Во всем виноват Вивальди
Миша не был в Москве почти сорок лет. Сын советской воздушной гимнастки, сбежавшей в молодости за границу, он провел детство в Америке. Потом оказался в Румынии, женился, у них родилась дочь. Влюбился в другую, бросил жену, дочку, вновь женился, переехал в Германию, там появилась на свет новая дочка. И вдруг – жена призналась в измене. Жизнь расклеилась, раздвоилась на «до» и «после». «До» было эпохой самообмана, слепой любви, надежды на счастье. А «после»…
После он вернулся в Москву, мечтая начать все с красной строки или даже – с новой страницы. Книга судеб раскрылась в нужном месте – Миша встретил Оксану. Она была в два раза старше Миши, из интеллигентной семьи, с красным дипломом. Изо всех сил старалась выглядеть опытной, знающей. А сама тайком отпрашивалась у родителей, если понимала, что не будет дома в положенные двадцать два ноль-ноль.
Он смотрел на её наивные, без помады, губы, недорогую, но модную одежду, подчеркивавшую аккуратную фигуру… Смотрел на русые, с золотыми прожилками, кудри, на изящные руки, которыми она широко, от души, жестикулировала… Смотрел и думал о том, что вот она – награда, мечта. Хрупкая, серьезная… Еще совсем девочка. Он же – грузный, почти полностью седой, с ожогами на сердце. Чем заинтересовать её? Да и имеет ли он право это делать?
Для Оксаны же Миша был умным, опытным, состоявшимся. Человеком, живущим на стыке миров – русского, понятного, уже изрядно надоевшего, и западного – шикарного, манящего, знакомого лишь по фильмам, книгам, историям друзей. Миша говорил много и красиво, иногда – с немецким акцентом. И этот акцент, сопровождавший рассказы о его удивительном прошлом, в котором были встречи с настоящими принцами и принцессами, поездка в Антарктиду, дружба с самим Высоцким, действовал на Оксану гипнотически. Она забывала обо всем, и могла часами просто сидеть рядом с Мишей, слушать его истории, принимать его неуверенные ухаживания, улыбаться. Впервые в жизни ее боготворили, причем так изысканно. Делал это не какой-то пылкий самоуверенный ровесник, который толком и не знает, что делать с женщиной, а взрослый, умелый мужчина. И Оксана эгоистично наслаждалась этим обожанием, позволяя Мише сходить с ума от чувств.
Она привыкла к тому, что свидание – это кино, ресторан, первый поцелуй у её подъезда. Простая, отработанная, скучная схема, в которой менялись только имена – Олег, Сережа, Андрей… С Мишей они ходили в джаз-клуб, где музыканты в перерывах подсаживались за их столик, а официанты вместо меню сразу приносили бутылку Pinot Noir и тарелку с домашним камамбером. Оксана однажды призналась, что мечтает брать уроки танго – на следующий день прямо к ней на работу курьер принес нарядную коробку, в которой лежали танцевальные туфли из мягкой кожи и записка: «Сегодня вечером твой первый бал, малыш». Они танцевали, ужинали в модном заведении в полной темноте, где можно было говорить о чем угодно, даже врать, – все равно лиц не видно… Гуляли по набережной до утра, обсуждая новую книгу Салмана Рушди, которого оба считали гением и героем.
Миша был счастлив. Мечта – горячая, обнаженная, засыпала в его руках. Сам же он спал несколько часов в сутки, и этого было достаточно. Ходил, будто пьяный, писал стихи, вместо того, чтобы работать… Работать не мог – какая работа, когда можно думать только об одном: когда наступит вечер?
Однажды вечер застал их в Консерватории. Оксана и Миша сидели, взявшись за руки, и между ними, вокруг них, отталкиваясь от стен и окон, кружилась музыка Вивальди – «Времена года». Банальная, всем знакомая классика, не раздражала, а наоборот, успокаивала, напоминала о чем-то родном, но забытом. Словно отец, вернувшийся из долгой командировки, вошел в комнату, чтобы поцеловать спящую Оксану в щеку: всё, можно расслабиться, выдохнуть.
Она слушала музыку, закрыв глаза, а рядом сидел мужчина, чей влюбленный взгляд она чувствовала даже сквозь темноту век. И вдруг поняла: это взаимно. Она уже не представляет, как это возможно – провести хотя бы один день без Миши, не прикоснутся к нему, не услышать его голос.
***
Они проводили вместе все больше времени. Он не хотел ее отпускать – да и она сама не хотела никуда идти. Его друзья стали ее друзьями, про своих она забыла. На её работе, такой неважной на фоне остального, были сплошные авралы, начальница выходила из себя и заставляла всех оставаться в офисе допоздна. Оксана уволилась, решив подыскать себе что-то попроще.
Утром она врала родителям, что идет на работу, а сама отправлялась к Мише. Проводила дни в его дорогой съемной квартире с броской лепниной на потолке, готовила ужин, наряжалась в кружевное белье.
Как-то раз она решила сделать генеральную уборку (домработница так не сможет) и, протирая пол под кроватью, наткнулась на стопку фотографий. Миша и красивая, стройная женщина средних лет стояли в обнимку на фоне моря. Закатное солнце освещало их лица, и было понятно: это – любовь, самая настоящая, та, которая навсегда. На следующей карточке к этой паре присоединилась маленькая девочка – копия Миши, только с длинными косичками. Бывшая жена Миши и их общая дочка смотрели на Оксану гордо, с превосходством: «Он нас помнит, он нас любит, он взял наши фотокарточки с собой, в новую жизнь, и даже ничего не рассказал про них тебе». Оксана хотела было порвать снимок, но передумала, и вместо этого начала со всей силы тереть пол.
У Миши же настала горячая пора на работе. К вечеру он выдыхался. Хорошо было, вернувшись домой, съесть вкусный, приготовленный Оксаной ужин. Но плохо, совсем некстати, отвечать на ее въедливые, недоверчивые вопросы: а почему ты так поздно? А с кем у тебя встреча? А кто эта женщина? Все чаще он, претворяясь уставшим, отворачивался к стенке и засыпал, слыша как Оксана, которая с надеждой на близость осталась на ночь, вздыхает и ворочается в темноте.
Он думал о том, как меняются женщины, даже самые лучшие, после того, как признаются мужчине в любви. Словно «я тебя люблю» – это и впрямь волшебные слова: произнеся их, юные девушки в соблазнительных юбках превращаются в ужасных сварливых теток в фартуках, испачканных мукой и маслом.
Он уже проходил это – с первой женой, статной румынкой. Она так любила его, что просто забыла о том, что они – два разных человека. Взяла и бездумно слепила их жизни в одну. Мы, мы… Приходите к нам, нам понравился этот фильм, мы любим борщ – теперь и Оксана, кажется, забыла, что в русском языке есть еще одно местоимение – «я». Лишь одна женщина, кажется, помнила это – та, что вместе с любимой дочкой ушла от него к тому молодому, подтянутому немцу.
Он понимал, что еще чуть-чуть, и Оксана останется в прошлом. Да что там – он уже хотел, чтобы это произошло как можно скорее. Пусть это будет кто-то постарше, без претензий. Возможно, занимаясь любовью с другой женщиной, вспоминать будет именно ее, Оксану. Но сейчас пришла пора поставить точку. Да такую, которая бы избавила его от сцен. Пусть эта девочка все поймет сама.
Их роман длился уже почти год, когда Оксана решила: пора. Надо окончательно переезжать к нему, надо поговорить о будущем, о детях. Ожидая его в полутьме маленького кубинского ресторана, где отмечал день рождения их общий друг, она размышляла над тем, как они будут жить дальше. Оксана смотрела на пары, выплясывающие сальсу, и думала, что у них с Мишей все будет также же, как в этом танце – ладно, страстно. А потом увидела его.
Она не сразу поняла, что это он. Не могла поверить. Миша шел, улыбаясь, пожимая руки друзьям, но шел не один – обняв за талию незнакомую женщину лет сорока, одетую в короткое платье с глубоким декольте. Вульгарные красные губы, сильно накрашенные глаза – несмотря на такой наряд и макияж она выглядела ухоженно, дорого, ярко. Наверное, родственница или коллега – попыталась успокоить себя Оксана. Оказалось, нет. Наташа, Оксана – познакомьтесь. Очень приятно. Взаимно…
Он лишь поздоровался с Оксаной, а потом вдруг оказался на другом конце стола. Разбираться было некогда – нагрянули гости. Вечер заполнили тосты, разговоры, танцы… А когда суета закончилась, Оксана поняла, что Миши нет. Их друзья (его друзья!) прятали глаза, отворачивались. Миша уехал. Вместе с той женщиной – Наташей.
Надевая на ходу пальто, Оксана выскочила на улицу. Было очень холодно. По ночной Москве проносились машины, разбрызгивали снег по обочинам. Вот бы кинуться под одну из этих машин, разбиться, размазаться по дороге. Господи, за что, что я сделала не так? Почему?
Ветер, то ли злобно, то ли играючи, зачерпнул пригоршню снега и швырнул Оксане в лицо. Этот стихийный жест отрезвил ее, привел в чувства. Она не бросилась под машину – лишь «поймала» одну из них и, не обращая внимания на водителя, громко, по-детски, заплакала. Водитель смущенно молчал, но не вмешивался: мало ли какие у людей беды, пусть поплачет, может, станет легче… А она смотрела сквозь слезы на большой бессонный город и чувствовала себя в нем маленькой, беспомощной. И при этом – очень взрослой.
В это время, Миша, виновато улыбнувшись, нажал на пульте CD-проигрывателя «стоп». Мелодичная «Весна» Вивальди, замешкавшись на мгновение, оборвалась на тонком «си». Наталья, новая подруга Михаила, терпеть не могла классику.