Глава 5
Как тесен этот мир
Вор, может, и страдал клептоманией, прибирая к рукам все подряд, но мою одежду похитил не просто так. Он не сомневался, что я отнесусь к этому событию негативно и предприму энергичные шаги ради возвращения ценного имущества. Погоня с моей стороны была предсказуемой, оставалось лишь создать на пути ограбленного недотепы условия, при которых взять его можно будет так же просто, как кредит под грабительский процент.
Человек, с огромным трудом удерживающийся на склоне обрыва, – несложная добыча. Руки-ноги заняты, оружия нет. Вообще ничего нет. Даже палку пришлось внизу оставить.
Видимо, гад скрывался за одним из каменных выходов и, убедившись, что я решил штурмовать обрыв в лоб, покинул укрытие и терпеливо ждал, когда глупый Дан доберется почти до финиша.
Еще не разглядев вора, лишь краем глаза заметив его фигуру над головой, я понял, что крупно влип. Атаковать его не смогу – для этого надо чуть выше подняться, а вот он может делать со мной что угодно прямо сейчас. Достаточно просто пнуть ногой – удара мне не отбить. И отправлюсь вниз с высоты четвертого этажа.
Внизу, кстати, россыпь острых камней, вынесенных дождевыми водами из промоины, а не пуховая перина.
Какой же он гад – так банально перехитрить. Уж лучше бы я пошел дальше по ущелью, там в такое безвыходное положение не угодишь.
Сфокусировал взгляд на коварном мерзавце, и на душе стало еще паршивее. Было бы не так обидно, перехитри меня матерый мужик, видавший всякое, или, допустим, старый, но еще крепкий дед, видевший в жизни еще больше. Но вор не был стариком. К матерым мужикам его тоже отнести язык не поворачивался. И не только из-за типажа: не станешь ведь обзывать матерым человека лет семнадцати – девятнадцати от роду. Особенно если он к тому же женского пола и с внешностью эльфийки из тех книжек, которыми меня одно время пичкали перед заброской. Ну там обычно все стандартно до того, что описание можно смело пропускать: стройная донельзя фигура, длиннющие золотистые волосы, ярко-голубые или зеленые глаза и прочее-прочее. Ну разве что ослиных ушей у этой особы не хватало, а так все на месте.
Я полный дурак, раз позволил себя поймать какой-то гламурной особе…
Взгляд у «эльфийки» был тот еще. В зеленых глазищах можно было заметить всю гамму моих эмоций, но противоположных полярностей. Я был подавлен – она торжествовала, мне было невесело – а она радовалась, я чувствовал себя начинающим идиотом – а она возомнила себя гением над гениями. Мерзавка секунд пятнадцать упивалась своим триумфом, а затем звонким голосом прощебетала:
– Привет!
Я чуть с обрыва не рухнул. Нет, мне не один раз доводилось сталкиваться с приветствиями на разных языках. В том числе и на английском. Но одно дело, когда это происходит на Земле, а другое…
«Привет» было произнесено на чистом английском.
Год, который я провел в этом мире, был посвящен не околачиванию груш и прочим занятиям подобного рода, хотя ненужного и пустого пришлось сотворить немало. Я много чем полезным занимался, в том числе и сбором информации. И прекрасно знал, что аборигены общаются на одном языке, пусть в отдельных регионах и сильно искаженном. Если и есть где-то другие наречия, то в неизвестных землях за океаном, потому что даже на противоположном, восточном конце материка, понять собеседника было несложно.
Имеется, правда, еще секретное наречие стражей. Как я понял – упрощенная латынь. Но с английским ее не перепутаешь.
В общем, приветствие незнакомки меня, мягко говоря, удивило. Но не настолько, чтобы потерять дар речи или позабыть о правилах вежливости.
– Привет, землячка, – ответил я на том же английском.
– Землячка?
– Ну, здесь неизвестен язык моей родины… Туманного Альбиона. Значит, ты точно не местная.
Девушка, выдержав паузу, ухитрилась улыбнуться с неописуемым ехидством и произнесла:
– Акцент у тебя не оксфордский.
– И ты это по паре слов определила?
– Можно сделать паузу между ними, а не в конце. Янки?
Короткий диалог, но как много сказано. Теперь я знал, что перед мной не аборигенка. Такая же диверсантка, как и я. Вопрос только, что за страна ее сюда послала. И вопрос очень важный, учитывая, что в правой руке девушка держит на совесть заточенную палку. Даже без оружия ей меня спихнуть с обрыва труд невеликий, а уж с острой деревяшкой и вовсе плевое дело.
За американца меня приняла? С чего это вдруг? Намекает, что мой английский американизированный? Ну так с живыми англичанами я не общался ни разу, а вот с американцами частенько приходилось, по работе. К тому же далеко не у всех британцев оксфордский акцент. Тоже мне еще лингвистка выискалась…
А вдруг она просто не любит американцев? Почему не любит? А кто их вообще любит? Разве что полные дураки и какие-нибудь извращенцы-американофилы. Нет, лучше себя к гражданам США не причислять: не хочу отвечать за грехи чужой страны.
И к русским причислять себя не стоит. Их тоже почему-то не любят, а я не настолько патриотичен, чтобы страдать за мнимые или явные грехи Родины.
Тогда «чьих я буду»? С ответом надо поторапливаться, вопрос ведь простой и долгих раздумий не подразумевает.
Почти не задумываясь, легко сменил родину:
– Нет. Великобритания. Шотландец. Брюс Макклауд, Глазго, специалист по холодильным установкам.
Эк загнул, аж сам удивился своему вранью.
– Не из тех Макклаудов, которые прописались в нашем сенате от Мичигана?
Проверяет? И что на это можно ответить? Что Макклауд – единственная шотландская фамилия, которую смог вспомнить быстро? Да и то лишь из-за того, что такую носил герой фантастического фильма. Это того, где народ друг другу головы рубил с помощью средневековых мечей, принципиально игнорируя достижения прогресса.
Ответил туманно:
– Предки отличались плодовитостью, и род у нас многочисленный… – Помня, что лучшая защита – это нападение, добавил: – Кстати, как-то невежливо получается: я ведь представился.
Девушка сильно медлила с ответом, но затем совершенно другим голосом, не прежним звонким, а приглушенным, с непонятными нотками, выдала:
– Джон Лайонел Крюгер, Второй флот, Норфолк, лейтенант-коммандер.
– Янки?
– А что, в твоем Норфолке тоже есть Второй флот?[1]
– Никогда там не был, но сильно сомневаюсь. Кстати, а почему у тебя такое странное для девушки имя? У нас в Шотландии таким только мальчиков называют.
– Все потому что родилась мальчиком.
Я опять едва удержался от падения и выдавил короткое:
– Как?!
– Тебе, коллега, похоже, сильно повезло с телом. А мне не очень.
Только тут я вспомнил, что перед заброской меня честно предупреждали, что понятия не имеют, где я окажусь в случае успеха. С некоторым сомнением заверяли, что звериное тело мне не светит, но что касается остального – вариантов масса. В розовом младенце или пышущем здоровьем подростке, являющемся к тому же наследником императора, а может, в дряхлом старике или, того хуже, в еще более дряхлой старухе. Полная неизвестность. В итоге мне досталось очень даже неплохое вместилище – как минимум не хуже прежнего.
А вот этому американцу…
С виду его тело больным не назовешь, что плюс. В каком возрасте дослуживаются до лейтенанта-коммандера? Без понятия, но почему-то уверен, что далеко не в девятнадцать. А девице вряд ли больше – скорее даже чуть меньше. То есть с возрастом тоже все прекрасно.
Жаль только, с полом не подгадали.
Должно быть, сожаление слишком явно отразилось на моей физиономии, потому Джон немного смягчился и будничным голосом пояснил:
– Могло быть и хуже.
Не заметив в его тоне агрессивных ноток, я решил форсировать процесс налаживания взаимопонимания методом завлечения имеющимися за душой ценностями.
Из ценностей у меня была лишь информация…
– Джон, ты, похоже, здесь недавно, раз на местном говорить не научился?
– Почти месяц.
– Аборигенов не встречал?
– Кроме этого – нет. – Джон указал себе на грудь. – А ты разве не только что прибыл?
– Да я тут уже год торчу. Язык знаю отлично, обстановку местную, да и устроился неплохо.
Коллега сморщился и ответил на это с нескрываемым скепсисом:
– И это ты называешь неплохо?
– Да я просто за борт свалился. Между прочим, за борт собственного корабля. Флагманского.
– Да что ты говоришь! Хочешь сказать, что до адмирала успел за год дослужиться?!
– Что-то вроде этого. Нам, похоже, есть о чем поговорить, и тебе при этом придется гораздо больше слушать, чем мне.
– Год, говоришь?..
– Ага. Год. Знаешь: очень уж неудобно общаться в таком положении. Вот-вот сорвусь. Обидно погибнуть в расцвете сил. Не самый лучший финал карьеры для адмирала и владельца танка.
– Танка?!
– Ну да. У меня есть свой танк.
Джон, чуть помедлив, убрал копье, протянул руку:
– Забирайтесь наверх, разговор, похоже, и правда предстоит долгий.
Ну кто бы мог подумать: ржавый китайский танк, неспособный сдвинуться с места, без пулеметов и с пушкой, в стволе которой пауки гнезда устраивают уже не один десяток лет. И при всем этом он меня уже второй раз выручает.
Облик у моего коллеги был безобиднее не придумаешь, но я его опасался настолько, что отказался от предложенной помощи в виде протянутой руки.
Да что там опасался – откровенно побаивался. Если он не врет и действительно из Америки пожаловал, так почему бы ему не оказаться тем самым психопатом, который иногда мне снится в самых лютых кошмарах? Фамилия, кстати, у него подходящая: Крюгер. Такая же была у маньяка-детоубийцы из фильмов ужасов моего детства. Имя, правда, не совпадает, но это еще не повод для радости.
Хотя того гада забросили сюда раньше, чем меня, а этот говорит, что всего лишь месяц здесь провел. Врет? Судя по загару, можно сказать, что он здесь далеко не первый день, но вот насколько далеко – неизвестно. К тому же никто толком не понимает всех нюансов переноса сознания. А ну как наши матрицы кочуют не только в пространстве, но и во времени? Почему бы тому, кого запустили раньше, не оказаться здесь позже новичка? Никаких теоретических запретов подобных ситуаций я не припомню.
Но даже если передо мной в прежней жизни законопослушный семьянин – это еще ничего не значит. Он может убить меня из опасений, что я хочу убить его. Или попросту устранит как конкурента из параллельного проекта другой державы, плевать что союзной. А может, на самом деле он никакой не военный моряк Джон Крюгер, а, допустим, майор Сяо из НОАК[2], отставший от своего ржавого танка. А у Китая единственный преданный союзник – сам Китай. Все остальные или противники, или временные интересы.
И я как раз тот самый «временный интерес»: выболтаю все, что за год разузнал, и стану ненужной вещью, подлежащей кровавой утилизации.
К тому же даже у нормального человека (каким некогда был я) перенос сознания может вызывать непредвиденные психические последствия. А если такой перенос отягощен сменой пола, то последствий должно оказаться куда больше.
В общем, наверх я вскарабкался самостоятельно.
Джон, отойдя на шаг, с грациозностью отнюдь не мужской присел, протянул мне ворох одежды, насмешливо произнес:
– Это, похоже, твое.
– Ты у всех гостей одежду воруешь?
– Ты пока что первый.
Начав одеваться, спросил:
– А как ты вообще меня заметил?
– Шторм недавно был. Хожу теперь по берегу, смотрю, не вынесло ли чего полезного. Заглянул к источнику, он на том берегу один, и увидел надпись. Выследить тебя проблемой не было – проблема была понять, кто ты такой. Часть надписи ведь на русском.
– Да ты полиглот, – ответил я на это, уводя разговор в сторону для выигрыша времени.
Надо ведь придумать правдоподобное объяснение, почему Брюс Макклауд из Глазго пачкает скалы другого мира надписями на русском языке. К тому же вот прокол: если Джон все понял, то задается сейчас вопросом, почему я нацарапал Дан, а не свое имя.
– Не такой уж полиглот, но в академии русский преподавали. Не скажу, что знаю его прекрасно, но понять надпись нетрудно.
– Один из моих предков, тоже Брюс, служил у русского царя в высоком чине. Многие шотландцы служили в России. Вот я и решил однажды глянуть, каково там. Пройтись по местам семейных преданий.
– Ну и как там?
– Да так себе. Русские любят в красивых местах такие надписи оставлять. Вот почему-то вспомнилось. Кстати: можешь меня называть Дан, как на той скале написано.
– Второе имя?
– Нет. Что-то вроде семейного прозвища. Здесь я так представляюсь. Брюс слишком режет слух аборигенам.
– Значит, Дан… Тогда, в свою очередь, попрошу тебя не обращаться ко мне в мужском роде. На невысказанный вопрос отвечу: я вовсе не восторге от этой перемены, но мне, возможно, до самой смерти придется жить с таким телом и не хотелось бы вызывать недоумение окружающих неженским обращением. Это может вызвать проблемы.
– Еще какие. Толерантность и общечеловеческие ценности остались на Земле. Здесь гомосексуалистов и лесбиянок причисляют к лицам, одержимым демонами, а с такими принято поступать нехорошо. Стандартная участь: рубят на куски, после чего каждый кусок тщательно обжигают на огне. Это если не попадешь к церковникам. Те перед этим заставят долго страдать, работа у них такая.
– Инквизиция?
– Я их тоже называю так, хотя у аборигенов другой термин. Но сути это не меняет. Джон, как к тебе обращаться тогда? Имя ведь не женское.
– Ну… Джоана можно.
– У аборигенов таких имен не припомню.
– Ну так выбери из местного.
– Нью сойдет? Ты ведь, можно сказать, новый[3]. Новая…
– Не думал, что придется выбирать себя имя… Пусть будет Нью.
– С крещением вас, коллега.
– Спасибо. Жарковато становится на открытом месте, предлагаю перебраться в более подходящее. Там и поговорим.
– Если поблизости есть ресторанчик, то я «за». Кухня не имеет значения, готов съесть что угодно.
– Ресторан не обещаю. Но местечко, где можно перекусить в приятной обстановке, имеется. Иди за мной, только осторожно: ты босиком, а здесь хватает колючек.