеряла счет времени, и о том, что скоро вечер, говорили лишь густые тени под деревьями и уходящие из мира краски. Мильвио приноровился к ее темпу, не спешил и то и дело оборачивался через плечо, проверяя, как она себя чувствует, прокладывал тропу.

– Мы не заблудились? – тихо спросила указывающая, когда они вышли на опушку. Лес здесь заканчивался, и на заснеженном поле торчало одинокое высохшее дерево.

– Горы на востоке, – ответил мечник, махнув рукой куда-то за ели. – Все это время мы идем вдоль тракта. Просто получается в четыре раза медленнее. Прости за неудобство.

– Это куда лучше, чем отдать свою кровь в жертву богам, которых даже не существует.

Мильвио понимающе рассмеялся.

– Если устанешь, скажи.

– Сделаем привал?

– Не думаю. Скоро ночь. Остановившись, мы замерзнем. Я просто понесу тебя.

Наверное, на ее лице отразился ужас оттого, что ему придется тратить такое количество сил, когда вокруг снег, то и дело обхватывающий их ноги, поэтому треттинец сказал:

– Ты маленькая и легкая. Носил я в своей жизни вещи куда тяжелее.

– Думаю, это не потребуется. Просто продолжим идти.

– В тебе есть сталь, Шерон из Нимада. Это достойно уважения. Впрочем, от указывающей я не ожидал ничего иного.

Она подумала о том, что надеется быть не слишком большой обузой для него, так как понимала – без нее Мильвио шел бы гораздо быстрее.

– Где твой алый плащ? – неожиданно спросил спутник.

– Когда мы оказались на материке, Лавиани посоветовала от него избавиться. Как и от браслета с ожерельем. Люди здесь не слишком рады видеть таких, как я.

– Меня это правило не касается.

– Ты один из немногих. Так что я закопала вещи в Прибрежном.

– Разумная предосторожность, – одобрил мечник и повернул голову направо, а затем быстро приложил палец к губам.

Она посмотрела в ту же сторону и увидела двоих мужчин. Один при оружии, без шапки. По седине в волосах она узнала воина с постоялого двора. Другой, бородатый дагеварец, с пурпурным от бега лицом, пытался не отстать, но было видно, что он на последнем дыхании.

Решение к Шерон пришло сразу же.

– Мильвио, лучше, чтобы в бою лишний меч был с нами.

Треттинец окликнул бегущих. Седовласый остановился, его рука тут же схватилась за тарашийскую саблю[5]. Поняв, что перед ним не враги, мужчина, сменив направление, припустил в их сторону. Дагеварец же остановился, уперев руки в колени, и пытался отдышаться.

– Сколько их? – спросил Мильвио у старого воина.

– Четверо. В минуте от нас.

– От вашего друга будет толк, сиор? – Бастард покинул ножны.

– Он мне не друг. – Седовласый вытер рукавом скудную бороду, в которой висели льдинки. – Вряд ли купец способен драться.

Дагеварец преодолел последние ярды, упал в снег, сбросив с плеча увесистый мешок, и его огромное брюхо тяжело вздымалось.

– Насколько хорош ваш клинок? – Воин, прищурив серые глаза, смотрел, как на прогалине появляются люди в рогатых шлемах.

– Пока он оставлял меня в живых.

– Четверо против двоих. В моей жизни бывало и похуже. – Человек для пробы несколько раз взмахнул мечом, и тот разрезал воздух перед ним.

– Ненавижу вашу страну, – между тем простонал снизу торговец. – Варвары! Какие же вы все варвары.

– Вставай в очередь, – усмехнулся воин. – А тебе, девонька, лучше отойти. Жаль, что у меня нет щита. Все было бы гораздо проще.

– Только недалеко, Шерон. Я не смогу тебя защитить, если ты побежишь, кто-нибудь из них за тобой погонится, а мы будем связаны боем.

– Я не побегу, – ответила указывающая, отступая и обнажая длинный, узкий кинжал, висевший у нее на поясе.

Девушка не собиралась сдаваться, и, если уж ей придется остаться в этом лесу, она не даст им принести себя в жертву. Жаль только, что Найли ее смерть не спасет.

Ловчие, люди, которых все так боялись, не выглядели чудовищами, пускай их лица и бороды были размалеваны желтой краской. У троих были щиты и шипастые палицы, у четвертого широченный зазубренный клинок, который он нес, положив на плечо.

Толстяк-дагеварец, увидев их, вскрикнул, вскочил и, бросив свои пожитки, побежал к лесу.

– С ними можно договориться? – спросила Шерон.

– Можно. Если ты их вождь, шаман или темный бог, девонька.

Указывающая мало что понимала в схватках и не успевала следить за тем, как стремительно развиваются события. Звон стали, хрип, ругань, рычание, первая кровь и… первый труп. Ловчий с рассеченной грудной клеткой упал под ноги Мильвио, но Шерон уже не увидела, что с ним случилось дальше.

Боец, кинувшийся к ней, больше хотел напугать, чем покалечить. Поэтому палица с коваными шипами прошла рядом с головой, а затем ловкой подсечкой ее сбили с ног. Она упала в снег левым боком, даже не успев испугаться. Он навис над ней, рыча, точно зверь, потрясая щитом и оружием, тараща глаза, желая запугать.

Но она не испугалась. Кинжал все еще был в ее правой руке, и она что есть силы резанула его по икре. Острая сталь без труда рассекла шерсть, ткань и плоть под ними.

Ловчий закричал, но скорее не от боли, а от ярости, отпрянул назад, и это дало ей возможность вскочить и побежать прочь. Пошатнулась из-за снега, которого здесь было до середины голени, и это спасло ей жизнь. Брошенная вслед палица пролетела там, где секунду назад находилась ее спина.

Оружие исчезло в сугробе, рядом с деревьями, где виднелись следы убежавшего торговца. Это был ее шанс. Она сунула кинжал в ножны, оказалась возле сугроба и руками в перчатках стала разбрасывать холодную крошку, пытаясь найти палицу прежде, чем припадающий на раненую ногу ловчий доберется до нее.

За спиной раздавались крики и звон оружия. Несколько раз она оборачивалась, не переставая раскидывать снег, проверяя, где находится враг, и наконец пальцы нащупали рукоятку.

Шерон вскочила и ударила снизу вверх, метя в челюсть противника. Но он выставил щит, отбивая оружие. Указывающая, не ожидавшая этого, вскрикнула от боли, пронзившей запястье, и палица вновь канула в сугробе.

Мускулистая рука поймала девушку за ворот куртки, рванула вверх, и Шерон почувствовала, что ноги потеряли опору. Она забыла о кинжале, все, что у нее оставалось, – лишь ее дар. Белое сияние охватило левую ладонь, и она кинула его человеку в лицо, уже зная, что это никак не поможет. Ее способности были опасны лишь мертвым.

Но эффект превзошел ожидания.

Ловчий с испуганным воплем отшвырнул ее от себя. Приземляясь, Шерон оперлась на травмированную руку, вскрикнула. Мир словно утратил звуки, закружился, и, чтобы сопротивляться этой вязкой патоке, потребовались все силы. Даже через боль она понимала, что испуг не будет длиться вечно и для спасения своей жизни надо двигаться.

Кинжал по рукоятку вошел в правый бок ловчего, не встретив на своем пути никакого сопротивления, погрузившись так легко, словно перед ним были не слои плотной свиной кожи, шерсти и человеческой плоти, а вода. Второй удар у нее получился куда менее успешным, полотно прошло по ребру, и клинок застрял.

Она отскочила назад от метнувшегося к ней круглого щита, который должен был разбить лицо. Мужчина зашатался, сделал шаг в ее сторону, закашлялся, захрипел, и из его раны на снег ручейком потекла кровь. Он посмотрел на нее, словно не веря, а затем упал да так и остался лежать, уже не шевелясь. Снег вокруг него медленно напитывался красным.

Шерон не знала, какое из чувств сейчас преобладает: облегчение, что осталась жива, или ужас оттого, что убила человека.

Она села рядом с трупом, баюкая руку, прижимая ее к груди, затем опустила в снег, ощущая, как жар, пульсирующий в запястье, медленно ослабевает.

Мильвио подбежал к ней, наклонился, заглядывая в лицо:

– Цела? Не ранена?

– Дай мне минуту. Я приду в себя, – попросила она. – Рука.

– Мне надо посмотреть. Пошевели пальцами.

Девушка сделала, что он просил, сказала:

– Вряд ли это перелом. Просто выбила. Лавиани подлатает.

– Она лекарь? – удивился тот.

– В каком-то смысле.

Мильвио снял с шеи шарф и, несмотря на ее возражения, соорудил повязку.

– Не так уж они страшны, – произнесла девушка, осторожно сунув руку в петлю, перекинутую через ее плечо и шею. – Что с ним?

Седовласый воин был слишком далеко, чтобы она могла рассмотреть детали. Слышала лишь, как он громко костерит мертвецов.

– Потерял ухо и легко ранен в предплечье. Ему тоже надо помочь.

– А ты?

– Повезло. Ни царапины. Эта часть копья была слишком молода и неопытна. Пойдем.

Шерон улыбнулась через силу.

– Мне требуется минута. Иди. – И, видя, что он колеблется, успокоила: – Не волнуйся за меня. Все страшное уже позади.

Он понял ее взгляд, обращенный на мертвого, в груди которого все еще торчал застрявший кинжал.

– Ты права. Нет ничего хорошего в убийстве. Но если бы ты этого не сделала, мы бы не разговаривали.

– Я понимаю. – Указывающая вздохнула. – Со мной все будет хорошо. Честно. Иди.

– Успокою нашего нового друга. Иначе он своими проклятиями привлечет всех ловчих по эту сторону гор.

Она осталась одна и посмотрела на мертвеца. Смерть уже превратила глаза в стеклянные пуговицы, но кровь все еще продолжала бежать из ран, пропитывая снег ярко-алым. Теперь он уже не казался грозным и страшным. Боевая раскраска, шлем, съехавший на лоб… Это все не давало рассмотреть ей самое главное – он был ужасно молод. Совсем недавно его еще можно было считать мальчишкой, пускай ростом и комплекцией он был побольше Тэо.

– Убит женщиной, – прошептала она мертвому. – Наверное, для вас это хуже позора. Я сделала все правильно, но ты все равно прости меня.