Глава 8
Чудовище
Любовные утехи короля с молоденькими, но обязательно глупенькими девушками, маркиза устраивала сама. Они были нужны на ночь, не больше, а удовлетворенный король возвращался вновь к мадам Помпадур.
Какое-то время Генриху удавалось обходить острые углы в общении с Алисой и играть роль отца. Он даже согласился заходить в детскую. Целовать девочку сам он не решался, но довольно сносно скрывал отвращение, принимая ее поцелуи. Сесиль была довольна мужем и, как прежде, нежна. Гром разразился среди ясного неба.
В субботу вечером на улице шел дождь. В доме стало прохладно. Разожгли камин. Генрих сидел в кресле-качалке и читал газету. У огонька его разморило: он задремал. Проснулся Генрих от мокрого и, как ему показалось, липкого на своих щеках. Открыв глаза, он с ужасом обнаружил, что Алиса залезла к нему на колени. Она ела большую конфету и целовала его мокрыми и липкими губами. От неожиданности Генрих вскрикнул и с отвращением сбросил с себя ребенка, словно гусеницу или паука.
Увидев это, Сесиль пришла в ярость. Алиса явно ударилась, но не плакала, а лишь испуганно переводила глаза с матери на отца. Горничные подхватили девочку и унесли, понимая, что назревает скандал. И скандал разразился.
– Генри, я считала тебя добрым, справедливым и благородным человеком, – краснея от гнева, четко нанизывала слова Сесиль, – но боюсь, что ты в один миг развеешь мою веру в тебя. Зачем ты согласился взять Алису, если испытываешь к ней не просто отвращение, а брезгливость?
Генри не стал защищаться, а сразу пошел в атаку.
– Затем, что ты слишком хотела этого, – резко ответил он. – Я решил не мешать тебе в твоих глупостях, но это вовсе не значит, что я должен принимать участие в фарсе. Ах, прекрасная благородная дама мечется по приютам, собирает уродов и окружает их всяческой заботой. Со стороны это выглядит эффектно, согласен. Но не за мой же счет!
– Генри! Замолчи сейчас же! – едва не плача закричала Сесиль. – Как тебе не стыдно, Алиса человек, понимаешь?! Человек!
– Я тоже человек, – напомнил Генрих и возмущенно продолжил: – не возьму в толк, почему мои мечты о ребенке, о доброй дружной семье должны разбиваться об эту неведому зверушку. Ради любви к тебе я согласен терпеть это в доме, но не заставляй меня притворяться и сюсюкать. Все, а теперь, с твоего позволения, я пойду спать. Уже поздно и самое время.
– Нет, ты не будешь спать, – взбунтовалась Сесиль. – Я не дам тебе спать, пока мы не поговорим серьезно, без этих дурацких эмоций.
Доферти попытался уйти от разговора.
– Ну уж нет! – возмутился он. – Мало того, что из-за этой девчонки ты шпыняла меня весь день, так ты еще и ночь собираешься превратить в сущий ад. Никаких разговоров! И вообще, я отправляюсь спать в кабинет!
– Генри, остынь! – успела крикнуть вслед мужу Сесиль, но звук хлопнувшей двери кабинета, раздавшийся словно выстрел, заглушил ее голос.
Она уронила лицо в ладони и разрыдалась. Это была их первая ссора.
Утром Генрих завтракал в одиночестве, впервые с тех пор как они поженились с Сесиль.
– Миссис Доферти гуляет с Алисой в саду, – доложила Августа, исполняющая роль экономки, секретаря по домашним делам и друга Генриха одновременно.
Доферти уже жалел, что вспылил накануне, и собирался помириться с женой, но от такого сообщения пришел в ярость.
«Я не спал всю ночь, переживал, казнил себя, а она спокойно отправилась на прогулку с этой девчонкой, – гневно ковыряя вилкой в тарелке, подумал он. – Ну нет, это уж слишком! Раз так, сегодня же не будет этой Алисы в моем доме».
С такой мыслью Доферти, несмотря на воскресный день, отправился на работу. Вечером, вернувшись домой, он узнал, что его планы сбылись: жена, прихватив урода, покинула Нью-Йорк. На письменном столе в своем кабинете он нашел письмо.
«Милый Генри, – писала Сесиль, – ты читаешь эти строки, а мы с Алисой уже в Калифорнии. Я мечтала, что мы отправимся на виллу втроем, но теперь понимаю – это невозможно. Девочка не должна стать свидетелем наших ссор. Тем более она не должна почувствовать твою ненависть к ней. Я очень люблю тебя, люблю!!! Уже страшно скучаю. Умоляю, поскорей разберись в себе. Знаю, ты мудрый и справедливый, а потому очень скоро приедешь сюда, чтобы поцеловать меня и Алису.
Навек твоя Сесиль».
Сердце Генриха мгновенно оттаяло. Ругая себя последними словами, он бросился звонить в Сайсн, где неподалеку от Ошенсайда на берегу Тихого океана в живописном местечке расположилась его роскошная, утопающая в зелени вилла. Трубку подняла сама Сесиль и очень обрадовалась.
– Генри, милый, оказывается, я совсем не умею с тобой ругаться, – огорченно призналась она.
Доферти иронично ее успокоил:
– Зря волнуешься, дорогая, для первого раза у тебя получилось отлично. Ты очень талантливая.
– Ты шутишь, значит, не сердишься, – возликовала Сесиль и рассмеялась.
Звонкий чарующий смех жены окончательно растопил сердце Доферти.
– Милая, оказывается, я совсем не умею на тебя сердиться, – абсолютно искренне признался он.
– Зря волнуешься, дорогой, для первого раза у тебя получилось отлично. Ты очень талантливый.
– И это все, что ты можешь сказать?
– Ах, Генри, сам знаешь, что не все. Приезжай сейчас же, иначе я сойду с ума. Мы тебя любим, так полюби же и ты нас. Алиса утомила меня вопросами: «Где папа? Где папа?» Любимый, приезжай к нам скорей.
При упоминании об Алисе Доферти огорченно поморщился, но постарался не обнаруживать своих ощущений.
– Любимая, к сожалению, поскорей я не смогу, – нежно произнес он.
– Почему?
– Дела. Но на следующей неделе обязательно выберусь к вам. Как Алисе понравилась вилла?
– Девочка сразу же заявила, что она в раю. Представляешь, она постоянно держит меня за руку. И знаешь почему?
– Почему?
Сесиль вновь рассмеялась.
– Боится заблудиться. Ей кажется, что здесь комнат больше, чем в монастыре. Дать ей трубку?
Генрих поспешил отказаться:
– Нет, нет, дорогая, мне пока стыдно разговаривать с ней. Лучше поцелуй за меня малышку. Думаю, этого будет достаточно.
– Хорошо, – согласилась Сесиль и, добавив: – Мы ждем тебя, – повесила трубку.
Доферти с досадой констатировал, что голос жены вновь стал холодным и чужим, совсем как во время их ссоры.
«Уродство Алисы пока лишь отталкивает меня, но если так и дальше пойдет, я возненавижу эту девчонку», – с грустью подумал Доферти.
Алиса не подозревала о своем уродстве. Интуитивно она чувствовала, что отличается от других детей не в лучшую сторону, но осознать, чем именно, еще не могла.
Что такое семья, она знала из рассказов старших подруг, которых брали к себе на выходные дни богатые дяденьки и тетеньки. Подруг этих называли доченьками, а сами они называли дяденек и тетенек папочками и мамочками. Многих девочек потом оставляли в огромных красивых домах, кормили конфетами, задаривали игрушками, и Алиса страшно завидовала им. Поэтому при каждых новых смотринах она разыгрывала душещипательные сцены с криками «мамочка, наконец-то я тебя дождалась», но тщетно. Она понять не могла, почему взрослые осыпают других детей ласками, в то время как от нее смущенно отводят глаза. Она многократно спрашивала об этом и сестру Марию, и сестру Терезу, но те убеждали ее, что это вовсе не так, что она, Алиса, все придумывает. Бедняжка делала вид, что соглашается, и страдала, страдала, страдала…
Ночами, лежа в приютской кроватке, она уносилась мечтами в эти загадочные прекрасные дома к добрым папам и мамам, на самом деле не слишком-то надеясь, что мечтам ее суждено сбыться.
Красота юной Сесиль ослепила Алису. Она даже заробела, задумавшись, можно ли прыгать на шею к такой прекрасной тетеньке. Все предыдущие «мамы» (а гостей приюта дети между собой по-другому не называли) не были так молоды, так красивы и так нарядны. И все же Алиса набралась храбрости, прыгнула и… О чудо!
Никогда раньше девочка не знала, что радость может доставлять страдания. Всякий раз при взгляде на Сесиль как-то странно щемило в ее маленьком одиноком сердце и хотелось плакать. Почему, Алиса не понимала, но так ей было хорошо, хорошо до слез. Гордость переполняла Алису. Гордость за то, что ее мама самая красивая на свете, что она умеет так красиво звенеть голосом, когда смеется, так красиво ходит и бегает, так красиво одевается и живет в таких красивых домах.
К тому, что Сесиль ее мама, Алиса привыкла мгновенно. Девочке даже казалось, что именно эту женщину она видела в своих снах и мечтах. А вот к Генриху малышка отнеслась настороженно. Слово «папа» с ее уст шло с огромным трудом, а мысленно она его называла не иначе как дядя. Сразу почувствовав, что со стороны Генриха исходит опасность, Алиса на всякий случай решила демонстрировать ему всяческую любовь. Поэтому когда Сесиль закричала: «Доченька, наш папа приехал!» – Алиса сорвалась с места и устремилась навстречу строгому дяде. Сорвалась слишком поспешно, больно ударившись при этом об угол стола и разбив в кровь губу. В иное время она вряд ли сумела бы сдержать плач, но, интуитивно чувствуя ответственность момента, малышка украдкой слизала кровь и героически заставила себя улыбнуться.
Конец ознакомительного фрагмента.