Великобритания. Лондон. 1761 год
Ветер завывал за окном волчьей стаей, свистел в щелях, точно кнут. Свеча оплывала, сгибалась под тяжестью огня. Воск капал на серебряный подсвечник, а оттуда – на стол. Вот-вот застывающая лужица воска доберется до небрежно брошенной шали.
Женщина, сидящая у камина, не обращала внимания на то, что шерстяное кружево может испортиться. Она была поглощена странным занятием: бережно и аккуратно, как художник создает полотно, она погружала в жаркие объятия пламени один свиток за другим, конверт за конвертом. Она вырывала листы из кожаных переплетов и, скручивая в трубочку, окунала в самое пекло. Жаркие блики огня золотили ее кожу, играли в завитках медных волос, отражались в печальных зеленых глазах.
Нужно было спешить, но нельзя допустить неточностей. Один уцелевший клочок, одна случайно затерявшаяся бумага может дорого стоить.
Лорин взяла следующий конверт из подготовленной стопки. Ее взгляд упал на подпись отправителя, и сердце защемило. Нельзя останавливаться, нельзя отвлекаться. Палач не должен вглядываться в лица. Но Лорин не смогла. Белыми пальцами она извлекла из конверта письмо. Это послание было адресовано не ей. В нем не было ни слова о тех чувствах, что некогда соединяли не просто двух людей, а два мира. Но это письмо – всё, что осталось у нее от того, за любовь к кому ее прокляло небо. Впрочем, не совсем так. Было нечто куда значимее письма, но Лорин предпочитала об этом не думать. Для его же блага.
Проведя пальцами по чернильной подписи, она сглотнула неуместный ком в горле. Разве сейчас время для сентиментальности? Харди вот-вот может появиться, а его указание было четким: уничтожить все письма и записи о поездке в Индию.
Лорин вернулась в 1757 году. На дальний заокеанский берег ее отправляли с целью задокументировать значимые исторические события и при необходимости повлиять на них, как сочли бы необходимым Созидатели, в чьем ордене она состояла в качестве агента. Ничего сложного, привычная задача. Но все обернулось катастрофой. Ей пришлось срочно бежать обратно в Лондон, поджав хвост и зализывая раны. А Харди… Харди принял удар на себя. По сути, это было его провалом, он – наставник, и ему отвечать за оплошности выбранного агента. Почти три года длится эта пытка молчанием, пытка забытьем. От нее отвернулись, словно от чумной. Ко двору, как и прежде, она допускалась, вот только новое задание до сих пор не нашли, а деньги сочились сквозь пальцы. Еще немного и ей придется переехать в деревню к сестре Харди, к собственным детям. Стать дородной сельской мамочкой, доить корову по утрам и колоть дрова. Лорин, не глядя, бросила связку писем в огонь, едва коснувшись пальцами огня.
Дурное предчувствие отзывалось в сердце тревогой. Что-то не так. Харди ничего не объясняет, просит проявить терпение. Лорин же давно спит с ножом под подушкой, и дверь своей комнаты подпирает комодом.
Внезапно распахнулось окно, и ледяной ветер ворвался в комнату, он смёл со стола потухшую свечу, разбросал лежащие на полу бумаги. Лорин вскочила на ноги, всматриваясь во мрак ночного неба. Нет, просто вьюга да собачий вой. Она подошла к окну, не чувствуя холода, и вдохнула морозный воздух. Лондон спал, укрытый снежной крупой. Сквозь шум ветра послышался стук колес по мостовой, звон упряжи и цокот копыт. Кому-то не сидится дома в такую непогоду. Лорин потянула на себя ставни, намереваясь закрыть окно, но опустила взгляд и увидела повозку. Лошади остановились у порога дома, где она жила. Из кареты вышел один человек, чью сутулую высокую фигуру она бы ни с кем не спутала. Сопровождающие повозку солдаты остались на месте.
Лорин захлопнула ставни и метнулась к камину. Письма полетели в огонь одним ворохом. Она заперла дверь на засов и обернулась, чувствуя себя затравленным зверем. Бежать некуда. Лорин достала из-под подушки небольшой нож и пистолет из ящика шкафа. Зарядила.
Снизу доносились голоса. Слуга пререкался с Харди, пытаясь объяснить, что госпожа уже спит. С человеком, который служил у Созидателей в качестве мастера, куратора и наставника, не так-то просто спорить. Вскоре послышался звук шагов на лестнице.
Лорин уперлась в стол. Это ведь Харди. Просто Алистер Харди, добрый зануда. Тот, что вытащил ее из монастыря и сделал одной из самых влиятельных леди Англии.
– Лорин!
Дверь выдержала напор. Скрипнули петли.
– Лорин, это глупо.
– Я не сделала ничего плохого, – она смотрела на огонь. Ее прошлое превращалось в золу.
– Никто тебя не обвиняет.
– Я выполняла приказ.
– Они знают.
– Тогда какого черта под моими окнами солдаты?
Он перестал ломиться. Из-за двери донесся его тяжелый вздох.
– Всё очень сложно. Открой.
Лорин почувствовала, как горло сдавливает невидимая петля. На непослушных ногах она подошла к двери и клинком поддела засов. Сразу сделала несколько шагов назад. Алистер Харди, постаревший за последние два года на десяток лет, вошел в комнату и остановился, увидев оружие в руках своей воспитанницы и ученицы.
– Ты ведь не собираешься…
– Если придется, – ее глаза сузились. – Зачем солдаты?
Взгляд Харди направился к камину. Последние письма чернели, обугливаясь и растворяясь в огне.
– Дом обыщут, а тебя сопроводят на допрос.
– Я уже все рассказала. Письменно и устно.
Лорин смотрела на его ссохшееся лицо и не видела прежней силы, уверенности и лоска, свойственного победителю. Он сдался. А значит, он больше не защитит ее.
– Меня что, в кандалах поведут? Как преступницу? – фыркнула Лорин. Увидев странное выражение на его лице, она в ужасе переспросила, – я права?!
– Ты видная особа. Тайно не получится. По легенде, тебя подозревают в сожительстве с де Бюсси-Кастельно и том, что ты передавала ему важные сведения.
– Абсурд! – воскликнула она. Де Бюсси был французом, главным среди явных противников Клайва. Он претендовал на земли Индии от лица своего государства, и Лорин оказалась возле него по приказу ордена.
– Они знают, – слабо улыбнулся Харди. – Не беспокойся. Тебя оправдают и отпустят. Лондон пошумит до Рождества, а там все найдут себе занятие поинтересней.
– Моему имени придет конец. Репутация не воскресает. Ты же знаешь!
Харди смотрел на нее большими усталыми глазами под тяжелыми веками, словно говоря: «Что я могу сделать?»
– Будьте вы прокляты, – процедила она сквозь зубы, кладя пистолет и нож на стол.
Лорин понадобилось время, чтобы подготовиться. Одеваясь в простое дорожное платье и причесываясь, она думала о том, что скажет, когда ее спросят о главном. Как объяснит, что важнейшие сведения были отданы чужакам? Дневник ассасина, бесценный источник информации, был передан его брату. Орден не знал об этом. Или все же узнал? Если так, ей не удастся оправдать себя.
– Безупречно, – произнесла она, глядя в зеркало. Пусть эти коршуны увидят, кого собираются лишиться.
Никто не открыл окон, когда Лорин вышла из дома, и на улице было пусто. Но уже завтра последняя собака в городе узнает, что одну из первых придворных красавиц увезли под конвоем. «Меня хотят запугать, – думала она, сидя в карете и слушая, как всхрапывают лошади на ходу. – Сломить. До каких низостей они готовы опуститься?» Хоть она и гнала от себя прочь эти мысли, и все же думала постоянно лишь об одном. Ее дети. Сестра Харди – Маргарет – заботится о них, как о родных, но если тем, кто держит орден, понадобится правда, они пойдут на всё. И Алистер не остановит их. Не сумеет, да и не станет.
Когда она увидела очертания мрачных стен и башен, то испытала ужас, сродни тому, что может чувствовать человек, заглянувший в дуло пистолета. Тауэр. Грозная крепость и безжалостная темница. Они оказывают ей честь. В стенах темницы Тауэра содержались только особы королевской крови, аристократы или оступившиеся церковные служащие. Эти камни видели немало крови. Здесь пытали и убивали неугодных, кем бы те ни были: детьми, женщинами, стариками, вчерашними соратниками. Тауэр не знает милосердия, как и его обитатели.
Снежные хлопья метались по двору, поземки клубились, точно болотные гадины. Кутаясь в шаль, Лорин проследовала за солдатами в неприметную дверь. «Я отсюда не выйду, – подумала она с тоской, следя за ними. – Они ведут меня в ад».
Отчасти ее страхи оправдались, хотя проводящий допрос сэр Хэмилтон не слишком соответствовал внешне образу сатаны, скорее напротив, выглядел как человек добрейшей души: он был в меру полноват, медлителен и по-собачьи пыхтел, словно его короткому носу не хватало силы снабдить кислородом объемное тело. Но его взгляд разрушал обманчивую иллюзию. Судя по взгляду, ему не составило бы труда снять кожу с живого человека. Помимо сэра Хэмилтона, присутствовало еще трое. Они сидели на лавках у стены, их лица были закрыты тенью от капюшонов. Лорин не старалась их рассмотреть. Она была напугана. Все силы пошли на то, чтобы не показать этого. Испуг часто путают с чувством вины.
– Вы были отправлены в 1757 году в Индию под именем Лорин Питерс.
– Да.
– Указано, что это – ваше настоящее имя. Куратор не проработал вашу легенду или вы сами ввели его в заблуждение?
– Нет и нет. У меня было много имен, и это самое красивое.
– По какой причине вы вернулись в Великобританию, не дожидаясь соответствующего приказа? – Хэмилтон откинулся на спинку кресла и сложил руки на выпирающем животе.
– У меня не было другого выхода. В кодексе сказано, что в случае опасности разоблачения агенту стоит покинуть свой пост и вернуться на исходную позицию в ожидании дальнейших указаний.
– Вас разоблачили?
– Нет.
– Вы скомпрометировали себя?
– Нет, я…
– Тогда по какой причине вы покинули Индию?
– Вы не даете мне объяснить, – Лорин заставила себя вежливо улыбнуться.
Хэмилтон поднял тяжелые брови и хрюкнул носом-обрубком. Взмахом руки он разрешил ей говорить.
– Перед отбытием меня не предупреждали, что придется иметь дело с противостоянием тамплиеров и ассасинов.
– Разве ваши обязанности изменились из-за этого?
Лорин собралась ответить, но Хэмилтон не дал ей это сделать:
– Вы доложили наставнику?
– Разумеется…
– И вам последовало указание вступить в связь с тамплиером Клайвом?
– Нет, я не… – Лорин нахмурилась. Эти вопросы не имели отношения к делу. Ее сбивали с толку, и она пока не понимала, зачем.
– Вы находились в любовной связи или это клевета?
– Разве мои обязанности изменились от этого? – невинно поинтересовалась она.
Хэмилтон выпятил вперед тяжелую квадратную челюсть и оперся на стол, принимая угрожающую позу. Его выпуклые круглые глаза смотрели с усталым раздражением:
– Вы в своем уме?
– Близость к цели номер один дала возможность составить более точные отчеты, разве не в этом была моя задача?
– И вы вмешались в действия Кастельно, когда тот пленил Клайва.
– Полагая, что это соответствует моей задаче.
– Вам был дан такой приказ?
– Клайва могли убить. Они бы не стали ждать, пока из Лондона придут новые указания.
– По чьему приказу вы контактировали с ассасинами?
Лорин хмыкнула и впервые за время допроса действительно удивилась. Об ассасинах она не докладывала даже Харди. Это было бы большой глупостью. Еще большей, чем ввязаться во все это. Так откуда же они знают? Только три человека, кроме нее, владели этой информацией. Ассасин Сафар, унесший с собой дневники брата, Роберт Клайв, который заподозрил Лорин в сговоре с врагом, и…
«Римлянин, – ее губы сами по себе растянулись в улыбке, но это был скорее оскал. – Андреа де Маркато».
Хэмилтон ничего не произнес, продолжая смотреть на нее и ожидая, к чему приведут ее размышления.
– Это не я вступила с ними в контакт, – Лорин посмотрела ему в глаза, – а они, когда прислали убийцу в мой дом. Мой слуга был ранен, а я чудом спаслась. Они многократно предупреждали, чтобы я не вмешивалась в их войну с тамплиерами.
– И чью сторону вы выбрали?
– Вашу, – просто ответила она.
Хэмилтон задвигал желваками, словно перетирал в челюстях ее кости.
– Вы участвовали в переговорах с Миром Джафаром, помогая свергнуть наваба Сираджа уд-Даула? По чьему приказу?
Вопросы продолжались, иногда повторялись. Лорин отвечала с величием, достойным королевы. Впрочем, она слишком много знала о королевах, чтобы судить об их достоинстве. Лорин стоила куда дороже, хоть на ее голове не было короны. Она устала, но ни ее осанка, ни выражение лица, ни голос не выдавали этого. А Хэмилтон зевал, не всегда прикрывая рот.
– И напоследок, – пробурчал он, делая записи в тетради. Перо натужно скрипело, от этого звука у Лорин свело зубы. – Что вам известно о Великом Моголе?
«О бриллианте?» – Лорин не ожидала этого. В конце концов, во время допроса ее пытались обвинить в измене ордену и приписать сговор то с одними, то с другими, но причем тут величайшая драгоценность, которую ей когда-либо приходилось видеть? Гигантский камень был бесценен. Она отыскала его в семейном склепе Сираджа уд-Даула и похитила. Бриллиант считался пропавшим, его многие годы безуспешно пытались выследить не только охотники за золотом, но и наемники ордена Созидателей. Такой камень – веский аргумент в споре. Он стоит дороже тех денег, что за него могли бы заплатить, поскольку отыскать аналог равносильно поимке призрака. Статус его обладателя незамедлительно повышался. Престиж давно весит больше, чем доброе имя.
И потому вопрос удивил Лорин. Камень она отдала в руки Харди.
– Мне повторить вопрос? – Хэмилтон подобрался, как охотничий пес, почуявший след. Он сплел короткие пальцы, положив руки на стол. На его ногтях темнели следы от чернил.
– Я думала, как вам ответить, – вежливо произнесла Лорин. – Я не слишком интересовалась его историей. И, откровенно, считаю, что его достоинства преувеличены. Возможно, он и вовсе легенда.
Оставаясь внешне бесстрастной, она следила за малейшими изменениями в его мимике. Если ее сейчас поймают на лжи – пощады не будет. Но ничто в лице ведущего допрос не переменилось.
– Мне жаль, – произнес он тоном, который явно давал понять, что это чувство ему не знакомо. – Завтра продолжим.
– Неужели нельзя было учесть мои заслуги перед орденом, чтобы не проводить беседу в темнице? – с неизменной вежливостью поинтересовалась Лорин.
Впервые за все время он позволил себе улыбнуться, хоть его тяжелые щеки едва всколыхнулись и тут же опустились на место.
– Учитывая ваши заслуги, мы говорим здесь, а не этажом ниже, в пыточной. Продолжим завтра. Доброй вам ночи.
Последняя фраза была чистой воды издевкой, поскольку Лорин предстояло ночевать в камере. До рассвета оставалось не так уж и много, допрос был долгим, но и спать она не собиралась. Конечно, ее разместили, можно сказать, с удобствами. Здесь была кровать, стол и стул, постель пахла свежестью. Камера высшего уровня. Хэмилтон прав – это лучше, чем пыточная.
Лорин была слишком занята, чтобы думать о своей судьбе. Перед ней, точно жемчуг, рассыпались воспоминания. Хаос? Нет, порядок, но ей нужно понять, какой. Почему вопросы шли в такой последовательности? Почему на допросе не присутствовал Харди?
– Римлянин, – Лорин подобрала с земли кусок глины, отпавшей от сапог конвоира, и начертила на кирпиче латинскую букву «R».
Появление итальянца в Индии, его попытка избавиться от Клайва, а позже – от нее. Если он не подчинялся тамплиерам в тот момент, то значит…
– Его завербовали, – Лорин хлопнула ладонью по кирпичу.
Он – одна из марионеток Созидателей. Но почему ее не предупредили? Почему он играл против нее, а не с ней?
Великий Могол. Еще одна загадка. Почему они спросили о нем? А точнее: почему им пришлось? Харди должен был передать его в Англию, должен. Но почему-то этого не сделал.
Три года о ней точно забыли, и вот вдруг темница. После всех тех объяснительных писем и отчетов. Харди уверял, что позаботится об этом! Что он…
И вдруг Лорин почувствовала, как покачнулся пол под ногами. Мурашки пробежали по коже. Рассыпанный жемчуг стал соединяться в созвездия. Вот она – система.
Им нужна не Лорин. Они хотят получить Харди.
– Боже, – она прислонилась к стене.
Жемчужина за жемчужиной нанизывались на нить, ложились ожерельем на грудь и всё ближе подкрадывались к шее.
Звук шагов оторвал ее от тяжелых мыслей. Дверь открылась, и на пороге камеры возник тот, чье имя Лорин мысленно проклинала. Едва он сделал шаг, как женщина бросилась к нему:
– Сукин ты сын! Ты меня подставил!
– Погоди… – Харди примирительно поднял руки.
– Бросил, как кость на откуп волкам, – она все наступала, и хоть в руках Лорин не было оружия, а она была на голову ниже своего учителя, тот отступил к закрытой двери. – Сам привел сюда!
– Выслушай, – попросил он с нажимом.
Лорин остановилась и тяжело вздохнула, кивком разрешила ему говорить.
– Хэмилтон давно роет мне могилу, – Харди достал из кармана платок и вытер пот со лба. В камере не было жарко. – Он точит зуб еще с тех пор, как меня назначили одним из двух десятков архивариусов. К тому же…
Он понизил голос до едва слышимого шепота:
– … он заручился поддержкой Людовика XV.[7]
– Абсурд! – нахмурилась Лорин. – «Орден не служит политике…»
– «… он над политикой», – закончил за нее Харди отрывок из кодекса. – Всё верно. Но не тогда, когда ты на закате лет все так же вычищаешь конюшни. Работать с арестантами и отступниками из бывших побратимов – не самая уважаемая роль.
– Ложиться под тех, на кого укажет орден, лучше? – фыркнула Лорин. – Но я не ропщу.
– Ты куда умнее, и ты молода. Он понимает, что Тауэр станет его склепом.
– Как и моим, – прорычала она, толкнув его в грудь. – Это ваша с ним война. Не моя!
Харди обошел ее, глядя вокруг так, словно находился в хижине, пропитанной холерой. Он смахнул пыль со стула и опустился на него, стараясь ни к чему больше не прикасаться.
– И что я могу сделать?
– Донеси, – Лорин поражалась его недогадливости. – Собери совет и скажи то, что только что сказал мне. Пусть отрубят голову ему, а не твоей бедной воспитаннице. Моя – гораздо красивее и очень мне идет.
Но Харди никак не отреагировал на шутку. Он задумчиво смотрел перед собой. Отблеск свечи лежал на его впалой щеке.
– Минимум двое из совета ведут политические игры, вопреки кодексу. Орден переживает нелегкие времена. После реорганизации, судов, неудачи с тамплиерами нам необходимо заполучить собственную казну. Либо доступ к чужой.
Глаза Лорин сузились, она смотрела на наставника с недоверием. Он говорит несусветную чушь! Роль Созидателей в этом мире заключается в их беспристрастности. Они создают историю, корректируют ее на благо развития человеческой цивилизации. Затевая войну, они думали о развитии страны. Изолируя источники передовых мыслей – спасали неподготовленные умы от последствий иллюзорной вседозволенности. В этом была цель! Но если ее заменить на политически пристрастную позицию, то страны-фавориты получат небывалый перевес. Рывок в их экономике трудно вообразить, а значит, другие будут сброшены на дно выгребной ямы. Баланс, за который сражались Созидатели, сражалась она – нарушится.
Если Харди не сошел с ума, то значит, мир вскоре изменится.
– А прежде, – она обошла стул, на котором сидел ее учитель, – кто-нибудь делал нечто подобное? Играл за королей?
– Насколько мне известно… – начал было Харди, потом поднял голову и встретился с ней взглядом. Еще до того, как он ответил, Лорин сама догадалась. – Несколько раз. Это делалось завуалированно, но в совете часто нет единого мнения. Все решает голосование, а как ты знаешь…
– Все продается и всё покупается, – она села на край жесткой кровати. Ее талант заключался не только в красоте, ловкости и дипломатии. Лорин умела видеть верный путь, безграничное количество вариантов, просчитывая их в мгновение ока. И сейчас перед ее внутренним взором хрупкие осколки вновь образовывали цельную картину.
Харди заподозрил предвзятость членов совета. Он вмешался, они нанесли ответный удар. В удобный момент на поле был выведен новый игрок – Римлянин. Как они переманили к себе тамплиера – не важно. Им было, что предложить, как и ему. Лорин видела это так же ясно, как если бы стала свидетелем ключевых событий. За это ее и ценил Харди. Он молчал и смотрел на нее, ожидая, когда ученица поймет всё сама.
– Значит, меня осудят в любом случае. Вернее – тебя осудят. А я просто пешка для обмена любезностями, – она фыркнула и сложила руки на груди. – Ты сдал меня. А еще – но это мелочи – украл у ордена бриллиант размером с мой кулак!
Харди вскочил с места и возмущенно выдохнул:
– Должен заметить, что это ложь! Ты украла его у индусов, а я лишь сохранил.
– Сохранил?! – Лорин смотрела на него снизу вверх. Никогда прежде она не злилась на Харди столь сильно. – Сокрыл! И в этом тоже обвиняют меня.
Алистер Харди все еще пылал от гнева, но понемногу этот жар остывал, и он, устало опустив плечи, сел обратно на стул.
– Этот камень не должен к ним попасть, – произнес он убежденно.
– Сейчас самое подходящее время для мелкой кражи? – язвительно поинтересовалась Лорин.
– Ты не понимаешь. Его долго искали, на это бросили лучших ищеек, до которых нам с тобой расти и расти. Но повезло тебе… если можно так сказать. Могол – не камень, не просто очередная дорогая безделица. Это залог. Фаворит получит его как доказательство союза. Что-то вроде лаврового венка для победителя.
Его собеседница ахнула, догадавшись о чем идет речь. Могол получил новую стоимость. Его цена – союз Созидателей с государством, символ принадлежности к избранным.
– Чего ты добиваешься? – Лорин понимала, что Харди едва ли руководствовался детским желанием отомстить отцу, спрятав его парадные туфли. В действиях должен был быть расчет.
– Грядет голосование.
Пятерка старейшин раз в год обновляла свои ряды, избирая троих новых членов. Два срока подряд не правил еще никто, таков устав. Но влияние не всегда обусловлено действительным положением. У многих старейшин появляется круг единомышленников, и, конечно, удача, если один из них занимает должность своего идейного вдохновителя. По сути, он придерживается того же пути, что и наставник, это гарантирует стабильность курса. Увы, не всегда дело было в удаче. Интриги, как главное оружие Созидателей, часто направлялись в сам орден. Пока речь шла исключительно о влиянии на развитие человечества, конфликты сводились к различию во взглядах на решение одной и той же проблемы. Но когда на чашу весов ляжет политика, всё изменится. Речь пойдет о жажде власти, а этот яд страшнее укуса кобры.
«Раньше мы были добрыми домашними духами, – Лорин покусывала ноготь, обдумывая услышанное. – А теперь станем богами для просвещенных, которые станут приносить кровавую жертву всякий раз, как потребуется благословение».
– И что ты собираешься делать? – спросила она.
Ведь он пришел не за тем, чтобы поделиться информацией высшего уровня доступа теперь, когда она заперта в темнице.
– Увезти камень отсюда. Сохранить его и передать в руки Адаму Далтону.
Лорин была наслышана об одном из молодых рыцарей ордена. Со слов Харди, у того были все шансы заполучить место среди старейшин. И это один из немногих явных лидеров, кто мог бы остановить политизацию ордена. Кто-то еще жил высокими идеалами и верой в то, что своими силами направляет слепцов по верной дороге, но таких становилось все меньше. Одни старели и умирали, других опьяняли умелые речи сторонников реорганизации ордена. Третьи ждали удобного случая, чтобы выгодно продать свой голос и совесть.
– А какова моя роль?
Харди нелегко дался ответ на этот вопрос. Их связывало нечто большее, чем отношения наставника и ученицы. Это не было даже похоже на банальное отцовское покровительство. Скорее уж, особое умение Харди ценить сокровище, которое случайно подарила ему судьба. И это чувство было взаимным.
– Не дай им пойти по моему следу.
Лорин хмыкнула и обхватила плечи. Внезапно стало зябко, будто зимний ветер прорвался в подземелье.
– То есть, прикрыть тебя любой ценой.
Он с сожалением покачал головой:
– Тебе известно, что они не остановятся, получив мою кровь. Под удар попадут все, кто мне дорог, а значит – Маргарет и твои дети.
Лорин посмотрела на него с удивлением и осуждением:
– Не пытайся меня запугать.
Ее обвинение было воспринято им как оскорбление, и с болью во взгляде Харди возразил:
– Думаешь, я пал так низко? Тебе ли не знать, что используется любая слабость.
Лорин кивнула. Ей были хорошо известны самые точные методы воздействия, и теперь предстояло узнать их на себе. Палач примеряет собственные пытки.
– Увези их.
Наставник, который теперь выглядел стареющим волком, потерявшим клыки и когти, несколько раз кивнул.
– Сейчас за каждым моим шагом следят. Но верные люди готовят для меня кое-что. Дестану можно доверять, ты ведь помнишь его.
Она кивнула. Так звали мавра, служившего при ней охранником в Бенгалии. После спешного побега обратно в Великобританию Дестан вернулся на службу к Харди, и более она о нем не слышала. Лорин, к своему стыду, никогда не интересовалась его судьбой, поскольку была слишком озабочена собственной.
– В Индии вы неплохо ладили. Я увезу их, клянусь, у меня есть еще надежные убежища…
Лорин почувствовала легкую дурноту:
– Замолчите, сэр, – шепнула она. Побелевшие пальцы сжались в замок.
Опомнившись, учитель со страхом посмотрел на нее:
– Не думаю, что они опустятся до пыток…
– Ты сам знаешь, что могут, – натянуто улыбнулась она. – И когда меня спросят, где ты, я не хочу знать.
Он ушел молча, не прощаясь, не обещая. А она ответила ему любезностью и не стала размазывать слезы по щекам. Только когда его шаги окончательно стихли, Лорин позволила себе завыть от ужаса и безысходности, чьи ледяные когти впились в нее смертельной хваткой.
Это была странная ночь. Вскоре за первым посетителем появился второй. Его Лорин никак не ждала. Лучше бы этой встречи не было вовсе, и уж тем более – в темнице, когда она, точно обезумевшая птица, бьется в отчаянии.
Его шаги были тяжелее рока. С накидки опадал мелкий снег, превращаясь в капли. В глазах горел огонь сотен печей. Лорин пожалела, что в ее руках нет ни ножа, ни удавки, и все, что ей оставалось, лишь смотреть на его самодовольное лицо.
– Теперь ты на своем месте, – произнес тот, кого в узких кругах именовали Римлянин. Он скривил полные губы в презрительной усмешке. – И сдохнешь, как положено крысе. Тебе не дадут ни яда, ни морфия, я добьюсь того, чтобы тебя повесили у всех на глазах.
– Как жаль, – вздохнула Лорин, пригладив выбившиеся из прически волосы, – как жаль, что твою бычью шею не выдержит ни одна веревка. Да и не каждый нож пробьет эту броню из жира. Но когда тебя разорвут собаки, у них будет такой великолепный пир!
Он хрипло рассмеялся, продолжая с ненавистью смотреть на нее:
– Рычи-рычи, грязная потаскуха, тявкай, сколько влезет. Все отвернулись от тебя, даже хозяева. И знаешь, я позабочусь о том, чтобы всех твоих ублюдков извели, можешь не сомневаться. Дряхлый архивариус не защитит их, как не защитил тебя.
Лорин неторопливо подошла ближе и с отвращением плюнула ему в лицо. Римлянин громко выругался, схватился за шпагу, и тут же отпустил. Он расхохотался, утирая лицо перчаткой.
– Я приду на твою казнь. Кстати, – добавил он, переступая порог камеры, – знаешь, кто не так давно прибыл в Лондон? Наш общий знакомый. Какое горе, что Роберту Клайву, барону Плессей, ни к чему была бы шумиха из-за любовницы-шпионки, не так ли?
Бросив на нее последний взгляд, он вышел из камеры. Лорин дождалась, когда за дверью снова станет тихо, и лишь тогда со всей яростью швырнула подсвечник о стену. Проклятье! Клайв – барон? Великолепно. Но будь он хоть трижды королем, то не спас бы ее.
И не захотел бы.
Лорин ударила дверь кулаком. К своей судьбе она испытывала почти что равнодушие. Боль, которая поначалу кажется невыносимой, постепенно становится тупой. То же случилось и со страхом за себя. Но иные страдания не давали ей покоя. Римлянин не бросался пустыми угрозами. Если он захочет, то узнает, где скрывается Маргарет Харди. Из ненависти к Лорин он без жалости убьет ее детей. И как ему помешать? Как остановить, кому молиться?!
Лорин воспитывали в монастыре, и первое время она часто задавала Харди один и тот же вопрос о Боге. Если Созидатели всё знают, то должны знать и об этом. Есть ли Бог? А рай и ад после смерти? Наставник никогда не отвечал ей, и со временем Лорин стало казаться, что она сама нашла ответ. Если то, что творят люди, допустил Бог, то она отказывается в него верить. Проще думать, что после смерти ждет пустота, чем принимать жестокость того, на чью милость уповают в минуту крайней нужды.
Но в этот миг, стоя на коленях в камере агент по прозвищу Химера готова была молиться всем известным ей богам, лишь бы те защитили ее детей.
Наутро ее вновь отвели на допрос. Хэмилтон выглядел отдохнувшим, но свежести и приветливости ему это не добавило. Точно жаба из густого лесного болота, он сидел, опершись на стол, и смотрел из-под заплывших век на Лорин. После бессонной ночи и слёз она больше походила на тень, но держалась как и накануне.
– Верю, что вы освежили свою память и сможете теперь дать вразумительный ответ.
Одного взгляда на него Лорин хватило, чтобы понять: тот знает о визите Римлянина. И хорошо, если не слышал о появлении Харди. Что бы она ни сказала, ее будущее уже определено. Вопрос в том, как скоро петля обовьется вокруг ее шеи.
На допросе Лорин делала то, что умела лучше всего: играла роль. Глупее всего кажется человек, который уверен, что умен. Именно это она и продемонстрировала. Рассыпаясь в лишних и ненужных подробностях, вспоминая совершенно незначительные детали, делая поспешные умозаключения и прозрачные выводы, Лорин создала образ доверчивой, желающей услужить дрессированной собачки. Как ни крутил Хэмилтон, но не сумел добиться от нее путных ответов, хотя говорила пленница много и, вроде как, по существу. Ее спектакль удался на славу. Спустя несколько часов ведущий допрос созидатель попросил увести ее в камеру, но напоследок угрожающе произнес:
– У меня хороший нюх, леди Питерс. К вашему сожалению, я чую ложь. И если так, то есть методы, которые развеют тень сомнения. Подумайте об этом до нашей следующей встречи.
Лорин понимала, что это значит. Теперь они не ограничатся разговорами. Она не имела ни малейшего представления, как связаться с Харди, но даже если он вдруг узнает о том, что ей грозит, изменит ли свое решение? Великий Могол больше чем камень. Теперь он даже не атрибут величайшей власти. Это символ новой эпохи Созидателей. И тот, в чьи руки угодит бриллиант, определит не будущее ордена, а будущее человечества.
После изнуряющих двух дней и ночи Лорин уснула прямо за столом, и даже во сне ей не было покоя от крадущихся теней. Она задыхалась, ее лихорадило, и звук отпирающегося замка сперва показался частью липкого кошмара. Но дверь открылась наяву, и Лорин, впившись в стол, смотрела на замерший силуэт в рыжем свете факела. Неужто рассвет настал и за ней пришел палач? Пускай! Даже если с нее сдерут кожу и выжгут глаза, она не предаст Харди. Не ради него, а ради детей и того, чтобы шакалы, пробравшиеся в главенство ордена, не заполучили камень.
Она поднялась, незаметно пряча за рукой тяжелый подсвечник.
– Лорин Питерс?
У говорившего был странный голос. Когда он сделал шаг вперед, стал виден шрам, перечеркнувший горло. Человек был высокий, кожа испещрена оспой и шрамами, глаза почти желтые, как у волка, волосы поблекшие. Он был одет в форму солдата, но Лорин моментально поняла, что это маскарад.
– Вы в ее камере, – ответила она насторожено.
– Идемте за мной. Быстро.
– С чего бы это?
Он тяжело вздохнул. Похоже, происходящее было ему не по душе.
– Однажды вы помогли моему ордену. Мы не остаемся в долгу. Я выведу вас из темницы.
«Ордену? Ассасинам или тамплиерам? Я такая добрая, что всем помогаю», – подумала Лорин, но вслух не спросила. Какая разница, если удастся покинуть темницу?
Она последовала за ним. Заметив лежащего у двери солдата с лиловым следом от удавки на шее, Лорин присела, подхватила пистолет и сняла пояс с саблей, после чего нагнала ушедшего вперед спасителя.
– Не отставайте, – бросил он через плечо. – Моя задача вывести вас отсюда, а не сопровождать на прогулке.
– Значит, вы будете рады, если не понадобится изображать джентльмена и спасать даму от опасности.
Обернувшись, он увидел, что Лорин застегивает пояс, смерил взглядом ножны и заправленный пистолет. Никак на это не отреагировав, незнакомец ускорил шаг.
Когда они подошли к лестнице, ведущей вниз, мужчина остановился, прижавшись к стене и, скользя словно тень, начал спускаться. Лорин мешало платье. Оно выдавало ее своим шуршанием, а объемные юбки замедляли шаг. Ей пришлось немного отстать и подождать, пока спаситель разберется со встреченными солдатами. Подхватив у одного из них плащ, а у другого – шляпу, Лорин поторопилась вслед за спутником.
Дрожа от внутреннего напряжения, она выбежала во двор. Морозный воздух и колючая ледяная крошка обожгли кожу. Она втянула полной грудью свободу, на которую уже и не рассчитывала. Здесь их дожидались две лошади. Отсутствие стражи объяснялось мельтешением теней у стен. Значит, спаситель пришел не один.
Лорин села верхом и, дождавшись спутника, выехала в открывающиеся ворота, все еще не веря происходящему. Оглянувшись, она посмотрела на молчаливо суровые стены Тауэра. Когда Созидатели поймут, кого упустили, небо рухнет на землю. С этой ночи начнется охота. Не просто охота – травля. Но ей безразлично. Она вырвалась из пасти самой смерти, и теперь не позволит себя поймать снова.
– Моё задание завершено, – сообщил незнакомец, остановившись на середине дороги. Визгливый ветер заглушал его слова, рвал их в клочья. – Вы должны отправиться в порт, вас будут ждать на лодке у пирса Черри-Гарден.
Она кивнула.
– Назовите имя. Кому мне быть благодарной за спасение.
– О, поверьте, не мне, – ухмыльнулся мужчина. – За вас просил Сафар Аль-Матар, а у меня перед ним должок. Теперь в расчете.
Лорин посмотрела вслед удаляющемуся всаднику. Он скрылся в снежном вихре. Подумав, девушка пришпорила коня, развернув его в другом направлении от порта. Она не сядет в лодку одна.
Ее путь лежал на юго-восток Лондона, в пригород. Анерли относительно тихое местечко, и до глухой провинции ему было далеко. Лорин жила здесь всякий раз, когда беременность больше нельзя было скрыть, и уезжала, как только Маргарет и няньки с кормилицами брали дитя под свою опеку.
Чувствовала ли она свою вину перед детьми? Нет, как не чувствует ее волчица, отправляясь на охоту. Что поделать, если охота затянулась? Но у двери трепет все же одолел ее, и какое-то время Лорин просто грела ладонью металлическую ручку.
Служанка пришла не сразу, за ней поспевал садовник – бывший солдат, дезертир, который выполнял задачу охранника. Когда они увидели, кто пожаловал, то сразу кинулись обратно к дому. Странно, но они не походили на заспанных, хотя на дворе была глухая ночь.
Лорин замерла на пороге. На утоптанном снегу отчетливо виднелись бордовые пятна. Кровь!
Она поторопилась в дом и вслед за служанкой вбежала в столовую. Тут, на одеялах у камина лежал ее учитель и опекун. У Харди были закрыты глаза, в животе и груди зияли кровавые раны, он бледнел на глазах. Посеревшая лицом Маргарет жестко отдавала распоряжение перепуганным служанкам. Эта строгая женщина состарилась сразу после юности, привыкла заботиться о чужой семье и по-матерински любила даже собственного брата. Доктор, стоя на коленях, обрабатывал раны, не снимая одежды с пациента.
– Что случилось? – громко спросила Лорин.
Врач вздрогнул, Маргарет подняла на нее лихорадочно-тусклый взгляд, и продолжила перечислять, какие тряпки нужно нести и где их взять.
Даже закончив с распоряжениями, она не уделила вошедшей внимания.
– Я спрашиваю… – начала, было, Лорин, но Маргарет ледяным тоном перебила ее:
– Выйдите!
Ей давно никто не смел указывать, будто прислуге, и все же Лорин повиновалась. В конце концов, это дом Маргарет. Не тратя время даром, она взбежала по лестнице. При ее появлении дремлющая на стуле в углу темнокожая нянька охнула и встрепенулась.
– Собери детей, – приказала Лорин.
– Госпожа Питерс, – осипшим голосом прошептала та, – ночь на дворе! Куда?
– Собери, тебе велят! И не спорь. Одень тепло, сложи самое необходимое, чтобы на себе смогли нести.
– Дети? – изумилась нянька, поднимаясь.
– Эмили! – донесся голос хозяйки.
– Живо! – прорычала Лорин, подталкивая няньку к двери детской спальни, а сама вернулась к лестнице, по которой уже поднималась Маргарет. Ее одежда была измазана кровью, веко нервно дрожало.
– Что вы делаете? – спросила она, ставя ногу на ступеньку. Но подняться выше ей мешала ночная гостья. – Где Эмили?
– Одевает детей. Мы уезжаем, немедленно.
– Вы? Куда? – не поняла Маргарет. – Мы отправляемся с Харди завтра…
– Он не выдержит плаванья.
Честнее было бы признать, что едва ли Харди доживет до утра, но Лорин пощадила чувства сестры, переживающей за брата.
– Алистер сильный, – словно убеждая саму себя, произнесла та. Она смотрела снизу вверх так, словно видела перед собой виновницу своего несчастья. – Что вы здесь делаете?
– А, почему я не в темнице? Планы изменились. Что-то передумала в петлю лезть.
– Но Харди сказал…
Из спальни донеслись сонные возмущенные голоса детей. Маргарет снова попыталась подняться, но Лорин не посторонилась, и той пришлось вернуться на прежнюю ступеньку.
– Вы собираетесь везти их в ночь? В метель?!
В этот момент послышался цокот каблуков, и служанка выскочила из столовой:
– Господин Харди очнулся и зовет вас!
Ахнувшая Маргарет подобрала юбки, торопясь вниз, но напуганная веснушчатая девочка виновато пояснила:
– Не вас. Леди Питерс.
Лорин стремительно прошла мимо застывшей женщины.
Харди все так же лежал с закрытыми глазами, и поднял веки только когда присевшая рядом ученица взяла его за руку.
– Выследили? – тихо спросила она.
Все, что прозвучало в этом вопросе, он услышал: и сочувствие, и страх, и гнев.
Конец ознакомительного фрагмента.