Бельгия. Брюссель. Тремя годами ранее
Плотно. Рисинка к рисинке. Половина уже вобрала в себя соевый соус. Девушка двумя палочками достала ролл из мисочки и отправила в рот. В задумчивости добавила васаби, почти не чувствуя его остроты. Перед глазами еще пестрели документы, в памяти прокручивался разговор с наставником.
Капелька соевого соуса упала на стол. Она неторопливо убрала пятно салфеткой. Еще сегодня утром все было как обычно, размеренно и просто. Она вошла в кабинет начальника, неся перед собой стопку исписанных журналов. Увидев того в рубашке и брюках, замершего возле стеклянной доски для записей, девушка растерялась. Ее руководитель крайне редко снимал белый лабораторный халат. Среди стажеров и работников постарше даже ходил шутливый слух, будто доктор Вайзер спит в этом халате и принимает душ. Увидеть его в «штатском» означало, что случилось что-то немыслимое. «Энни», – он будто удивился, увидев ее, хотя еще четверть часа назад лично вызвал по внутренней линии. Его покрасневшие глаза, кажущиеся мутными без очков, опустились на папку в ее руках.
«Результаты по вакцине», – сообщила она, бросая взгляд поверх его плеча на красные росчерки маркера по стеклу. У ее руководителя был ужасно неразборчивый почерк, как у большинства гениев, особенно, когда он писал в состоянии научного вдохновения, и все же символы были ей знакомы, как любому человеку, знающему химию хотя бы на уровне школьной программы. Другое дело, что их расположение и сочетание наталкивало ее на мысль, что наставник где-то совершил ошибку. Так не бывает. Впрочем, и доктор Вайзер тоже никогда не ошибался.
Вылавливая рис из мутно-коричневого соуса, она снова и снова воскрешала в памяти увиденные записи. Они никак не укладывались в одну схему.
В самом деле, не могла же она прийти к нему и прямо спросить: «Доктор Вайзер, а почему у вас на доске мутировавший стафилококковый бактериофаг?» Во-первых, если она ошиблась, то поставит под вопрос собственную компетенцию. Бактериофаги широко применяются в медицине. Собственно говоря, это вирусы, которые уничтожают бактерии, действуют при этом выборочно и потому превосходно справляются с ролью борцов за здоровье человечества. Они используются вместо антибиотика в борьбе с бактериальной инфекцией. К тому же бактериофаги применяются в генной инженерии для передачи генетического материала, то есть участков ДНК. Во-вторых, ее наставник – не просто ученый, а творческий гений. В миг озарения он не замечал, что происходит вокруг, забывал, кто он и где находится. Однажды на утреннюю планерку он пришел в промокшей напрочь одежде и в домашних тапках, сел за стол и с отрешенным видом полчаса молчал, пока ошарашенные стажеры пялились на своего руководителя. Потом неожиданно доктор Вайзер просиял и сообщил, что знает разгадку. Но никто вокруг не понял, что тот имеет в виду. Оказалось, что накануне профессор имел диалог со своим коллегой, который задал ему загадку из области биохимии. На поиски ответа ушла вся дождливая ночь и полутра, а как оказалось позже, загадка была ничем иным, как вопросом, который долгое время считался неразрешимым. За восемь часов профессор сделал то, над чем безуспешно бились несколько отделов в «Альфа-Медикал» – обнаружил, как устранить один из серьезных побочных эффектов их сильнейшего противовирусного препарата. Такой человек имел все основания изобразить маркером хоть кактус верхом на осле, хоть мутирующий бактериофаг.
Успокоив себя таким образом, Энни Маис быстро справилась с оставшимися суши, взяла упаковку пирожков с мясом, расплатилась по счету и покинула кафе, чтобы вернуться на рабочее место. Конечно, уже было темно, и восемь часов вечера – не совсем то время, когда она обязана находиться в лаборатории, но после своих размышлений девушка испытывала странное чувство вины перед наставником. Он никогда бы не узнал об этом, только избавиться от неловкости при встрече теперь было бы сложно. Энни просто обязана вернуться. Если удастся – предложит ему свою помощь, а если нет, то хотя бы убедится, что профессор не голоден.
Возле зеркальной двери входа в здание института Энни задержалась всего на миг, чтобы машинально поправить выбившийся из прически локон волос. Она спрятала прядку цвета соломы за ухо, но та снова непослушно легла на щеку. Миловидной голубоглазой блондинке Анне Маис на курсе сулили полный провал. Стереотипы правят миром, и каждый, от преподавателя до студента, словно бросал ей вызов, требуя доказать, что спортивная девушка, умеющая со вкусом одеваться, имеющая активную личную жизнь и множество интересов, не связанных с наукой, вправе находиться среди скучных и серых умников. Профессору Вайзеру было безразлично, как она выглядит и как проводит свободное время. Когда же кто-то из старших коллег намекнул на то, что «эта работа не для блондинки», присутствующая там Энни вспыхнула, а Вайзер потребовал шутника немедленно извиниться. И она засомневалась в нем сегодня? Энни почувствовала, как от стыда покраснели щеки. Она зашла в лифт и прислонилась к задней стенке, чтобы не смотреть на свое пылающее отражение. При входе в лабораторию она достала из шкафчика халат, оделась, завязала волосы в хвост, прихватила пропитавшийся жиром коробок с пирожками, и вышла в коридор, ведущий к кабинету профессора.
Внезапно погас свет, и Энни от неожиданности остановилась. Включив мобильный телефон, она осветила стену и дошла до щитка с выключателями, но они оказались бесполезны. Коридор наполнился истошным писком, от которого Энни даже подпрыгнула. Несколько дней назад ее коллега Стэн проводил эксперименты с мышами, пытаясь доказать, что возникновение фобий не всегда связано с пережитым стрессом. Его теория строилась на том, что часть мышей находились в одном аквариуме, и когда выключалось освещение, на дно подавалось небольшое напряжение. Мыши получали удары тока, и постепенно вырабатывался условный рефлекс: они начинали истошно пищать при выключенном свете. Затем к ним помещали вторую группу мышей, которые не связывали темноту с болью. Но спустя время обе группы мышей начинали испуганно верещать при наступлении темноты. Стэн был убежден, что дело не в инстинкте, а в заразности фобий, будто вирусом, но на психологическом уровне. Как раз сегодня днем на ланче он загадочно улыбнулся и заговорщицки сообщил, что вот-вот впишет свое имя в будущее науки. Теперь же его подопытные оглушительно пищали из-за двери, нервируя и без того напряженную Энн. В лаборатории никто не выключает свет. За все время было пару отключений и только из-за серьезных поломок в сети.
– Доктор Вайзер! – позвала Энн, направляясь к кабинету. Наставник мог и вовсе не заметить отсутствия электрики. Он часто работает при выключенном свете, пользуясь только подсветкой мониторов. Это его расслабляет. Вот и сейчас из-под двери виднелась мерцающая голубоватая полоска.
Энн дернула за ручку и вошла.
– Доктор Вайзер! – позвала она, озираясь.
Прозрачная доска, за которой располагался тускло-светящийся монитор, походила на какую-то потустороннюю материю, исписанную рунами. Часть из сегодняшних записей была стерта, словно доктор неосторожно махнул рукой.
Пронзительный сигнал факса заставил Энни подскочить на месте. Чудовищный аппарат автоматически перешел в режим печати и, давясь рулоном, стал выдавать чужое послание. Девушка подошла ближе, с некоторым удивлением глядя на выходящую таблицу. В левом столбце даты, в правом – какие-то непонятные числа. Она почувствовала движение воздуха и, обернувшись, увидела приближающегося человека. Еще не рассмотрев его толком, Энни испытала ужас и машинально попятилась: перед ней стоял вовсе не доктор Вайзер. Незнакомец куда крепче его и выше, о возрасте трудно судить: на нем был капюшон, а высокий ворот кофты закрывал лицо до самых глаз.
– Кто вы? Как сюда попали? – дрогнувшим голосом спросила она, отступая еще на шаг назад.
Стремительному продвижению чужака мешали плотно стоящие узкие стеклянные столы с колбами. Этот кабинет не зря называли «лабиринт Вайзера».
– Я вызову охрану! – предупредила Энни, понимая, что едва ли это испугает незнакомца. Но ей нужно было протиснуться вперед, к доске, за которой находился стол Вайзера, где на телефонном аппарате располагалась тревожная кнопка. Иногда наркоманы атаковали лабораторию в надежде добыть запрещенные препараты.
Наткнувшись на очередной стол, мужчина легко перепрыгнул через него. Энни вскрикнула и, делая шаг, поставила ногу на что-то округлое. Девушка потеряла равновесие и полетела на пол, выронив пакет с пирожками. Край ее халата увлек за собой стопку с записями по вакцине, что лежала на краю стола. Опрокинутая доска чудом не грохнулась на нее сверху, упершись в стол. Сквозь толстое стекло, испачканное маркером, Энни видела освещенного мониторами незнакомца, который угрожающе возвышался над ней. Пытаясь подняться, девушка посмотрела под ногу, и тогда только увидела, на чем оступилась. Это была рука. Рука доктора Вайзера, лежащего ничком на полу в луже собственной крови. Энни бы непременно закричала, если бы могла. Ужас, поднявшийся от пяток к самому горлу, стал комом, кровь отлила от конечностей, она ощутила невероятную слабость, даже сонливость.
– Не трогайте меня, – прошептала она убийце, который наклонился к ней. – Пожалуйста…
– Вы убиваете их, – произнес он на английском, который Энни знала плохо и смогла вспомнить его слова только спустя несколько часов, и только тогда же – понять их смысл. – Убиваете невинных. Я должен вас остановить.
Энни оттолкнула его руку, уперлась в него ногами, но когда увидела клинок возле своего лица, то как-то сразу лишилась сил. Ее парализовало. Лицо убийцы было совсем рядом, она видела трещинки на его сухих губах, шрам на небритом подбородке, следы крови на манжете кофты.
Быстрые шаги по коридору заставили незнакомца повернуть голову. Дверь распахнулась, и яркий луч света скользнул по столам, чтобы разбиться о скрюченные фигуры.
– Стэн! – истошно закричала Энни, но ее опередило чудовище в человеческом обличье. Отпустив ее, убийца метнул нож в грудь стоящего в дверном проеме парня.
Тот глухо крякнул и выронил тяжелый фонарь.
Энни оттолкнула незнакомца, оказавшегося к ней боком, но встать не успела. Он ухватил ее за горло, и как раз в этот миг топот множества ног эхом раздался на этаже.
– Не двигайся! Руки подними!
В лабораторию вбежало трое охранников. Наверняка, они были убеждены, что имеют дело с наркоманом. Не дождавшись реакции, один из них сделал предупредительный выстрел в потолок, разбив несколько лампочек. Тогда убийца сорвался с места и бросился к охранникам. Одного он оттолкнул плечом, другому в считанные секунды свернул шею, но третий успел выстрелить, и на этот раз пуля угодила в плечо безумца. Того швырнуло на стену. Зажав рану, убийца сгруппировался и головой буквально протаранил стоящего на пути охранника, не давая тому снова выстрелить.
Энни на четвереньках ползла под столами, и, наконец, уперлась в стену. Когда дальнейший путь оказался невозможен, она сжалась, обхватив колени руками, и так лежала, пока снаружи не послышалась сирена.
Полночи ей пришлось провести в полицейском участке, снова и снова рассказывая, что случилось в лаборатории, потом сидеть в коридоре с неприятным ярким светом и затоптанным полом, ждать, а потом опять рассказывать. Когда ее отпустили, уже светало. В съемную квартиру Энни вернулась на такси. Соседка, с которой они пополам платили за аренду, уже спала и, вероятно, не одна, если только этот мужской свитер на диване не возник сам по себе. Выпив увеличенную дозу успокоительного, Энни ушла к себе в комнату. Почти час она лежала, глядя в потолок, слушая нарастающий гул машин, которых становилось все больше. Наконец, под действием таблеток она сумела уснуть.
Настойчивый звонок в дверь заставил ее проснуться. Перед глазами все плыло, в голове шуршал песок. Энни проспала около двух часов и чувствовала себя немного пьяно.
– Ева! – хрипло прокричала она, надеясь, что соседка услышит. – Ева! Открой!
Энни ударила кулаком в соседнюю стену. Никакой реакции, а звонок в дверь не прекращался. Резкий звук въедался в уши подобно штопору.
Энни с трудом поднялась, завернулась в плед, который давно служил ей одеялом, и, шаркая огромными тканевыми тапками, направилась к двери.
На пороге стоял мужчина, который был в таком идеальном костюме, с такими идеально уложенными волосами и безукоризненно подобранным парфюмом, что Энни захотелось провалиться сквозь землю. Она стояла напротив него растрепанная, заспанная, в сползших тапках-зайцах и в клетчатом пледе по подбородок.
– Вы к кому? – спросила девушка сипло и тут же прокашлялась.
– Анна Маис? – он смотрел так, будто не замечал ее вида. А, возможно, и ее саму.
– Да…
«Наверное, из полиции», – подумала она. Мужчина протянул ей конверт без указанного адреса.
– Что это? – не поняла она, машинально распечатывая послание. Ответ она нашла внутри. В документе шла речь о приглашении в «Альфа-Медикал».
– Это какая-то ошибка.
Энни не рассчитывала получить место в святая святых европейской фармацевтики. Во всяком случае, не в этом десятилетии. Они неоднократно приглашали доктора Вайзера, но он отказывался по идейным соображениям, хоть и не скрывал, что помогал им.
– Доктор Вайзер работал над одним проектом, – мужчина снова скользнул по ней равнодушным взглядом. – Он рекомендовал вас, как преемника в случае, если лично не сможет закончить работу.
– Меня? Рекомендовал меня? – Энни подумала, уж не снится ли это всё. Слишком нереально происходящее.
– Как самого перспективного сотрудника.
Он протянул ей еще один конверт.
– А здесь что? – девушка достала тетрадь, владельца которой мгновенно узнала по почерку. Доктор Вайзер вел свой собственный рабочий дневник, так сказать, не для протокола. Она раскрыла тетрадь на закладке и обнаружила вырванную страницу.
– Здесь задание и половина решения, – прокомментировал незнакомец. – У вас есть сутки, чтобы закончить. В противном случае наше предложение недействительно. Всего доброго.
– Подождите, я не… – Энни снова посмотрела на тетрадь, затем – на спину удаляющегося мужчины. Постояв так еще немного, она закрыла дверь.