Глава 1
Перемена имен
Темный зал с редкими всполохами тусклых керосинок расплывался перед глазами. Ряды наезжающих друг на друга деревянных столиков, неудобные лавки, разномастные стулья, грязные занавески на фальш-окнах, пыльные, прожженные в сотне мест скатерти, звон жестяных бокалов и алюминиевых тарелок, пьяные крики и невнятная брань – все смешалось в единую сумасшедшую круговерть и взорвалось в голове устало выглядящей девушки. Она протяжно вздохнула и привычными круговыми движениями пальцев потерла саднящие от боли виски.
«Завтрашнее похмелье уже сегодня…» Девушка ощупала свое затянутое в камуфляж тело, разыскивая что-то в бесчисленных карманах. На стол посыпались патроны, тюбики с помадой, огрызки карандашей, мятые клочки бесчисленных бумажек и прочая мелочь. Отыскав в образовавшейся куче пудреницу, она щелчком раскрыла ее и опасливо уставилась в маленькое зеркальце.
«Так и есть, нажралась». Красивые сине-серые глаза потеряли свой обычный блеск и теперь тупо смотрели на свою хозяйку из зеркала. И если бледность кожи считалась обычной для каждого обитателя московской подземки, то нездоровая синева век (и тушь здесь ни при чем) была именно нездоровой. Усталость, помноженная на опьянение, – равно унылый внешний вид, минус здоровье и…
Девушка вновь взглянула в зеркало. Осторожно, словно боясь увидеть там легендарного зеленого змия. «Минус здоровье и природное очарование». Щедрая природа и давным-давно погибшие родители наделили ее красотой, а денежная профессия позволила эту красоту холить и лелеять. Однако сейчас ни природа, ни дефицитная в метро косметика не могли вернуть измученному лицу ни свежести, ни привлекательности.
«Напилася я пьяна, не дойду я до дома». Пудреница захлопнулась и исчезла в недрах камуфлированного костюма, сшитого на заказ.
– Димасик, давай еще по одной! – ей совсем не хотелось домой, благо и старинная песня намекала на бесполезность подобного похода. Лучше свалиться замертво здесь, Димасик, хозяин кафешки, свою вип-клиентку всяким уродам в обиду не даст, кроватку расстелет, спать уложит, а с утра еще и опохмелит, если совсем туго придется.
– Что празднуешь? – стеклянный бокал (такую посуду здесь подавали исключительно випам), наполненный до краев ярко-красной жидкостью, возник перед ней на столе. Доставивший вино официант участливо улыбнулся.
Хорошая улыбка, но Гоша или Миша, девушка никак не могла вспомнить его имя, относился к вымирающему племени жеманных меньшинств и потому не представлял для нее ни малейшего интереса.
Проигнорировав вопрос и самого вопрошавшего, девушка в очередной раз обвела зал мутным взглядом в поисках того, кто поможет скрасить ей затянувшийся вечер. «Вонючий сброд» – а в эту категорию попало сразу девяносто процентов посетителей – оказался отметен сразу, «не на помойке себя нашла». Представительный мужчина в сталкерской униформе за соседним столиком выбыл в полуфинале, его спутница – потасканного вида блондинка – вряд ли одобрила бы притязания на своего кавалера. В финал вышли сорокалетний дядька с весьма сексуальной залысиной в обрамлении длинных, зачесанных назад волос (он показался девушке похожим на какого-то из довоенных актеров, чьи фотографии продавались у местного антиквара по десятку патронов за штуку) и коротко стриженный шатен лет двадцати пяти в спортивном костюме («одежда дерьмо, но мордаха не противная!»).
Шатен заметил разглядывающую его особу и призывно улыбнулся в ответ. Щербатая улыбка тут же исключила молодого человека из списка соискателей. «Изо рта, поди, еще воняет».
Девушка ухватилась за край стола и попыталась подняться, чтобы выказать псевдоактеру свою благосклонность, но не смогла: ноги не слушались, а в подрагивающих от напряжения руках уже не хватало силы поставить свою хозяйку на непослушные ноги.
– Черт!
Она обессиленно сползла обратно на мягкий, обитый кожей стул (тоже из реквизита, предоставляемого наиболее ценным клиентам) и коротким матерным словом подвела неутешительный итог сегодняшнему вечеру.
– Привет, Ашвария.
– Айшвария, твою мать, – беззлобно, скорее по привычке, поправила девушка и подняла взгляд. Перед ней стоял высокий, породистый мужчина, одним своим видом легко бьющий несостоявшихся финалистов. Одежда обыкновенная – джинсы и простая черная кофта – однако эта обыденность не могла обмануть наметанный глаз. Баснословно дорогие часы на запястье, довоенные, но находящиеся в прекрасном состоянии ботинки, ухоженное лицо с чистой кожей, подчеркнуто небрежная, но при этом аккуратная небритость, белые, здоровые зубы и, конечно, глаза – глаза уверенного в себе матерого хищника – все в этом человеке говорило о благополучии и силе. А что еще требуется бедной девушке в обездоленном мире? Портило благостное впечатление лишь одно – он назвал ее кодовым именем. А значит, «кина не будет», это не мужчина, это – заказчик. «Что за непруха…»
– Присаживайся, гость незваный.
Просить дважды не пришлось. Услужливый официант тут же принес еще один вип-стул и оставил карточку с куцым меню.
– Хреново выглядишь, госпожа Рай.
«Айшвария» поморщилась:
– Хреновые у тебя комплименты, господин…?
– Имя у меня обыкновенное, без всякой азиатской экзотики. Я – простой русский Володя.
«Ага, простой ты, как же».
– И что привело простого русского Володю ко мне, непростой индийской девушке Айшварии? – она потянулась было к бокалу с вином, но вовремя передумала. Наклевывалась работа, слабо совместимая с алкоголем. – Димасик, кофею мне сообрази по-быстрому!
– Ты вообще как, в адеквате? – Владимир изучающе смотрел на нее. Пристально и внимательно. К сожалению, исключительно по-деловому. – Не забудешь через час о…
– Не забуду, – отрезала «индийская девушка». – Рассказывай.
На стол легло несколько рисунков, выполненных на манер фотографии. Одно и то же лицо с разных ракурсов. Но как ни верти – лысый боров, бандитская рожа весьма похабного вида.
– Зря на рисунки разорялся, этого типа я и так знаю. Сиропчик. Для своих – Женя Наган.
– Жендос, он самый, – гость немного успокоился, поняв, что девушка, может, и не в трезвом уме, зато в сознании.
– Трудная мишень.
– Зато хороший гонорар.
– «Хорошего» мало, тут нужен «отличный». А «отличный» вдвое больше «хорошего».
Володя крякнул:
– Может, оплату по трезвяни обсудим?
– По трезвяни дороже. Пользуйся моментом, пока я пьяная и добрая.
Женоподобный Миша (или Гоша) принес Айшварии большую чашку дымящегося кофе и вопросительно уставился на гостя:
– Что-нибудь выбрали?
Манерный голос «заднепроходца» произвел на Володю такое неизгладимое впечатление, что он поперхнулся и тут же яростно замахал руками:
– Пошел отсюда! Развелось мразей! Нормального мне пришлите. А не…
«А не…» с витиевато-нецензурным продолжением столь живописно раскрывало глубину падения существ, подобных Мише/Гоше, что всем выжившим извращенцам столицы в эту минуту икалось с необыкновенной силой и энергией.
Зато Айшвария смеялась от души:
– Ну, ты конкретно злой! Я тоже недолюбливаю всяческих полупокеров, но по сравнению с тобой я полная толерастка! Пожалуй, выпишу тебе небольшую скидку за прямоту характера. Красавец!
– Скидка – это хорошо. Жаль, гнус безвозвратно испортил мне аппетит, – если на местной кухне обитают такие же, ноги моей больше здесь не будет.
К счастью, после изгнания нечистой голубой силы встреча продолжилась, а затем и благополучно закончилась без каких-либо «аморально-сексуальных» эксцессов.
«Вот я на всю голову долбанутая», – девушка застыла с карандашом над крохотной записной книжкой и, до крови кусая губы, вспоминала детали минувшего вечера. Она помнила абсолютно все, в малейших деталях, но две неразрешимых вещи не давали ей покоя. Какого рожна она сменила удачливый, хорошо зарекомендовавший себя позывной – надпись «Айшвария Рай» в записной книжке была перечеркнута толстой карандашной линией – и каков, черт побери, новый?
Конечно, все эти позывные были чистым ребячеством, понтом или фирменным стилем, если по-научному, но ей нравилось привносить в свою суровую работу элемент веселого идиотизма. За каждым прозвищем тянулась определенная история:
«Пенелопа Крус» – здесь сразу все не задалось. Словила сквозное пулевое в мягкие ткани, поломала ребра.
«Виктория Кастро» – долгий и мучительный период без заказов и, соответственно, без работы и денег.
«Дженифер Лопез» – несбывшиеся надежды, но время веселое.
«Сальма Хайек» – ни то ни се, полоса белая, полоса черная.
Наконец, «Айшвария Рай» – поперла везуха, а с нею и богатый клиент. Четыре подряд выполненных заказа без срывов, форс-мажоров и, как следствие, ранений и прочих неприятностей. Зато с внушительными гонорарами, позволяющими вести тот образ жизни, о котором девушка мечтала. На «Айшварии» она себе и заработала имя, чуть ли не бренд, за который готовы платить внушительные суммы. А теперь с пьяных глаз она, идиотка набитая, самолично отказалась от удачи… Зачем? Впрочем, это уже риторический вопрос. Практический – каким новым позывным она назвалась клиенту?
Вместо того, чтобы заниматься заказом, она сидит и тупо перебирает имена никогда не виданных ею довоенных актрис. Когда перебор в уме – а с похмелья это занятие совсем не банальное – закончился ничем, девушка обратилась к первоисточнику: набору карточек с телами и лицами див ушедшего прошлого. С тоской поглядела на индийскую красавицу Айшварию Рай – ее экзотическая внешность действовала возбуждающе отнюдь не только на мужчин. Красота есть красота… С неохотой отложила фотографию в сторону, для верности «рубашкой» вверх – чтобы больше не отвлекала. Дальше шли уже отработанные актрисы – знойные красавицы Крус и Хайек. Карточки с англосаксонскими дамами были отвергнуты без колебаний, их имена «Айшвария», рожденная в московском метро, никогда не использовала, это казалось скучным и неоригинальным. На руках осталось всего четыре фотографии: Лусия Мендес, Моника Белуччи, Летиция Каста и Люси Лью.
Итак, кто из них? Память ответила насупленным молчанием, лобные доли, ответственные за логику, развели воображаемыми руками, мозжечок, ухмыляясь, приказал указательному пальцу покрутить у виска, все остальные органы чувств вопрос демонстративно проигнорировали. Особенно тихо вела себя интуиция. Вашу мать…
Одна из лобных долей осторожно предложила решить проблему лотереей – просто ткнуть пальцем в случайную карточку, но была грубо прервана внезапно проснувшейся совестью, настойчиво требовавшей поиметь ее. Куда ж без этой нимфоманки, самое время иметь совесть, других-то забот нет.
Закончилось дело компромиссом. Без каких-либо объяснений бывшая Айшвария занесла в блокнот «Летиция Каста, коротко Лю». До «Лю» сокращалось (при должном приложении фантазии и неких вольных допусках) три имени из четырех, а это уже неплохой расклад. «Летиция» же была выбрана за звучность. Вот такие чудеса девичьей логики.
Разобравшись с самоидентификацией, новоявленная Лю засобиралась, наконец, в дорогу. Предстоял не слишком хлопотный переход с Лесопарковой на Новоясеневую, однако все усложнялось необходимостью пронести через строгую и дотошную лесопарковую таможню «рабочий инструмент»: два пистолета «Стриж», взрывчатку и три гранаты – дамский набор в дорогу. Все это добро она приобрела у местного «антиквара» весьма широкого профиля. Мерзотного вида карлик за нескромные деньги снарядил ее всем необходимым и даже свел с «либеральным» таможенником, готовым за весьма неусловную мзду обеспечить «свободу передвижения без границ и бюрократических препонов».
За «Стрижами», собственно, она и поперлась в такую даль (и дырень). Коллеги без устали нахваливали восемнадцатизарядные машинки отечественных оружейников, и женское любопытство не выдержало напора. Однако беда в том, что «либерал» заступал на свою смену только завтра, времени же на заказ оставалось впритык. Что такое три дня для подготовки серьезной операции? Ни-че-го.
Можно было махнуть до тайника с оружием на бандитской ветке, но это опять непростительная потеря дефицитного ресурса на букву «В»…
Летиция затянулась дорогой сигаретой, изготовленной московскими мастерами из некого эрзац-табака, выращиваемого, согласно рекламе, «в экологически чистом районе столицы». Она любила дорогие вещи, но с эрзац-табаком пообещала себе заканчивать. От капли постъядерного никотина гибли не только лошади – вичух наверняка разрывало в клочья. Сигарета в самодельной пачке была предпоследней, и сейчас Лю не столько наслаждалась запретным плодом, сколько уничтожала запасы дурной отравы.
Курево, несмотря на всю его тлетворность и пагубность, навело на дельную мысль: кто, как не хозяин (он же бармен) увеселительно-горячительного заведения, должен знать все ходы-выходы на станции, подходы и поткаты к нужным людям! Грех не воспользоваться ценным знакомством.
– Димасик, ты же не откажешь даме в сущей малости?
Лысый Димасик лет шестидесяти от роду с готовностью улыбнулся:
– В моем почтенном возрасте не принято отказывать дамам, тем более таким…
Летиция не стала дожидаться окончания комплимента:
– Похмельным и опухшим! Эх, Димочка, неважный из тебя льстец. Но не о том тебя прошу, проблема посерьезней будет. Нужно мне ствол через таможню протащить. Два ствола… и немного взрывчатки.
С каждым словом улыбка на устах престарелого льстеца блекла все сильнее. На фразе «ну, еще плюсом граната, отечественная, три штуки» превратилась в нечто совершенно жалкое и кислое.
– Госпожа, вас посетило удивительно несвоевременное желание! Со вчерашнего дня все посты усилены, до начальства дошел слух, что с Донской ожидается большая партия контрабанды…
– Так то с Донской, а мне в противоположную сторону! На Новоясеневскую.
– Усилены все посты, – упрямо повторил Димасик. Потом смягчился: – К моему глубокому сожалению.
– Я слышала, некоторые – вполне определенные – таможенники проявляют похвальную гибкость в щекотливых вопросах, – Лю и не думала отступать, ее Димасиковым упрямством не перебьешь.
– Проявляют, – бармен кивнул и тут же без перехода отрицательно замотал головой. Удивительный дар! – Но только не в подобных ситуациях. Госпожа, не спешите, погостите на Лесопарке еще несколько деньков, и кипиш прекратится сам собой…
Нескольких дней у нее не было. Даже часы и те находились в серьезном дефиците! А цейтнот, как известно, требует быстрых и резких решений. Она любила быстрые и резкие решения. Минимум расчета, голые инстинкты и госпожа Удача вторым пилотом – вот это правильная движуха! Драйв, кровь и рок-н-ролл.
Значение последнего термина она понимала смутно, но причудливое звучание ей, несомненно, нравилось. Как нравился ей и новоявленный, не менее причудливо звучащий позывной «Летиция Каста». Не может такое чудо быть нефартовым!
– Эх, Димасик, толкаешь ты меня к крайним мерам… Боюсь, на вашей станции свидимся мы нескоро.
Предчувствуя потерю ценного клиента, лысый бармен искренне и горячо отговаривал Летицию от необдуманных шагов. Напрасно тратил время – девушка была непреклонна.
– Людмила… э-э… – дружелюбный таможенник мельком глянул в паспорт, – Валерьевна, запрещенные товары с собой имеете? Наркотики, оружие, экстремистская литература?
Людмила Валерьевна Прокофьева, 2003 года рождения, гражданка Ясеневской общины, скромно потупила взгляд.
– Мы обязаны досмотреть личные вещи и багаж, – таможенник не очень правдоподобно изобразил на лице сочувствие. – Но не волнуйтесь, это чистая формальность.
Людмила Валерьевна со вздохом неодобрения протянула свою ручную кладь представителю Лесопарковой станции. «Творите свое бесчестье, презренный чинуша», говорил ее исполненный горечи взгляд.
– Таков порядок, – работник таможни принял поклажу – обычный рюкзак, и, заглянув внутрь, тут же обнаружил ярко-желтую резиновую уточку с надписью «Сожми меня» на боку. – Какая прелесть, у меня в детстве была такая…
Уточка в сильной кисти таможенника протестующе крякнула, но ее податливое, деформированное наглым человеком тело так и не успело вернуться в свое обычное состояние – на руку «агрессора» легла хрупкая рука Людмилы Валерьевны.
– Не стоит разжимать, – проговорила она одними губами. – Чревато.
Свободной рукой она извлекла из кармана старенькой, поношенной куртки карточку с написанным от руки текстом и сунула опешившему от такого напора мужчине.
«Молодец, мину отлично взвел!» – гласила пожухлая картонка.
«Отпустишь – рванет, дрочилу отфигачит по локоть» – уведомлял ее оборот.
Таможенник ошалело поглядел на интеллигентного вида гражданку Прокофьеву, вновь перечитал угрозу для «дрочилы» и раскрыл рот для чего-то громкого и призывного, но и здесь ясеневская женщина его опередила:
«Вякнешь, урод, мину сама активирую», – мелькнула новая карточка, а затем перед глазами застыл крошечный кулачок с зажатым в нем продолговатым темным предметом, увенчанным сверху красной кнопкой. Щелк! Большой палец вжал кнопку, и внутри предмета что-то затикало.
Перепуганный, растерянный лесопарковец поводил головой в поисках поддержки, но его сослуживцы занимались своими прямыми трудовыми обязанностями – очередь из путешественников была внушительной – и немую сцену попросту не замечали.
– Считай до ста, – женщина наклонилась к его уху и доверительно зашептала. – Отойду от станции достаточно далеко, цепь разомкнется.
На непонимающего, белого как мел таможенника было жалко смотреть. Прокофьева легко подхватила увесистый рюкзак и расплылась в лучезарной улыбке:
– Один!
Мужчина проводил ее долгим, щенячьим взглядом и, словно под гипнозом, продолжил отсчет:
– Два.
Оказавшись в туннеле, Людмила Валерьевна бросилась бежать со всех ног, неучтиво расталкивая многочисленных путников. Юрисдикция станции Лесопарковой заканчивалась через пятьдесят метров, дальше шла нейтральная зона. Но остановилась беглянка, лишь преодолев внушительный трехсотметровый рубеж. Юрисдикция юрисдикцией, а взбешенный дурила, осознавший, что его обвели вокруг пальца, вряд ли удовлетворится компенсацией в размере одного безобидного утенка. В прошлый раз от мстительного полицая пришлось уходить чуть ли не до следующей станции… Женщина несколько секунд пристально вглядывалась в темноту туннеля, прислушивалась к его тишине. Удостоверившись, что погони нет, перевела, наконец, дух.
– Больше гражданке Прокофьевой ходу на Лесопарк нет, – с деланой обидой проговорила она вслух, стягивая с головы рыжий кудрявый парик. Густой грим с лица удастся смыть позже – нужна, как минимум, вода; раковина и зеркало тоже приветствуются. И мешковатую, безвкусную одежду придется терпеть вплоть до самой Новоясеневки. Образ тридцатилетней Людмилы Валерьевны был с успехом отыгран (уже не в первый раз), но межстанционный туннель слабо подходил на роль кабинки для переодевания. Успокаиваться рано, таможня – не единственная угроза в местных краях.
Летиция – а под париком и толстым слоем «Людмилы Валерьевны» скрывалась именно она – похвалила себя за блестяще разыгранный номер «Напористый бред со взрывчаткой под аккомпанемент легкого гипноза» и продолжила прерванный путь в гораздо более естественном темпе. В свои мнимые способности гипнотизера она не верила, предпочитая версию с чрезмерной внушаемостью попадающихся ей время от времени индивидов, но название – а Летиция была падка на звучные названия – ей однозначно нравилось: «… под аккомпанемент легкого гипноза». Супер! Хоть сейчас на театральную (в крайнем случае, цирковую) афишу и в триумфальную гастроль по серой ветке московского метрополитена.
От приятных мыслей отвлек посторонний звук. В абсолютной тишине туннеля любой звук помимо собственных шагов становится посторонним и – что хуже – опасным. Конечно, это мог быть и обычный путник, коих бродит от Лесопарковой до Новоясеневской и обратно немалое количество, но интуиция и природное чувство опасности потребовали удвоить бдительность. И Летиция безропотно им подчинилась.
Голос, тихий-тихий голос и шелест. Что-то очень знакомое – бумага? Шелест перелистываемых страниц!
«Тут-то волк и прыгнул на поросеночка, чтобы съесть его».
Лю отчетливо разобрала тихие, вкрадчивые слова.
«Да поросеночек оказался проворней – схватил мешок и набросил на волка».
Снова шелест.
«Волк не успел опомниться, как оказался завязанным в мешке».
Девушка двигалась осторожно, боясь выдать свое присутствие. Налобный фонарик погашен, неудобные громкиетуфли «Людмилы Валерьевны» сняты и спрятаны в рюкзаке, в правой руке заряженный «Стриж», в левой – выключенный до поры до времени светодиодный светильник-карандаш. Его ярким белым светом хорошо пугать не ожидающих нападения врагов. Враг ли впереди? «Скоро узнаем».
«Поросеночек выбросил мешок на двор, а сам побежал за кипятком».
Голос совсем рядом, метрах в десяти. А еще чье-то сопение. Зверь? Или ребенок?
«Стал он поливать мешок кипятком и приговаривать…»
Летиция застыла на месте, но слова становились все громче и громче и, наконец, превратились в надсадный хрип:
«Шпарь серого кипятком! Шпарь серого кипятком!»
Светодиод вспорол темноту неестественно белым лучом, прорвался сквозь разделявшие девушку и источник звука метры и… уперся в пустоту, в голую, покрытую трещинами стену. Никого. Ничего. И снова тишина, ни сопения, ни шелеста, страниц, ни…
Что-то было у нее за спиной – чужое, необъяснимое присутствие! Разворачиваясь, Летиция уловила встречное движение, кто-то невероятно быстрый приближался к ней из темного, уже пройденного туннеля, летел прямо на яркий свет фонаря.
«Шпарь!!!»
Женщина, укутанная с ног до головы в черное. Длинное платье, накидка на плечи, платок на голове – все словно плывет, вздымается на ветру. Вместо лица черный провал, тень, за которой пустые глазницы и безгубый оскал. Рядом силуэт поменьше, черт не разглядишь. Бесформенный абрис в светодиодном свете.
Секундная стрелка часов замерла. В межстанционном перегоне Лесопарковая-Новоясеневое на мгновение остановилась вся жизнь, и лишь давно умершие не подчинились всемогущему времени.
«Шпарь!!!» – выкинув вперед левую руку, женщина метнула в неподвижную Летицию детскую книгу. Шелестя страницами, словно набирающая высоту птица, книжка устремилась навстречу девушке. «Шпарь!»
Секундная стрелка дрогнула и рванулась вскачь, нагоняя упущенное. Лю, прикрываясь, инстинктивно вздернула руку, и зажатый в ней пистолет часто-часто застучал выстрелами, пули, царапая стены и пол, с визгом рикошетили, искрами исчезая во мраке. Девушка, не удержавшись на ногах, упала назад. Падая, она выронила фонарик, и тот со смачным стеклянным хрустом врезался в землю. Извечная подземная ночь вступила в свои законные права.