Глава 6
Длина коридора
Я смутно помню, что за бред я начал рассказывать. Полагаю, что ничего глупее в своей жизни я еще не рассказывал. На мое счастье, Кьяра была слишком утомлена за прошедший день и почти моментально заснула. Дыхание ее стало глубоким, а рука в моей ладони расслабилась. Я облегченно вздохнул и долго созерцал ее спящую, не выпуская ее теплой и нежной руки. Она была самой прекрасной женщиной на свете…
Я совершенно не знал, как жить дальше.
Лучше всего сейчас – сбежать и никогда больше не видеться с ней. Но я не мог! Я должен завтра отвезти ее во Флоренцию! Это не отговорка!
Я высвободил свою руку, встал и принялся мучительно мерить шагами комнату. Я пытался найти выход из сложившейся ситуации, но мой размеренный променад никак мне не помогал. Я старался не смотреть на нее, но это было выше моих сил, и мой взгляд постоянно обращался на спящую Кьяру. Вконец измучившись, я сел на кровать с другой стороны и уронил голову на руки.
Что было потом, я не помню, но когда утром зазвенел будильник на моем мобильнике, и я открыл глаза, то обнаружил, что мы сладко спим в объятиях друг друга. Я подскочил, как ужаленный, едва не разбудив Кьяру. Несколько минут я сидел на кровати, ощущая, как сердце бьется где-то в горле, почти не давая мне дышать. Потом я еще долгое время смотрел на нее. Во власти сновидений ее веки слегка подрагивали, а на губах играла легкая улыбка. Мне захотелось прикоснуться губами к ее губам, нестерпимо захотелось!
«Ты не имеешь права!» – сказал я себе и отвернулся.
В упорной борьбе с самим собой я поднялся и постарался вернуть свой разум из состояния агонии в состояние разумное. Мне это не удавалось, потому я схватил листок, написал, что ушел собирать вещи и скоро вернусь, положил записку на ее телефон, лежащий на столике у изголовья, и вышел из комнаты.
Свежесть морозного утра благотворно повлияла на мой пылающий мозг, и я решил, что пешая прогулка до моего отеля позволит мне прийти в себя. Deficiente14! Надо было подумать, что тащить потом чемодан и горнолыжное снаряжение обратно будет не сильно удобно! Чувствуя себя полным кретином, я собрал вещи, заплатил за номер и наперевес со своими пожитками медленно поплелся в сторону ее отеля, умоляя небо, чтобы она все это время лежала в постели и спала.
Ворвавшись в ее номер, словно ураган, я облегченно вздохнул, увидев ее в кровати, но уже проснувшуюся.
– Buongiorno, горнолыжница! Как нога?
– Buongiorno, спаситель! Болит немного… И чешется.
– Тогда Флоренция нас ждет!
Выпив кофе с круассанами и погрузив в машину вещи и Кьяру, я направил свой черный мерседес в сторону моей Сантиссимы.
Первый час я старался отвлечь Кьяру от болевых ощущений разговорами ни о чем. Не совсем ни о чем, конечно. Например, я узнал, что мы живем недалеко друг от друга, и что есть даже крошечный парк, где я иногда бегаю, а она – гуляет. Только мы еще ни разу там не встретились. Также я поведал ей, что мое любимое место во Флоренции – это Piazzale Michelangelo, где город лежит как на ладони. Моему изумлению не было предела, когда она сказала, что еще ни разу там не гуляла.
Потом боль в ноге усилилась. Кьяра не жаловалась, но ее молчание и отражавшееся в глазах страдание сводили меня с ума. Я остановил машину, дал ей анальгетик и посоветовал заснуть. Через некоторое время Кьяра последовала моему совету, а я постарался ни о чем не думать и внимательно следить за дорогой. Должен сказать, что это было самое сосредоточенное и аккуратное вождение в моей жизни. Я не то, чтобы не превышал лимиты скорости. Я ехал даже медленнее разрешенного, не совершая никаких стремительных маневров с одной полосы на другую, словно мой салон был наполнен плохо закрепленным хрусталем. Представляю, как чертыхались аборигены моей страны, когда я мешал им почувствовать себя на трассе Формулы 1, и поминали, на чем свет стоит, всех иностранцев, потому что с такой аккуратностью и с таким беспрекословным следованием правилам ездят, наверно, только жители содружественных государств. Ведь правила дорожного движения в Италии придумали для иностранцев, но никак не для нас, коренных жителей.
Но я в тот день являл собой картину самого дисциплинированного итальянца на дороге. А может даже австрийца… Не могу сказать, что мне нравился такой стиль вождения, но иногда значение имеет безопасность другого человека на борту, а не личное удовольствие. А я старался максимизировать безопасность моей пассажирки в условиях агрессивного итальянского движения.
Благополучно добравшись до Флоренции, я мягко притормозил свою машину у больницы и посмотрел на Кьяру. Она была такая нежная и близкая… Я хотел бы каждый день наблюдать, как она спит…
Я разбудил Кьяру.
– Мы прибыли, горнолыжница, и врачи мечтают о встрече с тобой.
Она посмотрела на меня таким взглядом, что сердце мое едва не остановилось.
– Что… случилось? – запинаясь, спросил я.
– Ничего, – ответила она и взялась за ручку двери.
Я помог ей выбраться из машины и дойти до reception, а там – оформить все документы. Я еще с утра позвонил во флорентийскую больницу и договорился, что привезу к ним Кьяру. Потом мы поплелись с ней в операционное отделение. Когда момент нашей разлуки вплотную приблизился к нам, она вдруг разрыдалась и упала в мои объятия. Я крепко, по-настоящему крепко, прижал ее к себе и начал гладить по волосам.
– Кьяра, что с тобой? Ответь, пожалуйста… – умоляюще сказал я.
– Флавио, я боюсь. Если я больше никогда не смогу ходить? – с трудом разобрал я сквозь рыдания.
– Глупышка! Дель Пьеро15 знаешь?
Она кивнула в знак согласия.
– Так вот, он в 24 года порвал себе кресты, но, как видишь, это не помешало ему вернуться на поле и забивать красивейшие голы и штрафные. Все будет хорошо! Верь мне, моя… – я запнулся. И очень вовремя, потому что я собирался сказать нечто совершенно непозволительное. —… горнолыжница, – закончил я свою мысль.
– Ты ювентино16? – улыбнулась она, и я понял, что мне удалось немного успокоить ее. Я утвердительно кивнул, облегченно вздохнув. – Значит, мы с тобой враги… – рассмеялась она.
– То есть как враги?! – опешил я.
– Я болею за Фиорентину17.
– Придется тебе сменить футбольную ориентацию, если ты хочешь существовать со мной в мире и согласии, – ответил я, сдерживая смех. Я – неосознанно – разговаривал с ней так, словно нас ждало совместное светлое будущее…
– Обещай мне, – сказала Кьяра умоляюще, – что я еще увижу тебя после операции?
– Если только ты пойдешь со мной на стадион болеть за Ювентус.
– Обещай мне, даже если я не смогу ходить на стадион, – вновь в ее глазах промелькнул страх.
– Ты сможешь ходить на стадион! – непреклонным тоном сказал я. – Операция длится всего полтора часа. Через полтора часа я смогу похвалить тебя за мужество.
Из операционной вышел врач, готовый принять ее под свою опеку. Она крепко сплела руки вокруг моей шеи, потом запечатлела на моей небритой щеке нежнейший поцелуй и, прошептав «спасибо», разомкнула объятия, готовая сдаться хирургам.
Но я перехватил ее руку, останавливая. Мадонна, как я хотел в тот момент покрыть поцелуями ее лицо! Несколько мгновений я смотрел на нее, борясь с неистовым желанием. Потом прикоснулся долгим поцелуем к ее лбу – и отпустил ее.
Последующие полтора часа я провел, тщательно измеряя длину коридора. Я прошел много километров, выложенных цветной плиткой, пытаясь разобраться в своих чувствах к этой девушке и заключить с самим собой какое-то приемлемое соглашение. Через несколько дней ее выпишут из больницы, она вернется к этому своему… stronzo! Не мог я назвать по-другому человека, который бросил свою любимую женщину в сложный момент. Женщины – сильные существа и способны справиться в одиночку со многими трудностями, но мужчина, который не может бросить все ради любимой женщины, когда она в нем нуждается, – не мужчина. Итак, она вернется к нему, которого она так любит, и который плевать на нее хотел. И на этом наши с ней отношения должны закончиться. И никаких походов на стадион… Только теперь я понял, что ей не грозит смена футбольной ориентации… Потому что мы должны расстаться.
Все мое существо противилось этому факту, каждая клеточка моей души отказывалась принимать эту истину, но это было неизбежно. Я должен вычеркнуть ее из моей жизни. Я даже не должен отвозить ее из больницы домой, потому что я еще помнил, какое это испытание – находиться с ней наедине в скрытом от посторонних глаз помещении. Мне вообще лучше не знать, где она живет. Да. Я скажу, что уеду в командировку, и вызову ей такси, которое доставит ее домой. И чемодан отправлю с таксистом.
Оставалось только пока неясным, как я запрещу себе звонить ей, как я буду жить, ничего не зная о ней. Как я вообще буду теперь жить?! Но я должен найти в себе силы и расстаться с ней. Остаться просто друзьями с ней я не смогу, у меня разум помутится.
Когда время стало подкрадываться к планируемому окончанию операции, мой мозг начал плавиться, и я обессиленно уселся на стул возле палаты. Но стрелка висящих перед моим взором часов легко и беззаботно перепрыгнула положенную цифру и весело побежала дальше, а дверь операционной так и осталась закрытой. Я очень серьезно начал опасаться за свой разум. Мне стало казаться, что тревожное ожидание сожжет меня изнутри. Это адское испытание продолжалось еще минут 30, и я так и не понял, как мне удалось не сойти с ума, не ворваться в операционную и в целом сохранить адекватное поведение.
Правда, когда дверь операционной все-таки отворилась, я подскочил к врачу, словно орел к мыши, что он даже шарахнулся от меня.
– Как она?! – воскликнул я.
Медик, вероятно, видел немало неадекватов за свою жизнь, потому, лишь устало взглянув на меня, спокойно изрек:
– Надеюсь, что теперь все будет хорошо.
– Теперь?! Что значит «теперь»?!
– Нам пришлось исправлять работу коллег, которые вправляли ей перелом. Рентген показал, что проблема была не только в порванных связках, но и в смещении коленного сустава. Поэтому операция затянулась… Вам стоит отправиться домой. Увидеться с ней сегодня Вы не сможете.
– Но почему?! – возмутился я.
– Она только сейчас начала приходить в себя после анестезии и еще на пару часов останется подключенной к аппаратам. Время, однако, уже восемь. – Врач усмехнулся, увидев мое обреченное выражение лица, и похлопал меня по плечу. – Dai, su! Через несколько дней твоя ненаглядная вернется к тебе домой.
– Ко мне домой? – словно эхо, повторил я.
– Разве ты не Флавио? – недоуменно и с легким подозрением посмотрел на меня медик.
– Флавио, – утвердительно кивнул я.
– Она несколько раз звала тебя во сне, а когда очнулась, первым делом спросила, где ты.
Сердце мое сходило с ума, а где-то под ним порхали бабочки.
– Позвольте мне увидеть ее на 5 минут! Я прошу Вас! – взмолился я.
Наверное, мой вид в ту минуту был способен тронуть даже самое несентиментальное бревно. Посмотрев на меня пару секунд, медик усмехнулся и сказал:
– Пять минут. Не более. Только, чтобы доказать ей, что ты был рядом.
Я готов был расцеловать его, но благоразумно подумал, что не стоит укреплять о себе мнение, как о не слишком вменяемом человеке.
Я вошел к ней в палату и обнаружил, что стал чрезмерно впечатлительным мужчиной. Видеть Кьяру на койке с какими-то подсоединенными проводами и с кислородной трубкой под носом подкосило всю мою мужскую выдержку. Я подошел к ней и положил свою ладонь на ее руку, переплетаясь пальцами. Кьяра слабо улыбнулась.
– Спасибо, – едва слышно прошептала она.
– Это не я делал операцию…
– Спасибо, что был рядом…
– Как… как ты себя чувствуешь? Нога… очень болит? – слова давались мне с трудом, будто это я отходил от наркоза
– Нет, – покачала она головой. – Я вообще ничего не чувствую, только круговорот стен вокруг.
– Это анестезия отходит. Все наладится. Верь мне.
– Я верю тебе… – сказала она, ставя под еще большую угрозу мою выдержку. – Все прошло нормально? Я… буду ходить?
– Не хуже Дель Пьеро, – ответил я, и она улыбнулась мне сквозь свою тревогу.
– Флавио… Ты приедешь как-нибудь навестить меня?
– Разумеется! Я приеду завтра утром! – не задумываясь, сказал я, моментально забыв обо всех принятых полчаса назад решениях.
– Как жаль, что я не встретила тебя раньше… – прошептала Кьяра.
Я пристально посмотрел на нее. Интуитивно я хорошо понял, что скрывается за этими словами, но я не должен был этого понимать.
– Думаешь, если бы у нас было больше времени на занятия, я научил бы тебя кататься так, что ты смогла бы избежать столкновения? – с наивным видом спросил я и, не дав ей ответить, добавил: – Ты не виновата. Виноват тот idiotta, что выпендривался на склоне. Ты не могла видеть его, а, следовательно, не могла избежать столкновения…
– Как жаль, что я не встретила тебя до того, как ты женился… – прервала она меня.
Я даже дышать перестал, несмотря на то, что догадался еще раньше о смысле ее фразы.
– П… почему? – заикаясь, спросил я, глотая комок, подступивший к горлу.
– Если бы ты был свободен, я имела бы право любить тебя…
«Oh, cazzo!» – пронеслось в моей голове. И неизвестно, какую бы глупость я совершил, если бы не врач, вошедший в палату, чтобы сообщить, что аудиенция окончилась…