Безмолвное эхо времен
(литературно-философское размышление о повести «Серебреник»)
Живы те, у которых есть возвышенная мечта.
Великий русский писатель Лев Николаевич Толстой в своих творческих дневниках утверждал, что: «Мысль о повествовании – есть граница между реальностью и выдумкой, которая таинственным образом прокрадывается в сознание человека и остается так и неразгаданной – в веках…». Так в чем же граница между реальностью и выдумкой повести «Серебреник» чеченского журналиста и начинающего писателя Исмаила Акаева? Итак, приоткроем завесу тайны…
«Светало. Село медленно просыпалось». С этого походящего на лермонтовское вступление начинается повесть, погружающая читателя в мир неотразимых красок, которые призваны приоткрыть то таинство необъятного человеческого (порою неосознанного!) бытия, которое дано видеть (лишь мгновенно!), и, только «снаружи». Так что же творится там внутри в эфирной бесконечности и гранях художественных росчерков долгоиграющего силой порыва пера?
Познавая жизнь во всех ее проявления как источник благословенной и живительной влаги, призванную утолить всякую плотскую жажду, мы вступаем в головокружительное противоречие с собой, со своим непокорным фрейдовским – «Я». Это обнаженным образом хорошо показано в повести. Автор осознает глубокое чувство ответственности, пытаясь донести суть до самой глубины его часто необъяснимого, но совершенного по форме понимания.
Так много говорится в повести о жизнеутверждающих и неисчерпаемых началах. Да, безусловно, жизнь – есть самая большая ценность, которая имеется у человека, ценность, цену которой мы не знаем или не осознаем (или не желаем осознавать) в повседневности наших тщетных исканий. Две стороны жизни – истина и ложь – две бесконечности, существующие наперекор всему сущему не оставляют в покое обезумевшего от страсти человека, полного зла и ненависти, чью наивность и переменчивость еще в античности заметил греческий философ Аристотель. Не потому ли главный герой повести Ибрагим так жадно рвется к истине, к истине, которую он считает источником человеческой жизни, совершенством, непревзойденностью. Сколько разбитых и растоптанных судеб вокруг него, сколько необъяснимого и непонятного чувства «беспристрастного» и раскаленного бытия. Но он один: в вакууме сущности, в забвении мысли, один… наперекор всему он жив и продолжает искать себя в этом мире. Хладнокровная месть не покидает героев повести. Месть (идущая в ногу с человеком с ветхозаветных времен) за обольщение жизненного порыва, кроющаяся в глубине человеческой души и в бесконечных коридорах памяти, она присутствует как символ незабвенности, ибо другого быть недолжно, да и не может быть:
О, вы, кто верует!
Предписано вам право.
За смерть (убитых близких) отплатить…
Можно ли сказать лучше, чем это сказано в Коране? – наверное, нет.
…И в самом деле, сюжеты «Серебреника», заставляют глубоко погружаться в реальность дня вчерашнего, и томимо переходить в сегодняшний, в его бесконечное и понятное только лишь немногим посвященным таинственное и необузданное рвение. Наше поколение – одно из звеньев в бесконечной цепи поколений, живших и живущих на Земле. То, что мы пережили и продолжаем воспринимать как жизнь, – есть самое простое желание – Жить! Это желание присуще и героям повести, так же как присуща глубокая философия любви, несущая в себе первооснову человеческого (столь неравносильного по щедрости) существования: «Сила любви – это божественная способность понимать, чувствовать друг друга без слов. Любовь всегда озаряется светом слез, страстей, надежд, эгоизма и обид. Любовь пронизывает влюбленных от костей до мозга, от пят до кончиков волос. Влюбленные витают над бездной, отдают все и, ничего не требуя, умоляют друг друга быть, не исчезать, не оставлять, не покидать. И каждый, кто испытывал эти чувства, тонет в них, отдает свою душу, свои слезы, свое сердце. Любовь и смерть несовместимы. И только она, всепобеждающая любовь, заставляет говорить саму смерть языком любви, и только такая любовь называется человеческой. И лишь человек, одаренный божественным даром, способен на высокую любовь. С любовью ко всему сущему может относиться человек только доброй души».
Настолько чист и в тоже время порочен мир чувств и идей, в котором живут герои повести, настолько наивно их понимание и ощущения окружающего, что происходящее столь ненавязчиво протекает в двух параллельных измерениях. Повесть пронизана историей не только отдельных личностей, но и целого чеченского народа, его величайшими трагедиями – депортаций и войной. В ней воплотилось некое мистическое и сакральное соотношение прошлого и настоящего, сквозь призму современного безличия и отрицания всецелостности. Когда-то Карл Ясперс сказал: «Мы стремимся понять историю как некое целое, чтобы тем самым понять и себя». Несомненно, он был прав, даже в силу того, что история (даже самая горькая, перечеркнутая одним росчерком небрежного пера) всегда остается – историей. Возвращаясь к повести, к ее трагичности и неоднозначности мне припомнились слова величайшего поэта серебряного века Марины Цветаевой, которые всецело отображают мнение многих героев «Серебреника», хотя в глубине души у них кроется немой протест:
…А может, лучшая победа
Над временем и тяготеньем:
Пройти, чтоб не оставить следа,
Пройти, чтоб не оставить тени
На стенах…
«Серебреник» полон трагических судеб, судеб лишенных смысла, созерцания, и в тоже время в нем живет неиссякаемый и кровоточащий порыв все к той же человеческой жизни. Художественный мир повести – как сказал отец французской революции Жан Поль Марат – «assezimmoral»1, лишенный всякого бдения, хотя с самого начала и до конца им пронизана повесть.
Литературно-сценическую композицию повести можно охарактеризовать как довольно богатую сюжетами, насыщенную смысловым содержанием. Автору очень хорошо удалось соблюсти рамки историчности, не заходя за границы чувственно-визуального творчества. В повести очень четко чувствуется, как автор владеет не только историей как таковой, но и современными политическими процессами, которые стали частью не только современного общества, но и данного произведения.
Мне думается, что первое литературное детище Исмаила Акаева можно назвать удачным. В нем оседает полноценный взгляд на жизнь, готовый перебороть былое, превзойти утопические реалии сегодняшнего дня. Это не только повествование, это целое философское размышление, вобравшее в себя понимание и осмысление, как отдельной человеческой жизни, так и целой трансформационной эпохи полную человеческих безумств. Каждый день уникален по своему животворному содержанию, он несет в себе еще не свершившеюся историю, воплощение которой в «прошлое» может дать только его целостное осознание.
Как мне кажется, повесть «Серебреник» сумела отобразить то целостное осознание времени, которое порою невозможно высказать, или показать другим образом, донести до всеобщего понимания. В мою задачу не входила критика в широком смысле этого слова. Передо мной был полноценный литературный материал, наполненный историческими событиями, который требовал от меня лишь одно – высказать мое личное мнение. И мне (как мне представляется) это в какой-то степени удалось. Я могу судить лишь как человек, которому, как и любому присуща индивидуально-критическая субъективность. Окончательное слово всегда остается за широким читателем, которому доверена не простая роль – судьи. Мой мир, мир человека философии и исторической непредсказуемости, стал, несомненно, намного богаче во взглядах на человеческую жизнь, его философское понимание и мир в целом (по крайней мере, я это созерцаю и принимаю). И это в какой-то степени благодаря завораживающей повести – «Серебреник». Мне думается, что ей предстоит нелегкая судьба своего рода первопроходца, несущего в себе безысходность («совершенство») современной постбиблейскойжизни. Как не уставал повторять французский философ-просветитель Жан Жака Русо: «Время покажет…».