Глава 6
Информация
Колючек на плато, занимавшем центральную часть острова, не просто хватало: местами ступить было невозможно, чтобы не напороться. Так что по пути я в основном смотрел под ноги, лишь изредка бросая взгляды по сторонам.
Бросать, если честно, было не на что. Тощие кусты, отдельные рощицы таких же тощих деревьев, высокие стебли какой-то ломкой травы, нагромождения камней и невысокие скалы. Пейзаж по-своему красивый, но однообразный. Достаточно на него один раз взглянуть, чтобы получить полное впечатление, – и желания повторять не возникнет.
Если бы меня попросили охарактеризовать облик острова одним словом, я бы сказал: «Желтый». Желтая корка высохшей глины, скрюченные пальцы невысоких скал, покрытые желтоватым лишайником, пучки желтушной травы, листва на кустах и деревьях желто-зеленая, и трудно сказать, какой оттенок в ней преобладает. Даже бабочки, которые порхают в стороне, как правило, лимонно-желтые.
Волосы Джона, или, раз он так вжился в роль, то пусть будет Нью, светло-золотистые, что тоже можно отнести к желтому. Зато одежда коллеги ярким пятном выделялась в общей гамме. Короткое платье из тонкой синей ткани. Той светлой синевы, что можно наблюдать на подсвеченных полуденным солнцем чистых песчаных отмелях. Я знал, что эта краска стоит здесь недешево. Добывают ее из какого-то редкого растительного сырья, произрастающего только на южном берегу внутреннего моря. Учитывая, что почти весь он находился под контролем демов, о серьезных поставках не могло быть и речи, а дефицит всегда в цене.
Похоже, та, кто прежде владела телом Нью, была не из пленниц, предназначенных для подземелий храмов и уединенных островов, где нет никого, если не считать отдельных медведей, да и тех непростых. Будь она из той категории – носить ей невзрачную серую хламиду. Видел такие на девушках, когда мы разгромили одно из жреческих гнезд.
Да и сам носил что-то похожее. Некрашеная шерсть, грубая работа, швы, раздражающие кожу.
Временами, когда колючек под ногами становилось чуть меньше и не надо было всецело занимать внимание избежанием встречи с ними, я начинал размышлять над ситуацией с увеличенной скоростью. Пару раз ловил себя на желании незаметно поднять увесистый булыжник и заехать Джону по затылку с такой силой, чтобы коллега упал и больше не поднялся. Жизнь моя станет такой же простой, как и прежде.
А она была простой? Нет. Но и сложности лишние мне ни к чему. А появление американца, ни единому слову которого я не верю, сложность та еще. Он, само собой, доверяет мне аналогично и, наверное, уже не раз пожалел, что не скинул источник беспокойства с обрыва. Мы с ним как две подводные лодки, сошедшиеся на глубине. Несовершенство приборов не позволяет определить национальную принадлежность друг друга, не говоря уже о невозможности заглянуть в мысли капитанов. Так не садануть ли торпедой на всякий случай?
Может он по акценту понять, что я не Макклауд, а Ванька Иванов? Много ли людей умеют определять шотландский выговор? Не думаю. С другой стороны, мне тоже трудно анализировать произношение нового знакомого. С виду вроде нормально чешет, но какие-то странные нотки даже мое отдавленное медведем ухо улавливает. Что это? Какой-нибудь «техасский выговор» или голосовой аппарат аборигенки не справляется с чужими словами?
Не знаю…
С этим Джоном надо держаться осторожнее, чем человек, решившийся пройтись по тонкому канату, держа при этом в каждой руке по ведру нитроглицерина. Кто он такой, что у него на уме – неизвестно. Пустым словам веры нет. По крайней мере, уже сказанным словам. Это потом, пообщавшись, можно начать ловить его на противоречиях. Сейчас для этого не хватает информации.
Он тоже будет пытаться меня поймать, так что мы с ним должны одинаково тщательно следить за своими языками. Если уж врать, то не попадаться. А как это делать? Да очень просто: чаще говорить правду, реже ложь. И чем реже, тем лучше.
По плоскогорью мы шли около получаса, прежде чем путь нам преградила глубоко врезавшаяся в него узкая долина. На дне ее желтый цвет безоговорочно капитулировал перед засильем зеленого собрата. Заросли здесь вымахали дивного изумрудного оттенка, да и пышности нездоровой. Я предположил, что богатство это вызвано наличием воды, и не ошибся. Сперва расслышал журчание ручья, затем вышли к бережку.
– Можешь напиться, вода здесь хорошая, – предложил Джон.
– Далеко идти еще?
– Примерно столько же.
– Зачем было с утра так далеко от жилья забираться?
– А ты пробудь здесь месяц – и еще не такие походы совершать начнешь, по любому поводу. Скучно. Часто ночую где попало.
– По тебе незаметно, что ночевка была «где попало».
– По всему острову у меня норы удобные. Мало ли что…
В кустах на другом берегу что-то подозрительно зашуршало. Я насторожился, но Джон успокоил:
– Здесь нет крупных животных. Дикобразов полно, кролики встречаются, и много мелких грызунов. Пару раз попадались на глаза зверьки вроде куницы, а по берегам озера, что на западе, живут крысы, похожие на ондатр. Дикобраз, наверное, и шумит, у них это здорово получается. Ночью от колючих здесь не протолкнуться, днем гораздо реже попадаются на глаза. Все тропы, что ты видел на острове, они натаптывают.
Хорошая новость. Я, помня, где оказался, не хотел бы разделять остров с крупными животными, которые в одну прекрасную ночь могут проявить себя с весьма неожиданной стороны.
Джону не терпелось выпотрошить меня на предмет ценной информации, и потому его опять прорвало на разговор:
– Не понимаю, откуда здесь взялись дикобразы и кролики. Крыс и мышей могли занести моряки, козам и свиньям тоже не стоит удивляться, их полно на многих островах Земли благодаря тем же морякам. Но разве на кораблях держат другую живность?
– Аборигены говорят, что море это образовалось сравнительно недавно. Помнят еще о тех временах. Острова как этот – бывшие вершины холмов и гор. Дикобразы и кролики, возможно, остались с тех пор, пережив потоп.
– А почему крупной дичи нет?
– С крупными животными в этом регионе не все просто.
– Это как?
– Они перерождаются. Превращаются в тех еще тварей. Своего рода демонов. Особенно это актуально с мертвыми зверушками. Скопытится, бедолага, зеленых груш обожравшись, а через пару часиков поднимается, уходит в темное место, отращивает там клыки, когти и чешую, затем выходит на людоедский промысел. По этой причине все здешние острова не пользуются популярностью. Корабли к ним подходят только в случае совсем уж безвыходных ситуаций или если на них команда отмороженная с пяток по макушку. Демов это, конечно, не касается.
– Демов?
Вздохнув, я коротко попытался обрисовать здешнюю геополитическую ситуацию. Земли южнее моря контролируются людьми, у которых с тварями или теми, кто контролирует тварей, что-то вроде договора о сотрудничестве. Несколько архипелагов на море, судя по некоторым данным, используются для опытов с новыми тварями и организованного перерождения захваченных на севере пленников. Как твари, так и южане год за годом пытаются расширять контролируемую территорию и очень часто достигают в этом успеха. Разобщенные мелкие и крупные страны севера, ослабленные междоусобной грызней и внутренними разборками на почве религии и передела собственности, мало чем могут им помешать.
– Так что если увидишь на острове крупное животное, убей, расчлени и сожги, – подытожил я. – Именно так поступают аборигены. Я, конечно, не южан имею в виду, а более-менее нормальных людей – тех, которые на севере.
– Дан, а ты уверен, что с тобой все в порядке?
– В каком смысле?
– Твой рассказ выглядит бредом. Или незамысловатым сюжетным костяком для недалекой книжки фэнтезийного жанра.
– Орков тут нет.
– Непринципиально.
– А тебя не удивило, что мы, двое землян, сумели здесь друг на друга наткнуться?
– Честно говоря, крайне маловероятное событие. Но мало ли что в жизни бывает. Мне вот, к примеру, ничего не известно о том, что в Британии, оказывается, ведутся аналогичные исследования.
– Когда мы, честные бритты, поделились с вами своими учеными-атомщиками и всеми наработками по физике разделения ядра, вы, янки, все захапали себе, ничего не дав взамен. Так почему мы должны опять забесплатно горбатиться ради вашего очередного «Манхэттена»?[4]
– Да? Впервые об этом слышу. Но ведь в итоге бомба есть не только у Америки, но и у Британии.
– Да бомбы сейчас только у Ватикана нет, да и то клясться в этом на Библии не стану. Вернемся к моему вопросу. Итак, мы, земляне, которые толпами здесь не шастают, сумели встретиться. И скажу еще кое-что. Здесь неподалеку, километрах в двадцати-тридцати к юго-западу, есть скала, на которой я нашел скелет еще одного землянина.
– При нем оказались водительские права и банка колы в костлявой руке?!
– Не совсем. Просто прежде чем умереть, он на камне оставил надпись «Бога нет» на языке, здесь неизвестном, а вот на Земле его много кто знает. Собственно, я занялся граффити по его примеру. И что мы теперь имеем? Три землянина на крошечной площади. Да от нас здесь просто не протолкнуться. А аборигены, наоборот, сюда не любят заглядывать. Все еще считаешь, что на этих островах нет ничего странного, а наше столпотворение – случайность?
– Даже если про скелет ты соврал, то и одной встречи достаточно, чтобы так не считать. Похоже, здесь есть что-то непонятное. То, что помогает облегчить перенос. Но вот что?
– Я тебе сказал уже, что тварей здесь растят и из людей хрен знает что делают. Кстати, тело, в которое я попал после переноса, было предназначено именно для этого. Южане выращивают из обычного человека растение безмозглое, а потом он перерождается. Я подоспел до перерождения.
– Каким образом они это делают?
– Как перерождается, не знаю, а как делают идиотом, кое-какое представление имею. Обычная медицина работает, а не какая-нибудь там магия. Когда здесь очутился, нашел на коже следы инъекций и что-то вроде мелких аккуратных ожогов. Еще на голове какие-то подозрительные бугорки прощупывались, зудели они слегка, потом прошли. У тебя ничего подобного не было?
– Знаешь… было. А что, прежняя личность полностью погибает?
– Сложный вопрос. Лично я ее остатков не замечал ни разу. Но должен сказать, с психикой у меня нелады. Нет, я не вою на Луну по ночам, но не раз замечал за собой странности, да и поступки совершал несвойственные старому Дану. И самое интересное: я прекрасно понимал язык аборигенов, едва их встретив. А немного послушав разговоры, легко заговорил. Это очень выручило на первых порах.
– Да? А скажи что-нибудь на их языке.
– Раз, два, три, четыре, пять. Понимаешь меня?
Джон резко остановился, обернулся, показав изумленное лицо:
– Ты считал до пяти! Я все понимаю, но впервые слышу такие слова!
– Вот! У меня так же было! Попробуй ответить мне на том же языке. Считай теперь до десяти.
– Не могу… Да я понятия не имею! Ни слова ни знаю!
– Гм… Мне, когда я заговорил, на латыни кое-что сказали, и я на латыни ответил. Давай попробуем. Ты вот русский немного знаешь, и я знаю. Давай скажу что-нибудь по-русски, ты ответь тоже по-русски, а потом переключимся на местный язык.
– Давай.
– Баня, водка, матрешка, балалайка. О! Да ты американец! Люблю Америку! Доллары не продашь по выгодному курсу?
– Продам, но не тебе.
– Жадина, – уже на местном вздохнул я. – Ну давай, теперь твоя очередь выдать что-нибудь на языке аборигенов.
– Не могу, – чуть не плача произнес Джон.
– Прекрасно вживаешься в образ, я бы тебе сейчас больше пятнадцати лет не дал, и уж никак бы не подумал, что под тонкой девичьей шкуркой прячется просоленный океанами военный моряк.
– Все понимаю, что ты говоришь, но выдавить из себя ничего не могу.
– Есть еще один вариант. Я тогда заговорил в стрессовой ситуации. Меня в тот момент немного повесить собирались. Дело житейское, но разволновался чересчур, вот и накатило озарение. Может, и тебя встряхнуть надо?
– Только попробуй.
– Ну… не обязательно вешать. Можно попытаться применить психологическое давление.
– Ну не знаю… примени.
– Давай на патриотизм твой гадить начну?
– Это как?
– Да очень просто. Ты вот, например, знаешь, что твоя страна дерьмо? И флагом вашим только дерьмо подтирать, не годится он больше ни на что. А самое главное ваше дерьмо – Второй флот. Он потому и не тонет, что является дерьмом. Ну? Я только что грубо обгадил абсолютно все твои патриотические ценности, включая флаг. Ответь на это что-нибудь.
Но Джон лишь покачал головой:
– Ты глупости с умным видом несешь. Смешно.
– Какой-то ты нетипичный американец… Ну хорошо. Переведем прицел на другую мишень. Каково тебе сейчас? Думаешь, в рай попал? Радуешься, что бриться больше не придется? Ошибаешься: еще как придется. Только не лицо, а подмышки и ноги. В носу и ушах тоже порядок придется наводить зеркальный, а то примут за свинью, а свиней здесь любят куда меньше, чем в мусульманских странах. И про кое-что совсем уж личное не забывай – это придется подстригать наголо в первую очередь, потому как здесь так принято. Еще у тебя фигура ничего так, даже по самым придирчивым земным меркам. Здесь, как правило, ноги коротковаты. Крестьянкам так удобнее над грядкой нагибаться, и еще рожать безопаснее в отсутствие современной медицины. А вот тебе рожать придется в муках, расплачиваясь за стройность ходуль и узость таза. И рожать придется не от прекрасного принца, а от какого-нибудь толстого, год не мывшегося матроса с пиратского корабля, потому как другие в эти края не попадают. На меня в этом вопросе можешь не рассчитывать, потому что никогда не забуду: внутри тебя сидит тупой янки, неспособный как следует выучить старый добрый английский язык, коверкая его, будто обезьяна. На такое убожество даже самый непритязательный шотландский гомосексуалист не польстится, не то что я, отпрыск древнего и всеми уважаемого рода Макклаудов.
Джон, слушая это, наливался нездоровой краснотой. Какой-то миг мне казалось, что он сейчас меня ударит, причем не хуком слева, а женской пощечиной. Но миг прошел, коллега расслабился, покачал головой:
– Да тебе прямая дорога в боц… Брюс! Я заговорила! На местном заговорила! Даже сама это не сразу поняла! Просто не смогла понять, как будет «боцман» на здешнем!
– Боцманы здесь имеются, как же без них. Просто в голове хозяйки твоего тела могло не быть этой информации. Кстати, удивлен: ты о себе даже в напряженные моменты говоришь в женском роде. На английском проще, там все более обезличенно, но у аборигенов совершенно иначе. Труднее придется.
– Ничего. Я слежу за своими словами. Местные не поймут, что со мной неладно.
– Поймут… Еще как поймут… Они в этом деле те еще мастера.
– Давай и дальше на местном говорить? Мне надо к нему привыкать.
– Не против. Я за год привык, лучше даже, чем на родном говорю. На своем старом я только отчеты диктую.
– Отчеты?
– Это другая история. Чего стоим? Ты вроде обещал накормить, а там и пообщаемся.
– Я за своим языком слежу внимательно. Следи и ты за своим: не обращайся ко мне в мужском роде.
– Извини, виноват, искренне каюсь, больше такого никогда в жизни не повторится. Даже думать о вас, сэр морской офицер, буду в женском роде… Нью.
Остаток дороги прошел в пустом обрывочном разговоре, где Нью скорее не общалась, а привыкала к новому для себя языку. Место, куда она меня привела (после выговора я и правда думать о «коллеге» в мужском роде побаивался), располагалось вблизи устья ручья. Он здесь разливался на десяток шагов, подмывая левый обрывистый берег. В одном месте там образовался приличный грот, который «робинзонша» переоборудовала под скромное жилище. Соорудила неказистую стенку из бамбука и жердей, переплетенных стеблями тростника, внутри, кроме лежанки из травы и листьев камыша, застеленной шерстяными одеялами, ничего не было. Зато чуть дальше, прижавшись к скале, стоял навес, под которым виднелась пара бочек разного размера и приличных габаритов сундук.
Стало очевидно: моей новой знакомой повезло с имуществом куда больше, чем мне.
В грот я лишь краем глаза успел заглянуть, Нью повела меня под навес, указала на меньшую бочку:
– Садись.
Затем она начала использовать большую бочку в качестве стола, доставая подвешенные к потолку навеса припасы (скудные), заодно прояснив причину столь странного их расположения:
– Крысы достают, куда ни прячь. Даже сундук прогрызть ухитрились.
Глядя на вязанку каких-то неаппетитно выглядевших комков, я потянулся за вяленой рыбой, с подозрением уточнив:
– А что это вообще такое?
– Попробовала вялить местных устриц. А может, и не устрицы это. Не знаю, как называются. Вроде ничего на вкус.
– Да, – распробовал я. – Есть можно. Жестковато правда.
– Пересыхают быстро.
– А соль откуда берешь?
– Оттуда же, откуда все это. – Нью указала на сундук, который использовала вместо стула.
– Ты, наверное, не сильно удивишься, если я спрошу: откуда именно?
– Только если ты сперва расскажешь, как сам здесь оказался.
– Ты же понимаешь, что наша программа засекречена, как и ваша.
– Мне малоинтересно, что и как у тебя было ТАМ. Мне интересно все, что происходило ЗДЕСЬ.
– А… Ну тут великих тайн нет. Когда очнулся, обнаружил, что барахтаюсь под водой. Еле выплыл. Демы выкинули это тело за борт возле одного из здешних островов. Там я впервые столкнулся с тварями, едва ноги унес. До сих пор не понимаю, почему не тронули ночью, только перепугали. И повезло, что течение вынесло меня на северный берег моря. Встретил людей, поселение ссыльных, оставленных там на верную смерть. Сумел завоевать кое-какой авторитет. Обстоятельства помогли. Потом пришлось бросить селение и всей толпой уходить на север, по пути отбивались от тварей. Меня здорово потрепало, к тому же попал к инквизиторам, где потрепали еще больше. Сумел удрать, мне помогли здешние высшие аристократы: у них свои интриги с церковью. В итоге я стал владельцем непомерных размеров территории, где почти не осталось людей после нашествия погани. Привел туда своих, кое-как обустроились. Отбили нашествие демов. Пытался заселить землю нормально, но ничего не получалось: никто ко мне не шел ни за какие коврижки – уж очень аборигены боятся нечисти. Решился на авантюру с набегом на южан. Думал освободить у них рабов, из тех, которые получше, и поселить их у себя. Рабов отбил, а среди них оказался церковник, причем тот еще фанатик. Рискнул напасть на меня прямо на корабле. Я его, похоже, прикончить успел, только сам за бортом оказался. Шторм, шум волн, кричи не кричи – не поможет. Держась за бревно, плыл, пока сюда не добрался. Вот и вся история здешней жизни.
– Чересчур уж кратко.
– Ну подробнее, думаю, еще будет время рассказать.
– Ничего похожего на эту твою нечисть на Земле нет.
– Тут много такого есть, чего на Земле не найти. Привыкай. А у тебя как все вышло?
– Я пришла в себя тоже в воде. Но не в море, как ты, а в темном помещении с деревянными стенками. За стенками ревела вода, все тряслось, мне казалось, что кто-то кричал. Затаилась, сидела не знаю сколько так, потом начал свет пробиваться сверху. Оказалось, что я сижу в каморке, в трюме большого корабля с веслами. Никого на нем не нашла, только на нескольких веслах висели прикованные мертвецы. Похоже, они утонули, когда корабль налетел на подводные камни. Потом волнами его приподняло, и они оказались выше уровня воды. Вокруг было море до горизонта, шторм затихал, но я поняла, что еще одного такого судно не переживет. Очень уж сильно его разбить успело. Из бочек и досок сделала плот, нагрузила его чем смогла – и плыла почти три дня, пока меня не вынесло сюда. Нашла ручей, по мелководью дотащила плот, разобрала. Вот уже двадцать девять дней живу здесь.
– Людей не видела?
– Нет. Но видела следы. На севере острова какие-то очень древние развалины, и там же у источника старое кострище и пни. Еще после штормов находила всякое. Доски, обрывки сетей, веревки, пустой бочонок, воняющий отвратительно.
– А платье твое откуда? В нем ты и оказалась по прибытии?
– Нет. По прибытии на мне было серое, длинное. Неудобное, тяжелое, шея от него чесалась. Это я сама сделала из материи, которую нашла на рифах.
– На рифах? Материя?
– Да. Когда плот еще не дошел до берега, вдали на скалах заметила что-то подозрительное. Потом уже из досок соорудила совсем легкий плотик и добралась туда. Там корабль, небольшой. Пузатый как бочка. Сильно разбит, его забросило далеко на скалы, волны только в сильный шторм до него добираются. Там в трюме и нашла отрезы материи. Это платье поудобнее старого, ткань легче и кожу не раздражает. Лучше бы, конечно, джинсы и рубашку сшить, но на такое меня не хватит. Да и нет ничего, кроме иголок и ниток, прихватила их еще с первого корабля.
– Завидую тебе белой завистью. Мне вот ничего приличного не попадалось. Самое ценное – бревно. Но зато два раза. Везло мне на них, – с сожалением отложив обгрызенный рыбий хвост, поблагодарил: – Спасибо. Хорошо посолено.
– Дан… А как вообще… Как здесь?..
– Слишком общий вопрос, но попробую ответить. Для начала, не пытаясь выведать ваших великих американских тайн, сделаю одно предположение. Тебя сюда прислали не загорать на необитаемом острове, а соорудить некое устройство. Давай назовем его порталом, если ты не против. Добавлю, что до восьмидесяти процентов массы устройства занимают катушки из провода разного диаметра общей длиной не один десяток километров и сердечники для них. В оставшихся двадцати используются конденсаторы из фольги, резисторы, скорее всего, из той же проволоки, немного полупроводников или вакуумных приборов, ну и разное там по мелочам. Схема портальной установки вбита в твою голову тяжелыми сапогами американской демократии, ты ее не забудешь, даже если в мозгу разорвется артиллерийский снаряд. Я советую тебе найти сапоги не хуже и выбить чертежи оттуда, чтобы память не засоряли.
– Я, конечно, не видела в небе спутников и самолетов, да и корабли выглядели как-то не очень современно, но неужели здесь все так запущено?
– Не то слово. Проволоку вручную изготавливают кузнецы и ювелиры. К первым обращаться нет смысла, потому как все, что менее пяти миллиметров, для них уже фантастические нанотехнологии. Разве что редкие умельцы способны на сверхтонкие работы. Вторые гораздо перспективнее, но проволока у них невыдержанного диаметра, толщиной менее миллиметра если и делают, то единицы, но даже они не справятся с работой, если задать размер, допустим, в две десятых. К тому же об электричестве никто здесь слыхом не слыхивал, специальных лаков не производится, решить проблему изоляции будет непросто. И самое главное, даже если собрать всех ювелиров в мире, эти десятки километров грубого, ни на что не годного провода они будут тянуть годами, а затем придется сращивать куски разной длины. О химической чистоте материалов сердечников тоже придется забыть, к тому же не факт, что нужные элементы вообще отыщутся. Я вот, допустим, ни разу еще не видел, чтобы здесь на базаре продавали хром или никель. Полупроводники даже не смешно – их и у нас не так просто изготавливать. Вакуумная техника… Гм… Ну лично я вряд ли бы сумел здесь даже работоспособный диод сварганить, не говоря уже о более сложных лампах. Доводилось сталкиваться с изделиями местных стекольщиков – это какое-то убогое убожество. В общем, думаю, все уже понятно: соорудить портал у тебя не получится.
– Ну это ваше, британское мнение.
– Хочешь сказать, что американское устройство можно собрать и в нетехнологическом обществе?
– Я такого не говорила. Но из твоих пояснений получается, что труднее всего решить вопрос с намоточными деталями, а это значит, что частотный диапазон выдержать не получится. Но что, если наша технология основана на использовании плавающих частот приемника? Достаточно дать кодовый сигнал порталом, и тот сам под него настроится, выделив из широкого диапазона?
– Не поверю, что янки до такого сами додумаются. Воровать чужие идеи вы умеете ловко и до совершенства их доводите быстро – этого тоже у вас не отнять. Но чтобы свое придумать – это вряд ли.
– Опять раздражаешь мой патриотизм?
– Случайно получилось. Не верю, что у проблемы есть простое решение, до которого никто, кроме вас, еще не додумался.
– Ничего простого там нет… Я очень плохо представляю себе процесс протягивания проволоки, тем более тонкой. А у тебя с этим как?
– Знаю лишь теорию, причем смутно. Сильно сомневаюсь, что добьюсь успеха. Много непонятного. Допустим, понадобятся алмазные фильеры для протягивания проволоки малого диаметра. Здесь их не купишь. Как изготовить? Понятия не имею – этому меня не учили вообще.
– Меня тоже. К тому же вопрос с размерами остается открытым – эталона метра здесь не найти.
– Могу поделиться. У меня в замке имеется офицерская линейка. Китайского производства. Точность, конечно, хромает, но лучше, чем ничего.
– В замке?
– Ну что за граф без собственного замка?
– А линейка у тебя откуда?
– Я ее нашел в своем танке.
– А танк здесь полагается каждому графу?
– Нет, только графу Мальрока.
– Так. Давай по порядку. Откуда здесь взялся танк?
– Хороший вопрос. То есть вы, янки, ответить на него не можете?
– Не-а.
– Мы тоже. Давай я назову тебе государственную принадлежность танка, а ты взамен скажешь, что думают ваши теоретики по поводу переноса тяжелых материальных объектов.
– Я бы и так сказала. Невеликая тайна. Ученые нашего проекта говорили, что, не имея канала между сопряженными вселенными, перенос объектов, имеющих массу покоя, требует затрат энергии, пропорциональных кубу их массы. Для переноса одного миллиграмма, допустим, надо истратить энергию всех ядерных арсеналов Земли, а для десяти миллиграммов – уже всю энергию Солнечной системы. К тому же при переносе есть вероятность, что все вещество планеты или системы станет частью образовавшейся черной дыры. Так что даже микроба переправить очень непросто. Матрица сознания массы покоя не имеет, потому мы здесь и оказались. Чтобы перенести даже самый мелкий предмет без затратного энергетического пробоя, необходимо в каждой из вселенных иметь специальное устройство. Основное условно называется приемник, вспомогательное, которое должен создавать засланный в другой мир сотрудник проекта, – передатчик. Его ты и называешь «портал». Передатчик должен быть строго настроен на частоты работы приемника, только тогда возможно создание транспортного канала. Широкого диапазона на приемнике не выставить, так как частота его работы привязана к ряду величин, в том числе и к скорости вращения планеты, на которой он располагается. Отсюда высокие требования к точному выставлению частот контуров передатчика. Есть и другие условия. К примеру, оба устройства должны находиться на массивных небесных телах, вращающихся со схожими угловыми скоростями. К сожалению, теории я не знаю и ничего существеннее сказать не могу.
– Этого достаточно. Наши теоретики мне тоже что-то подобное говорили, только про массу покоя припомнить не могу. Да и не суть важно это. Главное, что даже маковое зерно они переправить сюда не смогут, пока я не создам портала.
– И что там насчет танка?
– А ничего. Неподалеку от моего замка есть гора. На той горе древнее языческое капище. Чуть в сторонке от него сарай. А в сарае танк с атрибутикой китайской армии.
– Китайский танк?!
– Я не специалист по бронетехнике, но судя по всему – да.
– Обалдеть… И откуда он здесь?
– Аборигены говорят, что дело было темной ночью. Сверкали молнии, дул ледяной северный ветер, в небе сгущались черные тучи. А утром танк оказался возле капища, и при нем обнаружился человек болезненной внешности. Китайцев здесь никто до сих пор никогда не видел, так что, весьма вероятно, экзотический вид сочли признаком болезни. А может, я и не прав – ведь человек этот долго не прожил. Умер, оставив о себе добрую память и кое-какие новшества вроде эффективных водяных мельниц.
– Думаешь, китайцы нас опередили?
– Не удивлюсь. У них политика такая: всех опережать любыми способами. Страна у них бурно развивается, ей сырье нужно в немереных количествах. А тут под боком целая планета, считай нетронутая. Ценный приз. Кстати, танк до сих пор пользуется у местных дурной славой. Те, кто рядом с ним долго крутились, в итоге серьезно заболевали. Данных мало, но подозреваю радиацию.
– При переносе танк стал радиоактивным?
– Не исключено. Очень может быть, что при переносе использовалась ядерная энергия. Предположим, это был взрыв.
– Да, у Китая есть своя ядерная программа. Может, в рамках нее существует проект, подобный нашему.
– Если так, то одним танком дело не ограничилось бы. Но он здесь уже не одно десятилетие стоит, и больше никто ничего про китайцев не слышал. А я ведь специально разузнавал. И портала у них до сих пор нет, уж такой тайны они бы не смогли сохранять столько времени.
– Может, он случайно сюда попал? Какое-то неизвестное науке явление занесло?
– Все может быть. Я ответа не знаю. Так что если очень надо, линейку могу одолжить.
– Ты наткнулся на скелет одного землянина, затем на меня, а в замке у тебя есть танк земного производства. Тебе не кажется, что здесь становится тесновато?
– Есть такое. Или, что маловероятно, мне просто везет на приключения.
– Дан. Ты, если не врешь, хорошо здесь устроился. Зато на этом острове хорошо устроилась я. Тебе не кажется, что нам выгоднее объединиться, чем коситься друг на друга, стараясь лишнее слово не сболтнуть?
– Смотря что ты имеешь в виду под объединением.
– Даже твой китайский танк не поможет мне создать портал. Тебе, думаю, тоже. Нам здесь остается только выживать. Может, ты и хорошо устроился, но, вижу, проблемы у тебя случаются. А ведь вместе их проще решать. Может, тело у меня и не чета прежнему, но разум такой же… вроде бы. Тот китаец создавал водяные мельницы. Глядишь, и я что-то смогу создать полезное. В одиночку всегда труднее.
– Гм… Знаешь, перед заброской мне рассказывали кое-что о вашем проекте. Не знаю, откуда это стало известно, но наши знали, что один успешный запуск вы провели. Если не ошибаюсь – это был четырнадцатый. Слышала про такой?
– Да.
– Четырнадцатым янки выбрали психопата, маньяка. Его ранили, похоже смертельно, так что особого выбора у него не было. И здесь контакт с ним не разорвался сразу. Он жил некоторое время и благополучно вышел за пределы зоны, контролируемой операторами. Не знаю, какие у вас порядки, но меня сильно смущает, что вы запускаете сюда подобных личностей.
– Ты считаешь, что я кто-то вроде того психопата?
– Не похоже, но в голову всякое лезет.
– А хорошо подумать не пытался? Головой, а не иным органом.
– Да я только этим здесь и занимаюсь все свободное время.
– Похоже, у тебя свободного времени слишком мало, раз не замечаешь очевидного.
– Ага. Так и есть. То дерусь, то инквизиторы пытают, то пьянствовать приходится на пирушках для дружины, то пороть нерадивых холопов. Даже ночью покоя нет, приходится по два-три раза батрачить из-за проклятого права первой брачной ночи.
– Понятно. Трудно минутку выкроить.
– Ага.
– А ты представляешь, сколько денег вбухивают в такие проекты?
– Я до таких цифр считать не умею.
– Все же сосчитай и подели сумму на количество запусков. Грубо говоря, у тебя получится цена одного запуска. И подумай, кто будет выбрасывать такие деньги ради психопата, который ни за что на свете не станет обременять себя созданием какой-то там портальной установки. К тому же, если его привезут смертельно раненного, времени на то, чтобы вбить в его мозг схемы и технологии, не останется. То есть деньги налогоплательщиков будут выброшены на ветер. Всерьез думаешь, что наши на такое пойдут?
– Да я это понимаю, но кто вас, янки, знает…
– Все с тобой понятно: запущенная паранойя.
– Да нет. Лично тебе, пожалуй, доверюсь. – Я протянул руку и торжественно произнес: – Предлагаю в горе и радости быть вместе и помогать друг другу.
– Звучит будто брачная клятва.
– Даже не думай: мы, шотландцы, не такие, хоть и носим юбки. Пусть на этом острове нет ни овец, ни коз, мы все равно не пойдем на извращения.
Нью с подозрением спросила:
– А чего ты вдруг после всего сказанного решил со мной союз заключить?
– Потому что это выгодно и тебе, и мне. К тому же ты не стала меня убивать на том обрыве.
– А может, хотела сперва расспросить, а потом уже убить.
– Не верю. Психопат, месяц проторчавший на необитаемом острове, не станет задумывать долгоиграющие планы при виде добычи. Давай, соглашайся уже, сама предложила.
– А куда спешишь?
– Гремит, слышишь? Похоже, серьезный дождь приближается. А кроме твоего грота и навеса, других укрытий нет. Принимай уж на постой.
– Приятно, что ты наконец оценил выгоду нашего сосуществования.