Глава 5
Яблоко раздора
Маркиза Помпадур стала не просто фавориткой, но незаменимым другом и советчицей, оказывавшей сильнейшее влияние на монарха.
Сесиль очень ответственно подошла к материнству, а вот Генрих ее разочаровывал. Она весь день планировала серьезный разговор с мужем, но никак не думала, что разговор этот произойдет в их спальне под балдахином на бескрайней кровати в стиле барокко.
– Ах, Генри, ну Генри, погоди, не сейчас, – скрывая раздражение, просила Сесиль, уворачиваясь от поцелуев мужа.
– А когда же, когда? – пылко шептал он, страстно прижимая ее к себе.
– У меня не то настроение.
– Почему? Что случилось? – продолжая тискать жену, равнодушно поинтересовался Генрих.
– Нам надо поговорить о нашей проблеме, – неожиданно для себя выпалила Сесиль.
Он удивился:
– В постели?
– Да, в постели, а почему бы и нет?
Генрих нехотя разомкнул объятья, огорчился, откинулся на подушку и холодно осведомился:
– И о чем же мы будем говорить?
– Как о чем? – изумилась Сесиль. – Об Алисе, конечно, о ее воспитании, о наших дальнейших действиях. Я хочу знать твое мнение.
– Мое мнение? Вот прямо сейчас?
– Ну да, я хочу знать, что ты обо всем этом думаешь.
– Дорогая, о чем «этом»?
Сесиль не смогла сдержать нарастающего раздражения и со слезами воскликнула:
– Ах, Генри, пожалуйста, не зли меня! Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.
Доферти поразился:
– Даже слезы? Все так серьезно, а я не в курсе. Дорогая, прости, но я абсолютно ничего не понимаю. Уже двенадцать ночи, завтра у меня три важные деловые встречи, – он досадливо поморщился, – одна из них, между прочим, с этим чванливым шейхом, от инвестиций которого зависит будущее моего проекта и нашей компании.
– У тебя постоянно проекты и встречи, – упрекнула мужа Сесиль.
Генрих возмущенно взглянул на жену:
– Я виноват в том, что наша семья процветает? Это новость! Я думал, ты меня понимаешь.
Он покинул кровать, набросил на себя домашний халат, туго подвязал его поясом, расшитым золотом, включил свет и подошел к зеркальному бару.
– Что происходит? – спросил Доферти, наливая в бокал из горного хрусталя дорогой бурбон. – Почему я сегодня натыкаюсь на серьезные разговоры как раз в тот момент, когда нуждаюсь в нежности и любви? Ты никогда так себя не вела.
Он поставил бокал на каминную доску, вознес руки к помпезной люстре и с обидой воскликнул:
– Господи, о чем это я?! Ты была грубой и злой! Догадываюсь, что в этом виновата Алиса.
Сесиль нахмурилась и возразила:
– В этом ты виноват, дорогой.
– Выходит, я правильно понял причину твоего необычного холода, – удовлетворенно отметил Доферти и сообщил: – Знай я, что ребенок так сильно изменит нашу счастливую жизнь, никогда бы не поддался на твои уговоры.
Сесиль ударила кулачком по подушке и воскликнула:
– Генри, я тебя не узнаю! Где мой добрый и все понимающий Генри? При чем здесь ребенок?
– А разве не о нем пойдет речь? – окончательно рассердился Доферти и заключил: – Алиса всего один день в нашем доме, а ты уже и видеть меня не желаешь! Мои ласки тебя раздражают!
– Глупости. С чего ты взял? – растерялась Сесиль.
Генрих хорошо изучил жену, а потому пошел в наступление.
– Я не виноват, что люблю все красивое, – начал он свой монолог. – Я всю жизнь окружал себя только красивыми дорогими вещами. В нашем доме красивые даже горничные, кухарки, водители и садовники, ты же поселила в мой мир совершенства такое уродство, что меня в дрожь бросает и волосы дыбом. А теперь ты еще разрушаешь гармонию нашей любви. Ты требуешь от меня невозможного, но я, превозмогая себя, стараюсь тебя ублажить. Ради тебя я сегодня общался с Алисой, даже шутил. Ради тебя я смирился и готов не замечать ее безобразную внешность, а где благодарность? Весь день ты придиралась и дулась. За обедом одергивала меня после каждого слова, весь вечер я находился под твоим неусыпным вниманием и, конечно же, все делал не так. А когда я отказался пойти с тобой в детскую, ты расплакалась и убежала. А я не пошел потому, что знал: ты заставишь меня целовать перед сном ребенка, как это делают любящие отцы. Но я не люблю Алису! И никогда ее не полюблю!
Сесиль слушала мужа и каменела. В конце речи она уронила голову на подушку и разрыдалась.
– Зачем же ты позволил ее забрать из монастыря? – всхлипывая и подвывая, спросила она.
Генрих смягчился. Он присел на кровать и, погладив жену по золотистым кудряшкам, нежно сказал:
– Дорогая, все не так ужасно, как ты представляешь. Зато я безмерно люблю тебя, а потому не хотел огорчать свою крошку и согласился, но теперь понимаю, что переоценил свои силы. И дело как раз не в Алисе, дело в тебе. Я хотел ребенка, но даже представить не мог, что буду вынужден так ему угождать, а главное, что это будет так сложно. Если верить твоей реакции, то любое мое слово может испортить Алисе всю жизнь. Ты так увлеклась этой девочкой, что я почувствовал себя брошенным и нелюбимым. Ты весь день меня только ругала, щипала и всем видом показывала, как я тебя раздражаю. У меня все внутри обрывается, когда ты сердишься на меня. Это невыносимо. И хуже всего то, что я понял: теперь так будет всегда.
– Какой ужас! – еще горше разрыдалась Сесиль, обвивая шею мужа руками. – Прости меня, мой сладенький, мой родной, мой любимый! Я глупая! Даже не понимала, что делаю тебе больно, а ты терпел и молчал! О-о-о, какая я сегодня плохая, – поливая Генри слезами, простонала она. – Я сердилась лишь потому, что ты плохо скрывал неприязнь к малышке. У тебя на лице отражалась брезгливость. Милый, я теперь все поняла, я хочу это исправить.
Доферти насторожился. «Кажется, я пережал», – подумал он и спросил:
– Каким образом ты собираешься это исправить?
– Завтра же мы с Алисой переедем в дом для гостей, – с гордостью сообщила Сесиль. – Ты будешь видеть ребенка только по праздникам. Все равно ты весь день на работе, а ночью я уложу спать Алису и прибегу в нашу спальню к тебе под бочок.
Генрих задумался, прокрутил в голове перспективы подобной жизни. Они ему не понравились.
– Если я редко бываю дома днем, зачем вам из него переезжать? – задал он логичный вопрос и решительно постановил: – Никаких переездов. Обещаю скрывать негатив к Алисе. Более того, если ты не будешь меня заставлять целовать ребенка, возможно, негатив и пройдет. В остальном я буду хорошим отцом. Игрушки, развлекательные прогулки и праздники гарантирую. Ради тебя я готов на все.
Сесиль обняла мужа и нежно произнесла:
– Милый, ты такой замечательный у меня. Обожаю тебя. Иди ко мне. Быстро. Прямо сейчас.
Засыпая, Генрих отметил, что после их неприятного разговора секс заиграл новыми красками.
«Такой страстной Сесиль еще никогда не была, – подумал он и удовлетворенно решил: – Если на нее так Алиса влияет, то пусть у нас и живет этот урод».