О. В. Плебанек
К вопросу о структуре ментальности
Уже достаточно прочно утвердившаяся не только в науке, но и в публицистике категория ментальности до сих пор еще не имеет строгого научного содержания. Впервые в отечественной традиции в словаре слова «ментальность, менталитет» появляются в 1991 г [13], указываются они через запятую, без разграничения смысла как синонимы. И, по мнению авторов словарной статьи, исходным словом является французское mentalite, восходящее к латинскому mens – ум, мышление, образ мыслей, душевный склад. Прежде всего, отметим, что нужда в слове возникла в связи с тем, что было вообще открыто коллективное сознание и бессознательное. Необходимо было обозначить особенности именно коллективного сознания, определяемые коллективным бессознательным, тогда как индивидуальные характеристики сознания обозначались и обозначаются словом «мышление», которое включает в себя как блок бессознательного, так и рационального. Причем, коллективное сознание, в определенных обстоятельствах (весьма часто случающихся), доминирует над индивидуальным сознанием. Но, в свою очередь, и французское, и латинское слово восходят к еще более древнему корню.
Лингвистически корень «mens» является общеиндоевропейским и присутствует уже в санскрите. В Упанишадах оно встречается как обозначение мыслительного, а в древнеиндийской философской традиции под «ментальным телом» человека понимается интеллектуальная сфера. Следует отметить, что древнее значение этого слова, как это часто бывает (например, смысл понятий культуры, цивилизации сильно изменился, и появилось множественность трактовок), не совпадает с современным пониманием. В современном дискурсе под ментальностью понимается подсознательное, которое в древнеиндийской традиции включает скорее астральное тело (эмоционально-чувственная сфера), будхиальное (аксиологическая сфера) и, возможно, атманическое (смысловая сфера). Л. Февр (один из разработчиков концепции) подчеркивает неосознаваемый характер менталитета. То есть отсутствие в мышлении рационального отражения собственных предпочтений. Это не прагматическое, аргументированное обоснование собственных действий, а, как сказано в словаре, «совокупность готовностей, установок и предрасположенностей индивида или социальной группы действовать, мыслить, чувствовать и воспринимать мир определенным образом».
Первооткрыватели – представители школы «Анналов» (Бродель, Ле-Гофф и др.) и представители культурно-исторического направления в психологии (Л. Леви-Брюль, К. Леви-Стросс) в начале ХХ века описали менталитет различных обществ как эмпирическую реальность. Но до сих пор, почти век спустя пока никто не может предложить удовлетворительную концепцию структуры менталитета. Причем, если историки уделяли внимание, главным образом, общим характеристикам мышления общества, формирующимися в историческом контексте, то есть соотносимыми с преходящими условиями, то психологи – исследователи первобытного менталитета, подвергли анализу фундаментальные свойства мышления, соотносимые и с более крупными эпохами, и с более крупными социальными системами. Соответственно, у психологов в самом крайнем случае получалось только два типа ментальности или несколько, но не больше, чем глобальных эпох. Так, К. Г. Юнг выделил восточный и западный менталитет [16, 17, 18], а К. Леви-Брюль[3] описывая и противопоставляя первобытный менталитет современному, подразумевал и существование восточного и западного, как не совпадающих с пралогическим мышлением, как он называл первобытный менталитет. В то же время (буквально, хронологически) историки соотнесли менталитет не только с культурными ареалами (Запад – Восток), но и с эпохами и народами. Поэтому множить классификацию менталитета можно уже было почти до бесконечности.
По всей видимости, нельзя отрицать ни тот, ни другой подход к решению проблемы менталитета, они являются взаимодополняющими. Отдавая должное психологическим исследованиям менталитета, приходится признать, что дихотомическое описание менталитета, предложенное Юнгом, противопоставляющее рациональное и синкретическое, мистическое мышление, как и любая дихотомия, ограниченно именно в силу своих принципиальных особенностей – высокой степени абстрагирования. В такой концепции просто выпадают из анализа многочисленные варианты менталитета, сочетающие в себе те и другие характеристики. С другой стороны, попытки некоторых авторов излишне мельчить объект исследования, связывая коллективные особенности мышления с почти сиюминутными обстоятельствами, например, изменением политической обстановки, вероятно, полезны для целей прагматических социологических исследований, но для понимания закономерностей становления менталитета (что собственно и является основанием прикладного аспекта науки) не прибавляют ничего.
Современные подходы к анализу сложных объектов позволяют построить концепцию менталитета, включающую как фундаментальные характеристики коллективного мышления, так и исторически обусловленные. Принципы общей теории систем предполагают, что старое не отменяется новым, оно встраивается в новое и не противоречит ему. То есть фундаментальные характеристики мышления определяют менталитете, в его основе, более поздние, частные особенности мышления, связанные с историческими обстоятельствами, определяют его в деталях. Уместно вспомнить, что до тех пор, пока в естествознании не был открыт принцип эволюционизма, все попытки классифицировать мир живого оставались неадекватными, так как опирались на внешнее сходство. И только понимание структурно-уровневого строения мира приблизило создание универсальной типологии живого, включающего все многообразие растительного и животного мира. Такая универсальная типология (разработанная для живого) может начинаться от дихотомии и, по мере восхождения к сложности, дробиться на семейства, роды и т. д. До сих пор подавляющее большинство исследователей возражают против перенесения приемов и методов естественных наук в социогуманитарную сферу, но сегодня и здесь ситуация изменилась. Во-первых, признается, что метод экстраполяции (по аналогии) имеет гносеологическую ценность. К такому выводу теперь приходят не только авторы – представители точного знания, по тем или иным причинам обратившие свое внимание на социальные системы, но крупнейшие представители социогуманитарного знания (например, И. Н. Ионов – один из отечественных создателей теории цивилизаций и другие авторы [15, 6]). Во-вторых, признается, что существуют общие закономерности функционирования систем (в том числе и общественных, уж коль скоро они системы) [11, 7, 5]. В-третьих, теперь в публикациях уже прямо признается, что проблему истины в социогуманитарном знании можно и нужно рассматривать как соответствующую в целом постнеклассической парадигме [14, 8]. Сегодня, наконец, не то гуманитарии могут избавиться от комплексов отсутствия точной верификации, не то естественники могут избавиться от снобизма превосходства эмпиризма.
Каждая эпоха рождает собственную ментальность, хотя, возможно, как раз ментальность, как способ отношения к миру, определяющий деятельность, рождает эпоху. Ментальность – трудноуловимое явление, которое пока не поддается строгому научному анализу. Как правило, все работы, касающиеся этого предмета, носят описательный характер и относятся к прошлому. Между тем, перефразируя классика, необходимо не описать мир, а понять. Но парадокс заключается в том, что появление культурологии как отрасли научного знания (которое в большей степени, чем, скажем, история может прояснить вопрос о ментальности) обусловлено именно актуальностью, прагматической потребностью, но возникла культурология из сферы познания, которое имеет мало общего (это тема отдельной статьи)
Социальное знание, как и гуманитарное имело парадоксальный способ возникновения. Традиционный путь развития позитивного знания заключается в том, что как правило, научная дисциплина в своем становлении проходит такие этапы: описательный период (период графо), логический период – период выявления закономерностей и формулировки строгих законов (период логоса) и, когда наступает период парадигмального кризиса и необходимости переосмысления концептуальных основ, наступает период софии – период философского осмысления. Социогуманитарные науки, в силу специфичности самого объекта изучения – социальных систем и продуктов человеческой деятельности, имели парадоксальный путь развития. Сначала возникла рефлексия по поводу самого объекта изучения – общества и его функционирования. Менялось само содержание понятия, возникали различные концепции общества, культуры, цивилизации, социального развития. Затем многочисленные философские концепции, обрастая фактическим материалом, стали складываться в позитивное знание, и статус научной дисциплины получили такие науки, как социология, политология, культурология и т. д. Такой путь определил главную особенность социогуманитарного знания. Генетическая связь с философией придала концептуальный характер этим дисциплинам. Что с одной стороны, во-первых, придает определенные ограничения практической применимости этих знаний. В отличие от естественных и точных наук, социогуманитарное знание не дает мгновенных рецептов решения проблем, как например, в результате открытий в микробиологии. Оно дает концептуальную базу для разработки социальных программ. Во-вторых, наличие концепции как предварительной модели, методологического (априорного) подхода в значительной степени предопределяет направление, а значит и результат исследования. Скажем, эволюционистский подход противоречит представлениям о наличии современных восьми геоцивилизаций с собственными закономерностями функционирования и развития, а цивилизационный подход никак не может вписать эти геоцивилизации в поступательное развитие культуры. С другой стороны, концептуальность социогуманитарного знания имеет и позитивные стороны. Возможность выбора парадигмы и концепции открывает новые возможности познания. В отличие от точных и естественных наук, познавательные возможности которых ограничиваются, например, зрелостью материально-исследовательской базы (наличие технических средств для фундаментальной физики, астрономии, микробиологии и т. д.) и зрелостью системы знания, наличие различных подходов в социогуманитарных науках наталкивает на свободный поиск адекватных концепций и, следовательно, методов исследования. Во-вторых, наличие аксиологического, деятельностного, технологического и т. д. подходов позволяет всесторонне исследовать объект, не имея дисциплинарных ограничений, имеющихся в естественных науках.
Основными принципами, положенными в основу предложенной концепции менталитета являются генетико-иерархический принцип строения сложных систем и принцип открытой классификации, предложенный психологом К. А. Абульхановой-Славской [1] для типологического исследования личности. Генетико-иерархический принцип заключается в том, что этапы эволюции системы закрепляются в структуре и остаются как основа для верхних уровней системы. Принцип открытой классификации заключается в том, что по мере развития системы увеличивается количество дифференцирующе-типологических критериев на разных уровнях организации и принципиальная асимметричность классификации, вытекающая из нелинейности развития сложных систем.
Исходя из уже устоявшего в науке положения о фундаментальных типах мышления, связанных с межполушарной асимметрией головного мозга, называемых декстрально-синистральным способом организации информации, предположим, что основанием менталитета являются когнитивные характеристики. Обнаруживаемое многими авторами деление на рациональный менталитет и эмоционально-образный является объективно фиксируемым, верифицируемым методами естественных наук (психологические и психофизиологические эксперименты), но явно недостаточным для описания всего многообразия коллективных особенностей мышления существующих сообществ.
Когнитивные основания ментальности, связанные с декстрально-синистральными модусами мышления, определяют фундаментальные и дихотомические различия. Практически во всех сферах деятельности человека культуры Запада и Востока демонстрируют различные мыслительные матрицы.
В познавательной сфере:
– цель познания на Западе – использовать окружающий мир в собственных целях; цель познания на Востоке – самопознание, познание тайны бытия, безотносительно практической применимости;
– методы познания на Западе – главным образом рациональное, эмпирическое познание внешнего по отношению к человеку мира; на Востоке – интуитивное, иррациональное, созерцательное освоение мира;
– механизм познания на Западе сводится к активности субъекта, точнее к активному преобразованию окружающего мира; на Востоке познание – духовное постижение объекта;
– основной вопрос познания на Западе – соответствие истины и неистины; познание на Востоке – путь нравственного совершенства, основной вопрос – соответствие добра и зла;
– форма познания на Западе – главным образом научная, в форме постижения соотношения всеобщего и единичного; на Востоке – попытка построить целостную систему, разработка жизненных ценностей.
В деятельностной сфере:
– деятельность человека Запада направлена на изменение мира в соответствии с человеческими проектами (это касается как изменения природы – реки вспять, так и социальных проектов, начиная с государства Платона); деятельность человека Востока ориентирована на изменение самого человека в соответствии с изначальным трансцендентным замыслом, на приведение человека к гармонии с Космосом;
– смысл человеческого бытия западной культуры – максимально полно удовлетворять потребности и интересы при жизни; призвание человека Востока – распознать высшую трансцендентную волю, следовать этой воле даже в ущерб человеческому бытию.
Во временной ориентации человека:
– человек Запада ориентирован в будущее, причем, само по себе существование будущего обеспечивает изменчивость мира; человек Востока ориентирован на вечность, которая неизменна;
– время на Западе воспринимается как линейное однонаправленное, необратимое; на Востоке – циклический характер времени, всеобщий круговорот.
В вербальной сфере:
– на Западе атомарный характер языка, алфавитная письменность, аналитическая структура слова; на Востоке целостность иероглифического знака, образная целостность текстового фрагмента, понятие слито со своим графическим образом;
– употребление синонимов, метафор в западных языках основано на чисто понятийном содержании безотносительно к графической оболочке слова; на Востоке разветвление смыслов строится по типу наглядного изображения, где синонимы или метафора задается образом иероглифа;
– смысл текста в западной культуре передается главным образом с опорой на существительные и глаголы; восточный текст складывается из образов – прилагательных, причастий [4].
Вторым структурным уровнем ментальности является архетипическое основание. Под архетипическим основанием ментальности следует понимать стереотипические представления о фундаментальных категориях бытия, воплощенных в символических сюжетах. Это представления о природе, жизни, человеке и других, наиболее значимых для социума категориях и связях бытия. Архетипические сюжеты с одной стороны являются общими для больших и даже сверхбольших групп людей, с другой стороны, имеются все же различия, обусловленные тем, что вырабатываются в соответствии с метасистемой – средой обитания и способом деятельности. Скажем, образ реки времени как непрерывности и невозвратности возник не в социумах, формировавшихся на берегах крупных рек, а в античной культуре, где рек почти не было. Это связано с тем, что именно для этого социума стала важна идея новации, изменчивости. Для Ближнего Востока особенности географической среды – бурные разливы рек, мощные грозы, низкая предсказуемость природных катаклизмов, обусловленная близостью гор, определили архетип катастрофы, сюжетно выразившийся в идее всемирного потопа, а ментально в готовности жертвовать собой. Вероятно, именно этот архетип в какой-то степени позволяет объяснить современный феномен арабского терроризма.
Следующий уровень строения ментальности назовем эпистемологическим основанием. У каждого социума в зависимости от исторического багажа существует собственное понимание истины, смысла жизни, целей деятельности. Культурные парадигмы, дискурс меняется в зависимости от конкретных условий жизни общества. В отличие от предыдущих оснований ментальности, это является более молодым, следовательно, более подвижным и более разнообразным. Изменение информационных основ ментальности – накопление смыслов происходит в ходе исторического развития. При этом смыслы образуются не только в результате познания, линейного накопления информационной базы. Смыслы и в случае рождения внутри социума, и в случае приобретения в ходе культурного диалога приобретают то содержание, которое не может противоречить типологическим особенностям мышления – когнитивному стилю.
Для примера представим эпистему гуманизма. Если в эпоху Сократа человек, хотя и является мерой всех вещей, но он соразмерен этим вещам. В эпоху средневековья он уже венец творения. А в эпоху Возрождения человек занимает место почти равное Создателю – он центр мирозданья. Но в любом случае дискретность мышления, связанная с левополушарным рациональным когнитивным стилем, членит реальность на вещи, и в разные эпохи только определят разную меру этим вещам. На Востоке вместо антропоцентризма и гуманизма существует только понятие гуманности, как соответствующей формы поведения, которая вписывает человека в существующую реальность, не выделяя человека как особую сущность. Понятие гуманности также может меняться от эпохи к эпохе, но стилевые характеристики правополушарного модуса мышления не позволят сформироваться эпистеме личности.
Наконец, наиболее (возможно, или на в настоящий момент, в соответствии с принципом открытой классификации, позволяющей вводить новые, более дробные основания) дифференцированной классификацией является выделение аксиологических оснований: они могут формироваться в зависимости ценностных ориентаций, идей, которые могут возникать в зависимости от ситуативных (в социальном смысле), в промежуточных или переходных состояниях. Например, ситуация модернизации традиционных обществ (модернизация без вестернизации Японии и Южной Кореи) и обществ, типологически принадлежащих Западу, но вошедших в так называемое «осевое время» (не вполне рационально, но очень образно обозначенное К. Ясперсом как эпоха рождения нового мороосмысления и рождения человека, творящего историю по собственному, идеальному проекту [19]). Таким образом, каждый из означенных уровней структуризации оснований ментальности получает подтверждение в эмпирической реальности и имеет прагматическую ценность, так как позволяет выделить модернизируемые и немодернизируемые (трансформируемые и нетрансформируемые) в зависимости от архаичности или от поверхностности порождающих структур характеристики конкретного менталитета.
1. Абульханова-Славская К. А. Особенности типологического подхода и методы исследования личности // Принцип системности в психологических исследованиях / Ред. докт. псих.н. Д. Н. Завалишина, к. псих.н. В. А. Барабанщиков. М., 1990.
2. Брагина Н. Н., Доброхотова Т. А. Функциональные асимметрии человека. М., 1988.
3. Брюль К. Первобытный менталитет. СПб., 2002.
4. Васильева Н. В., Плебанек О. В. Когнитивный стиль как принцип типологического анализа культуры // Ананьевские чтения – 98 (30-летие кафедры социальной психологии). Тезисы научно-практической конференции 27–29 октября 1998 / Под ред. А. А. Крылова. СПб., 1998.
5. Василькова В. В. Порядок и хаос в развитии социальных систем. СПб., 1999.
6. Ионов И. Н. Теория цивилизаций и неклассическое знание (Социокультурные предпосылки макроисторических интерпретаций) // Общественные науки и современность. 2004, № 5. С.141.
7. Курдюмов С. П., Князева Е. Н. Структуры будущего: синергетика как методологическая основа футурологии // Синергетическая парадигма. Нелинейное мышление в науке и искусстве. М., 2002. С.109.
8. Лазарев Ф. В., Лебедев С. А. Проблема истины в социально-гуманитарных науках // Вопросы философии. 2005. № 10. С.95.
9. Леви-Брюль К.
10. Плебанек О. В. «Мы-» и «Я-сознание», стили мышления и типы культурного развития // Материалы международной конференции «Я и МЫ. История, психология, перспективы». СПб., СПбГУ, 2002.
11. Пригожин И. Философия нестабильности // Вопросы философии. 1990, № 6.
12. Ротенберг В. С., Аршавский В. В. Межполушарная асимметрия мозга и проблема интеграции культур // Вопросы философии. 1984. № 4.
13. Современная западная философия: словарь / Сост.: Малахов В. С., Филатов В. П. – М.: Политиздат, 1991. С.176.
14. Степин В. С. Теоретическое знание. М., 2003.
15. Федотова В. Г. Классическое и неклассическое в социальном познании // Общественные науки и современность. 1992. № 4. С.50
16. Юнг К. Г. Различие восточного и западного мышления // Философские науки. 1988, № 10.
17. Юнг К.-Г. О психологии восточных религий и философий. М., 1994.
18. Юнг К.-Г. Психологические типы. СПб, М., 1995.
19. Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1991.