Глава 2. Человек ниоткуда
Более века писатели, исследователи, правительства разных стран и их разведки пытаются разобраться в тайне личности и происхождения Сиднея Рейли. Практически ни у кого не вызывает сомнений, что его настоящее имя было Зигмунд Розенблюм. Отчасти это объясняется тем, что сей, казалось бы, неоспоримый «факт» неоднократно приводился в многочисленных книгах и публикациях на протяжении долгого времени. О происхождении Рейли и его семьи писали многие авторы. По версии Робина Брюса Локкарта, Рейли родился «недалеко от Одессы»{32}. Эдвард ван дер Роер также указывает местом его рождения «Одессу, черноморский порт»{33}, равно как Джон Костелло и Олег Царев{34}. Майкл Кеттл, однако, утверждает, что Рейли родился в царской Польше{35} – эту версию разделяют Кристофер Эндрю{36} и Ричард Дикон{37}. Рейли и сам рассказывал многочисленные истории о своем происхождении. В разное время его отцом был: ирландский капитан морского флота, ирландский священник, русский аристократ. У его жены Маргарет сложилось впечатление, что он был сыном богатого землевладельца и приехал из Польши или из России{38}. В своей книге «Британский агент» Роберт Брюс Локкарт, дипломат, посланный в Россию Ллойдом Джорджем в 1918 году, утверждает, что родители Рейли были родом из Одессы, хотя далее в своих воспоминаниях он нигде не упоминает место рождения Рейли{39}. Среди мест в Ирландии, где, по словам Рейли, он якобы родился, упоминаются Клонмель в Типперери и Дублин{40}. Сопровождая бригадира[3] Эдварда Спирса в Прагу в 1921 году, Рейли, якобы будучи на обеде в британской миссии, рассказывал присутствующим эпизоды из своего одесского детства. Когда же кто-то из сотрудников миссии спросил, почему в таком случае в его паспорте местом рождения указан Типперери, то Рейли будто бы ответил: «Была война, и я приехал сражаться за Англию. Мне нужен был английский паспорт и, соответственно, английское происхождение, а от Одессы, сами знаете, далеко до Типперери!»{41}[4] Пепите Бобадилья, на которой Рейли женился в 1923 году, он сказал, что ирландское происхождение нужно было ему как прикрытие, на самом же деле он родился от брака моряка ирландского торгового флота и русской матери в Петербурге и там же получил образование{42}. Загадкой является не только место рождения Рейли, но и его возраст.
В первом издании своей биографической книги о Рейли, опубликованной 1931 году, Пепита Бобадилья утверждала, что он родился в 1872 году{43}. Во втором дополненном издании этой книги год рождения Рейли уже был изменен на 1874{44}. Роберт Брюс Локкарт утверждал, что, когда они впервые познакомились, Рейли было около сорока шести лет, из чего можно заключить, что он родился в 1873 году{45}. Метрические свидетельства, въездные документы и паспорта Рейли до 1917 года также указывают на 1873-й как на год его рождения{46}. С момента своего зачисления в ряды Королевского авиационного корпуса в конце 1917 года Рейли, однако, во всех официальных документах указывает годом своего рождения 1874{47}. Существует предположение, что, называя разные даты рождения, Рейли тем самым хотел обезопасить свою семью, поскольку был агентом иностранной разведки и боялся причинить ей вред в случае, если об этом станет известно{48}. Однако чем лучше мы понимаем истинные мотивы Рейли и его поведения в последующие годы, тем больше мы убеждаемся в том, что он мало или вообще никак не интересовался судьбой своей семьи с того момента, как оставил ее; главной же его заботой было скрыть свое еврейское происхождение{49}. Если бы Рейли написал автобиографию{50} или выпустил авторизованную биографию, то, вне всякого сомнения, она бы мало чем отличалась от книги «Король шпионов» Робина Брюса Локкарта. Это и неудивительно, если учитывать то обстоятельство, что основным источником информации о жизни Рейли в книге Локкарта были истории, рассказанные самим Рейли своим друзьям, коллегам и знакомым, особенно капитану Джорджу Хиллу.
По существу, «Король шпионов» представляет Рейли таким, каким тот сам хотел бы видеть себя глазами потомков. По версии Робина Брюса Локкарта, Рейли родился в мелкой помещичьей семье в самой Одессе или недалеко от нее и при рождении был окрещен Георгием. Его отцом был мелкий дворянин, полковник, имевший связи при дворе. У Георгия и его старшей сестры было благополучное детство, их воспитанием и образованием занимались домашние учителя. Чтобы нагнать еще большего тумана вокруг своего происхождения, Рейли всегда был очень осторожен и никогда не раскрывал подлинной фамилии своих родителей.
В возрасте шестнадцати лет Георгий отправился в Вену для прохождения трехгодичного курса химии, где познакомился с доктором Розенблюмом, лечащим врачом его матери. В Вене Георгий делает большие успехи, совершенствуется в знаниях и ведет беспутный образ жизни. Там же молодого человека вовлекают в деятельность социалистического кружка, что в конечном итоге кончается его арестом русской императорской тайной полицией – охранкой[5]. Родители Георгия использовали все свои связи, чтобы добиться освобождения сына, однако к этому времени его мать, и прежде страдавшая серьезным недугом, скончалась. В день выхода Георгия из тюрьмы его дядя в присутствии собравшихся родственников назвал Георгия «ублюдком», незаконным ребенком, родившимся от связи его матери с доктором Розенблюмом, еврейским доктором из Вены, который был ее лечащим врачом.
Сгорая от стыда от обвинения во внебрачном происхождении, Георгий уходит из семьи, берет фамилию Розенблюм, оставляет записку о своем намерении утопиться в водах одесского порта, а сам ступает на борт корабля, отправляющегося в Южную Америку. В течение трех лет он меняет одну профессию за другой до того момента, пока его не нанимают коком на судно три английских офицера, отправляющихся в экспедицию по амазонским джунглям. Все идет вполне благополучно, пока туземцы не нападают на членов экспедиции. В типично мелодраматической манере Розенблюм выхватывает из рук офицера пистолет и отбивает атаку туземцев практически голыми руками. Как позже выяснилось, одним из трех офицеров был майор британской секретной службы Фозергилл. В качестве вознаграждения он выдал Розенблюму чек на полторы тысячи фунтов, билет для проезда в Англию, английский паспорт да еще и устроил на работу в секретную разведывательную службу. Эта захватывающая дух история, однако, не выдерживает никакой критики, если мы подвергнем ее более тщательному анализу.
Начнем с того, что в 1890 году в Англии еще не существовало секретной службы, а в метрических свидетельствах, хранящихся в Государственном архиве Одесской области, нет и намека на мальчика по имени Георгий, отцом которого был полковник, – это имя не встречается ни в 1872, ни в 1873, ни в 1874 году{51}. Доктор Розенблюм также отсутствует в материалах венской городской переписи за 90-е годы{52}, а поиск в архивах Венского университета и Венского технического университета не обнаружил ничего о студенте соответствующего возраста, приехавшем из Одессы изучать химию{53}. Более того, в газетах и архивах Великобритании и Бразилии нет ни малейшего упоминания об экспедиции на Амазонку в упомянутый период, равно как и об участвовавших в ней офицерах британской армии и майоре Фозергилле{54}. Эти открытия, однако, вряд ли вызовут удивление, поскольку семья, в которой родился и вырос Рейли, не была ни русской, ни дворянской.
Абрам Розенблюм родился в Гродненской губернии примерно в 1820 году{55}. Он и его жена Сара первыми ушли из семьи, покинули Польшу и обосновались в начале пятидесятых годов XIX века в Херсонской губернии, на территории которой находилась Одесса. Старший брат Абрама Янкель (Якоб){56} женился на Хане (Генриетте) Брамсон{57} из Ломжи в Белостокском уезде в 1840 году. Их сын Зеев (Владимир) и Герш (Григорий) родились там же соответственно в 1843 и 1845 годах. Григорий женился на Перле (Паулине) – красавице на семь лет моложе его, происходившей из зажиточной херсонской семьи. Однако, по многочисленным свидетельствам, брак оказался неудачным. Согласно составленному позже семейному древу, у Григория и Паулины было трое детей: Мариам (Мария), Шломо (Саломон – будущий Сидней Рейли) и Элка (Елена){58}. Если верить семейным преданиям, Григорий не был родным отцом Саломона. Согласно одному из них, у Паулины была внебрачная связь с близким родственником Григория, который был гораздо ближе ей по возрасту. Уладили ли позже свои отношения Паулина и Григорий, нам доподлинно не известно. Эти слухи явно не соответствуют тому, что сам Рейли поведал Джорджу Хиллу, однако мы бы не хотели отвергать его рассказ как полную выдумку. Слух о неверности Паулины, вне всякого сомнения, нашел свое отражение в рассказе о том, как Георгий с горечью узнал, что он появился на свет в результате внебрачной связи между его матерью и доктором Розенблюмом. Если этот слух имеет под собой хоть какое-то основание и Григорий не был родным отцом Саломона, то кем же все-таки был его настоящий отец?
Первая и наиболее вероятная кандидатура, которая приходит в голову, – это брат Григория, Владимир, поскольку известно, что он был врачом. Примерно в этот период между братьями вспыхнула сильная ссора, приведшая к полному разрыву отношений, что в какой-то степени делает эту версию более правдоподобной. Однако Владимир был старше Григория, и это не очень согласуется с семейной легендой о том, что отец Саломона был примерно ровесником Паулины. Если, как мы уже в этом убедились, доктор Розенблюм не проживал в Вене, то есть ли вероятность того, что существовал другой доктор Розенблюм, живший в окрестностях Одессы, которого мы можем рассматривать как еще одного кандидата на роль подлинного отца Саломона?
Одесса того времени была важнейшим военно-морским округом, где проходили службу врачи, многие из которых жили в Одесской губернии, не будучи заняты исполнением своих обязанностей. Хотя на начало и середину семидесятых годов мы не нашли ни одного упоминания о докторе Розенблюме, в Российском государственном военно-историческом архиве в Москве обнаружились следы некоего доктора М. Розенблюма, проживавшего в Одессе на Маразлиевской улице и получившего диплом врача в 1879 году. Согласно его послужному списку, им оказался не кто иной, как Михаил Абрамович Розенблюм, сын Абрама Розенблюма и, соответственно, двоюродный брат Григория. Родившийся в Херсоне, примерно в девяноста милях к востоку от Одессы, в 1853 году, он был на один год моложе Паулины{59}. Таким образом, мы можем рассматривать Михаила как достаточно серьезную кандидатуру на роль «близкого родственника семьи», который, возможно, и являлся родным отцом Саломона.
Недавно сделанная находка, хоть и не является окончательным доказательством, тем не менее может служить еще одним подтверждением в пользу нашей догадки. В коллекции семейных фотографий, найденных в мае 2001 года, сохранился снимок подростка, которого сначала по ошибке приняли за юного Рейли. Однако, как позднее удалось установить, на этой фотографии был изображен Борис Розенблюм, сын Михаила Розенблюма{60}. При сравнении этого изображения с фотографией Рейли примерно того же возраста{61} сходство оказалось разительным. Если Михаил Розенблюм действительно был отцом Рейли, то два человека, изображенные на фотографиях, неправдоподобно похожи друг на друга – и это при том, что у них был только один общий родитель.
Однако на сегодняшний день все попытки найти документы, подтверждающие место и дату рождения Рейли, пока остались безуспешными{62}, хотя новые факты, о которых мы скажем ниже в этой главе, еще больше усиливают наши подозрения, что этим местом был Херсон – родной город Михаила и Паулины Розенблюмов. Это противоречит утверждению, что Рейли родился в Одессе, однако вероятность того, что именно там он провел свое детство и юность, весьма велика. Свои способности к иностранным языкам Рейли, возможно, унаследовал от Михаила Розенблюма, владевшего многими языками, – возможно, и благодаря тому, что Одесса, в которой он вырос, была городом-космополитом. К середине восьмидесятых годов XIX века русскоязычное население Одессы составляло примерно 49,3 %, украинцы – 9,4 %. Остальные 41,3 % говорили на сорока девяти языках{63}. Немецкие поселенцы в Одессе, насчитывавшие десятки тысяч, жили колониями, называвшимися Большой Либенталь, Малый Либенталь и Люстдорф. Жителями Одессы были также англичане, французы, итальянцы и греки, а также представители практически всех этнических групп, населявших Российскую империю. Иными словами, в Одессе была идеальная атмосфера, в которой такие люди, как Рейли, могли совершенствоваться в иностранных языках.
Образование, равно как и многие эпизоды юности Рейли, до сегодняшнего дня остаются загадкой. Когда Рейли впервые познакомился со своей будущей женой Маргарет Томас, то он сказал ей, что изучал химию в русском университете, из которого был вынужден уйти из-за своего участия в деятельности студенческого политического кружка{64}, – факт, который также фигурирует в эпизоде с «Георгием», рассказанном им двумя десятилетиями позже Джорджу Хиллу. По версии, которую Рейли поведал Маргарет, он получил образование в одном из университетов в Германии, хотя ни в одном из немецких университетов не найдено следов его пребывания.
Однако Охранное отделение вело учет всех русских студентов, учившихся за границей, которые были заподозрены ею в симпатиях к неблагонадежным лицам или контактах с ними{65}. Особый интерес вызывает карточка из картотеки заграничной охранки, в которую были занесены данные на некоего студента-химика из Одессы, Леона Розенбаума, известного также под именем Розенблатт. Эти фамилии приобретают особое значение, если учесть, что в досье, заведенном на Рейли французской контрразведкой Второе бюро[6], он фигурирует также под именами Леон Розенбаум и Леон Розенблатт.
Если же Розенблюм действительно какое-то время и прожил в Германии после своего отъезда из России, то, вероятно, именно там он поменял имя Саломон на германизированное Зигмунд.
Какова бы ни была причина, заставившая Рейли покинуть Россию, мы знаем лишь, что он уехал в большой спешке. Помимо легенды о «Георгии», согласно которой отъезд Рейли из России был вызван чувством стыда за свое внебрачное происхождение, существует еще и версия о том, что он якобы участвовал в деятельности студенческого политического кружка. Были высказаны также и другие предположения. Майкл Кеттл, к примеру, утверждает, что Рейли «страстно влюбился в свою двоюродную сестру», что привело в ужас их родителей, «категорически возражавших против брака»{66}. Это якобы вынудило Рейли разорвать отношения со своей семьей и уехать за границу{67}. Хотя Кеттл в своей книге нигде не раскрывает имя девушки, из источников, на которые он ссылается, становится ясно, что речь идет о Фелиции{68}, дочери родного дяди Рейли Владимира. Гордон Брук-Шеперд, возможно, прав, когда пишет в своей книге «Железный лабиринт», что, будучи человеком, не имеющим никаких моральных принципов, «он скорее сбежал бы со своей кузиной, нежели послушался запрета»{69}. В реальности же Рейли и его двоюродная сестра, как мы увидим ниже, никогда не теряли друг друга из виду. Из этих двух версий наиболее правдоподобной нам кажется та, которая была рассказана Маргарет Томас. Она подтверждается еще и тем фактом, что в 1892 году в Одессе прокатилась волна студенческих волнений, приведших к тому, что охранка принялась разыскивать зачинщиков этих беспорядков{70}.
Если Рейли покинул Россию через Одессу – и это единственное «если», – то нам не удалось найти подтверждения того, уехал он с паспортом на свое имя или на имя кого-то из своих сообщников{71}. Разумеется, он мог покинуть Россию и вполне законным путем, однако, зная его характер и манеру поведения в последующие годы, этот вариант мы полагаем маловероятным. Нелегальный выезд из страны был связан с риском, и к нему прибегали только в самом крайнем случае. Это было уголовным преступлением, которое, будь оно совершено человеком в возрасте Рейли, могло быть воспринято властями как уклонение от воинской повинности. Возвращение в Российскую империю или проезд через ее территорию был возможен только с документами на другое имя – в противном случае его неизбежно ждал арест.
Как и многие другие эмигранты до него, Рейли направился в Париж. По агентурным сведениям, собранным о нем Вторым бюро{72}, Рейли Жил в Париже в течение 1894–1895 годов под именами Розенблатт и Розенбаум{73}. Париж в то время был не только центром русской эмиграции крайнего толка, но также и крупнейшим оперативным центром охранки за пределами России. В Париже Розенблюм заводит знакомства со многими русскими политэмигрантами. Однако его сближение с ними было скорее реакцией на антисемитскую политику царского режима, нежели поиском какого-либо политического кредо. Было бы большой ошибкой полагать, что у Рейли были какие-то определенные политические убеждения или приверженность каким-то взглядам в принятом смысле этого слова, как в это время, так и позже. Главной движущей силой всех поступков Рейли была не идеология, а деньги и удовольствия, которые эти деньги могли принести. Незаконные способы их добывания, похоже, и послужили причиной его исчезновения из Франции год спустя. По мнению адвоката Артура Эбрахамса{74}, познакомившегося позже с Розенблюмом в Англии, его неожиданный приезд в Лондон в декабре 1895 года был напрямую вызван тем, что он во Франции мошенническим путем раздобыл крупную сумму денег, из-за чего ему пришлось срочно скрыться из страны.
Сорок лет спустя проживавший в Париже русский эмигрант Ян Войтек (он же Александр Мацеборук) связался с представителями английской разведки и предложил им информацию о преступном прошлом Рейли в обмен на разрешение на въезд в Великобританию. Хотя СИС и отвергла предложение Войтека, позднее он поделился своими воспоминаниями с также проживавшим в Париже русским журналистом Николаем Алексеевым. По словам Войтека, Рейли и его сообщник совершили нападение в вагоне поезда на двух анархистов и отобрали у них значительную сумму денег. До недавнего времени эта история фактически оставалась не более чем бездоказательным утверждением. Однако кропотливое расследование французского исследователя Мишеля Амьё, проведенное им весной 2003 года, позволило найти документальное подтверждение словам Войтека. Так, внимательно изучив французскую криминальную хронику того времени, Амьё натолкнулся на заметку, помещенную в газете «Юньон репюбликэн де Саон э Луар» от 27 декабря 1895 г., которая гласила:
«Трагическое происшествие в поезде Париж – Фонтенбло… Открыв дверь одного из вагонов, железнодорожные служащие обнаружили в нем несчастного пассажира, лежащего без сознания в луже крови, с перерезанным горлом и многочисленными следами ножевых ранений на теле. В ужасе от увиденного, железнодорожники немедленно вызвали следователя по особо важным делам, который начал предварительное следствие и распорядился доставить раненого в больницу в Фонтенбло».
Далее в газетном отчете сообщалось, что на следующий день пополудни этот человек на короткое время пришел в себя и был допрошен служащими прокуратуры. Сообщив им лишь, что ему 37 лет и что он итальянец по имени Констант Делла Касса, он не мог или не желал рассказать им подробности того, что произошло с ним в тот злополучный день. По словам Делла Касса, на станции Сен-Морби он подвергся вооруженному нападению. Он отказался говорить, какую сумму у него отняли грабители и был ли с ним в купе кто-нибудь еще. Однако французские следователи были убеждены, что это была значительная сумма, так как в поезде грабители обронили 362 франка. Билет, найденный в кармане сюртука несчастного, указывал на то, что он сел на поезд на станции Мезон-Альфор. Хотя Делла Касса не дал никаких описаний напавших на него людей, полиции удалось найти свидетелей, видевших двух мужчин, сходивших с поезда на следующей станции после Сен-Морби.
На следующий день, 28 декабря, газета «Сантр» сообщила о том, что Делла Касса скончался от ран в госпитале Фонтенбло по рю де Норманди, 3. В заметке также сообщалось о том, что полицией было установлено, что убитый являлся анархистом. Хотя французские власти немедленно начали расследование, следствию так и не удалось пролить свет на это убийство или произвести дальнейшие аресты в связи с этим делом. К тому времени, когда «Сантр» вышла с сообщением о смерти Делла Касса, по крайней мере один из преступников уже находился на пути в Англию.
Причина, по которой в качестве укрытия был выбран именно Лондон, состояла в том, что в английскую столицу стекались эмигранты со всей Европы, которым по давней британской традиции предоставлялось убежище как жертвам политического преследования.
Для того чтобы добраться до Лондона, Розенблюм скорее всего воспользовался железнодорожно-водным маршрутом, начинавшимся от Северного вокзала и лежавшим через Дьепп и Ньюхевен. По расписанию 1895 г., паром «Тамиз» отправлялся из Дьеппа в Ньюхевен в час пятнадцать дня. Отель «Лондон и Париж» был, по-видимому, первой достопримечательностью, которую Розенблюм увидел, приближаясь к берегам Англии. Пройдет еще десять лет, прежде чем в Соединенном Королевстве начнут хоть сколько-нибудь серьезную проверку иностранных граждан, въезжающих на ее территорию. Однако в тот момент Розенблюм беспрепятственно прошел таможню и проследовал далее поездом в Лондон.
Не будучи стесненным в средствах и являясь заложником своих привычек, Розенблюм почти наверняка поселился в комфортабельном отеле, прежде чем снял постоянное жилье. Согласно сведениям из муниципальных архивов, в начале 1896 года он переехал в Альберт-меншнз, новый престижный доходный дом на Розетта-стрит, в районе Ламбет{75}. В лондонском Сити он приобретает маленькую контору из двух комнат на Бери-стрит, 9, где и основывает свою фирму «Розенблюм и Ко»{76}. Выдавая себя за консультанта-химика, Розенблюм на деле был не более чем торговцем патентованных препаратов, пускавшим пыль в глаза окружающих. Не прошло и полгода, как его принимают в члены Химического общества{77}, а через девять месяцев он становится членом еще более престижного Химического института{78}.
Для того чтобы стать членом института, Розенблюму нужно было не только продемонстрировать определенный уровень знаний в области химии{79}, но и заручиться рекомендациями и финансовой поддержкой со стороны других его членов. Косвенные свидетельства подтверждают, что Рейли преуспел и в этом. Нам известно, например, что его сосед по Альберт-меншнз Уильям Фокс{80} был членом Химического института с 1889 года, а другой член этого института, Бовертон Редвуд, был также членом Русского технического общества, в коем состоял и Розенблюм. Еще одним русским «контактом» Розенблюма в Химическом институте, хотя и косвенным, была Люси Буль, сестра писательницы Этель Войнич (урожденной Буль).
По утверждению Робина Брюса Локкарта, Этель познакомилась с Зигмундом Розенблюмом в Лондоне в 1895 году и стала его любовницей{81}. Далее Локкарт утверждает, что они поехали в Италию на последние 300 фунтов, которые оставались у Зигмунда. Во время этого путешествия Розенблюм якобы «открыл душу своей любовнице» и поведал ей правду о своем таинственном прошлом. Спустя какое-то время после их непродолжительных отношений, в 1897 году, Войнич выпустила в свет роман «Овод», тут же получивший высокую оценку критиков. По словам Розенблюма, факты его юности и легли в основу биографии главного героя романа, Артура Бертона{82}.
В действительности этот эпизод может служить еще одним примером исключительных мифотворческих способностей Розенблюма. Более подробно о замысле и подлинной истории создания этого замечательного произведения можно прочитать в Приложении 1.
Этель Войнич была значительной фигурой не только в литературе поздней викторианской эпохи, но и среди русской эмиграции. Поэтому удивительно, что все писавшие о Сиднее Рейли практически обошли молчанием политическую роль, которую играла Войнич в то время, а ведь именно ее окружение и таит в себе ключ к разгадке многих сторон жизни Рейли в Лондоне. Именно в доме своей матери по Лэдброукгроув, 16, в Ноттинг-Хилле, Этель впервые познакомилась с Сергеем Кравчинским, фактическим лидером и душой русской эмиграции в Лондоне. Кравчинский, или Степняк, как он сам себя называл, скрылся из Петербурга в 1878 году, где среди бела дня нанес смертельный удар кинжалом шефу жандармов генералу Мезенцеву[7]. Этель предложила Степняку свою помощь в революционной работе и немедленно стала помогать ему в организации «Общества друзей русской свободы». Вскоре она становится членом совета общества и членом редакционной коллегии ежемесячного издания «Свободная Россия». Через Степняка она знакомится с другими революционерами, такими, как Элеонора Маркс, Фридрих Энгельс, Георгий Плеханов, а также с человеком, за которого она впоследствии выйдет замуж, – Вильфредом Войничем.
В 1895 году Степняк трагически погибает под колесами поезда, и с его смертью Вильфред Войнич начинает играть более активную роль в тайной деятельности общества. Будучи владельцем книжного магазина в Лондоне, Войнич использует его как хорошую вывеску для прикрытия контрабанды в Россию, через целую сеть курьеров издаваемой обществом пропагандистской литературы. У охранки были достаточно веские основания подозревать, что под видом коммерческих операций Войнич собирал и отмывал деньги революционных касс. Вряд ли можно сомневаться, что английские власти также были хорошо осведомлены о том, чем занимается Войнич. Не вызывает никаких сомнений и тот факт, что кто-то из доверенных лиц Войнича был информатором, но кто был этой таинственной личностью? Есть ли у нас основания подозревать, что этим человеком был Розенблюм? Действительно, между Зигмундом и Вильфредом было много общего, что, по всей видимости, и позволило Рейли втереться к нему в доверие: Вильфред родился близ литовского города Ковно[8], как и двоюродный брат Розенблюма, Лев Брамсон{83}. Будучи примерно одного возраста и исповедуя радикальные политические взгляды, Вильфред и Брамсон, несомненно, вращались в одних кругах и были знакомы друг с другом задолго до того, как Вильфред Войнич и Зигмунд Розенблюм переехали в Лондон.
То, что они были действительно друзьями и партнерами, подтверждается донесением Заграничной агентуры Департамента полиции о членах «Общества друзей русской свободы», в котором утверждается, что Розенблюм был близким другом Войнича и в особенности его жены. Он сопровождал ее повсюду, даже в поездках на континент{84}. Можно ли относиться к этому документу как к свидетельству о романтических отношениях между Зигмундом и Этель{85}? Вопрос спорный. По собственным словам Этель, в то время она была активным курьером, выполнявшим поручения «Свободной России», и часто выезжала за границу. Вильфред, возможно, интуитивно считал, что Этель нуждается в защитнике-компаньоне, который бы сопровождал ее в поездках, поскольку нисколько не сомневался, что агенты русской полиции будут обязательно следить за ее передвижениями. Кто лучше подходил для этой роли, чем верный друг Зигмунд?
Согласно тому же донесению Заграничной агентуры, другими активными членами «Общества друзей русской свободы» были:
«Аладьин и его жена (43, Sulgrave Road, Hammersmith, W). Переселились в Лондон из Парижа и сначала принимали деятельное участие во всех собраниях русских и польских революционеров, но теперь в виду павшего на них подозрения в шпионстве, совершенно устранились от всяких сношений и бывают только о Гольденберга.
Гольденберг, Леон (15, Augustus Rd, Hammersmith W.) Со времени своего прибытия из Нью-Йорка, в апреле 1895 г., состоит главным управляющим конторой “Общества друзей освобождения России” и поддерживает сношения почти со всеми русскими и польскими революционерами.
Волховский, Феликс (47, Tunley Rd, Tooting, S.W.) Деятельный революционер, часто читает рефераты, – преимущественно на тему о своей ссылке в Сибири; после смерти Кравчинского занял его положение.
Чайковский Николай Васильев; известный эмигрант; среди поляков считается агентом русского правительства. За последнее время с ним сошелся грек Мицакис (№ 90), довольно часто ездящий в Петербург. проживает 1, College Terrace, Harrow.
Ротштейн, Федор (65, Sydney St, Mile End, E.); выступал на последнем социалистическом конгрессе в Лондоне под именем Духовецкого. Очень деятельный революционер, вращается в русских и польских кружках. Принимал активное участие в последней революционной демонстрации лондонского пролетариата в Трафалгарском сквере, где занимал место на цоколе самой Нильсенской колонны, рядом с другими ораторами.
Войнич, он же Келчевский (Great Russel Mansions, Great Russel Street, W.C.; Контора: Soho Square, W). Прежде принимал активное участие в революционном движении, но теперь более занимается литературными работами, – тоже на революционные темы. Содержит международную социалистическую библиотеку. Жена – англичанка, пишет романы»[9].
Поразительная удачливость, с которой Вильфред Войнич добывал редкие средневековые манускрипты, породила целый ряд предположений, объясняющих неожиданное появление на свет прежде никому не известных древних рукописей. Так, по одной из таких версий, он приобретал в Европе неиспользованную средневековую бумагу и, используя свои химические знания, делал «средневековые» чернила и краски для изготовления «древних» манускриптов. Один из работников, служивших ранее у Войнича, Миллисент Соуерби, подтвердил, что продавал чистые листы XV века избранным клиентам по шиллингу за лист{86}. Поскольку мы располагаем свидетельством того, что Войнич по крайней мере имел возможность доставать старинную бумагу, то нельзя исключить и то, что он или Розенблюм также причастны к изготовлению «средневековых» красок и чернил. Для человека, занимающегося изучением химического состава этих веществ, лучшее место, чем библиотека Британского музея, хранящая в своих недрах колоссальное количество древних манускриптов и трудов по средневековому искусству, наверное, трудно себе представить.
Кропотливый поиск в музейных реестрах в конце концов принес свои плоды. 17 декабря 1898 года некий Зигмунд Розенблюм написал на имя главного библиотекаря прошение с просьбой выдать ему читательский билет для занятий в читальном зале библиотеки.
В заявлении Розенблюм написал о себе, что он «химик и физик», желающий изучать средневековое искусство. К прошению было приложено рекомендательное письмо от адвокатской конторы «Уиллетт энд Сандфорд», в котором среди прочего содержится интригующая фраза о том, что «Розенблюм занимается научными изысканиями, имеющими большую важность для общества»{87}. Получив читательский билет, Розенблюм приступил к своим исследованиям со 2 января 1899 года. Правда, у него были и другие причины заниматься этим исследованием, о чем мы более подробно расскажем ниже.
Если Розенблюм информировал полицию о Войниче, то кто был тот человек, который читал его доносы? Незадолго до создания в 1909 году Бюро секретной службы (предшественника МИА и МИб) эмигрантскими делами ведало Особое отделение полиции Большого Лондона. «Отделение» было, в свою очередь, создано в 1887 году как преемник Особого ирландского отделения (ОИО). Однако, в отличие от ОИО, новое Особое отделение обладало более широкими функциями, нежели просто борьба с ирландскими террористами. Возглавляемый шотландцем Джоном Литтлчайлдом, штат отделения насчитывал не более тридцати сотрудников. В апреле 1893 года Литтлчайлд вышел в отставку и основал свое собственное частное сыскное агентство. На смену ему пришел Уильям Мелвилл. Именно под его руководством Отделение сильно расширило свой штат, приобрело репутацию и заявило о себе как о могущественной силе в мире секретных агентств{88}.
Уильям Мелвилл родился в 1850 году в католической семье в городке Сним, графство Керри. В 1872 году он поступил на службу в полицию Большого Лондона, работая в Особом ирландском отделении со дня его основания в 1883 году{89}. Будучи, несомненно, самым интересным и незаурядным человеком, который когда-либо возглавлял Особое отделение, он пробыл на этом посту десять лет до момента своей загадочной отставки в самый пик своей полицейской карьеры в 1903 году. Незадолго до своего назначения Мелвилл служил в отделе «Б», занимаясь контрэмигрантскими операциями – работой, дававшей ему возможность узнавать всю подноготную жизни политических эмигрантов и различных эмигрантских кружков, а также «нежелательных» личностей всех мастей. По описанию своих сослуживцев, это был «широкоплечий мужчина, обладавший невероятной силой и выдающейся отвагой»{90}. По полицейским донесениям и газетным статьям, Мелвилл предстает как чрезвычайно успешный и целеустремленный полицейский – полная противоположность тому, каким изображали главу сыскного отдела Скотленд-Ярда популярные издания того времени.
Уильям Мелвилл, грозный глава Особого отделения Скотленд-Ярда, создавший Сиднея Рейли
Секрет успеха Мелвилла заключался в том, что у него была обширная сеть информаторов. Будучи педантичным человеком, он скрупулезно проверял мельчайшие детали жизни своих агентов, и именно его тщательно подобранной и выпестованной информаторской сети мы обязаны надежным документальным подтверждениям места и даты рождения Рейли. Перед своим избранием членом Химического общества 18 июня 1869 года Розенблюму необходимо было представить официальную справку о дате и месте своего рождения. Пока комитет общества принимал решение о членстве Розенблюма, справка находилась в обществе и ее содержание было тщательно изучено одним из офицеров Мелвилла, который, удовлетворившись подлинностью документа, написал в своем донесении, что Розенблюм «родился 11 марта 1873 года в Херсоне, Россия»{91}. В то время Россия жила по юлианскому календарю, на двенадцать дней отстававшему от григорианского. Таким образом, дата, указанная в русском документе, соответствовала 23 марта григорианского календаря.
Агенты и информаторы были самым важным источником информации Особого отделения о жизни русской и польской эмиграции. Вербовались они различными способами: одни – «по рекомендации», другие – в процессе дознания. Лишь немногие сами предлагали свои услуги полиции. Однако независимо от того, предлагала ли сама полиция этим людям стать тайными информаторами или это была их личная инициатива, главный мотив был, как правило, один и тот же – деньги. У каждого сотрудника полиции был свой круг тайных агентов, которым он платил из своего кармана – расходы компенсировались затем полицией. Зигмунд Розенблюм, хотя и имел достаточное количество денег по прибытии в Англию, имел склонность тратить добытые мошенническим путем средства так же быстро, как они ему доставались. Деньги были главным смыслом его существования и послужили именно той причиной, которая побудила его стать тайным сотрудником Особого отделения.
Средства, которые Мелвилл расходовал на содержание своей сети информаторов, внедренных в эмигрантскую среду, всегда окупались. Как особо подчеркнул главный комиссар полиции Большого Лондона в своей докладной записке на имя помощника министра внутренних дел, именно этот вид разведывательной деятельности представлял для полиции особую сложность в силу языковых и культурных барьеров, стоявших между ней и сообществом, в которое оно стремилось внедрить своих людей{92}. Розенблюм же был особенно ценным агентом, поскольку располагал своим собственным кругом знакомств в тесном эмигрантском мирке. Пользуясь расположением к себе журналистов, профессиональных знакомых и лиц, с которыми он встречался в игорных домах и других посещаемых им сомнительных заведениях, Розенблюм получал доступ к уникальным источникам информации. Внимательно прислушиваясь ко всем разговорам, которые велись в его присутствии, он сообщал Мелвиллу все, что находил заслуживающим интереса.
Будучи платным агентом, Розенблюм не забывал и о своих легальных коммерческих интересах. В 1897 году он переводит свою компанию «Розенблюм энд Ко» с Бери-корт в Империал-Чемберс по Кёрситор-стрит, 3, в Холборне, где обустраивается и сам. В отличие от Саут-Ламбетроуд, Кёрситор-стрит находилась в самом сердце Лондона, рядом со зданиями судов Флит-стрит и Сити. Розенблюм, который позже получит прозвище «человек, который все знал»{93}, чувствовал себя как рыба в воде на Кёрситор-стрит, обитателями которой были также известные журналисты с Флит-стрит{94}. Нетрудно себе представить разговорчивого Розенблюма, щедро угощающего своих друзей-журналистов на первом этаже «Империал Клаб» по Кёрситор-стрит, 3, и жадно прислушивающегося к разговорам и рассказам, не предназначенным для посторонних ушей.
Переведя свою контору на Кёрситор-стрит, Розенблюм изменил также и ее название: теперь она именовалась «Компания лекарственных препаратов Озон». В отличие от большинства химиков-консультантов, основой своей деятельности Розенблюм сделал продажу патентованных лекарственных средств, а не профессиональное консультирование. Успех этого предприятия всецело зависел от доверчивости покупателей, становившихся жертвами рекламируемых чудодейственных средств. С 1893 года Химический институт занял жесткую позицию по отношению к своим членам, занимавшимся саморекламой. Однако далеко не все члены института были согласны с подобной политикой, а некоторые вообще отказались подчиниться этому требованию{95}. Не желая лишиться членства в столь уважаемом заведении и потерять почетную приставку к своей фамилии, Розенблюм придумал трюк, позволявший ему свободно рекламировать свои услуги, оставаясь в то же время членом института. С переездом конторы на новое место компания «Розенблюм и К» перестала существовать. Хотя помещение на Кёрситор-стрит было несколько тесноватым, это обстоятельство мало смущало Розенблюма, поскольку он не занимался производством лекарств, а закупал их у производителей и перепродавал своим клиентам в новой упаковке.
Хотя Англия и Америка в то время переживали бум патентной медицины, денег, которые этот бизнес приносил Розенблюму, было явно недостаточно для ведения того образа жизни, к которому он привык. Переезд из великолепно меблированной и просторной квартиры на Альберт-меншнз в куда более скромное помещение на Кёрситор-стрит, где также находилась одна из его контор, свидетельствует о том, что к 1897 году деньги, которые он привез из Франции, стали подходить к концу, что вынудило его перейти на режим экономии. Именно летом этого года он впервые знакомится с Маргарет Томас. Как уже ранее говорилось, Маргарет была соблазном, перед которым Розенблюм оказался не в силах устоять, но была ли она действительно такой, какой казалась другим?
Действительно, тот, кто повстречался бы с Маргарет Томас в конце девяностых годов, искренне принял бы ее за образованную англичанку из высшего викторианского общества. В реальности же все обстояло совсем не так. Маргарет Кэллаган родилась на юге Ирландии в небольшом рыбацком поселке Кортаун-Харбор в графстве Вексфорд 1 января 1874 года{96} и была старшей дочерью Эдварда и Анны Кэллаган{97}. Вместе со своими братьями и сестрами она выросла в небольшом доме, по соседству со своими кузенами Патриком, Джеймсом и Элизабет. В 1889. году она уезжает из Кортаун-Харбор к своему старшему брату Джеймсу{98}, отправившемуся в Англию в поисках лучшей доли и жившему в то время в Дидсбери-Манчестер. Поступив на службу в семью Эдварда Бёрли в соседнем Олтринчеме, Маргарет через три года переехала в Лондон, где устроилась в семью двоюродного брата преподобного Хью Томаса. Такова официальная версия ее жизни. Однако после переезда Маргарет в Лондон ее биография пополняется явно вымышленными эпизодами, автором которых была сама Маргарет.
Так, выходя замуж за Хью Томаса в 1895 году, она записывает в книге регистрации браков, что ее отец был моряком по имени Эдвард Кэллаган{99}. Не будучи откровенной ложью, это, по крайней мере, было сильным преувеличением. В действительности же Эдвард Кэллаган был не более чем мелким рыбаком, который вместе со своими братьями Джоном и Дэвидом, так же как и его предки, рыбачил у берегов Вексфорда. Менее чем через три года Маргарет еще более приукрасила эту легенду. Регистрируя свой брак с Зигмундом Розенблюмом в августе 1898 года, она записала в реестре, что ее отец умер, что его звали Эдвард Рейли Кэллаган и что был он капитаном военно-морского флота{100}. Если не считать того, что Эдвард Кэллаган в 1898-м вполне благополучно здравствовал, его чудесное превращение из простого моряка в морского офицера и капитана было как раз в духе Маргарет, имевшей большие социальные претензии.
Согласно записи в книге регистрации браков, свидетелями, присутствовавшими на церемонии, были Чарльз Кросс и Джозеф Белл. Белл в то время служил делопроизводителем в Адмиралтействе, а Чарльз Кросс был чиновником местного ведомства. Были ли они ранее знакомы с женихом и невестой, доподлинно установить не удалось; любопытно, однако, что оба позже женились на дочерях Генри Фримена Пеннетта, служившего одно время помощником Уильяма Мелвилла{101}.
Считается, что Зигмунд Розенблюм взял фамилию Рейли, использовав среднее имя своего тестя{102}. Если это действительно так, то почему Маргарет не указала его в свидетельстве о браке, выданном ей в 1895 году? Если имя Рейли было действительно средним именем ее отца, то, вне всякого сомнения, оно должно было быть дано ему при крещении. Церковные документы, однако, свидетельствует о том, что это было не так{103}. Так зачем же Маргарет потребовалось внести имя Рейли в официальный документ, когда она выходила замуж за Зигмунда Розенблюма?
Наиболее вероятное объяснение этому состоит в том, что Розенблюму нужна была новая и легальная биография, а не просто вымышленное имя, под которым ему приходилось неоднократно скрываться в прошлом. В случае возвращения в Россию его новая биография должна была быть настолько безупречной, что никакие официальные проверки не смогли бы подвергнуть ее сомнению. Наилучшим выходом из этой ситуации было бы приобретение английского паспорта. Однако получить паспорт официальным путем было для Розенблюма весьма непростым делом. Теоретически самым простым способом получить его было бы обратиться к властям с ходатайством о натурализации на том основании, что его супругой была британская подданная. Однако три года пребывания Розенблюма в Англии были недостаточными для того, чтобы претендовать на британское подданство. Даже если бы его прошение было в конце концов удовлетворено и он обратился за получением английского паспорта, то, по законам того времени, на нем бы имелась отметка «натурализованный британский подданный»{104}.
Зигмунд Розенблюм женился на Маргарет Томас спустя пять месяцев после внезапной смерти ее мужа
Но это не имело никакого смысла, поскольку любой чиновник, которому попался бы на глаза этот документ, понял бы, что его предъявитель ранее был гражданином другой страны и не британцем по происхождению. Более того, паспорт был бы, несомненно, выдан на имя Розенблюма, что опять таки никак не входило в его планы – стать человеком с новым именем и биографией. Розенблюму нужен был английский паспорт на совершенно другое имя, в котором было бы ясно указано, что его владелец – уроженец Великобритании. Главной и единственной причиной, по которой Розенблюму так необходим был паспорт на новое имя, было одно: беспрепятственный въезд в Россию или на подконтрольные ей территории. Предполагая возвратиться в Россию, Розенблюм, однако, не имел никакого желания терять свои английские связи и хотел изменить свою фамилию официально, в соответствии с английскими законами, из чего становится понятным, почему Маргарет указала имя Рейли в брачном реестре. В случае, если бы в будущем возник вопрос о том, почему супруги взяли фамилию Рейли, то на это они могли бы ответить, что таково было имя отца Маргарет, и предъявить при этом брачное свидетельство – у евреев было принято либо англизировать свои имена, либо вообще брать новые. Легенда, по которой имя Рейли принадлежало его тестю, служила, таким образом, основанием для ношения этого имени, однако не являлась доказательством того, что оно было дано при рождении.
Но если кто-то и занимался фабрикацией новых биографий, то лучше, чем Уильям Мелвилл, это вряд ли мог бы кто сделать. Изготовление новых биографий (или использование старых) было для Особого отделения рутинным делом, особенно в ирландском контексте. Легендированные биографии давались как тайным агентам, внедряемым в республиканские группы, так и тем, кому под угрозой разоблачения необходимо было изменить имя, под которым они могли спокойно жить в Ирландии или Британии. По вполне понятным причинам эти «новые» имена ранее принадлежали умершим младенцам. Незадолго до брака Зигмунда и Маргарет Мелвилл подобрал для Розенблюма подходящее ирландское имя – Сидней Рейли. Тщательный поиск в метрических книгах с момента их появления в 1864 году (когда в Ирландии ввели регистрацию актов гражданского состояния) обнаружил только одного Сиднея Рейли на всю Ирландию{105}. Признательно, что ребенок умер вскоре после рождения А новой биографией Мелвилл, как правило, не удостаивал рядового агента, сообщавшего полиции эмигрантские сплетни. К этому стоит добавить, что изучение семейных документов Уильяма Мелвилла, проведенное в 2003 году, показало, что девичья фамилия его первой жены Кэтрин была Рейли. Согласно семейным архивом, ее отец проживал в том же самом поселке Майо, что и Майкл Рейли, отец умершего в младенчестве Сиднея{106}. В конце августа 1898 года, по словам Маргарет Зигмунд отправился в Испанию на неопределенный срок, имея при себе большую сумму денег{107}. В девяностых годах XIX века Испания была крупным террористическим центром и местом, где произошел целый ряд громких покушений. Так, ровно за год до этого, в августе 1897 года, анархистом Анджолилло в городе Санта-Агеда был убит испанский премьер-министр Кановас дель Кастилльо, а в июле 1896 года взрыв бомбы в Барселоне унес жизни двенадцати человек. Испанские власти обратились к правительству Великобритании со специальным предложением об установлении более тесного сотрудничества между полициями двух стран в деле борьбы с анархизмом. По соответствующим дипломатическим каналам испанцы также обратились к Мелвиллу с просьбой оказать помощь в расследовании этих преступлений{108}. Пока Зигмунд находился в Испании, Маргарет «ликвидировала» Мэнор-Хаус в Кингсбери{109}. Первоначально задуманный как загородная резиденция Хью Томаса, этот дом стал для них излишней обузой.
По возвращении из Испании Зигмунд окунулся в праздную жизнь и поселился в доме по Аппер-Вестбурн-террас, 6, Паддингтон, изменив при этом свой адрес так, что он стал звучать куда более респектабельно: отныне он именовался как Аппер-Вестбурн-террас, 6, Гайд-парк, Лондон. Будучи азартным человеком, он стал заниматься верховой ездой (последствия которой могли оказаться катастрофическими), а также принялся пополнять свою коллекцию objets d’art[10] за счет средств Маргарет{110}. По утверждению Робина Брюса Локкарта, всего через несколько месяцев после своего выхода замуж Маргарет продала дом по Аппер-Вест-бурн-террас, 6, положив всю выручку от продажи недвижимости на совместный счет в банке, после чего чета переехала в Сент-Эрминс-Чемберс на Кекстон-стрит, Вестминстер{111}. Дом принадлежал церковнослужителям, с 1891 года сдававшим его в аренду Хью Томасу, поэтому Маргарет не имела права его продавать. Согласно церковным архивам, Розенблюмы съехали оттуда в июне 1899-го, после чего помещение было сдано новому жильцу Ормонду Кроссу{112}. Версия о переезде в сияющий огнями Вестминстер, однако, не находит подтверждения в документах. Более того, факты, содержащиеся в них, предполагают развитие совершенно иного сценария. Так, согласно паспортным архивам Форин офиса[11], 2 июня 1899 года этим ведомством был выдан паспорт на имя С. Дж. Рейли незадолго до того, как супруги Рейли съехали с Аппер-Вестбурн-террас{113}. Маргарет в своих показаниях также ссылается на этот факт, когда 29 мая 1931 года в Брюсселе она обратилась к британскому вице-консулу с просьбой о продлении паспорта{114}. Согласно дошедшему до нас протоколу этой беседы, Маргарет заявила, что паспорт был выдан на имя «Сиднея Рейли и его жены» в 1901 году.
Однако, как видно из подлинных документов, чиновники, рассматривавшие этот вопрос, поставили под сомнение это утверждение, подчеркнув дату «1901 г.» и поставив рядом с ней вопросительный знак. Скептицизм чиновников не был лишен оснований: запрос в паспортные архивы Форин офиса показал, что за период между 1898 и 1903 годом на имя С. Дж. Рейли был выдан один-единственный паспорт, датированный 2 июня 1899 года за номером 38371. Хотя в реестрах за 1899 год имя Маргарет не упоминается, вполне возможно, что она путешествовала вместе с Рейли по одному и тому же документу. Незадолго до принятия закона о британском подданстве и статусе иностранцев в Великобритании в 1914 году паспорта представляли собой обычный листок бумаги без фотографии и имели однократную визу. По обычаям того времени, имя жены, путешествующей вместе с мужем, вносилось в его паспорт.
Большинство авторов исследований о Рейли единодушны в том, что супружеская чета выехала из Англии на Дальний Восток между 1900 и 1902 годами. Майкл Кеттл считает, что отъезд Рейли состоялся «примерно в 1900 году»{115}, а Робин Брюс Локкарт утверждает, что Рейли во время англо-бурской войны выполнял какие-то поручения в Голландии, отслеживая голландские военные поставки в Южную Африку. С окончанием англо-бурской войны, как далее утверждает Локкарт, Рейли послали в Персию с заданием выяснить, каковы шансы добычи нефти в этом регионе, после чего, примерно в 1903 году, направили в Маньчжурию, в Порт-Артур. Локкарт пишет также, что, пока Рейли находился в отъезде, Маргарет оставалась в Англии{116} и в его отсутствие пристрастилась к алкоголю. Джей Роберт Ниш также не подвергает сомнению утверждение Локкарта относительно голландских и персидских миссий Рейли, утверждая, однако, что он в то время находился на службе в военно-морской разведке{117}.
Герб с изображением русского двуглавого орла и бесстыдно заимствованного Розенблюмом семейного девиза Томасов «Нет веры земному» на почтовом бланке Розенблюма
По собственным воспоминаниям Маргарет, они выехали в Китай в 1901 году{118}, хотя это вовсе не означает, что они направились туда непосредственно из Англии. Хотя Маргарет нигде не упоминает дату ликвидации Мэнор-Хауса в Кингсбери, мы знаем, что это произошло после августа 1898 года. Согласно воспоминаниям Маргарет, вскоре после ликвидации дома Рейли, «испытывая ностальгию», изъявил желание вернуться в Россию. В 1901 году супруги, изменив свои фамилии на Рейли{119}, последовали в Китай. Из этого можно предположить, что в июне 1899 года супруги Рейли выехали из Англии в Россию, а оттуда уже в Китай.
Рейли покинули Англию как нельзя более кстати, так как незадолго до их отъезда в Лондон приехал высокопоставленный следователь из России Федор Гредингер. 17 апреля Петр Рачковский[12], глава Заграничной агентуры в Париже, написал письмо Уильяму Мелвиллу в Скотленд-Ярд с просьбой предоставить ему информацию о лицах, проживающих в Лондоне, которые «вне всякого сомнения» причастны к грандиозной афере, связанной с подделкой русских кредитных билетов. Письмо свое он заключил следующими словами:
«…даю самые теплые отзывы о своем г-не Гредингере, товарище генерального прокурора Санкт-Петербурга{120}, который завтра отбывает в Лондон с намерением заняться этим делом. Я буду Вам чрезвычайно признателен, если Вы окажете г-ну Гредингеру необходимое содействие, которое ему потребуется, и сделаете все возможное для облегчения его работы. Мой друг возместит Вам все расходы, каковые у вас могут возникнуть во время производства следствия»{121}.
Это дело было куда серьезнее, чем мелкое жульничество. У изготовителей фальшивых банкнот был свой человек в денежной типографии «Бредбери энд Уилкинсон», выкравший клише, с которого гравер сделал точную копию. Мошенники затем стали сами печатать банкноты, используя собственные краску и бумагу. Поначалу имя Розенблюма не фигурировало в материалах следствия, однако оно стало постепенно всплывать на поверхность, когда у следователей возник вопрос о том, каким образом фальшивые кредитные билеты вывозились из страны.
Согласно донесениям Заграничной агентуры Департамента полиции, Розенблюм имел непосредственное отношение к компании «Полисульфин» в Кейншеме, графство Сомерсет{122}. Она производила великое множество химических продуктов, в том числе мыло, которые экспортировала за рубеж. Это был идеальный канал контрабанды денег и, разумеется, других товаров. Хотя к этому документу необходимо относиться с некоторой осторожностью, компания «Полисульфин» действительно вызывает наибольшее подозрение как одно из главных звеньев сети распространения фальшивых банкнот.
Осуществление подобных махинаций было бы крайне трудно без привлечения специалиста по типографской краске. Будучи химиком и имея некоторый опыт в этой области, Розенблюм, возможно, сыграл куда более значительную роль в этом деле, нежели просто рядовой сбытовик. У Мелвилла были серьезные основания бояться, что с того момента, как Гредингер и охранка установят причастность Розенблюма к подделке денежных купюр, его связь со Скотленд-Ярдом будет для них неприятным ударом, и лучшим способом избежать этого было способствовать скорейшему выезду Розенблюма из Англии. С новым паспортом и новой биографией Розенблюм и его жена смогли, таким образом, покинуть страну и направиться туда, где охранка менее всего рассчитывала их найти, – в Россию. Это был не первый и, разумеется, не последний раз, когда Розенблюм ускользал именно в тот момент, когда двери ловушки уже были готовы захлопнуться за ним.