Разлад
Прошёл месяц после трудоустройства уполномоченной по орг. набору молодых спортсменов. Директор две недели носа не показывал в клубе. Его дочь Фима, хмурилась, когда её кто – то спрашивал об отце, но ничего внятного не говорила. Понимая, что штат не доволен долгим отсутствием директора, постоянно о чём – то шепталась с братом. Все тренера отнесли её поведение очередным покрытием загула отца, что не редко с ним случалось. Шабанова в отсутствии Хаджи переселилась в кабинет директора и отдала свою единственную дочь на воспитание Платону. Она привозила детей разных возрастов целыми автобусами по два раза в день. А тут ещё повезло со школьными лагерями, которые создавались при каждой школе. Так что наплыв детей всегда был огромным до обеда. Работу свою она выполняла, как передовик производства. Но беда была в том, что дети каждый день были разные.
Когда приходило время платить деньги за обучение, они категорически отказывались продолжать тренировки. А это уже знак для всех работников клуба, что близкие родственники директора совершенно не справляются со своей работой. Они были обязаны заинтересовать детей. То есть выходило, что остальные тренера обрабатывают семью директора.
Он появился за три дня до зарплаты, бледный, худой с шаткой походкой и стыдливыми глазами. Запах дорогой туалетной воды не могли заглушить прелого душка, который, похоже, вжился в его тело. Ощущение было такое, будь – то он всё отсутствующее время спал рядом с гнилым картофелем.
День зарплаты наступил. Утро в этот день было солнечным, в спортивном зале из тренеров был только один Сергей Сергеевич. Он закрыл все жалюзи на окнах, чтобы лучи солнца не били по глазам молодых спортсменов, и проследовал в кабинет директора.
…Зарплату всегда выдавал сам директор. Вручая конверты сотрудникам, у него голова никогда не кружилась от омерзения к самому себе, напротив он в это время себя чувствовал, могущественным и великолепным! Людмила Ивановна Шабанова сидела за столом и перебирала бумаги. Когда она заглянула в конверты с деньгами, сразу определила, что скандал сегодня более чем предсказуем. Винт её на днях предупредил, что если в этот месяц у него не будет приятно шуршать в кармане купюры, то он разнесёт весь клуб вместе с директором, – о чём она Хаджу и не думала предупреждать.
Он вошёл в кабинет с недобрым лицом и не просто вошёл, а наехал на директора словно танк:
– Где мой конверт, – протянул он резко свою ладонь к лицу директора.
Тот откинулся на спинку кресла и, съёжившись, показал на небольшую стопку конвертов лежавших у него на столе.
– Найди свой в стопке, – пробормотал он, и опустил голову.
Платон отыскал свой конверт и извлёк из него всего лишь две купюры достоинством по тысяча рублей. Недовольно зашевелил губами и засунул деньги назад в конверт. Посмотрел на Шабанову и озорно подмигнул ей.
Людмила Ивановна сидела и умоляюще смотрела в глаза тренера, будь – то прося не устраивать сейчас грозы. Но он был перенасыщен долгими обещаниями Хаджи и в этот миг его уже никто не мог остановить. Он перед входом кабинета директора спрятал свою приятную улыбку, ожидая низкую зарплату. И немая мольба Людмилы Ивановны никакого действия на него не произвела. Он окинул грозным взглядом директора:
– Саня, ты, когда мне нормально платить будешь? – небрежно опустил он конверт в карман трико.
Хаджа, изобразив лисью мордочку, сделал утвердительный жест рукой.
– Всё со следующего месяца это уж точно конверт будет у тебя значительно толще. С приходом новой сотрудницы, – кивнул он рядом на сидящую Людмилу Ивановну, – наши дела пойдут в гору.
– Фу, как уже настоедало слышать от тебя ежемесячные обещания, – рявкнул на весь кабинет Платон, – дела, которые ты подразумеваешь под деньгами, пойдут у тебя и твоих родственников, а я не намерен горб свой гнуть ни на тебя и на твою семью. Осточертело всё! Брошу пахать на тебя, перейду в клиентуру. Я согласен платить с пенсии 750 рублей, и буду играть в своё удовольствие. Или заеду тебе в рог, чтобы ты понял, что не в КГБ работаешь, и живёшь в другой стране.
– Сергей Сергеевич, не горячись, мы же с тобой интеллигентные люди! Считай, что с завтрашнего дня у тебя недокорма не будет, и надои твои увеличатся, – попытался Хаджа перевести серьёзный разговор в шутку.
Но Сергею Сергеевичу было не до шуток:
– Я тебя сейчас такие надои покажу, – разбушевался он, – что ты уедешь прямо сейчас на свой Байкал, с нерпами обниматься. Ты гнида добра совсем не помнишь. По два месяца в запой уходишь. Твоя дочка Фима придёт чайку попьёт с бутербродами и как воздушный шарик улетает. А я пашу! Понимаешь пашу! – акцентировано ударил он кулаком по столу. Отчего Хаджа втянул в себя свои узкие плечи и стал похож на ребёнка, который в детстве не знал вкуса каши.
– И ты из семейства двурылых об этом хорошо знаешь, – продолжал лютовать тренер, – ну ничего. Ты уже завтра поймёшь, кого ценного кадра потерял! С завтрашнего дня, уйду я, а послезавтра за мной уйдут дети, – а это 60 человек. Теперь подсчитай, сколько бабок ты потеряешь. Я тебе ежемесячно сдаю по сорок пять тысяч, а ты мне зарплату по две штуки платишь. Хватит! – ударил он для убедительности ещё раз кулаком по столу.
После чего спокойно взял со стола все конверты и потряс ими перед лицом Хаджи:
– Конверты я у тебя забираю и разделю их каждому по справедливости и труду. И попробуй только гавкни у меня интеллигент вшивый, я тебя враз усмирю, – поднёс он к носу Хаджи крепко сжатый кулак.
Затем перевёл взгляд на новую сотрудницу, которая в этот момент потеряла дар речи:
– А вас Людмила Ивановна с журналами и табелем прошу зайти в тренерскую комнату? – сказал Винт.
Он вышел из кабинета, громко хлопнув дверью.
Директор сидел в кресле, обхватив голову руками. Он в эти минуты размышлял и не мог поверить, что бывший его директор и лучший его тренер просто-напросто ограбил клуб.
– Что будете делать Александр Андреевич? – отвлёк его от раздумий голос Людмилы Ивановны.
Он вскинул на неё свою голову и зло заскрипел зубами. Прокрутил своё кресло к окну и посмотрел на небо, словно прося у него совета.
– Ты к нему не ходи, – глухо произнёс он, – ты мой заместитель и по статусу главней его. Чести для него много будет. А я знаю, как дальше действовать.
…Он поставил кресло в первоначальное положение и взялся за телефон.
Через двадцать минут к клубу Сибирь подъехала милиция. В кабинет Хаджи зашёл средних лет опер в штатском костюме и здоровый под два метра ростом прапорщик. Сотрудник в штатском, сел без приглашения к столу и представился:
– Я оперуполномоченный девятого отделения Василий Васильевич Жидков. Рассказывайте, что у вас случилось?
– Да что тут рассказывать, – раздражённо сказал Хаджа. – Среди белого дня мой старший тренер Винт Сергей Сергеевич, нагло ограбил клуб. Забрал себе всю заработную плату персонала. Мало того он запугивал меня всячески и обозвал двухкрылым существом.
– И ушёл с ней? – спросил стоявший у двери прапорщик.
– Почему ушёл? – обиженно переспросил директор, – он здесь вместе с деньгами. Но завтра и навсегда непременно покинет клуб, я его приказом отлучу от работы. А сейчас думаю его сейчас надо определить на пятнадцать суток за мелкое хулиганство, а по грабежу начать следственную процедуру.
Шабанова, вздрогнула от таких слов и хотела, что – то возразить, но вместо ясной речи у неё из уст вылетело.
– А, А, Я.
– Вот у меня и свидетель есть, – показал он на Людмилу Ивановну. – Она очевидец грабежа.
Сотрудник в штатском открыл папку перед собой и, не смотря в сторону Хаджи, спросил:
– У вас, откуда такие юридические познания господин директор? В органах не приходилось раньше работать?
– Я бывший офицер КГБ, – гордо заявил директор.
– Как же вы так офицер КГБ сплоховали, позволив ограбить клуб штатскому человеку? – иронически заметил Жидков.
– Я не ожидал, – оправдывался директор, – он схватил деньги и ушёл. А попробуй у него забери их, он бедовый и отчаянный, запросто может перейти к дерзким действиям. Ему челюсть сломать человеку, что вам высморкаться. Он же всю молодость в тюрьме провёл.
Никто не заметил, как после брошенной последней фразы Хаджи нервно вздрогнула Людмила Ивановна.
Опер пытливо и внимательно вгляделся в лицо директора. Засохшая слюна в уголках рта и перекошенный рот придавали этому лицу омерзительный и лживый вид. Тело директора тряслось и, когда он разговаривал с представителем власти, то постоянно подпрыгивал в кресле.
– А зачем вы таких кадров на работу принимаете? – улыбнулся Жидков и, встав со стула, подошёл к окну, где, напротив, через дорогу возвышался многоэтажный дом, с сетью магазинов.
– Нужда была вот, и пришлось взять, – донеслось до ушей опера, раздражённый голос директора.
Жидков оторвался от окна и повернулся к директору:
– Да вы не возмущайтесь Александр Андреевич? – На этот вопрос вы мне можете не отвечать. Да и не вопрос это был, а так нравоучительная ремарка. Кадровый вопрос – это ваша прерогатива. Клуб же частный, значит хозяйничать можно по своему усмотрению. А мне собственно всё равно кто и кем у вас работает. Хотя Платон в городе личность очень известная и слава о нём идёт только позитивная, и я являюсь его сторонником во всех его начинаниях. И то, что было в молодости в счёт не идёт. Он был ценным руководителем, прекрасным семьянином, каким и сейчас является. Таким людям памятники нужно воздвигать. Он спорт в нашем городе сдвинул с мёртвой точки. На правильные рельсы поставил его. Портрет Винта висит в нашем краеведческом музее.
– Люди со временем меняются и за свои поступки не дают никакого отчёта, – начал доказывать с пеной изо рта Хаджа.
– Напрасно вы так Александр Андреевич. У человека в его возрасте может измениться только поведение, но никак не деяния. Каким его воспитали, таким по жизни он и идёт. И не надо мне навязывать свою философию. Я хоть и моложе вас, но в людях разбираться меня научили. А это немаловажное умение в моей профессии! А вы сейчас идите с прапорщиком и пригласите ко мне этого опасного «налётчика».
Их не было около пяти минут, и о чём в это время Жидков беседовал с новой сотрудницей, директору было не ведомо. Хаджа был уверен, что она его полностью поддержит.
Первым в кабинет Хаджи вошёл Винт. Он был спокоен и невозмутим. В правой руке, у него были зажаты все конверты, которые он сгрёб со стола.
За ним проследовал Хаджа и, заняв своё место в кресле, с видом победителя смотрел на Платона.
Прапорщик остался стоять около входной двери. Жидков в это время знакомился, с какими – то бумагами.
– Присаживайтесь Сергей Сергеевич, – не отрываясь от бумаг, спокойно сказал он.
Платон сел на стул, который стоял напротив опера:
– Сергей Сергеевич, вот Александр Андреевич утверждает, что вы свой коллектив оставили без зарплаты, – отложил он бумаги в сторону, и чуть заметно улыбнулся.
– Александр Андреевич может утверждать только то, что он большой прохиндей и двурылая личность.
– Вот видите, – взбеленился Хаджа и вскочил с кресла. – Даже в присутствии сотрудников милиции он меня обзывает двухкрылым. Прошу это занести в протокол.
– Ха, Ха, – громогласно на весь кабинет зашёлся Винт:
– Ты себя переоцениваешь. Причислять тебя к семейству двукрылых, – это было бы почётно для тебя. Я сказал, что ты двурылый. А почему? – Потому что ты имеешь два лица, и ни на одно нельзя указать, что оно порядочное. А непорядочное лицо – это уже рыло.
Хаджа надеясь, что милиция защищает его позиции, попытался сделать устрашающий выпад в сторону Платона.
– Сядьте на место Александр Андреевич и не мешайте мне допрашивать подозреваемого гражданина, – о сёк опёр Хаджу.
Тот, дрожащими руками заправил выехавший из брюк угол рубашки и резко опустился в кресло. По его лицу было видно, что слово «подозреваемый», ему понравилось.
– В данный момент он уже обвиняемый, – перешёл на спокойный тон Хаджа.
Платон с брезгливостью презрительно смотрел на этого мерзкого человека, которому он в своё время все блага предоставил при переселении в этот город.
Он, положил перед Жидковым шесть конвертов.
– Вот, пожалуйста. Я никого не грабил, а зарплату, как старший тренер взял только для своих тренеров. Таков порядок в клубе. У меня же нет конверта уборщиц, водителя и директора. Но для полной ясности должен вас предупредить, что официально в клубе никто не оформлен, даже его дочь. А это значит, что он скрывает налоги от государства. Все трудовые книжки у нас на руках.
После таких слов лицо директора вытянулось, в глазах появился испуг, и он вновь показал свои эмоции.
– Врёт он всё. Арестуйте его. У меня свидетель есть, как он нагло схватил конверты, – после чего переведя взгляд в сторону Шабановой, взвизгнул. – Ты – то курица, чего молчишь?
– Успокойтесь Александр Андреевич, – внушительным голосом поставил Жидков на место Хаджу. – Вот как раз Людмила Ивановна утверждает обратное, но это ещё не всё. Пока вы ходили за Сергеем Сергеевичем, мне тут на вашем столе попались любопытные бумаги. Ознакомить вас с ними?
– Какие бумаги? – заволновался Хаджа, – у меня кроме заявлений, вновь поступающих учеников, и спортивных протоколов ничего не может быть на столе.
– Вот одно из заявлений я и хочу вам зачитать.
– Извольте, прочтите, – недобро покосился он на Людмилу Ивановну.
– Это заявление из ПРИВАТБАНКА, в наш районный отдел судебных приставов. У вас там задолженность имеется по кредиту 658921 рублей. И в целях исполнения требований, содержащихся в исполнительном документе, просят наложить арест и обратить взыскание на имущество, принадлежащее должнику, Хадже А. А. а именно автомобиль ВОЛЬВО 2007 года.
Жидков прекратил читать и перевёл свой взор на директора.
– Продолжать дальше? – а то у меня здесь ещё интересней бумаги имеются.
Хаджа сидел, молча обдумывая ситуацию. Никак не думал он, что так резко обернётся всё против него. В душе он негодовал, не на себя, а на Людмилу Ивановну. Он понимал, что кроме неё никто его так неожиданно подставить не мог. На него вдруг нахлынуло чувство гнева, и он с кресла бросился на неё.
– Дура, – заорал он, замахнувшись на неё рукой, которая сжимала в руках авторучку.
Спокойно стоявший прапорщик успел перехватить его руку, заломил её и быстро щёлкнул браслетами.
– Отведите его в машину, – дал команду прапорщику Жидков, – а Людмила Ивановна сейчас заявление напишет, и мы оформим его на 15 суток. А потом дело передадим в ОБЭП, пускай они вместе с налоговиками проверят этот сомнительный клуб с романтическим названием и «чёрными конвертами».
Прапорщик загнул в дугу Хаджу, вывел из кабинета, и только эхом пронеслось по всему залу «Людка ничего не пиши»
В кабинете воцарилась тишина, будто кто – то оборвал песню. Первым нарушил молчание Жидков.
– Ну, вы господа спортсмены учудили у себя революцию! – и вопросительно посмотрев на Людмилу Ивановну, спросил:
– Заявление писать будем?
Она отрицательно покачала головой и, опомнившись, заявила:
– Лучше будет, если вы его у себя на семьдесят шесть часов в клетке подержите. Пускай не строит из себя интеллигента.
– Всё ясно! – встал Жидков со стула, – воля ваша! – и, протянув руку Винту, многозначительно заявил:
– А вам бы не мешало сейчас перейти через дорогу и купить Людмиле Ивановне большую шоколадку. Это она мне глаза открыла на нелепую бухгалтерию Хаджи. Так и быть я его закрою до утра, – пообещал он.
– Не получится, – возразил Сергей Сергеевич, – он сейчас воспользуется правом телефонного звонка. Свяжется со своим родственником Смородинным и тот его освободит.
– Без моего ведома Хаджу никто не отпустит, а уж я постараюсь, чтобы этого права его лишили. А если он начнёт кочевряжиться, то пятнадцать суток я ему всеми правдами и неправдами устрою. И коль у него такой важный мандарин в родстве, вам бы Людмила Ивановна я посоветовал написать заявление. Не обессудьте, но ситуация того требует. Ходу я ему конечно не дам, но оно может быть для меня громоотводом, от чиновника любого ранга.
– Пиши, – посмотрел Винт на Шабанову, – если уж влезла в это болото, то будь последовательной, и благоразумной, как дева Мария.
Людмила Ивановна взяла чистый лист бумаги, и под диктовку опера написала заявление.