Часть первая
КОВАРСТВО У ВОСТОЧНОГО ОКНА1
Вот она, Цянь Сяохун, родом из провинции Хунань.
Рост метр пятьдесят пять, короткие, чуть волнистые волосы, круглое лицо – с виду в общем-то простая девушка из добропорядочной семьи, из тех, что выходят замуж, довольствуются своей участью, рожают и растят детей. Жаль только, у Цянь Сяохун чересчур большая грудь, пусть даже и не по ее желанию, но все равно слишком уж ее бюст выдается вперед, и судачат о нем так же часто, как распускают сплетни перед воротами вдов.
Ну, честно-то сказать, грудь у Цянь Сяохун роскошная! Даже через одежду ощущается вся ее прелесть, руками потрогать, наверное, просто экстаз, даже тайком поглядеть, и то глаз радуется. Проблема в том, что, когда существуешь в коллективе, нужно быть таким, как все, если ты выделяешься из общей массы, то с тобой что-то не так. А вот формы Цянь Сяохун слишком уж привлекали внимание.
Мать Цянь Сяохун рано умерла от цирроза печени. Сплетники провели целое расследование и выяснили, что у матери девушки грудь была невыдающейся, так что бюст достался Цянь Сяохун не по наследству. Выросла же она, прильнув к груди бабушки.
Бабушка полвека вдовствовала, умерла в возрасте восьмидесяти лет и была единственным человеком, кто знал секрет фигуры внучки. Но до самой смерти она не проронила по этому поводу ни звука и унесла отгадку в могилу.
На следующий год после смерти бабушки Цянь Сяохун исполнилось шестнадцать. Начиная с пятого класса в нее тыкали пальцами, брызгали слюной и кружили вокруг, словно мухи. Порядочные деревенские девушки ходили сгорбившись, носили свободную одежду, скромно прятали грудь и, если посмотреть спереди, не производили развратного впечатления, и только Цянь Сяохун выпячивала два своих горных пика и безжалостно перла вперед, словно темная туча над деревней. Пышная грудь – подарок небес, но надо сказать, что, чтобы носить такой подарок с гордостью, нужна определенная смелость.
Цянь Сяохун созрела еще в тринадцать, учебой не интересовалась, перестала учиться сразу же по окончании неполной средней школы2 и праздно шаталась по деревне.
Разговаривала она очень кокетливо. Отец наведывался домой раз в десять дней, а то и в две недели, и тогда Цянь Сяохун забиралась к отцу на колени и ластилась, прижимаясь щекой к его щеке. От такого проявления чувств между ними окружающим становилось неловко. Отец работал подрядчиком и, когда дела пошли в гору, возвел двухэтажный дом со всеми удобствами, причем обустроил и снаружи, и внутри даже моднее, чем в городе. Цянь Сяохун выбрала себе комнату наверху, откуда на улицу вела отдельная лестница. Некоторые молодые люди, увидев, что в семье Цянь Сяохун водятся деньги, захотели с ней встречаться. Поговаривали, что Цянь Сяохун начала крутить шашни с младшей школы, сначала со старшеклассниками, а потом и с парнями постарше. Якобы она водила мужчин к себе домой и баловалась с ними кое-чем и на кровати всегда виднелись влажные следы. Летом она вступала с мужчинами в связь, наслаждаясь ночной прохладой, а еще занималась «этим» чуть ли не прилюдно, в бетонной трубе на электростанции. Так или иначе, а репутация у нее была беспутной девки. А еще говорили, что к ее соскам нельзя прикасаться, они срабатывают как электрический рубильник – немедленно ударяют током и того, кто прикоснулся, и саму девушку.
У Цянь Сяохун была сестра, старше ее на восемь лет. В десять Цянь Сяохун жила в одной комнате с сестрой и бабушкой и спала с сестрой на одной кровати. Когда у сестры появился жених, она решила, что Цянь Сяохун еще несмышленая, и по вечерам они втроем потихоньку забирались в одну постель. У Цянь Сяохун с мужем сестры сложились неплохие отношения, причем взаимные.
Некоторым деревенским сплетням нельзя верить, но все были уверены в том, какие именно отношения связывали Цянь Сяохун и зятя. Все случилось на следующий год после смерти бабушки. Весной поля бурно заколосились, и золотисто-желтые цветы рапса простирались прямо до горизонта, колыхались на ветру волнами, будоража чувства, словно грудь Цянь Сяохун.
Цянь Сяохун вместе с сестрой и зятем сажали овощи на огороде на расстоянии ли3 от деревни. Цянь сказала, что хочет пить и, соблазнительно вильнув задницей, пошла в сторону дома. Это движение было условным знаком, ее зад покачивался перед глазами зятя, отчего его мысли смешались. В стихах и песнях говорится, что весна – лучшая пора для свадеб, пчелы кружились в воздухе, теплое солнышко ласкало кожу, и парню захотелось улечься в обнимку с женщиной. Благоверная вечером сможет разве что трупом лежать, точь-в-точь как этот клочок земли, а он будет молча обрабатывать ее, и даже позу особо не поменяешь. От этих мыслей и работать-то охота пропала. Зять огляделся по сторонам, нахмурил брови, поднатужился и успешно выпустил газы, после чего сообщил жене, мол, живот разболелся, надо в туалет по-большому, изобразив, что еле-еле терпит. Та простодушно рассмеялась и сказала:
– Лентяи вечно бегают то по-большому, то по-маленькому, быстрее давай иди по нужде.
Зять рысью унесся.
По одному побегу в каждую лунку – сестра, словно вышивая, высадила всю рассаду острого перца, затем окинула грядки материнским взглядом и довольно улыбнулась. Лицо ее напоминало увядший, потемневший цветок. Пора поливать, а эти двое так и не вернулись. Ветер обдувал одинокую фигуру старшей сестры, ее серая холщовая одежда вся была перепачкана желтой глиной, ноги увязли в земле, отчего старшая сестра казалась ниже ростом. Через некоторое время она подошла к кромке поля, приложила правую руку ко лбу, прикрывая глаза от солнца, и прищурилась, всматриваясь вдаль, чтобы разглядеть отцовский дом. Стеклянная мозаика, которой отец украсил стены, отливала золотом, отчего дом в солнечном свете сверкал и переливался, как россыпь драгоценных камней. Но она не увидела ни Цянь Сяохун, ни мужа. Чем они там занимаются? На душе у старшей сестры стало неспокойно. Она хлопнула пару раз в ладоши, отряхивая пыль с рук, пересекла огород и тайком вернулась в дом. Для начала она поискала мужа в туалете, но его там не оказалось. Может, пошел на кухню попить водички? На кухне тоже было пусто. Сердце женщины заколотилось сильнее, она разволновалась, смутно предчувствуя, что что-то случилось. Когда она поднялась наверх к комнате Цянь Сяохун, то одной рукой держалась за грудь, а второй опиралась о стену и тяжело дышала, широко открыв рот. От солнечных бликов у нее зарябило в глазах и закружилась голова.
Дверь была приоткрыта примерно на цунь4.
– Братец Фэн, одевайся и уходи, а не то сестрица может что-нибудь заподозрить.
– Да она ничего не видит и не понимает!
– А что ты будешь делать, если она пронюхает?
– Быть того не может.
– А если я залечу в этот раз?
– Родишь, а я воспитаю!
У сестры задрожали ноги, она с громким стуком распахнула дверь и встала на пороге. Солнечный свет растянул ее тень по полу, сделав очень-очень длинной. На кровати в этой тени явственно виднелись два лица. В комнату с жужжанием влетела пчела. Пылинки кружились в солнечном свете. В тот же миг повисла мертвая тишина.
Цянь Сяохун ничуть не смутилась и неторопливо оделась. Девушка боялась, что сестра их застукает, а вышло даже хорошо, что они оказались лицом к лицу. У Цянь Сяохун с души будто камень свалился, и стало легче. Она не проронила ни слова, оделась и села, сгорбившись и повернувшись спиной к двери, в ожидании, когда старшая сестра набросится на нее с упреками.
Муж сестры встал с постели нагишом, тело его дрожало от удовольствия, словно он только что совершил самый приятный поступок в своей жизни. Сестра долго-долго беззвучно шевелила губами, с остолбенелым видом глядя на голого мужа, при этом ее потемневшее лицо напоминало сморщенную горькую тыкву, а потом внезапно взвыла и убежала, закрыв лицо руками. Внизу она остановилась как вкопанная, решив, что поступает неправильно. «Смущаться должны эти бесстыдники, это они должны убегать, а я ничего дурного не сделала, чего я убегаю-то?» Эта мысль придала смелости, женщина резко прекратила горько рыдать и, тыкая пальцем в сторону комнаты сестры и растягивая слоги, принялась во все горло браниться, перемежая ругань со всхлипываниями:
– Ах ты свинья! А ты, вонючая, бесстыдная шлюха! Мразь! Потаскуха! Совсем совесть потеряли!
Сестра громко распекала их, словно в надежде на поддержку односельчан. И впрямь, услыхав, как она, что говорится, взывает к небу и бьется лбом о землю, ругается и плачет, соседи, словно муравьи, повыползали из своих нор, один за другим поспешили к дому и столпились у дверей.
– Убирайся-ка отсюда подобру-поздорову, а с сеструхой твоей я разберусь, – велел муж сестры после всего случившегося. Судя по его тону, он уже обуздал жену.
– А тебе? Тебе не надо скрыться где-нибудь? – удрученно спросила Цянь Сяохун.
– Тебе еще замуж выходить. А я мужик, мне все равно. Это сущий пустяк!
Вид у зятя был очень участливый. Цянь Сяохун поджала губы и проглотила слова, которые хотела произнести.
На следующий день Цянь Сяохун уехала. Она отправилась в уездный город, чтобы устроиться на работу в маленькую гостиницу.
Гостиница располагалась на отшибе и выглядела довольно убого: бетонные полы и стены, никакой отделки, около тридцати номеров на трех этажах. Цянь Сяохун выкинула из головы то, что случилось в деревне, подумав про себя, что спать с мужем старшей сестры – это не инцест. Свекры спят со снохами, жены старших братьев спят с младшими братьями, разве редко такое встретишь? Всему виной ее невезение. Сначала Цянь Сяохун переживала, что могла залететь от мужа сестры, но «тетушка»5 навестила ее вовремя, а как только «тетушка» наведалась, так, считай, все заново началось.
На фоне остальной обслуги в гостинице грудь у Цянь Сяохун опять же была самой выдающейся. Задницу девушка тоже выпячивала, и когда шла, то бешено виляла ею, словно сучка в течке. Каждое движение ее задницы передавало некое сообщение, и мужики при виде нее тут же испытывали желание уложить ее в постель. Постояльцы частенько названивали на стойку регистрации и обслуживания гостей и болтали с Цянь Сяохун. Она любезно ворковала с ними, время от времени хихикая, словно кто-то щекотал ее под мышкой.
Однажды Цянь Сяохун разговорилась с одним постояльцем, приехавшим с Севера6. Тот сказал, мол, поднимайся, угощу тебя нашими деликатесами. В двенадцать часов ночи, сдав смену, Цянь Сяохун пошла к нему в номер. Мужчина открыл дверь, Цянь Сяохун проскользнула мимо него внутрь, и он ущипнул ее со словами:
– Какая тоненькая талия!
Цянь Сяохун дернулась, ударившись своими горными пиками о стену, а когда отпрянула, гость уже запер дверь номера. Комнатка оказалась очень тесной, здесь сильно пахло плесенью, настенная лампа отбрасывала тускло-желтый свет, одеяло почернело, кровать была ужасно узкой, а в пепельнице на прикроватной тумбочке дымился окурок. Этот парень с Севера был не промах. Он осторожно попробовал распустить руки и, получив молчаливое согласие Цянь Сяохун, еще больше осмелел. Он словно никогда не видал таких статей и яростно мял грудь девушки, будто проверяя, настоящая она или искусственная. Он суетился, ведь обеими руками получалось ухватить только одну грудь Цянь Сяохун, раздувавшуюся, как воздушный шарик, и гость с Севера чувствовал под своей ладонью движение воздуха. Он еще какое-то время играл с ее грудью, то сжимая сильнее, то ослабляя давление, а Цянь Сяохун в ответ попискивала, словно комарик. Внезапно девушка кое о чем вспомнила, оттолкнула мужчину и бросила на него кокетливый взгляд:
– А где вкусняшки-то ваши северные?
Мужчина наклонился к ней и гоготнул:
– Так вот он я!
Цянь Сяохун в ответ хихикнула:
– Ну ты шутник!
Руки парня смело поползли вниз, но девушка его остановила.
– Невинной прикидываешься? – заржал он.
– У меня «эти» дни! Мне нельзя!
Мужчина не поверил:
– Я тебе денег дам!
– Сам смотри!
Она задрала юбку, спустила трусики, и он увидел расплывшееся пятно крови.
– Ну и что? Я не брезгую! А это доказывает, что ты мне действительно нравишься!
Цянь Сяохун вспомнила, что в деревне эти дни называли нечистыми. От женщин в такое время нужно держаться подальше, даже смотреть на кровь нельзя. Кто ж захочет с ней соприкасаться? У городских все иначе. Она снова кокетливо посмотрела на гостя с севера, он показался ей очень красивым.
– Мне кажется, ты похож на учителя.
– А я и есть школьный учитель.
Цянь Сяохун прикусила губу и спросила:
– А жены у тебя нет?
– Есть. Это все именно потому, что я женат.
Цянь Сяохун не поняла причинно-следственной связи, и он объяснил:
– Интрижку ведь можно закрутить, только когда ты уже женат. И любовницу можно завести, только если у тебя жена есть. Ты не понимаешь.
– А почему я должна понимать? На кой черт? – огрызнулась девушка. – Пойду ополоснусь.
Цянь Сяохун плескалась в уборной, а когда закончила мыться, все еще сомневалась, но тело уговорило, и девушка решительно легла с постояльцем в постель. Мужчина с сопением переворачивал ее так и сяк, словно соленую рыбу, а закончив, натянул брюки и спросил:
– Сколько?
Цянь Сяохун опешила:
– Что сколько?
Парень опешил еще сильнее:
– Ты разве не торгуешь?
– Торгую? Чем?!
– Собой!
Машины носились туда-сюда, поднимая клубы пыли. То и дело проезжали, поскрипывая, длинные автобусы-гармошки. Цянь Сяохун надела светло-голубую майку и такого же цвета мини-юбку, выставив наружу практически все свои прелести, но невинным выражением лица напоминала младенца в слюнявчике. Она стояла на остановке под табличкой с указанием маршрутов и лузгала семечки, со скучающим видом вглядываясь вдаль. Цянь Сяохун размышляла о разном, к примеру о том, как впервые переспала с мальчиком, как крутила роман с актером из театральной труппы, игравшим второстепенных персонажей, который уехал, и ни слуху о нем ни духу, а еще об интрижке с мужем сестры, из-за чего и началась вся эта неразбериха. Все эти воспоминания дробились под колесами проезжавших автомобилей, некоторое время кружили в воздухе, а потом улетали ко всем чертям. Глубокая ложбинка между грудями Цянь Сяохун, словно бы была продолжением линии, прорисованной от пространства между бровями через кончик носа и дальше вниз, к просвету между бедер, воображение останавливалось в этой ключевой точке так же, как реки впадают в море, а потом достигало конечной цели. Пассажиры, ожидавшие автобуса, тайком скользили взглядами по груди Цянь Сяохун, пока девушка пребывала в задумчивости. В глазах женщин читалась невольная зависть, и они надменно вскидывали головы, а мужчины начинали таять и в глубине души предавались смелым сексуальным фантазиям. Их мечты превращались в цветы, которые сами собой втыкались в обольстительную вазу Цянь Сяохун7. А потом мужчины начинали отираться вокруг девушки, словно псы, катающиеся по траве, или грубо напирали, привлекая ее рассеянное внимание.
Приехал автобус, напоминающий старика с похмелья. Когда он остановился, то взгляды пассажиров сосредоточились в одной точке, вернее сказать, устремились в ложбинку между грудями Цянь Сяохун. Чтобы в маленьком городке так вызывающе одеваться, нужна большая смелость. Мужчинам не хотелось покидать остановку, они отчаянно косились в сторону Цянь Сяохун, но делать нечего, пришлось гуськом подниматься в салон автобуса. Цянь Сяохун напевала себе под нос слова из популярной песни «Вслед за сердцем убегай, за руку мечту хватай», беззаботно притопывая в такт, и неторопливо двигалась в хвосте очереди.
Ветер поднял облако пыли, Цянь Сяохун зажмурилась, а когда открыла глаза, то увидела зад автобуса, из его выхлопной трубы вырвался синий дым. Цянь Сяохун от злости топнула ногой, грязно выругалась про себя, а грудь ее всколыхнулась.
– Цянь Сяохун! Цянь Сяохун! – раздался женский крик.
На нее надвигалась длинная тень. Растрепанные кудрявые волосы напоминали модный ныне курятник, в ушах болтались огромные серебряные сережки, а алые губы растянулись в широкой улыбке.
– Ян Чуньхуа! – завопила Цянь Сяохун.
Они с Ян Чуньхуа сидели когда-то за одной партой, а сейчас одноклассница была разодета как настоящая шалава, но вовсе не сексуально.
– Ты где работаешь? – спросила Ян Чуньхуа, уставившись маленькими глазками на грудь подруги.
– Да в местной гостинице.
– Сколько в месяц платят?
– Сто пятьдесят юаней.
– Слишком мало! Переходи в фирму к моему другу! – Ян Чуньхуа поцокала языком, а потом схватила Цянь Сяохун за руку и потащила за собой, словно цыпленка.
Шли они примерно одну остановку. Райончик неплохой, кругом увеселительные заведения, не сказать, что роскошный, но довольно оживленный. Типичная картина в подобных городках: неровные узкие улицы, стены завешаны пропагандистскими лозунгами, листья деревьев покрыты слоем пыли, все кругом жуют бетель8, жизнь кипит, словно мутная вода в котле. Обитатели этого города жили так же, как жевали бетель: пока жуешь – вкусно, а сплюнешь на землю – рот сушит и вяжет. Ян Чуньхуа крепко держала Цянь Сяохун за руку, словно боялась, что та улетит прочь.
Входная дверь была очень широкой, девушки прошли мимо стойки в офисное помещение, где, сидя на черном диване, несколько мужчин болтали в табачном дыму. Какая-то девушка за письменным столом стучала по клавишам калькулятора. Ян Чуньхуа сообщила:
– Директор Тань, это моя одноклассница. Только взгляните на нее!
Она произнесла это таким фальцетом, что Цянь Сяохун подпрыгнула от страха. Мужчина, к которому обратилась Ян Чуньхуа, поднялся с дивана. Ему было около сорока, лысый, невысокий и полноватый. Глаза директора Таня стремительно скользнули по налитой груди Цянь Сяохун, после чего он с улыбкой махнул рукой, в которой держал сигарету:
– Как звать?
– Цянь Сяохун. «Цянь» как «деньги», «сяо» – «маленький», а «хун» – «красный»! – ответила за нее Ян Чуньхуа, а потом усадила подругу рядом с мужчиной помоложе, который тут же приобнял Цянь Сяохун за талию.
Цянь Сяохун кокетливо улыбнулась господину Таню.
– Хорошо! С завтрашнего утра выходи на работу! – Директор Тань не стал ходить вокруг да около.
В тот вечер директор Тань проставлялся в приватном кабинете ресторана «Инчунь». На банкет были приглашены директор химзавода «Хунци» по фамилии Лю, управляющий универмага «Таоюань», господин Чжан, а еще руководитель импортно-экспортной компании господин Ли… Цянь Сяохун чокалась со всеми присутствующими от лица директора Таня. У господина Лю вид был цветущий, он разжирел, как свинья, которую собираются заколоть на Новый год, а взгляд его словно бы высверливал дырку в груди Цянь Сяохун. Девушке он не понравился. Цянь Сяохун не умела красивыми словами отказаться от выпивки и честно пила, не разбрызгивая ни капли. Раньше она никогда не употребляла алкоголь, голова немного закружилась, как в жаркий летний полдень, когда она сидела в классе на уроке, а от монотонного стрекота цикад клонило в сон. У мужчин глаза налились кровью, все наперебой нахваливали выбор директора Таня, мол, знал, кого позвать. Цянь Сяохун поняла, что до конца банкета еще далеко, сходила в туалет, где опорожнила кишечник, а заодно и желудок, когда ее стошнило, и снова протрезвела. Стопка за стопкой допили «Улянъе»9 – принялись за эрготоу10, допили эрготоу – перешли на красное вино, а после вина закончили непастеризованным пивом. Живот превратился в отхожее место: закидываешь туда все без разбору – получаешь удобрения. В ключевой момент Цянь Сяохун поднялась с места, еще раз подняла тост с гостями вместо директора Таня, Ян Чуньхуа аж глаза выпучила от удивления.
На следующий день лысина директора Таня блестела пуще прежнего, он сообщил:
– Две непоколебимые горы наконец-то поддались, и ожидается куча денег. «Хунци» – огромный завод, если с ними заключить сделку, то весь этот год можно жить в довольстве. Идем со мной, я тебе покажу, что к чему.
Директор Тань открыл двери склада. Цянь Сяохун увидела груду какого-то бесполезного ржавого барахла. Тань объяснил, что это металлические вентили, и такие медные штуковины стоят по несколько сот юаней. А для чего они? Много для чего! Директор Тань словно ввел девушку в святую святых финансов и экономики. Цянь Сяохун была польщена неожиданной честью, но при этом испытывала трепет, не понимая, что стоило ей появиться, как она уже внесла вклад в дело и заслужила подобное обращение со стороны директора Таня.
– Когда пьешь с кем-то, то видишь истинный характер человека. Ты у нас девушка прямая, заслуживаешь доверия, я не просчитался.
Директор Тань словно бы прочитал мысли Цянь Сяохун. Через пару минут он добавил:
– С завтрашнего дня будешь ночевать на складе, по соседству есть спальня с кроватью, постельными принадлежностями, и даже телевизор имеется.
– Слушаюсь, господин директор!
Впервые Цянь Сяохун решила подлизаться. Директор Тань сразу обрадовался и похвалил ее:
– Быстро учишься!
Не прошло и нескольких дней, как Цянь Сяохун поняла, что Ян Чуньхуа – любовница одного из коллег директора Таня, который тоже занимался металлоломом. Звали его Ма Сюнем, но все обращались к нему «начальник Ма». Цянь Сяохун обнаружила, что здесь любят, чтобы их называли директорами и начальниками. Если торговца, продающего с лотка бетель, назвать «начальником», то он так обрадуется, что на редкость расщедрится и продаст тебе бетель со скидкой. Директор Тань сказал, что они с начальником Ма закадычные друзья. Сначала Ян Чуньхуа работала на директора Таня и неплохо зарекомендовала себя в общении с клиентами, и когда начальник Ма решил прибрать девушку к рукам, директор Тань отпустил ее.
– И что?! Вон пришла еще лучше! – Директор Тань осклабился, продемонстрировав пожелтевшие от табачного дыма зубы.
В первом месяце Цянь Сяохун получила для начала четыре сотни юаней. Ян Чуньхуа пригласила Цянь Сяохун на пару партий в мацзян11, расслабиться и пообщаться. Ставки были маленькие, два-четыре цзяо12, Цянь Сяохун везло, и она разом выиграла юаней двадцать-тридцать. Начальник Ма сидел напротив Ян Чуньхуа и проигрывал с достоинством, щурился в улыбке и расспрашивал Цянь Сяохун о работе. Цянь Сяохун отвечала как на духу, мол, благодаря Ян Чуньхуа за первый месяц заработала четыреста юаней. Начальник Ма покивал:
– Неплохо, неплохо. Старайся.
Ян Чуньхуа выразительно покосилась на начальника Ма, а тот в ответ на нее, и Цянь Сяохун поняла, что у них какое-то дело и что они не хотят обсуждать свои вопросы при посторонних, и притворилась, что ничего не заметила. Через некоторое время кто-то наступил ей под столом на ногу, Цянь Сяохун тут же решила, что это начальник Ма наступил по ошибке.
– Чуньхуа, ты о чем-то хотела поговорить? – наконец не выдержала Цянь Сяохун.
Чуньхуа загадочно улыбнулась:
– Есть одно выгодное дельце, не знаю только, захочешь ли ты поучаствовать.
– А что нужно делать?
– У тебя же есть ключ от склада директора Таня?
– Ну да.
– Ты ж в курсе, что там полно ценного?
– В курсе.
– У директора Таня склад большой, он там особо инвентаризацию не проводит, я-то знаю. Ты каждый месяц будешь оттуда выносить что-нибудь ценное, а я помогу сбывать, деньги разделим, тридцать процентов на семьдесят или сорок на шестьдесят, как скажешь. А через несколько месяцев свинтим отсюда. Как тебе?
Цянь Сяохун остолбенела, а про себя подумала: «Ведь начальник Ма с директором Танем закадычные друзья!» Девушке стало немного грустно, а вслух она сказала:
– Мне нужно немного подумать.
На самом деле Цянь Сяохун даже особо и думать не стала, поскольку ей уже приходила в голову такая мысль, она даже прошла полпути, засунув за пазуху какую-то медную штуковину ценой в пятьсот юаней, и грудь этим куском ржавого металла обожгло как огнем. Дело было ночью, на улице ни души, по обе стороны дороги лирично раскачивались ветви ив. Девушка ощущала себя воровкой, и сердце заколотилось еще сильнее. «Цянь Сяохун, ты же не дрянь какая-нибудь! Неужто позарилась на деньги?!» Так Цянь Сяохун ругала себя, поругала-поругала, потом почувствовала себя благородной и поплыла по улице, развернувшись на полдороге. Придя обратно на склад, она потихоньку положила металлическую штуковину на место.
Однако все эти подробности Цянь Сяохун не стала им рассказывать. Директор Тань ей доверяет, Ян Чуньхуа к ней очень добра, она зажата между молотом и наковальней, как ни крути, а обоим не угодишь. Если не согласится, то Ян Чуньхуа засомневается, уж не предала ли она их дружбу, и будет беспокоиться, не донесла ли Цянь Сяохун директору Таню, а потом испугается, что директор Тань тайком что-нибудь замыслит и отомстит им. А если согласится? Подведет директора Таня, а если не справится, то попадется. Такое впечатление, что Чуньхуа запустила ее, словно мышку, в зернохранилище директора Таня. «Но ведь я же если и делала что тайком, то только любовников заводила да смеялась исподтишка, но не ради денег!» Цянь Сяохун сама себя растрогала: «Как говорится, репутация для человека что кора для дерева, а у меня высокие нравственные принципы!»
Цянь Сяохун охраняла склад. Лежа на кровати и вглядываясь в ослепительно-белые стены, она размышляла всю ночь и приняла мужественное решение – уволиться. Ресторан рядом с остановкой автобуса вроде как приглашает на работу официанток, лучше уж там разносить тарелки. Наутро Цянь Сяохун сообщила о своем решении директору Таню, который, как обычно, держал между короткими пальцами сигарету. Тот заявил:
– Цянь Сяохун, если у тебя ко мне какие-то претензии, так ты говори прямо и не выделывайся.
Цянь Сяохун замахала руками:
– Что вы, что вы! Вы обо мне так заботились, это я с работой не справляюсь, какие у меня могут быть к вам претензии!
На лице Цянь Сяохун появилось смущенное выражение, она учащенно задышала, и пуговка на груди внезапно отскочила, упала на землю и закатилась под стол. Не иначе как одежда у Цянь Сяохун была слишком тесная и груди не захотели смиряться с оковами. Девушка даже не заметила оторвавшейся пуговки.
Цянь Сяохун упорствовала в своем желании уйти, директору Таню неудобно было уговаривать ее остаться, и тут он вручил ей триста юаней. Цянь Сяохун стала отнекиваться:
– Зачем вы мне деньги суете?
Директор Тань ответил:
– Это тебе премия.
– Не нужна мне премия, я эти триста юаней не заслужила.
– Цянь Сяохун, ты чего упираешься? Бери эти триста юаней без зазрения совести, или если откажешься, то это сделает тебя более приличной?
– И все же у меня недостаточно квалификации. Господин Тань, а у вас не бывало такого, чтобы в глаза вас называли «братом», а потом в спину нож втыкали?
– Конечно, бывало. В большом лесу каких только тварей не водится. Ничего удивительного.
Директор Тань не скрывал собственных промахов.
– Вы старше меня и определенно больше моего знаете, – с намеком продолжила Цянь Сяохун.
– Да я в курсе, о чем ты, – хохотнул директор Тань.
– В курсе? В курсе чего? – Цянь Сяохун широко распахнула свои лисьи глаза.
– Того, как ты с начальником Ма играла в мацзян. Ха-ха-ха!
– Ну да, играла.
– Я знаю, о чем вы болтали.
У Цянь Сяохун екнуло сердце.
– И вот что я тебе скажу, Цянь Сяохун. Это ведь была моя идея. Я официально приношу тебе свои извинения, теперь я в тебе ни капли не сомневаюсь.
Так вот оно что! В душе девушки поднималась обида, но вслух она равнодушным тоном произнесла:
– Господин Тань, но вот только я вам больше не доверяю. Успехов в обогащении!
– Скажите, вам нужны сотрудники?
Закончив «выступать» перед директором Танем, Цянь Сяохун тут же без передышки поцокала в ресторан «Фумань». Администраторше было под сорок, на ее лице словно лежал слой штукатурки, брови и глаза подведены угольным карандашом, губы густо намазаны будто свиной кровью, а в ушах болтались сережки размером с поручень в автобусе. Цянь Сяохун показалось, что стоит женщине рассмеяться, и эта стена начнет трескаться и штукатурка с грохотом посыплется.
Администраторша несколько раз осмотрела Цянь Сяохун с головы до пят, натянуто улыбаясь, и, уставившись на грудь девушки, спросила, есть ли у нее опыт.
– Какой опыт? – не поняла Цянь Сяохун.
– Разумеется, опыт работы. Неужто я стану спрашивать, был ли у тебя опыт в постели? – женщина повысила голос.
Цянь Сяохун понимала, что под «постелью» имеются в виду сексуальные отношения, и подумала: «Разве об этом опыте стоит разговаривать вообще?» Эта баба вовсе не собиралась брать Цянь Сяохун на работу, а явно над ней насмехалась. И тут из зала вышел какой-то небритый парень и спросил:
– Работу ищешь?
Цянь Сяохун в ответ раздраженно буркнула:
– Да. Опыт работы имеется и опыт в постели тоже!
Парень опешил:
– Сестренка, да ты у нас с характером! Лет-то сколько?
Администраторша закатила глаза, мол, к чему эти вопросы, сразу же видно, что она нам не подходит.
– Мне шестнадцать. Кажется, я вас не устрою, – сказала Цянь Сяохун администраторше. Она понимала, что та не хочет оставить ее, поскольку чувствует скрытую угрозу. Цянь Сяохун кое-что узнала о психологии женщин, и у нее был немалый опыт любовного общения.
– Шестнадцать? Это уже за детский труд не считается. В ресторане когда-нибудь работала? – Парень очень заинтересовался.
– Вали уже, хватит тут разглагольствовать! – Администраторша помрачнела и выгоняла парня, словно тот был заблудившейся курицей.
Цянь Сяохун была несколько озадачена. То, что привлекает мужчин, почти всегда отталкивает женщин, мужчинам и женщинам нравятся противоположные вещи. В конце концов парень расправил плечи и ушел, брюки болтались на его костлявой заднице. Цянь Сяохун тоже выскочила из ресторана, по дороге налетев на дверь из прозрачного стекла и ударившись так, что перед глазами потемнело.
Оказавшись на залитой солнечным светом улице, девушка шла размашистой походкой, наступая на голову собственной тени, и чуть не свалилась в сточную канаву. Гнилые арбузы обнажили красную мякоть, черные мухи, словно арбузные семечки, копошились на арбузах, при приближении Цянь Сяохун они с жужжанием взлетели, сделали один круг и снова приземлились. Листья деревьев высохли от солнца. В животе у девушки урчало. Черт, как же пить хочется! Цянь Сяохун нашарила в кармане монетку и купила себе фруктовый лед со вкусом банана. Она сосала его, читая по дороге объявления, расклеенные на стенах и фонарных столбах: «Военный врач излечит от венерических заболеваний», «Хорошие новости для пациентов с простатитом», «Избавление от сифилиса»… Цянь Сяохун нигде не требовалась.
– Эй!
Кто-то зовет ее или это от жары начались слуховые галлюцинации?
– Эй! – снова раздался крик.
Тот парень в болтающихся штанах догнал ее. Теперь он чуток сгорбился.
– Пойдешь работать к моему другу?
Прозвучало это так, будто он спрашивал, переспит ли она с ним сегодня вечером. Цянь Сяохун яростно сосала заметно укоротившийся лед на палочке, потом достала его изо рта и велела:
– Показывай дорогу.
Цянь Сяохун с детства так сосала фруктовый лед. Парень вылупился на нее во все глаза, а его кадык судорожно заходил вверх-вниз.
– Пить хочешь? Я тебе тоже куплю фруктовый лед, – предложила Цянь Сяохун.
– Не нужно, не нужно. На месте выпьем холодного чаю. Слушай, я скажу, что ты моя двоюродная сестренка.
Цянь Сяохун бросила на него кокетливый взгляд и хихикнула, обгрызая остатки льда с бамбуковой палочки.
– Пришли! – сообщил парень, ткнув указательным пальцем в сторону парикмахерской.
Цянь Сяохун удивилась, поскольку полагала, что они идут в ресторан. Двери парикмахерской были огромными, а за стеной из прозрачного стекла в зале мельтешили люди. На дверях висело объявление красными буквами: «Требуются мойщицы головы. Возраст 16–20 лет. Можно без опыта работы».
– Покажи мне свои руки!
Цянь Сяохун растопырила пальцы.
– Очень чувственные. Ногти обстриги. На обучение один день, – решительно сказал директор парикмахерской, осмотрев руки Цянь Сяохун.
Директором оказался молодой человек лет тридцати, очень худой, с длинными волосами, спереди сразу и не поймешь, то ли мужчина, то ли женщина, а сзади тем более. Цянь Сяохун подумала, что он выглядит будто нарисованным.
Мойщиц вместе с Цянь Сяохун было четверо, и еще один учитель, которого нанял директор парикмахерской. Так Цянь Сяохун посчастливилось ступить на третью ступеньку карьерной лестницы. Не прошло и часа, как она познакомилась со своими товарками, а через две недели все клиенты парикмахерской мужского пола специально тянули время, ожидая, когда освободится Цянь Сяохун.
Цянь Сяохун была просто создана для этой работы. Клиент устраивался в кресле, запрокидывал голову под нужным углом, нацелившись на внушительную грудь девушки. Пока их головы были в мыльной шапке, мужчины болтали с Цянь Сяохун, а после помывки наступала очередь пятнадцатиминутного массажа, и вот тут они закрывали глаза, чуть-чуть отодвигались назад и устраивались на груди Цянь Сяохун, словно на подушке. Клиентам удобно, директор доволен, он потихоньку совал Цянь Сяохун премиальные, подтверждая ее ценность и способности.
Ближе всех Цянь Сяохун сошлась с Ли Сыцзян, они спали на одной двухъярусной кровати. Ли Сыцзян была очень простодушная, чистая и милая девушка, можно сказать, родник в глухих горах, и такая добрая, что могла бы исправить любого негодяя.
Ли Сыцзян увещевала:
– Цянь Сяохун, не стоит торговать своей сексуальностью.
Цянь Сяохун усмехнулась:
– Ли Сыцзян, глупышка, я ж ни с кем не сплю за деньги, о какой торговле идет речь?
Ли Сыцзян была младше Цянь Сяохун на год, и ее белокожее личико формой напоминало яблочко.
– Ты еще девственница? – поинтересовалась Цянь Сяохун.
Подруга не ответила. Цянь Сяохун в темноте слезла со своей койки и улеглась вместе с Ли Сыцзян.
– Не скрывай ничего, говори. Когда признаешься, то и на сердце веселее.
– Я… тогда… – У Ли Сыцзян словно морковка во рту застряла.
– Ну-ка, пощупай мою грудь.
Ли Сыцзян не осмеливалась дотронуться, и тогда Цянь Сяохун сама схватила ее руку. Ладонь Ли Сыцзян на какое-то время замерла на груди, а потом со смесью нерешительности и удивления описала круг.
– Ого, какая большая!
– Хи-хи! Это заслуга мужа моей старшей сестры. Как мне исполнилось десять, так он при каждом удобном случае тискал, мял и щупал, а в четырнадцать поимел по-настоящему.
– А не тяжело с такой большой грудью? Вот, пощупай мои. Размером с мандаринки, – с завистью сказала Ли Сыцзян.
Цянь Сяохун потрогала – и впрямь, разница как между дыней и мандарином. Но потом она разрыдалась, всхлипывая:
– Вот ведь козлина…
Тот парень в болтающихся брюках пару раз приходил к Цянь Сяохун помыть голову, но потом больше не показывался. Наштукатуренная баба, образно говоря, закрыла его в кувшине с уксусом13. После того как у Цянь Сяохун и Ли Сыцзян состоялся долгий разговор по душам и они выложили все друг дружке начистоту, девушки стали не разлей вода, как говорили в этой местности, «одной срубишь голову, а шрам общий». Щечки Ли Сыцзян навлекли на них беду, поскольку на них клюнул молодой человек из соседнего магазина, который жил припеваючи, сидя на шее у своей подружки, владевшей магазином, причем эта несимпатичная толстая девица полностью его себе подчинила. Парень пару раз тайком пробирался в их общежитие повидаться с Ли Сыцзян, они дважды сходили в кино, а потом обо всем стало известно его подруге. Та ворвалась в парикмахерскую, сотрясаясь всем своим жирным телом, обнаружила там Цянь Сяохун и, тыча пальцем, заявила:
– Полегче! Не стоит пытаться меня обхитрить!
Девица не знала, какая из мойщиц гуляет с ее парнем, но решила, что раз у Цянь Сяохун очень высокая грудь, значит, именно Цянь Сяохун внушает наибольшие подозрения. Цянь Сяохун поняла, в чем дело, но не стала объяснять, а лишь ехидно заметила:
– Ежели бычок сжевал рассаду, то надо винить не бычка, а того, кто за ним недоглядел!
Девица застыла, лишившись дара речи, а потом собралась вцепиться Цянь Сяохун в волосы, но та извернулась и отскочила подальше.
– Слушай, Ли Сыцзян, – втолковывала она подруге, – этот твой дружок вообще в курсе, чем он занимается? Баба его кормит-поит, с потрохами его имеет, в чем отличие от торговли телом?
Цянь Сяохун вспомнила слово, которое употребил тогда постоялец отеля, приехавший с Севера, – явно речь шла о занятиях любовью за деньги.
– Но он говорил, что ему нравлюсь я, а не его подружка, – недоумевала Ли Сыцзян.
– Он с тобой играл! Женщинам нельзя быть слишком пассивными и вестись на их уговоры, и вообще у здешних мужиков у всех простатит!
Надо сказать, Цянь Сяохун не знала, что такое «простатит», но раз везде развешаны объявления о лечении такой болезни, то это определенно что-то довольно серьезное и распространенное. В словах Цянь Сяохун была своя логика. Ли Сыцзян, чистая душа, потихоньку училась у Цянь Сяохун, мало-помалу осознала суть и с тех пор практически боготворила подругу.
Однажды Ли Сыцзян мыла посетителю голову и внезапно спросила:
– У вас же простатит?
Клиент не расслышал, решил, что она просит его сесть по-другому. Ли Сыцзян собиралась повторить, и тут Цянь Сяохун стукнула ее по спине. Ли Сыцзян проглотила вопрос и не стала озвучивать его. Но тяга к знаниям была сильна, потому после работы подруги отыскали на столбах объявления «Хорошие новости для пациентов с простатитом». Некоторые иероглифы не читались, некоторых иероглифов обе раньше попросту в глаза не видели, но со скрипом девушки на пару все же сложили из частей целое и в общих чертах поняли, что такое простатит и где находится предстательная железа.
Ли Сыцзян высунула язык:
– Вот ведь как у мужиков все сложно устроено.
Внезапно наступила зима, и все вокруг словно погрузилось во тьму. Похолодало, и пальцы ног мерзли в туфлях, а пальцы рук трескались от постоянного контакта с мыльной пеной. Ничего особенного не происходило, и вдруг Цянь Сяохун одолело тягостное настроение, будто бы она постоянно занималась любовью в одной позе, не придумывая ничего нового, не меняя партнера, и ей стало невыносимо скучно. Даже самые лучшие события могут стать пресными, как отруби. Цянь Сяохун мыла голову и с тоской глядела на улицу, разглядывала прохожих, которые, похоже, нашли себе дело по душе.
– А чего бы тебе не рвануть в Шэньчжэнь, а? Там мойщицы голов раз в десять больше получают, – сообщил Цянь Сяохун один из клиентов по имени Рябой Ли.
– Видала я этот город по телевизору, там небо голубое, дома высокие, люди классные, а у мужиков жен бесчисленное количество, вот только не знаю, нужны ли им мойщицы, – равнодушно пробубнила Цянь Сяохун.
– Разумеется, нужны, причем мыть не только голову, но и что пониже. Местные девушки очень уродливы, если вы с Ли Сыцзян туда поедете, то определенно будете пользоваться популярностью, – нахваливал их Рябой Ли, выразив готовность помочь им.
Идея Рябого Ли была очень провокационной, от таких слов большая грудь Цянь Сяохун заходила ходуном, словно готова была выпрыгнуть из одежды, как спасающийся бегством заяц. Когда девушка разузнала подробнее, то перед глазами всплыл завораживающий, будто картинка, образ города, где по улицам бродили толпы достойных и культурных мужчин. Домыв Рябому Ли голову и размявшись, она подумала, что стоило бы поехать, так сказать, повидать белый свет. Отложенных денег хватало на поездку, да и деньги не проблема, самое важное – найти попутчицу. Цянь Сяохун переговорила с глазу на глаз с Ли Сыцзян. Та спросила:
– Далеко?
– Всего ночь на поезде.
– А билет сколько стоит?
– Около восьмидесяти юаней.
– А к кому мы там обратимся?
– Рябой Ли сказал, что все устроит.
– Я подумаю.
– А что тут думать? Если ты не поедешь, то я одна поеду, не жалуйся потом, что я тебя тут бросила.
Наступил конец месяца, а Ли Сыцзян все еще сомневалась. Тут Цянь Сяохун потеряла терпение и сердито сказала:
– Ли Сыцзян, давай уже, рожай быстрее! Столько времени думаешь, а яичко так и не снесла.
Ли Сыцзян металась, словно между жизнью и смертью, и не могла решиться.
Вечером в общежитии Цянь Сяохун дала подруге поручение:
– Ли Сыцзян, завтра утром передай хозяину, что я уволилась. Я вечером встречаюсь с Рябым Ли на вокзале. А ты давай хорошенько намывай головы, чтобы хозяину денежки капали!
Последние слова взбудоражили Ли Сыцзян, ее похожее на яблоко личико раскраснелось, и девушка заявила:
– Я еду с тобой!