Сердце Москвы. От Кремля до Белого города. КРАСНАЯ ПЛОЩАДЬ (С. К. Романюк, 2013)

Исторический обзор

Красная площадь – главная площадь Москвы, исторический и художественный центр города, сцена, на которой разыгрывались исторические спектакли, отражавшие важнейшие события русской истории, а также и главный, а на протяжении многих веков единственный центр городской торговли. На площади собирались при освящении храмов, при торжественных церемониях, казнях, триумфальных шествиях, процессиях послов. Площадь естественно стала мостом от посада к замку властителя – именно на нее выходил посадский народ с требованиями к властям, со своими бедами, горестями и также и радостями.

Красная площадь – одна из самых больших в Москве, ее площадь равняется 7,3 га, она ограничена на юге собором Василия Блаженного, на севере – зданием Исторического музея и восстановленными Воскресенскими воротами; длинные стороны прямоугольника образуют с востока здания Верхних и Средних торговых рядов, а с запада – стены и башни Кремля, которые доминируют на площади.

Судя по исследованиям, датирующим наиболее древние культурные слои на Красной площади, лес вырубили уже во второй половине XI – первой половине XII в. и здесь тогда была пашня, и, как выяснилось в результате раскопок на территории, прилегающей к Кремлю с востока, наши представления о степени заселенности посада нуждаются в существенных поправках.

Красная площадь

Еще в ранние периоды истории Москвы, то есть в XIII–XIV вв., довольно далеко от стен крепости, которые находились на мысу холма, над впадением Неглинной в Москву-реку, располагалось уже немалое поселение. Так, Богоявленский деревянный храм, находившийся примерно в полукилометре от первоначальных стен Кремля, возник во второй половине XIII в., а на территории современного Исторического проезда существовала жилая застройка в середине XIII в.

Посад, то есть поселение крестьян, торговцев, ремесленников, теснился в основном ближе к крепости, где можно было бы быстро скрыться под защиту крепостных стен, и город расширялся в сторону посада в восточном, единственно возможном для этого направлении, где далеко протягивалась равнина, тогда как на юге и западе мешали реки. Если крепость Юрия Долгорукого 1156 г. была еще небольшой, занимающей мысовую часть холма, то дубовый кремль Ивана Калиты 1339 г. значительно выдвинулся к востоку, а белокаменный Кремль Дмитрия Донского в своей восточной части почти следовал нынешнему положению стен, и только в северо-западном углу линия стен крепости отходила от современного Кремля. К низменной, посадской стороне выходили ворота в городской Кремлевской стене, и, как бывало обычно, именно перед городскими крепостными воротами разворачивался оживленный торг. Так как жилые строения не подходили очень близко к крепостным стенам, то перед ними естественно образовалось пустое пространство, занимаемое временным торгом.

Можно считать, что примерно с этого времени, то есть со второй половины XIV в., положение торга у восточной стены и, соответственно, позднейшей Красной площади в основном установилось.

Однако во многих книгах утверждается, что появление площади произошло во времена великого князя Ивана III в конце XV в. Так, например, известный историк Москвы П.И. Сытин пишет, что «по указам Ивана III от 1493 и 1495 гг. с территории современной Красной площади были убраны дома, лавки и церкви посада, и образовалась площадь»; то же повторяется в десятках и сотнях книг и статей о Москве.

Но авторы как-то забывают сказать, что оба этих указа никак не относились к Красной площади; один говорил об очистке территории к западу за рекой Неглинной, а другой об образовании на юге за Москвойрекой государева сада. Вот их тексты: Указ 1493. «Повелением великого князя Ивана Васильевича церкви сносиша и дворы за Неглимною; и постави меру от стены до дворов сто сажен да десять» (Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). Т. VIII. С. 226; 1495). «Князь великый повеле сносити церкви и дворы за реку Москву против города, и повели на тех местех чинити сад» (ПСРЛ. Т. XII. С. 240). Как видим, ни один из них не говорит о будущей Красной площади, лежащей к северо-востоку от Кремля.

Указа по отношению к будущей Красной площади и не надо было выпускать, так как приступы к крепостной стене и так были пустыми. Они, конечно, не один раз заполнялись разного рода временными постройками, и их время от времени приходилось приводить в порядок. Красная площадь не была искусственно сделана путем расчистки под так называемый плацдарм, то есть для предполья (плацдармом называется место для хранения оружия и размещения войск). Там было единственное удобное место (с запада и юга протекали реки) для торга под крепостными стенами, которое и не нужно было расчищать. Ссылка на то, что при раскопках в Историческом проезде нашли вымощенную площадку, отнюдь не свидетельствует о некоем «плацдарме». Организация предполий в Москве, как и в аналогичных случаях в Западной Европе, предпринималась для обороны, для создания зоны, свободной для обстрела, и недаром в указе об очистке территории к западу от кремлевских стен говорилось, что ширина очищенной территории должна быть равна расстоянию полета стрелы.

На протяжении веков площадь и ее части назывались по-разному, и надо сказать, что многие названия употреблялись одновременно: либо просто «площадь», либо «торг», либо «пожар», либо, и это установилось окончательно, «Красная площадь».

Многие исследователи писали о происхождении названия «Красная площадь», последнее и наиболее обоснованное мнение опубликовал историк Я.З. Рачинский в своем «Полном словаре названий московских улиц».

Называлась она «Торгом», имя это продержалось в документах примерно с XV и до начала XVII в. Первое упоминание этого имени в летописях встречается в 1434 г. в известии о смерти юродивого Максима, «который положен бысть у Бориса и Глеба на Варварьской улице за Торгом».

На Торгу не только торговали, то там совершались и наказания: «Toe же зимы [1488 г.], биша попов Новугородских по торгу кнутьем, присла бо их из Новагорода к великому князю владыка Генадей, что пьяни поругалися святым иконам; и посла их опять ко владыце». Но не только «пьяни» попы были биты на Торгу: «Toe же зимы архимандрита Чюдовского били в торгу кнутьем, и Ухтомского князя, и Хомутова…» Есть также сообщение о казни 28 апреля 1634 г., когда по несправедливому приговору боярина Михаила Шеина и окольничего Артемия Измайлова с сыном «отсекли им всем трем на пожаре головы».

Здесь площадь называется «Пожаром», чему было много примеров: в 1587 г. цесарский посланник следовал «в Китай город в Неглименские ворота, да пожаром к Ильинскому Хресцу», то есть проехал по всей площади. Существует предположение, что это название «Пожар» относилось только к началу площади у Воскресенских ворот, где стояла Казанская церковь: «…в 1636 г. было выдано на молебен 2 гривны протопопу Казанской церкви, что на Пожаре», или в сообщении 1643 г. о том, что «октября в 22 день ходил Государь в Собор за кресты, а из Собору ходил Государь за кресты ж ко пречистой Богородице Казанской, что на пожар».

Объясняют это название тем, что якобы у Земского приказа (на месте нынешнего Исторического музея) стояли пожарные обозы, следившие за порядком в городе. Но надо сказать, что пожарные находились в разных местах на площади – Иоганн Кильбургер в 1674 г. писал, что в рядах «денно и нощно в разных местах стоит караул и вода от пожаров, которые нигде так часто не бывают, как в Москве».

В некоторых изданиях, и в том числе в Большой советской энциклопедии, связывают это название именно с пожаром 1571 г., но это неверно, ибо еще в 1534 г. летопись сообщила о строительстве Китайгородской стены у «пожара»: «По повелению государя великого Ивана Васильевича всея Руси поставиша града около всего пожара, идеже у них вси торговые места». Надо сказать, что напрямую связывать это название с определенным пожаром было бы опрометчиво, ибо пожары происходили отнюдь не только около Кремля.

Разные части Торга в разное время носили разные имена: был, например, «Ильинский крестец», который, по уверению историка Забелина, «причислялся» к площади, но он представлял собой часть улицы Ильинки и отделялся деревянным мостом, идущим от Спасских ворот на Ильинку, в юго-восточной части рядом с Лобным местом.

«Пожаром» назывались и далекие от Воскресенских ворот части площади: к примеру, в 1587 г. цесарский посланник следовал «в Китай город в Неглименские ворота, да пожаром к Ильинскому Хресцу», то есть проехал по всей площади. Мощи митрополита Филиппа, привезенные в Москву, принесли сначала «на пожар к Лобному месту», а по строельным книгам 1657 г. расстояние от первой церкви на рву у Спасских ворот до рядов отмерялось «по Пожару». Да и не только нынешняя Красная площадь называлась в Москве «Пожаром». Так, в январе 1581 г. литовский гонец Держка следовал «в Земляной город в Устретенския ворота да Устретенскою улицею, а с Устретенския улицы на пожар (здесь явно говорится о Лубянской площади), да на Покровскую улицу на Литовской двор».

«Пожары», связанные с торговлей, были и в других городах: известны такие места в Новгороде, в Казани, в Суздале.

В те времена, как кажется, слово «пожар» означало тогда не погорелое место, а просто полое, пустое место, связанное с торговлей.

Еще знаток топографии старой Москвы художник А.М. Васнецов, обладавший не только тонким чувством художника, но и талантом и трудолюбием исследователя, писал о том, что она называлась «Пожаром» «не потому, конечно, что здесь постоянно были пожары, т. к. здесь и гореть-то было нечему – столы да скамьи, которые всегда можно было растащить или разломать… опасности в пожарном отношении, следовательно, на Красной площади не было. Пожарище, т. е. место постоянной сутолоки, как на пожаре; народ суетится, спешит, бежит…». «Пожаром», по его мнению, ее звали потому, что площадь была «местом постоянной сутолоки».

Постепенно с приобретением московским Торгом (Пожаром) общегородского значения не только рыночного места, но и административного и духовного, площадь стала называться Красной, то есть главной. Вот цитата из «Выходов государей…»: «[1661 г.] мая в 8 день слушал Государь всенощного у празника, пречистыя Богородицы Казанския, что на Красной площади…» Это название начинает регулярно употребляться со второй половины XVII в., а все другие исчезают из речевого обихода.

Одно из значений слова «красный» было «главный», наиболее выделяющийся по какому-либо признаку. В избе самый почетный угол был «красным углом», основное окно в избе – среднее, «красное окно», скамья под ним – «красная скамья».

Чуть ли не в каждой книге о площади утверждается, что название «красная» означает «красивая», тут же «объясняя» это утверждение, что «красная девица» значит «красивая девица». Современный этимологический словарь соотнося это слово со словами «прекрасный», «красивый», даже прямо приводит пример: «Красная площадь» (!). Но к площади это объяснение не имеет никакого отношения: трудно представить себе жителя города XVII столетия, сравнивающего эту торговую площадь с красивой девицей… Площадь никак не могла быть такой уж красивой в то время, а стала называться она так потому, что приобрела значение главной площади в городе, и это случилось не ранее XVII столетия. Правда, утверждалось, что еще в XIV в. в Кремле существовала своя Красная площадь, которая каким-то образом была вытеснена за пределы крепостных стен и так давшая название нынешней Красной площади, но эти соображения отнюдь не подкреплены достоверными сведениями (авторы ссылаются на статью И.М. Снегирева в «Московских ведомостях» (1845. № 5), но там не приводится никаких подтверждающих документов).

Место площади, находившееся на важных путях к югу через Москвуреку и далее в Заречье, а также к северо-западу, по Тверской дороге, являлось значительным транспортным перекрестком, от которого начинались четыре улицы посада – Никольская (от Никольских ворот Кремля), Ильинка и Варварка (от Спасских ворот), Великая (от Тимофеевских ворот).

Наряду с Кремлем площадь (по крайней мере с XVI в.) была важным административным центром: у Спасской башни находилась так называемая Тиунская изба, центр патриаршего управления, рядом с которой наказывали попов, примкнувших к восставшим стрельцам: «А попы, которые с теми стрельцами были у них в полках, один перед Тиунскою избою повешен, а другому отсечена голова и воткнута на кол, а тело его положено было на колесо так же, что и стрельцы». С северной стороны площади располагались Сытный отдаточный двор, Земский приказ, городской суд с острогом, Ямской двор, арсенал с пушечными и пороховыми амбарами (складами).

Там же производились так называемые «торговые казни», наказания за «экономические преступления». Так, по государевому указу, когда «винным за большия их вины по Их Великих Государей указу доведется учинить жестокое наказание торговую казнь», то «чинить такую казнь, бить кнутом за Спасскими вороты в Китае на площади против рядов».

Сложение архитектурного ансамбля площади заняло несколько сот лет – от XV до XIX столетия. В конце XV в. были построены кремлевские стены Иваном III, перед ними в 1508 г. зодчий Алевиз-фрязин проложил оборонительный ров: «Велел князь велики вкругъ града Москвы ровъ делати камеием и кирпичем, и пруды чинити вкругъ града, Алевизу Фрязину». Впоследствии ров перестал быть оборонительным сооружением и использовался в самых разных целях. Так, в 1599 г. сообщалось, что ров вычистили и устроили его «з зупцами» (то есть оградили стеной с зубцами. – Авт.), а во рву ранее устроили зверинец: «Того же году зделаны зубцы каменые по рву кругом Кремля-города, где львы сидели, и до Москвы реки от Неглиненских ворот; да подле Москвы реки от Свибловых башни во весь город по берегу зделаны зубцы каменные и по мельницу по Неглиненскую». В начале XVIII в. во рву разбили Аптекарский сад.

В 1599/1600 г. соорудили каменное Лобное место, с севера же еще в 1535 г. прошла стена Китай-города, через которую на площадь вели двухпролетные ворота, с юга во второй половине XVI в. был возведен Покровский собор, с востока в конце XVI в. площадь ограничили каменные торговые ряды.

На площади со временем появлялись новые постройки, не влиявшие коренным образом на ее очертания, хотя и изменявшие ее масштаб.

В конце XVII в. и в начале XVIII в. северная граница площади приобрела совсем другой облик – торжественный и монументальный. Главный въезд на площадь со стороны посада, со стороны Тверской улицы, – Воскресенские крепостные ворота Китайгородской стены потеряли свой суровый характер и превратились в торжественные триумфальные ворота, через которые проезжали посольские процессии. Примерно тогда же с левой стороны от въезда на Красную площадь построили внушительный Монетный двор, а с правой – Земский приказ, учреждение, ведавшее сбором налогов, управлявшее Москвой и бывшее еще и судом. Оба этих здания были тогда щедро украшены многоцветными изразцами. Позже в здании Земского приказа обосновалась Главная аптека, а при Елизавете Петровне его отдали Московскому университету, и в конце XIX в. тут выстроили Исторический музей, а перед Монетным двором в начале XVIII в. возвели новые здания, занимавшиеся впоследствии на протяжении многих лет различными административными учреждениями.

Постройка в конце XVIII в. Казаковым здания Сената существенно изменила облик Кремля со стороны Красной площади: вместо живописных вертикалей башенок и куполов церквей над стеной вылез плоский, длинный и скучный карниз, только несколько оживленный пологим куполом на оси Сенатской башенки. Особенно неприятно смотрелось сенатское здание, когда рядом с ним возвышались колоритные верхи построек Вознесенского монастыря. Этот контраст исчез в советское время, после возведения на месте монастыря здания военной школы с таким же унылым, как и сенатское, завершением.

В XIX в. ряды получили классическое оформление: перед ними поставили выразительный памятник Минину и Пожарскому, в 1875–1883 гг. на месте здания Земского приказа появилось большое строение Исторического музея, а в начале 1890-х гг. вместо старых рядов построили Верхние и Средние торговые ряды.

Так площадь дожила до советского времени, когда ее ансамбль, складывавшийся веками, стал интенсивно разрушаться. Снос великолепных Воскресенских ворот и Казанского собора, перенос памятника Минину и Пожарскому, постройка мавзолея Ленина, чуждого по формам русской архитектуре, обезобразили площадь; разрушились и визуальные связи – после возведения гостиницы «Россия» Покровский собор стал проецироваться на ее жесткий каркас, а гигантские строения гостиниц «Москва» и «Интурист» закрыли горизонт с севера (после долгих протестов общественности и «Интурист», и «Россию» снесли).

«Аптекарский огород», основанный в 1706 г., один из самых старых парков на территории Москвы.

Разрушений и искажений могло быть и много больше, если бы все предложения коммунистов были осуществлены. Было задумано снести здание Верхних торговых рядов (ГУМа) и на его месте воздвигнуть Дом промышленности; по одному из проектов (братьев Весниных) это было огромное сооружение, состоящее из четырех колоссальных объемов, связанных переходами-мостами на высоте нескольких десятков этажей. Другие проекты не уступали ему по гипертрофированному гигантизму и какой-то беспардонной навязчивости, с какой авторы сажали свои произведения почти на сам Кремль. Советские архитекторы, как вспоминал один из них, вдохновлялись тогда стихами Маяковского:

И шарахали бы, но тяжелая война, восстановление разрушений, нанесенных ею, отодвинули воплощение этих проектов, а после смерти диктатора вообще отказались от подобных затей.

Надо думать, что вне Кремля, признанного религиозного центра, приходские церкви строились с того времени, когда посад под кремлевскими стенами достаточно развился; возможно, что уже со второй половины XIII в. они были построены, конечно, сперва из дерева. Возможно, что на взгорье, на краю крутого холма, спускающегося к Москве-реке, стояло несколько деревянных церквей, где после взятия Казани в октябре 1552 г. Иван Грозный повелел выстроить необыкновенное сооружение, состоящее из девяти отдельных храмов на общем основании. В центре его высится шатровая Покровская церковь, освященная в честь праздника, напоминающего о «покрове», которым защитила русскую землю Богородица. Другое важное событие в жизни Московского государства – окончание Смуты – было отмечено возведением на другой стороне площади Казанского собора по обету князя Дмитрия Пожарского.

Красная площадь – место религиозных церемоний, крестных ходов из Кремля. Одним из самых известных было так называемое «шествие на осляти», воспроизведение въезда Христа в Иерусалим на молодом осле, приветствуемого народом, подстилавшим ветви пальм на дорогу. При отсутствии в Москве ослов вообще, а молодых в особенности, патриарх ехал на лошади, ведомой царем, а вместо пальм использовались вербы (поэтому и Вербное воскресенье). Процессия выходила из Спасских ворот, останавливалась у Лобного места и подходила к Входоиерусалимскому приделу Покровского собора, обозначавшему священный город Иерусалим. Другой крестный ход направлялся от Спасских ворот к Казанскому собору в воспоминание освобождения Москвы от польско-литовских интервентов в 1612 г.

Не миновали Красную площадь и иностранные посольства, как правило въезжавшие в Москву по Тверской улице и далее на площадь через Воскресенские ворота, следуя в Посольский двор. Вот как Бернгард Таннер, бывший в Москве с польским посольством в 1678–1679 гг., описывал въезд в Москву: «Наконец подъехали мы к Китай-городу, укрепленному лучше других частей… мы достигли площади, которая вся была вымощена гладкими бревнами… Проехав площадь, мы повернули в улицу налево и на великолепном, построенном для иноземных послов подворье… положили конец своему путешествию».

Красная площадь становится не только торгом и административным центром, но и городским форумом – не раз упоминают источники о том, как именно на Красной площади собираются москвичи всех сословий: посадский люд, торговцы, ремесленники, стрельцы.

После смерти Ивана Грозного и вступления на престол Федора Москва была взбудоражена слухами о заговоре боярина Бельского с целью сместить царя; толпы москвичей пришли 9 апреля 1584 г. на Красную площадь: «…народ всколебался весь без числа со всяким оружием». На площади стояли большие пушки, которые «всколебавшийся» народ захватил и повернул в сторону Фроловских ворот: «По грехом чернь московская приступила к городу большому, и ворота Фроловские выбивали и секли и пушку большую, которая стояла на Лобном месте, на город поворотили». Стрельцы, охранявшие Кремль, стали стрелять в толпу, убили 20 и ранили около 100 человек и уняли бунт, а Бельского сослали.

Во времена Смуты, когда в Москве обосновался Лжедмитрий, лелеявший планы широких реформ, ему противостояли бояре во главе с Василием Шуйским. Драки, грабежи, бесчинства наемников, которых привел с собой Лжедмитрий, вызывали в Москве возмущение. На рассвете 17 мая 1606 г. раздался звон колокола на Ильинской церкви (в начале улицы Ильинка), и толпы возбужденного народа ринулись на Красную площадь. Подстрекаемые боярами, они ворвались в Кремль, во дворец Лжедмитрия, который сумел убежать, пробраться в набережные палаты и выпрыгнуть из окна. Он вывихнул ногу, и стрельцы внесли его опять во дворец, где он и был убит заговорщиками. Из Кремля его труп вытащили на Красную площадь и положили рядом с Лобным местом вместе с маскарадной маской и дудкой скомороха.

На Красной площади трагически закончилась жизнь полководца Михаила Шеина, командовавшего в Смоленске, осажденном польскими войсками. Город был сдан русскими, и Шеина в неспокойной обстановке недовольства правительством в Москве обвинили во всех грехах и казнили. Ему обещали помилование в последний момент, он без страха положил голову на плаху, но желанного помилования не услышал – палач отсек голову боярину. Случилось это 28 апреля 1634 г.

В царствование Алексея Михайловича на Красной площади неоднократно происходили народные волнения. Правительство боярина Морозова, близкого к царю, ввело соляной налог, больнее всего ударивший по простому народу, и в июне 1648 г. разразился бунт, во время которого сожгли и разграбили дворы Морозова и его приближенных. Для того чтобы хоть как-то утихомирить разбушевавшиеся страсти, 3 июня к Лобному месту на площади к собравшемуся народу вышла представительная делегация во главе с патриархом. От нее потребовали выдать «головой» и Морозова, и пособников его. За Морозова вступился сам царь, а один из помощников Морозова, ненавистный глава Земского приказа Леонтий Плещеев, был прямо на площади буквально растерзан толпой. Впоследствии бунт удалось прекратить – выдали жалованье стрельцам, отправили Морозова в ссылку и удалили его пособников.

Еще раз увидела Красная площадь негодующую толпу через 14 лет, летом 1662 г.: разразился Медный бунт. За несколько лет до этого ввели медные деньги, которые имели хождение наравне с серебряными, но из-за огромного их выпуска и появления фальшивых монет они быстро обесценились – наступила страшная дороговизна на все, и в особенности на съестные припасы. В Москве, на Лубянке, появились «воровские» листы, в которых неизвестные авторы обвиняли влиятельных бояр и купцов. На Красной площади с утра 25 июля 1662 г. «внезапу возмутися народ; и яко волны морския волнующияся без ветров, тако и смущающияся человецы, шатающийся вне ума своего, наущением дияволским возмутиша народ». Собралось несколько тысяч человек, откуда часть их направилась в Коломенское требовать правды у царя Алексея Михайловича. Там с ними расправились с исключительной жестокостью верные царю войска.

Площадь была и местом городских казней. Как сообщала летопись, «царь Иван Васильевич казнил торговых людей на Пожаре и гостей многое множество». Их казнили у рва вдоль Кремлевской стены, и там же находились 14 небольших деревянных церквей «на мертвых, на костях и на крови убиенных» (эти церкви стояли и до Ивана Грозного и столь любимых им упражнений над людьми).

После страшного пожара 21 июня 1547 г. москвичи искали по всей Москве виновных, как думали они, бояр Глинских – ведь, как говорили сведущие люди, Анна Глинская «з своими детьми и с людьми волхвовала: вымала человеческия, да клала в воду, да тою водою, ездячи по Москве, да кропила, и от того Москва выгорела». Ее сына, князя Юрия Глинского, толпа нашла в Успенском соборе и, несмотря на то что там шла служба, убила его прямо в соборе, выволокла труп на Красную площадь и, «положиша перед торгом, идеже казнят».

Около Лобного места 6 июня 1671 г. четвертовали главу казацкого и крестьянского бунта Степана Разина – положили между двумя досками, отрубили сначала руки, потом ноги и потом уже голову…

На Красной площади в 1682 г. казнили старообрядца Никиту Добрынина, по прозванию Пустосвят, суздальского попа, характера дерзкого и задорного, выступавшего против нововведений Никона, – точно такого, каким его изобразил художник В.Г. Перов на большом историческом полотне 1881 г. «Спор о вере», хранящемся в Третьяковской галерее. Никита вместе с товарищами добился публичного диспута: «…приходил в Грановитую палату и при благоверных государынях царевнах, и при великом господине святейшем Иоакиме патриархе московском и всеа Русии и при властях… говорил поносные слова, чего и в мысль взять нельзя, и называл еритиком великого государя царя и великого князя Алексея Михайловича всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца». После диспута Никита вышел на Красную площадь, победоносно возглашая: «Победихом, препрехом и посрамихом!» Раскол распространился и в среде недовольных стрельцов, и Никита выступил их идейным руководителем. Но правительство нейтрализовало стрельцов, а зачинщика смуты, неуступчивого попа Никиту, 11 июля 1682 г. казнили на площади – отсекли беспокойную его голову.

Стрельцы не раз были причиной смут: недовольные потерей вольницы, притеснениями со стороны полковников, невыплатой жалованья, стрельцы взволновались и были готовы к выступлению против правивших тогда Нарышкиных. Стрельцы вступили 6 июня 1682 г. в Кремль, потребовали выдачи ненавистных бояр, которых убивали в Кремле и тащили на Красную площадь к Лобному месту: «…бежав стрельцы и салдаты в город в Кремль, и взбежали на Красная, и на Постельная крыльцо, и в царския хоромы, имали насильством своим… баяр, и окольничих, и думных, и стольников и метали с Верху, с Краснова крыльца на землю, а на земли рубили бердыши и кололи копьи… И порубили своим насильством бояр: баярина Артемона Сергеевича Матвеева взяли от самого государя и, выветчи, скинули на землю с Краснова крыльца и, подхватя на копьи, изрубили бердыши; баярина князь Григорья Григорьевича Ромодановского сыскали у патриарха и, выветчи перед приказы на площадь, изрубили бердыши и искололи копьи; боярина князь Михаила Юрьевича Долгорукова, ухватя в проходных сенех, изрубили на Красном крыльце; думнова дьяка Лариона Иванова скинули с Краснова крыльца и изрубили бердыши в части; сына Лариона Иванова Василья скинули с Краснова ж крыльца, изрубили бердыши; стольника Феодора Петровича Салтыкова изрубили у Мастерской полаты… А како в городе Кремле рубили, всех волочили к Лобному месту на площадь».

Царевна Софья и Милославские пришли к власти, воспользовавшись недовольством стрельцов, и на некоторое время Москва была полностью во власти буйствующих стрельцов. Они потребовали «учинить в Китае городе на Красной площади столб… каменной четвероугольный», который «свершили шатром и покрыли черепицею мурамленою и на нем прибили листы большия, подписаны со все четыре стороны», «тех побитых злолихоиметелев, хто за что побит, на том столбе имяна подписать, чтоб впредь иные, помня ваше государское крестное целование, чинили правду».

Однако стоял этот «памятник» стрелецкой вольницы недолго. Правительство Софьи, не заинтересованное в поддержке неуправляемых стрельцов, приступило к решительным действиям: стрельцов усмирили, а стрелецкий «памятник» на Красной площади 2 ноября 1682 г. сломали. Интересно отметить, что на этом практика ставить памятные обелиски не закончилась, приобретя зловещие формы. Через 15 лет после этих событий Петр I расследовал дело о заговоре стрелецкого полковника Ивана Цыклера с целью убить царя, которое закончилось казнью заговорщиков. В память об этом и был поставлен «столп» на Красной площади, но теперь вместо шатра с «черепицею мурамленою» он заканчивался пятью «рожнами железными», на которые воткнули головы казненных. В 1689 г. Петр I возвратился из-за границы и приступил к следствию («великому розыску») после восстания стрельцов. Их пытали и казнили во многих местах по всей Москве: в Преображенском, на Болоте, у Новодевичьего монастыря и во многих других местах, и в том числе на Красной площади, картину которой того времени восстанавливает В.И. Суриков на знаменитой картине «Утро стрелецкой казни» (1881).

Петр I железной рукой втаскивал Россию в Европу, не останавливаясь ни перед чем. Именно Красная площадь была свидетельницей многих событий, как жестоких, подобно казни противников реформ, так и более мирных. Новый год не от «сотворения мира», а от «Рождества Христова» с помпой отпраздновали на площади 1 января 1700 г.: 200 пушек палили целую неделю, «потешные огни» озаряли площадь, наполненную любопытными. На Спасской башне установили выписанные из Голландии часы «с перечасьем», то есть с колокольной музыкой, с циферблатом, разделенным на 12 часов, обозначенных римскими цифрами. Внизу, у ворот, поставили фигуры, одетые в заморские одежды, и тех, которые пытались войти в Кремль в старой долгополой одежде, задерживали и взимали немалый штраф. Читали указ: «…на Москве и в городах носить платья: венгерские кафтаны верхние длиною по подвязку, а исподние короче верхних тем же подобием…»

Тут же на площади выбрали и место для строительства совсем нового для москвичей развлечения – театра. Петр считал это важным государственным делом, он вынес театральные представления из дворцовых кремлевских покоев на открытую городскую площадь. У Никольских ворот в октябре 1702 г. стали строить первый публичный театр, законченный в сентябре следующего года, – большое деревянное здание «комедийной храмины», длиной 39 м и 13 м высотой, зал которого, украшенный сукном и росписями, вмещал около 500 человек.

Как писал автор мемуаров голштинский посол граф Бассевич, «в то время в Москве был театр, но варварский, какой только можно себе вообразить, и посещаемый поэтому только простым народом и вообще людьми низкого звания. Драму обыкновенно разделяли на двенадцать действий, которые еще подразделялись на столько же явлений (так на русском языке называются сцены), а в антрактах представляли шутовские интермедии, в которых не скупились на пощечины и палочные удары. Такая пьеса могла длиться в продолжение целой недели, так как в день разыгрывали не более третьей или четвертой ее части. Принцесса Наталия, меньшая сестра императора, очень им любимая, сочинила, говорят, при конце своей жизни две-три пьесы, довольно хорошо обдуманные и не лишенные некоторых красот в подробностях; но за недостатком актеров они не были поставлены на сцену».

Там играла труппа, нанятая за большие деньги в Данциге. Сначала это новое развлечение понравилось, но потом как-то приелось, и пришлось пойти на некоторые послабления в городе: в театральные дни позволялось «смотрящим всяких чинов людям российского народа и иноземцам ходить повольно и свободно и без всякого опасения, а в те дни ворот городовых по Кремлю, по Китаю городу и по Белому городу в ночное время до 9 часу ночи не запирать и с приезжих указной по воротам пошлины не имать для того, чтобы смотрящие того действия ездили в комедию охотно». Однако зрителей становилось все меньше и меньше, и 31 мая 1706 г. театр официально прекратил представления. Здание его еще некоторое время стояло на площади, но впоследствии материал его использовали при строительстве Арсенала, а остатки сгорели в пожар 1737 г.

Красная площадь предлагала и другие развлекательные зрелища для москвичей: в петровское время на ней неоднократно возводились триумфальные ворота в дни празднований различных событий, проходили процессии и маскарады, да и позже на площади устраивались развлечения для народа. Так, например, в 1831 г. газета «Московские ведомости» в отдельном объявлении сообщала о том, что у стены между Никольскими и Спасскими воротами будет представлено «невиданное до сего времени в здешнем климате зрелище, которое состоит в езде на трех собаках, тех самых, на которых ездят Колымские жители…».

Но конечно, самой главной на площади была торговля, которая производилась у Никольской и Спасской башен, по склону холма от Лобного места вниз к Москве-реке, а также напротив Кремля, между улицами Никольской, Ильинкой и Варваркой. Советник шлезвиг-голштинского герцога Адам Олеарий, видевший Москву в 30–40-х гг. XVII в., так описывал этот рынок: «Перед Кремлем находится самый большой и лучший во всем городе рынок, полный по целым дням торговцев, мужчин и женщин, рабов и праздношатающегося народа… На рынке и соседних с ним улицах устроены известные места и лавки для всякого рода товаров и промышленных изделий, так что в одном месте можно найти только одинаковые товары. Продавцы шелковых, суконных товаров, седельники, сапожники, портные, скорняки и другие – каждый имеет свои особые улицы, в которых и торгуют своими товарами».

Оживленная торговля на лотках, с рук шла и на самой площади. Как писал другой иностранец, Бернгард Таннер, «любо в особенности посмотреть на товары или торговлю стекающихся туда москвитянок: нанесут ли они полотка, ниток, рубах или колец на продажу, столпятся ли так позевать от нечего делать, они поднимают такие крики, что новичок, пожалуй, подумает, не горит ли город, не случилось ли внезапно большой беды». То там, то тут можно было увидеть ремесленников. Вот у Никольской башни лудили посуду, и тут же собирались блинники и пирожники, под платформами, на которых стояли пушки, были открыты лавки и харчевни. Между Никольской башней и Воскресенскими воротами Китай-города большое место занимал государев отдаточный двор, откуда служилые люди забирали жалованье натурой – зерном, мукой, сукном, водкой.

Много раз власти пытались хоть как-то урезонить эту торговую вольницу. Так, например, в 1649 г. «Великий Государь указал: Красную площадь ведать по прежнему в приказе Большия Казны и с тое Красной площади лавки и шалаши и всякое лавочное строение сломать, и впредь на той Красной площади для торгу никакому строению не быть и никакими товары и съестным харчем не торговать; а торговать всякими товары в тех рядех, в которых которыми товары торговать указано». Еще в конце XVI в., для того чтобы хоть немного упорядочить торговлю, напротив Кремля возвели каменные ряды. Остатки их, возможно выстроенные на месте еще более старых деревянных лавок, были найдены в конце XIX в. при постройке современного ГУМа (Верхние торговые ряды). В 1676 г. пришлось подтверждать «именной с Боярским приговором» указ «О неторговании на Красной площади… разными мелочными товарами, кроме рядов», подтверждая им предыдущие постановления: «…а которые всяких чинов торговые люди ныне торгуют на Красной площади и на перекрестках и в иных неуказных местах, поставя шалаши, и скамьи, и рундуки и на веках всякими разными товары, и те шалаши, и скамьи, и рундуки, и веки с тех мест указал Великий Государь сломать, и впредь на тех местах никому никакими товары не торговать, чтоб на Красной площади и на перекрестках и в иных не в указных местах от тех торговцов проезду и утесненья не было… А которые люди с сего Великаго Государя указу впредь учнут на Красной площади и на перекрестках и в иных не в указных местах, поставя шалаши, и скамьи, и рундуки, и на веках всякими товары торговать: и тех людей, имая, приводить в приказ Большаго Прихода и чинить им наказанье… и о том прокликать бирючу по многие дни, чтоб Его Великаго Государя указ всем был ведом». Почти через 20 лет опять пришлось объявлять указ, на этот раз о «неторговании на Красной площади рыбою», так как «от тех неуказных торгов Красной площади многое утеснение и от безоброчнаго торгу в сборе их государской денежной казны чинится недобор большой».

Постепенно удалось загнать торговый люд в каменные ряды, ставшие на сотни лет основным торговым центром Москвы. В конце XVIII в. площадь расчистили, ряды закрыли сплошной двухэтажной аркадой, в центре которой красовался портик. На протяжении многих лет ряды ремонтировались, достраивались, изменялись, так что постепенно превратились в сложный лабиринт слабо освещенных проходов и переходов, заполненных множеством лавочек.

Торговля процветала и напротив рядов, у Спасской и Никольской башен, на мостах, перекинутых через ров у Кремлевской стены. Этот род назывался Алевизовым – его сделал зодчий Алевиз-фрязин в 1508 г. Это было крупное сооружение, шириной 36 м, глубиной от 10 до 13 м, в который пустили через подземный тоннель воду реки Неглинной. Ров обложили белым камнем и оградили невысокими кирпичными стенами с зубцами, похожими на кремлевские.

Спасский мост через ров был довольно большим – он достигал 21 сажени в длину, то есть почти 45 м, а в ширину имел около 10 м, и по сторонам его находились торговые лавки, как обыкновенно было на всех средневековых мостах. Рядом с мостом стоял патриарший Тиунский приказ, ведавший священниками и взиманием налогов с них. Здесь собирались бесприходные попы, которых нанимали служить разные религиозные отправления. В ожидании клиентов они, как сообщали власти, «безчинства чинят великия, меж себя бранятся и укоризны чинят скаредные и смехотворныя, а иные меж себя играют, и борются, и в кулачки бьются». Много раз духовные власти пытались прекратить эти сборища, их участников штрафовали, наказывали плетьми, высылали, но еще в конце XVIII в. митрополит с возмущением опять отмечал, что они «великия делают безобразия… произносят с великою враждою сквернословную брань, иногда же делают и драку», и прекратилось это только после чумы 1771–1772 гг.

Спасский мост (и шедший от него по направлению к Ильинке бревенчатый настил, также называвшийся «мостом») был родоначальником московской книжной торговли. На нем с давних времен продавались рукописные и печатные книги, необходимые для религиозных служб, а потом и гравированные листы, лубочные картины, сатирические народные произведения, как, к примеру, «Суд Шемякин», «Брюсов календарь» с предсказаниями, «Хождение попа Саввы, большой славы», который «живет и за рекою, а в церкву ни ногою; люди встающе, а он по приказам волочится; ищет, с кем бы ему потягатца и впредь бы с ним не видатца…». На Спасском мосту находилась известная в Москве книжная лавка Василия Киприанова, которая занимала первый этаж двухэтажного дома, «идучи из Кремля города из Спаских ворот на правом стороне подле Спаского мосту», там же был и «кофейный дом», где «содержитца им по отдаче из откупа чаи и кофе и протчие заморские питья», а на втором этаже располагалась его библиотека, открытая для посещения. Это был тот самый Киприанов, который предложил Петру I создать новую типографию, в которой намеревался печатать гравированные листы и гражданские книги с новым шрифтом, – 30 мая 1705 г. считается началом «гражданской печати» в России. В этой типографии печатали и знаменитый «Брюсов календарь».

Первым из букинистов на Спасском мосту начал торговать старинными рукописями Игнатий Ферапонтов, который, «читая и перечитывая книги, сколько ему время дозволяло… собственным любопытством и опытом дошел до того, что… некоторые из почтеннейших наших любителей и знатоков русских древностей считают себе за честь советоваться с ним…», как писал о нем историк К.Ф. Калайдович. Многие рукописи в знаменитых собраниях А.И. Мусина-Пушкина, Ф.А. Толстого, П.П. Бекетова были приобретены на Спасском мосту. Наследники его также торговали там еще в начале XIX в. Один из спасских книжников, Яков Добрынин, первым стал продавать новиковскую «Древнюю Российскую Вивлиофику», публикацию редких исторических документов («вивлиофика» – по-гречески «библиотека»). Здесь же начинал свою торговлю и знаменитый книговед Василий Сопиков, составивший «Опыт российской библиографии, или Полный словарь сочинений и переводов…», первый генеральный каталог русских книг, или «репертуар», вышедший в пяти томах в начале XIX в.

Рядом с мостом стояло большое каменное здание, так называемая Библиотека, которая, по мнению историка И.Е. Забелина, также была связана с книжной торговлей. Возможно, что именно в этом доме находились лавки известных книгопродавцов, объявлявших в «Московских ведомостях» о своей торговле. Вот Семен Глазунов торгует на Красной площади, «идучи от Спасских ворот на первую лестницу», а у Матвея Глазунова продается некая «Механическая книга» вместе с сочинением Вольтера. После пожара 1812 г. и перестройки Красной площади книжники перебрались от Спасской башни к Никольской.

Не только книги продавались на Спасском мосту: рядом был и Кофейный дом, упоминаемый в 1730 г., на мосту продавалась и вейновая водка (род крепкого ликера).

Мост был разобран уже после наполеоновского нашествия 1812 г., когда Красную площадь приводили в порядок. Тогда ряды на восточной стороне закрыли строгим классическим фасадом с торжественным колонным портиком в центре, у Кремлевской стены высадили деревья и устроили бульвар, на месте засыпанного Алевизового рва между зданием городской думы и Магистрата и Кремлевской стеной сделали проезд (ныне он называется Кремлевским), в 1818 г. открыли памятник Минину и Пожарскому, героям ополчения 1612 г., что перекликалось с победой, одержанной спустя 200 лет. Именно тогда, после победоносного окончания Отечественной войны, Красная площадь приобрела значение парадного форума не только Москвы, но и всей России. Правда, сразу же после освобождения на Красную площадь, куда сходились москвичи, переместились и торговцы. Как вспоминал очевидец, «теперь есть базар из возов на Красной площади, по обеим сторонам построены в два ряда деревянныя лавочки, наподобие бывших хлебных и табачных».

Но постепенно площадь теряла значение торгового центра – ведь с ростом города во многих его местах появились новые рынки и магазины. Еще больший порядок внесло появление на Красной площади монументальных строений, предназначенных для торговли. Почти одновременно на восточной стороне начали возводить огромные по тому времени, да и сейчас не маленькие, здания Верхних и Средних торговых рядов. Приверженные старине купцы, привыкшие к тесноте, темноте и грязи, сопротивлялись изо всех сил, но пришлось уступить прогрессу. В 1890 г. заложили огромное здание Верхних торговых рядов (проект архитектора А.Н. Померанцева), открытое в конце 1893 г., а в 1890–1894 гг. возвели Средние торговые ряды (архитектор Р.И. Клейн). Новые здания, несмотря на свои размеры, отнюдь не подавили древние кремлевские памятники, а послужили в общем ансамбле площади ровным нейтральным фоном.

Площадь оживлялась довольно редко, весь год она была пустой, оживляясь только на вербный базар, проходивший перед Пасхой. По описанию московского бытописателя Петра Вистенгофа, опубликованному впервые в 1842 г., «в Москве с наступлением весны в вербную субботу начинается первое (летнее) гулянье. Оно бывает в экипажах по главным московским улицам, прилегающим к Кремлю, и вокруг самого Кремля. Тут в первый раз появляются весенние моды наших щеголей и щеголих; при благоприятной погоде бывает большое стечение народа, и в то время, когда тянутся бесконечные цепи новых, прекрасных экипажей, тротуары и средины улиц наполнены толпами народа; простолюдины перемешаны с дворянством и купцами, проходят в Кремль и на Красную площадь, где обыкновенно бывает центр гулянья. Тут цепи карет тянутся иногда в шесть рядов; между ними рисуются верхами московские молодые денди. На этом гулянье в первый раз встречаются новые лица юношей, одетых уже щеголями, тогда как прошедшим летом они считались еще детьми. Гулянье продолжается до сумерек, и спустя четверть часа после разъезда шумные, веселые площади и улицы представляют одну смирную пустыню».

На площади шумно проходил вербный базар:

«На вербе Красная площадь вся в звуках и криках. Писк „умирающих чертей“, свистки, трещотки, хлопушки… Общая толчея… Среди нее выкрики вербных торговцев:

– Вот для Пасхи запаски – поросята и колбаски!

– А вот повара-доктора…

– Теща поколела, язык продать велела… Надо купить, барин!..

– Ванька-встанька, не гнется, не ломается, сам поднимается!..

– Отчаянные морские жители!

Шумно, весело, крикливо… толпа все пребывает и растет».

В начале XX столетия на площади появились трамваи: прогресс многолик и часто приходит в явное противоречие со здравым смыслом – так, отцы города в 1909 г. утвердили прокладку трамвайных путей по Красной площади с путевой петлей вокруг памятника Минину и Пожарскому. В обществе горячо обсуждались вопросы о возможности такого на Красной площади. Вот создатель Музея изящных искусств профессор И.В. Цветаев счел возможным трамвай здесь: «Всюду и везде эпоха требует уступок. То, что было не нужно сто лет тому назад, теперь оказывается нужным и обойтись без этого нельзя. Физиономии городов меняются всюду – и у нас, и за границей. Самые старые города постепенно теряют свою физиономию. Так и Москва. Разве 20–30 лет тому назад Москва была такою, какою она стала теперь?» – но художник В.М. Васнецов был резко против: «По красоте своей и историческому значению Красную площадь можно сравнить с площадью Св. Марка в Венеции. Много народа приходит в Москву, приезжают также иностранцы, чтобы взглянуть с Красной площади на Кремль, на памятник Минину и Пожарскому, составляющий гордость и славу России, на собор Василия Блаженного. Нельзя будет любоваться памятниками, если они будут загромождены трамвайными столбами, будут перепутаны целой сетью „колец“ и „петель“ и по площади будут сновать взад и вперед вагоны. Везде памятники строго охраняются, и только у нас, в России, они находятся в таком запустении».

Мимо всемирно известных памятников архитектуры и истории загромыхало самое популярное транспортное средство, площадь покрылась путями и была загромождена столбами с подвешенными проводами. Московское археологическое общество выступило с резким протестом: «Московская городская управа обязана была отнестись к вопросу о видоизменении Красной площади с особой осторожностью и вниманием и не имела никакого права портить единственный в своем роде на Руси памятник Отечественной истории, замечательный по своей своеобразной красоте и величественности», протест направили и в Петербург. Император создал комиссию, которая все-таки дала согласие провести линию по Красной площади к Замоскворечью, но ближе к стене. Хорошо еще, что не проложили наземную линию метро, а ведь по проекту она должна была пройти здесь…

Однако все это было сущим пустяком по сравнению с тем, что пришлось пережить площади после взятия власти большевиками. Красная площадь – главная площадь Москвы – была религиозным, общественным, торговым центром города, но только не кладбищем политических деятелей. Эта нелепая идея возникла сразу же после завоевания власти коммунистами и позднее превратилась в почти религиозный культ поклонения «уважаемым» мертвецам.

В результате вооруженной борьбы в октябре – ноябре 1917 г. с обеих сторон было убито около тысячи человек. Скорбящая Москва хоронила своих защитников на Братском кладбище (у села Всехсвятского), после отпевания в церкви Большого Вознесения, а захватившие власть большевики закопали своих не на каком-либо городском кладбище, а прямо у стены, на бульваре Красной площади. Один из очевидцев записал в дневнике тогда: «На Красной площади без церковной обрядности похоронено более 400 человек. 3-го числа на Братском кладбище состоялись трогательные похороны по христианскому обряду 37 молодых людей (юнкеров, студентов, сестер милосердия), погибших в неравном бою с большевиками. Говорят и пишут, что их провожала несметная толпа. На могилах говорились речи, из коих речь Н.И. Астрова довела меня до слез. Он сказал что нужно, и, может быть, его слова проймут озверевшие сердца наших настоящих властителей».

В 1918 г. они взялись за монументальную пропаганду, в разных местах города поставили памятники «революционерам», многие из которых представляли собой какое-то дикое нагромождение. На Красной площади у Лобного места скульптор С.Т. Коненков представил аляповатые, грубо раскрашенные деревянные фигуры, должные изображать Разина с его «ватагой». Это не могла выдержать и новая власть: вскоре все было убрано.

И после 1917 г. у Кремлевской стены продолжали хоронить: там находились могилы председателя Всероссийского исполнительного комитета (то есть формального главы государства) Я.М. Свердлова, журналиста В.В. Воровского, убитого эмигрантом, американского журналиста Д. Рида, заведующей женским отделом Центрального комитета партии Инессы Арманд и др.

У стены решили похоронить умершего в 1924 г. после длительной болезни В.И. Ленина. В страшные январские холода на месте кирпичной трибуны срочно выдолбили котлован, над которым поставили дощатый павильон. Когда выяснилось, что тело можно поддерживать неопределенно долго в нетленном состоянии, то возвели постоянную гробницу, где выставили его на всеобщее обозрение. Так в центре Москвы, у стен Кремля, большевики устроили кладбище, рядом с которым теперь устраивают концерты, катания на коньках и прочие увеселения.

Гробница Ленина в течение многих лет служила местом, откуда партийная верхушка наблюдала за военными парадами и народными демонстрациями, обязательно проходившими два раза в году – на Первое мая и Седьмое ноября. Справа и слева от гробницы устроили пологие трибуны, на которых помещались особо приглашенные лица. Первые демонстрацию и парад устроили уже через полгода после взятия власти – 1 мая 1918 г. Перед демонстрацией по площади прошли войска Красной армии с тачанками, пулеметами и пушками. Парады потом повторялись довольно часто, и проходили они не только на Красной площади, но и в других местах города – на Театральной площади и Ходынском поле. На Красной площади состоялся памятный парад 7 ноября 1941 г., когда прошли воинские части, отправлявшиеся на фронт, проходивший близко от столицы, а также тот парад, который ознаменовал конец долгой и кровопролитной борьбы с нацистами, – 24 июня 1945 г. на площади выстроились посланцы от боевых фронтов, одержавших победу.

Коммунисты не относились к Красной площади как к чему-то неприкосновенному. Для беспрепятственного проезда механизированных колонн военной техники и радостных толп демонстрантов в 1929 г. сломали уникальные Воскресенские ворота, несколько позже убрали с площади памятник Минину и Пожарскому и снесли отреставрированный Казанский собор.

В 1930-х гг. московскими архитекторами интенсивно разрабатывались проекты коренной перестройки Москвы и, конечно, особое внимание уделялось центру города, местностям, прилегающим к Красной площади. Были представлены несколько проектов дома Наркомтяжпрома на месте ГУМа: Н. Ладовского – в 1934 г., огромное сооружение из двух башен братьев Весниных – в 1936 г., здание, состоящее из нескольких объемов, К. Мельникова – в 1934 г.

Искусствоведы утверждали, что здания этого «тяжпрома» и Дворца Советов будут образовывать «ансамбль» с Кремлем, который по величине был несравним с обоими зданиями. Однако как и Дворец Советов, так и эти проекты «благодаря» войне не были осуществлены, удалось только почти полностью разрушить Зарядье: начали еще до войны и закончили постройкой уродливого здания гостиницы «Россия», чей фасад проецировался на храм Василия Блаженного. После войны перед архитекторами и скульпторами поставили задачу воздвигнуть на Красной площади памятник Победе. Сохранилась любопытная стенограмма совещания, состоявшегося в 1947 г., на котором видные советские архитекторы и скульпторы обсуждали, как выполнить эту задачу. «ГУМ мешает Красной площади», – говорил архитектор Щусев. Это «неприятное пятно», как он выразился, надо бы закрыть трибунами и перед ними поставить памятник или же поставить его перед Историческим музеем, фасад которого тогда «можно хорошо переделать», а то и совсем снести музей; а скульптор Меркуров решил сломать Сенатскую башню и на ее фундаменте поставить фигуру Сталина (собственного, конечно, производства), а на замечание, что это «может убить Спасскую башню», невозмутимо заметил: «Ну и пусть убьет» (!).

От разрушения Красную площадь спас лишь недостаток денег…

В советское время Красная площадь была свидетелем протестов честных людей, тех, кто не мог примириться с действиями коммунистов. Так, 25 августа 1968 г. на площадь к Лобному месту вышли Константин Бабицкий, Лариса Богораз, Наталья Горбаневская, Вадим Делоне, Владимир Дремлюга, Павел Литвинов и Виктор Файнберг, протестуя против вторжения советских войск в Чехословакию. Они развернули плакаты «Руки прочь от ЧССР!» и «За вашу и нашу свободу». Их избили и арестовали, за демонстрацию они поплатились годами лагерей, ссылок и спецпсихбольниц. Уже в наше время, 18 ноября 1999 г., у Лобного места развернули плакаты честные люди, протестовавшие против бойни в Чечне.

Главная площадь столицы привлекает и любителей приключений. Так, 27 мая 1987 г. 19-летний Матиас Руст прилетел из Западной Германии на небольшом самолете через все посты противовоздушной обороны. Он приземлился на Москворецком мосту и накатом доехал к собору Василия Блаженного, где и был арестован. Следствием его эскапады были суд, давший ему четыре года (через год его освободили), и перетряска кадров высших военачальников, которые, конечно, объяснили всю эту историю не своими позорными ошибками, а происками западных заговорщиков, поставивших себе целью «опорочить» нашу армию (!), что по их логике блестяще удалось.

Полет Руста вызвал немало сатирических откликов в СССР. Вот отрывок из стихотворения Игоря Иртеньева, широко ходившего тогда:

Но не только такого сравнительно невинного поступка малолетнего шалопая была свидетелем Красная площадь. На ней 6 ноября 1942 г. завязался настоящий бой – тогда автомобиль, в котором находился Микоян, выехал из Спасских ворот и был обстрелян с Лобного места. Из машины охраны и с площади к Лобному месту бросились несколько охранников, начавших перестрелку. Только взрывы двух гранат заставили одиночку-террориста сдаться. Им оказался некий ефрейтор зенитного полка, давно задумавший антисоветский террористический акт. Его отдали под суд, приговор которого – расстрел – был приведен в исполнение только через восемь лет.

В 1998 г. на площади появились ограждающие ее невысокие бетонные обелиски – после террористического акта, когда автомашина пенсионера с самодельными бомбами взорвалась у Спасских ворот.

С отстранением от власти коммунистов Красная площадь возродилась: с ее северной стороны были восстановлены собор Казанской иконы Богоматери и Воскресенские ворота, перестали проходить «всенародные» демонстрации и обязательные парады военной техники. Несмотря на потуги невежд патриотов, которые, пользуясь недостоверными сведениями или же неприкрытыми домыслами, пытались придать ей какую-то сакральность, священный смысл, выдать за заранее обдуманную, некую «благодатную схему», она в последнее время приобрела значение обыкновенного общегородского развлекательного центра.

Красная площадь стала ближе, обыкновеннее, стала частью обыденной жизни москвичей. Теперь на Новый год сюда приходят не одни иностранцы, движимые любопытством к экзотическому, но и очень многие россияне; проходят концерты и гулянья.

Описание зданий на Красной площади здесь будет вестись по часовой стрелке, начиная с Верхних торговых рядов (нынешнего ГУМа) и заканчивая недавно восстановленным Казанским собором.

Верхние торговые ряды

Казалось бы, такое большое здание, как ГУМ, – длиной четверть километра – должно подавлять все на Красной площади. Однако нет, и причиной этому – отсутствие крупных отчетливых членений фасада, который почти плосок, ровен, покрыт, как ковер, узором мелких декоративных украшений в духе русской архитектуры XVII в. Здание служит нейтральным фоном для резких, четких форм собора Василия Блаженного и чеканных силуэтов башен Кремля.

Торговля на месте современного здания ГУМа обосновалась не позднее XV в. (но, может быть, и ранее). Первые изображения торговых рядов появились на видовых рисунках-планах Москвы. Так, на перспективном изображении города из атласа амстердамской фирмы «Блеу», сделанном в 1598–1599 гг., по восточной границе Красной площади, между улицами Никольской и Варваркой, а также от Варварки по направлению к берегу Москвы-реки, нарисованы длинные строения лавок, а на подробном плане Кремля из того же атласа, показывающем и Красную площадь, по ее восточной стороне торговые строения даны более детально.

Ряды, которые назывались Верхними, занимали весь квартал между Никольской и Ильинкой, между Ильинкой и Варваркой – Средние торговые ряды, и далее к набережной Москвы-реки спускались строения Нижних торговых рядов.

За строгим регулярным фасадом торговых рядов, образованным последовательностью арок, находилось множество лавок, располагавшихся параллельными рядами, – отсюда и название «торговые ряды». Многие иностранные путешественники обязательно рассказывали о московских рядах, с одобрением отмечая, что в каждом ряду продавался только свой товар, и такое строгое разделение сохранялось много сотен лет.

Швед Петр де Эрлезунда, побывавший в Москве в начале XVII в., писал, что на главном московском рынке, «на каждой [его] улице встречаются особенные и разные товары, так что на одной из них совсем не те, что на других»; поляк Самуил Маскевич отметил, что «трудно вообразить, какое множество там лавок, какой везде порядок – для каждого рода товаров, для каждого ремесленника, самого ничтожного, есть особый ряд лавок, даже цырульники бреют в своем ряду». Павел, дьякон, приехавший в Москву с епископом Елассонским, писал, что Ряды разбросаны от одного края площади до конца ее и большая часть их выстроена из камня; ставни лавок из чистого железа и даже двери складов. Зимою вставляют в окна, по их размеру, куски льда с реки в виде оконниц: они просвечивают лучше хрусталя. Напротив рядов находятся винные погребки, построенные из кирпича и камня, холодные летом и теплые зимой. Для книг есть особый ряд, для икон особый; есть ряд для новых облачений, другой для колоколов, кадильниц и водосвятных сосудов; есть ряд для ладана, другой – для свечей. Что касается ряда золотых дел мастеров, то большая часть его предназначена для серебряных окладов икон и их золочения. Есть ряд для монашеских мантий, ряс и шапок и черных саванов, с изображением крестов на них. В каждом ряду есть большие сторожевые собаки; от одного конца ряда до другого укрепляется длинная веревка, а на ней блок; когда наступит вечер, привязывают веревку к шее собаки, а также к [блоку] той [длинной] веревке, и собака без устали бегает от начала ряда до конца. Есть ряд для железных вещей: принадлежности для дверей, окон и пр.; больших котлов, уполовников, сковород – все из чистого железа, превосходной работы. Есть ряд для чудесных выпуклых и гладких оконниц из каменного хрусталя (слюды), который не ломается, но гибок, как бумага. Есть у них ряд, который они называют Бит-базар, т. е. Ветошный ряд; в нем продают всевозможную одежду, оружие и редкости новые и старые».

Верхние торговые ряды, ныне ГУМ

Во многих сочинениях о Красной площади написано, что каменные лавки вместо деревянных были построены в 1598/99 г. «Царь и великий князь Борис Федорович всеа Русии велел зделать в Китае-городе лавки каменные во всех рядех своею царскою казною, и покрыть под одну кровлю, и збирать с тех лавок каменных, что изошло, погодно деньги, не вдруг, на чьех местех те лавки строены, для извороту торговых людей». Но возможно, он выстроил в то время только фасадную часть перед рядами, возведенными при Иване Грозном после пожара 1547 г., хотя, вероятно, ряды существовали на Красной площади еще раньше: так, например, известно о Сурожском ряде, который возник, очевидно, в XV в.

При Годунове на Красную площадь стали выходить аркады, за которыми скрывались старые лавки, среди которых, возможно, было немало деревянных, с крытым проходом на столбах перед ними. Об этих столбах упоминается в переписи 1626 г., опубликованной И.Е. Забелиным. Почти через 100 лет, после пожара в 1710 г., сообщалось, что в рядах погорело много деревянных лавок, которые предписывалось не восстанавливать, а строить вместо них каменные. Петр I послал тогда письмо московскому коменданту князю Гагарину: «Господин Полковник и Комендант! Письмо Ваше, писанное из Москвы Апреля от 4 дня, до Нас дошло, в котором пишете, что на Москве многие ряды выгорели и что Вы объявили указ, дабы вновь на тех местах строили каменные, то изрядно; а что Мы на прошлой почте писали к Вам, дабы дать в том строенье сроку на год, того ныне не делай и подтверди еще указом, дабы на погорелых местах, конечно, делали каменныя лавки, для того, ежели им построить деревянные на один год, то лишний убыток будет». Но и много позже в торговых рядах было немало деревянных строений, только постепенно заменявшихся каменными. С развитием торговли, уничтожением внутренних таможенных пошлин Москва все более и более становится средоточием и распределительным центром российской внутренней торговли. Так, судя по сборнику «Состояние города Москвы», составленному в 1775 г., «главнейшие протоки, через которые течение всей московской торговли, как для самого города, так и для прочих в России городов, разливается, суть расположенные в Китай-городе ряды». Авторы сборника подсчитали, что тогда в 53 рядах было «лавок, палаток, ларей 3732, да погребов 80». Расширение торговли заставило московские городские власти в 1785–1786 гг. надстроить ряды с фасада по Красной площади вторым каменным этажом. Историк Москвы П.В. Сытин сообщает, что тогда количество лавок достигло 4075. На площадь выходил парадный арочный фасад рядов, выделенный десятиколонным портиком. Архитектурный прием – соединение однотипных арочных ячеек торговых лавок в единый организм – стал с тех пор характерным для многих городов России.

Напротив примерно в то же время строилась симметричная линия рядов вдоль кремлевских рва и стены, с окончанием их строительства Красная площадь приобрела замкнутый характер: ее длинные восточная и западная стороны образовывали одинаковые аркады лавок, а торцевые южная и северная стороны замыкали перпендикулярные выступы рядов.

Такой площадь дожила до 1812 г. Вечером первого дня вступления французов в Москву огонь занялся в нескольких местах, и в том числе в Скобяном и Москательном рядах. Чиновник Вотчинного департамента, находившийся в здании Сената в Кремле, писал, что пламя показалось 2 сентября в 8 часов вечера. Те, кто был в то время в 15 верстах от города, «увидели в городе пожар: это было только начало, – говорит очевидец. – В продолжение ночи пожар усилился, и поутру 3 сентября уже большая часть горизонта над городом обозначилась пламенем. Огненныя волны восходили до небес, а черный густой дым, клубясь по небосклону, разстилался до нас. Тогда все мы невольно содрогались от удивления и ужаса… Место удивления заступило негодование. „Вот тебе и златоверхая Москва! Красуйся, матушка, русская столица!“ – говорили солдаты».

Настоятель французской церкви аббат Сюрюг писал: «В ночь на 4 сентября пожар принял чудовищные размеры. Никто не спал. Сорвавшаяся буря неистово погнала пламя и обвила Москву ослепительно-ярким огненным венцом. Вопли народа, плач детей, барабанный бой, колокольный набат, грохот падающих стен и трескотня прорывавших воздух ружейных выстрелов – все это слилось в потрясающий хорал, который покрывался порывами отчаянно гудевшаго ветра. С колоколен срывались колокола и падали с глухим звоном, огромныя головни летали из улицы в улицу, пылающия бревна перекидывались с дома на дом и, обрушившись, разсыпались каскадами искр. Огонь яростно впился в Винный двор и сальные заводы, сразу охватил их, багровыми змеями извивался по крышам, выметывался в окна и с оглушающим шумом высоко швырял лопавшиеся и объятыя голубым пламенем бочки со спиртом. Спугнутые с гнезд голуби в Охотном ряду кружились над огнем, нигде не находя себе приюта. Сорвавшиеся с узды лошади с диким ржанием скакали в разныя стороны. С жалобным воем метались собаки. Жители изступленно вытаскивали из домов образа, ставили их у ворот и, опаленные, задыхаясь от дыма, бросались, сами не зная куда».

Пожар принес городу огромные разрушения: из шести с половиной тысяч домов осталось около двух с половиной, особенные потери были в центре города. Москва лишилась множества уникальных культурных ценностей – дворцов, книжных и живописных собраний, научных коллекций. Сгорели театры, мосты, церкви, лавки, фабрики, жилые дома и богатых и бедных… Как рапортовал московский обер-полицмейстер, «все места, где были торговые ряды, ныне вызженные, покрыты пеплом и обломками взорваннаго строения».

Возрождать Москву начали уже через несколько месяцев после изгнания Наполеона – причем обращалось внимание не только на восстановление сгоревшего, но и на перепланирование и постройку новых зданий и сооружений.

По плану предполагалось разобрать мосты, перекинутые через ров к Спасским и Никольским воротам, убрать лавки, закрывавшие собор Василия Блаженного, и отстроить заново сгоревшие каменные лавки на восточной стороне Красной площади. Около Кремлевской стены лавки не восстанавливались, как «почти до основания разрушенные», и их предназначено было «сломать и ров засыпать», открыв вид на стену. На месте лавок планировался «бульвар в два ряда деревьев».

Интерьер Государственного универсального магазина (ГУМ, бывшие Верхние торговые ряды)

Проект фасада Верхних торговых рядов, как и «кондиции» и смету на строительство, составлял фактический руководитель архитектурной части Комиссии для строений Осип Бове. Согласно архивному документу, строительство закончили 23 ноября 1815 г. На Красную площадь выходил теперь новый, закрывший старые ряды лавок фасад, спроектированный Бове по канонам классической архитектуры: центр здания был выделен торжественным колонным портиком и невысоким куполом, а его боковые части отмечены далеко выступающими ризалитами (они назывались в народе «глаголями», так как имели форму буквы «г», в старой азбуке «глаголь») с шестиколонными портиками. Все они были украшены барельефными изображениями женских фигур с лавровыми венками, символизировавшими Славу, а главный портик нес герб Москвы. Позднее торжественно-патриотическое звучание площади было усилено установкой напротив центрального портика Верхних торговых рядов памятника Минину и Пожарскому. Как отмечал лучший и самый подробный путеводитель по Москве начала XIX столетия, «новые Торговые ряды имеют хорошую форму, особенно прикрытые 1815 года колоннадою, они составляют отличное наружное украшение площади».

Ряды состояли из 32 каменных корпусов, в которых находилось более тысячи торговых помещений, площадью от 340 квадратных аршинов (примерно 170 кв. м) до полутора квадратных аршина (около 0,7 кв. м).

Сохранилось много воспоминаний о торговых рядах на Красной площади, они неоднократно упоминаются в литературных произведениях, живописуются художниками. Каждый писавший о Москве обязательно подробно рассказывал о рядах, которые в московском обиходе назывались просто «городом», о товарах, продававшихся там, об обычаях, царивших в них, часто сравнивая московские ряды с восточным базаром. Заваленные товарами, полутемные и запутанные переходы, в которые выходили многочисленные лавочки, оглушительные крики продавцов, завлекающих покупателей, – все это было характерным для московских рядов. Удобств не было никаких, а зимой тут царил леденящий холод: ряды, из-за боязни пожаров, не отапливались – продавцы отогревались горячим сбитнем, напитком из воды с медом и специями, и борьбой на кулачках или перетягиванием каната. Нравы, царившие в «городе», были притчей во языцех. Журнал «Московский вестник» писал в 1830 г.: «Вот идет задумчивый и порядочно одетый господин, преследуемый огромною стаею рядской сволочи, наперерыв желающей заманить его в свои лавки с уверением, что в них все есть. Посмотрите, как изображается негодование на лице господина, как затыкает он уши, как ищет средства ускользнуть от напасти. Все напрасно: он уж в кохтях…»; а вот слова очевидца конца XIX столетия: «…робкого, обалделого покупателя, случалось, приказчики прямо-таки затаскивали к себе в лавку силой; навязывание товара было прямо невозможное, но московский обыватель средней руки чувствовал себя хорошо в такой обстановке, любил „город“ и все свои покупки делал именно там. Отправляясь в “город“, почти с таким чувством, как охотник-стрелок в дупелиное болото, – в большинстве это бывали дамы, – покупатель знал, что его ожидает, и готовился к борьбе. И не напрасно, ибо в „городе“ запрашивали безбожно, подсовывали разный испорченный товар и вообще старались всячески обмануть покупателя, смотря на него как на жертву и совершенно не заботясь о репутации фирмы; да таковая и не страдала от случаев явного обмана неопытного, наивного покупателя. Обыватель мирился с правилом: „Не обманешь – не продашь“, входя в положение торговца. Продавец и покупщик, сойдясь, сцеплялись, один хвалил, а другой корил покупаемую вещь, оба кричали, божились и лгали друг другу, покупщик сразу понижал наполовину, а то и больше запрошенную цену; если приказчик не очень податливо уступал, то покупатель делал вид, что уходит, и это повторялось по нескольку раз, причем, даже когда вещь была куплена, приходилось внимательно следить за тем, например, как отмеривалась материя, не кладутся ли в „дутик“ исключительно гнилые фрукты и т. п. Вся эта азиатская процедура, эта борьба, пускание в ход хитростей, совершенно ненужные в торговле, считалась в „городе“ обеими сторонами обязательной; это был обоюдный спорт, и удачная, дешево сделанная покупка служила потом в семье покупщика и перед знакомыми интереснейшей темой разговора, ею хвастались…»

Е. Иванов, автор уникальной книги «Меткое московское слово», рассказывающей о разговорном языке старой Москвы, немало строк посвятил описанию Верхних торговых рядов: «По обычаю прежнего времени, приказчики, то есть продавцы „при растворах“, стояли снаружи, „на прохладном ветру“, – на улице и наперебой затягивали в свой магазин каждого прохожего. При исполнении своих обязанностей зазывальщиков они один перед другим щеголяли искусством разговора: „Шелк, атлас, канифас, весь девичий припас! Адресочек наш не запамятуйте: Продувной ряд, Муромский лес, в нем седьмой навес, от дороги влево, где заячья тропа на прогон скота; прямо не идите, взад не заворачивайте – сразу найдете!.. Ящики туалетные на двадцать мест – подарки для женихов и невест! Вакса, личная помада, духи „Сирень“ – прямо из сада! Сходно продаем, премию в сувенир даем!“

Иногда ватага таких говорунов сговаривалась и устраивала целые шутовские потехи над экономными, любившими поторговаться покупателями. Особенно доставалось духовным лицам и членам их семейств, которых продавцы знали всех наперечет».

По рядам всегда ходило много нищих и юродивых, спившихся и потерявших место чиновников, бродячих музыкантов. Вот в 1865 г. художник И.М. Прянишников написал картину «Шутники» под впечатлением пьесы А.Н. Островского, виденной еще в студенческие годы. Пьеса была написана и представлена в 1864 г. и встретила разноречивые отклики. Сам автор говорил о ней как о самой своей лучшей пьесе, а Лев Толстой отозвался о ней как о слишком трогательной – когда он смотрел ее, по словам Кузьминской, у него в глазах стояли слезы. Главный герой пьесы вынужден унижаться, чтобы обеспечить своих дочерей, и художник изображает бытовую сценку в торговых рядах – купцы заставляют танцевать под гармошку подвыпившего завсегдатая.

От скуки приказчики практиковали и разные шутки: прикалывали на спину вырезанные из бумаги разные фигуры, «подбрасывали на бойких местах коробки с живыми мышами, тщательно завернутые в бумагу; проходившие охотно подбирали такие находки и быстро скрывались с ними… В большом ходу была еще следующая забава: на полу, посредине ряда, клали мелкую серебряную монету, к ней приклеивали тонкую черную нитку, которую протягивали по полу в лавку; конец нитки находился в руках служащего. Прохожий, увидев лежавшую на полу серебряную монету, быстро нагибался, чтобы поднять ее, в этот момент из лавки дергали нитку и монета улетала из-под носа удивленного прохожего… Эта проделка сопровождалась всегда гомерическим хохотом купцов. Зимой, в сильные морозы, такая забава проделывалась несколько иначе. Монету не привязывали, а примораживали к полу – нашедший сначала отдирал монету ногтями, но это ему не удавалось, тогда он начинал энергично откалывать ее каблуком. Купцы смеялись и говорили нашедшему: „А ты попробуй копытцем…“ Нашедший ругал купцов и удалялся… монета оставалась на месте».

Известный юрист конца XIX в. Николай Васильевич Давыдов вспоминал: «„Город“ представлял из себя громаднейший лабиринт галерей, ходов, переходов и линий; в этом лабиринте была сосредоточена вся главная, „расхожая“ торговля Москвы; тут можно было приобрести решительно все нужное москвичу, и притом за цену более дешевую, чем на Кузнецком мосту или на Тверской. Торговля не была беспорядочно разбросана по рядам, она собиралась к одному месту по специальностям; так, галерея, носившая название Панской, торговала сукнами, Москательная – пряными товарами, Ножовая линия сосредоточивала у себя предметы, соответствующие ее названию; иконы и вообще церковные принадлежности располагались в особой галерее, шелковые и бархатные материи тоже; специальные вывески перед началом линии указывали, чем в ней торгуют».

Пирожки продавались между «столбами», как назывались фасадные колонны портика. Там целый день стояли пирожники с висящими через плечи широкими ремнями, на которых висели покрытые толстыми одеялами ящики: особенно в ходу были «„подовые“ пирожки, которые пекутся в особо устроенной печке „на поду“, – рассказывал московский бытописатель П.И. Богатырев, – они всегда подавались на блюдечке с подливкой. В скоромные дни пирожки были с мясом и яйцами; в постные дни – с груздями, с семгой и кашей, с кашей и снетками и горохом. Подливка была тоже постная. Жареные пирожки, кроме перечисленных начинок, бывали еще с вареньем и яблоками… Надо сказать, что все, что ни предлагалось съедобного в „столбах“ и рядах и вообще в „городе“, было чисто, вкусно и недорого».

Другое известное всем посетителям рядов место было в Сундучном ряду, которым гордились москвичи и туда специально водили иностранцев – в квасной лавке можно было «получить самую лучшую янтарную осетрину, белугу с хреном или малосольными огурцами, севрюгу, ветчину, сосиски, всевозможные пирожки и запить это великолепным квасом: хлебным, клюквенным, яблочным, малиновым, черносмородиновым и другими… В Ильинском «глаголе» торговали гастрономическими и бакалейными товарами, а в Никольском – писчебумажными. Между «глаголями» протягивалась Ножевая линия, по одной стороне которой, ближе к Красной площади, в простенках между окнами находились так называемые шкафчики – крохотные лавочки, владельцы которых не помещались в них, а стояли снаружи, вместе с покупателями. Это было самое вредное для здоровья купцов место: «…около них был всегда сквозной ветер; зимой в метель их заносило снегом, летом поливало косым дождем».

К 1860-м гг. стало ясно, что ряды надо коренным образом перестраивать, ибо мелкий ремонт, доделки и переделки уже не могли ничему помочь: все разваливалось. По словам инспектора московской медицинской конторы Н.Х. Кетчера, направленного в 1869 г. для осмотра рядов, «лучи солнца никогда не проникают в эти никогда не протапливаемые ряды; в них постоянные холод, сырость и сквозной ветер», а в письме в Петербург добавлялось, что «описание в актах осмотра не дает еще точного понятия о том своеобразном состоянии, в котором находятся торговые ряды, и о том впечатлении, которое получается при личном осмотре». Один из московских путеводителей писал, что в рядах «даже самый яркий солнечный свет не был в состоянии проникнуть в многочисленные узкие коридоры и закоулки… а лестницы с шатающимися ступенями и головоломные переходы вечно утопали в полумраке». Комиссия, осматривавшая ряды, нашла некоторые из них «в крайне опасном положении», и «везде полугнилые деревянные лестницы, холодные потолки… повсюду сгнившие балки и стропила, протекающая крыша, выбитые в галереях опасные для ходьбы полы».

Посещения чиновников, осмотры, рапорты продолжались долго, но четкого плана, что же делать с разрушающимися рядами, не было. Неясно было и то, откуда взять немалые средства для их перестройки. Известная тогда пара предпринимателей, только что закончивших строительство Теплых рядов на Ильинке, – Пороховщиков и Азанчевский – предложили образовать акционерное общество по перестройке рядов с переходом их во владение общества, но город не согласился на такие условия.

Под нажимом энергичного городского головы Н.А. Алексеева, который сам происходил из купеческого сословия, было образовано общество владельцев лавок Верхних торговых рядов, которое занялось выяснением, кому принадлежит земля под рядами, да и сами лавки. Начались долгие споры о праве владения, обратились даже к консультации знаменитого историка Ключевского, который представил в газете «Русские ведомости» обстоятельное разъяснение.

По уставу общество приобретало в свою собственность лавки, уплачивая за них акциями. Но дело шло туго, купцы не соглашались покинуть насиженные места и сопротивлялись всеми силами. Тогда московский генерал-губернатор пригрозил принудительным отчуждением и приказал насильно выселить упрямцев. По рассказам, для многих это было совершенно неожиданно, некоторые же посчитали себя разоренными и сошли с ума, а один из них покончил с собой в Архангельском соборе…

Для переселенцев построили на Красной площади вдоль Кремлевской стены временные ряды из 14 железных корпусов, которые открылись 22 января 1887 г., и там началась торговля на время строительства нового здания Верхних торговых рядов.

Перед сломом лавки Верхних торговых рядов разделялись семью продольными рядами и тремя поперечными. Каждый ряд имел свое название – так, на Никольскую выходили Колокольный, Скобяной, Сундучный и два Иконных ряда; на Ильинку – Шапочный, два Суконных, Скорняжный и Серебряный; между ними были Кафтанный, Ленточный, Нитяной, Бумажный, Малый Ветошный, Холщовый, Малый Золотокружевной, Золотокружевной; вдоль фасада по Красной площади, по всей длине здания, шел Узенький ряд, а позади – Ветошный (кстати, в этом ряду ранее продавались меха).

На постройку нового здания Верхних торговых рядов 15 ноября 1888 г. объявили конкурс, на который через три месяца поступили 23 проекта из Москвы, Петербурга, Одессы, Берлина, каждый под своим девизом. С проектами можно было познакомиться в залах Исторического музея. Жюри присудило первую премию в 6 тысяч рублей проекту под девизом «Московскому купечеству», и когда вскрыли пакет с именем автора, то им оказался А.Н. Померанцев; вторую премию получил Р.И. Клейн (девиз «По программе»), а третью – А.Е. Вебер (девиз «С Богом. 1889»).

Интересно отметить, что по проекту новое здание несколько повторяло планировку старинных рядов – в нем также были три прохода, перпендикулярные Красной площади, а большие окна-витрины с полукруглым завершением напоминали традиционные аркады гостиных дворов.

Победитель конкурса архитектор Александр Никанорович Померанцев был автором многих выдающихся сооружений, сочетавших в себе незаурядный архитектурный облик и использование последних достижений инженерной мысли. Так, им были спроектированы замечательные мосты на Московской окружной железной дороге, сохраненные теперь в качестве пешеходных, павильоны Всероссийской Нижегородской выставки 1896 г., собор в столице Болгарии Софии, множество зданий в разных городах России, ему же принадлежит и проект огромного недостроенного Александро-Невского собора на Миусской площади в Москве в память отмены крепостного права. За прославившее его имя здание рядов А.Н. Померанцев получил звание профессора Императорской академии художеств.

Ломать старые ряды начали 20 сентября 1888 г., а 21 мая 1890 г. состоялась торжественная церемония закладки нового обширного здания. В специально устроенный шатер посередине строительной площадки (где теперь фонтан в центре ГУМа) принесли наиболее чтимые иконы: Иверской и Казанской Богоматери, Василия и Иоанна Блаженных, святого Николая и мощи святого Пантелеймона. Присутствовали генерал-губернатор князь В.А. Долгоруков, городской голова Н.А. Алексеев, представители купечества. На место закладки положили металлическую доску с надписью и подали шампанское, а когда Долгоруков возгласил здоровье императора, раздались крики «ура» и хор певчих из кремлевского Чудова монастыря исполнил гимн.

В течение следующих двух лет возводили фундамент и стены, а в 1893 г. подвели громадное здание под крышу и окончили внутреннюю отделку и облицовку. Официальное открытие рядов в присутствии великого князя Сергея Александровича и его супруги Елизаветы Федоровны состоялось 2 декабря 1893 г., но еще за два года до того готовые помещения уже начали разбираться торговцами.

По оценке путеводителя, изданного к съезду зодчих в 1913 г., здание Верхних торговых рядов было «грандиознейшим в Европе сооружением, приспособленным к торговым целям». Обработка фасадов была предопределена древними памятниками Красной площади и Кремля, и в периодической архитектурной печати особо отмечалась «разнообразная разработка бездны мотивов русского стиля».

Однако за старинными одеждами скрывались ультрасовременные технические строительные решения, и в особенности сложное стеклянное покрытие. Часто пишут о непосредственном участии известного инженера В.Г. Шухова в строительстве Верхних торговых рядов, а некоторые авторы даже сообщают о том, что Померанцев специально пригласил его на строительство. Однако Шухов не работал на Красной площади: стеклянные перекрытия пассажей и залов были спроектированы инженерами Петербургского металлического завода и исполнены там же. Но принципы расчета конструкций были шуховские, и Шухов вместе с другим известным инженером А.Ф. Лолейтом консультировал проект.

Здание состоит из трех параллельных друг другу пассажей (которые по старой памяти звались рядами), соединяющих Никольскую и Ильинку, и трех поперечных от Красной площади к Ветошному проезду. Они имели свои названия, которые сейчас уже забыты: первый (от Красной площади) продольный пассаж делился на две части – от Никольской до среднего поперечного пассажа назывался Казанским рядом, а его продолжение до Ильинки – Ильинским; средний поперечный пассаж на всем протяжении назывался Средним рядом; третий, ближайший к Ветошному проезду, также делился на две части – от Никольской до среднего поперечного пассажа – Владимирский ряд и далее до Ильинки – Ивановский ряд. Поперечные пассажи также имели свои названия – так, первый от Никольской носил название Мининского ряда, средний назывался Центральным, а ближайший к Ильинке – Пожарским рядом.

При строительстве было вынуто 146 тысяч кубометров земли (сообщали, что там нашли много древних предметов: в частности, остатки шлема, бердыш, кольчуги, несколько монетных кладов). Общая площадь торговых помещений рядов составила 24 640 кв. м, ширина здания – 95 м, длина по фасаду на Красной площади – 260 м, высота верхней точки стеклянного покрытия – 33 м, общая длина галерей второго этажа – почти 2 км. В здании были сделаны три больших зала, под пассажами в подвальном этаже также проходили проезды, высотой около 5 аршинов (примерно 3,5 м), освещавшиеся особой системой призматических стекол, так что, как гордо сообщалось в печати, в подвале было так же светло, как и на улице.

Первый этаж главного фасада облицован тарусским мрамором (то есть песчаником, добываемым в окрестностях города Таруса на Оке), а выше – радомским песчаником (из предместий польского города Радома). Цоколь отделан финляндским красным гранитом (по Красной площади) и донским синеватым (по Ильинке и Никольской).

На строительстве было занято до 3 тысяч рабочих; несмотря на то что многие детали сделаны из бетона, кирпичей пошло до 40 миллионов штук. В здании находилась собственная электростанция, освещавшая не только сами ряды, но и Красную площадь и соседние улицы, артезианский колодец, дававший до 50 тысяч ведер хорошей воды, собственный водопровод с пожарными кранами и резервуарами воды наверху, центральное отопление с возможностью регулировать температуру в торговых помещениях. Всего в здании размещалось свыше 1200 магазинов, а также, как сообщалось в печати, «помимо массы торговых помещений в рядах имеется несколько больших зал, могущих служить для различных целей, и один огромный зал над главным входом, с окнами, выходящими на Красную площадь, в высшей степени пригодный для различных больших собраний, концертов и проч., ибо он может вместить без затруднения свыше 1000 человек».

В самом престижном месте, в Казанском и Ильинском рядах, расположились магазины известных фирм – мануфактурные (Трехгорная Прохоровская, Коншина, Тверская Морозовская), парфюмерные (Ралле и Брокар), кондитерские (Сиу, Абрикосов, Эйнем), чайная (Братья К. и С. Поповы), фармацевтическая (К.И. Феррейн) и др.

Помимо торговли в рядах давали и самые разнообразные представления – в 1896 г. газеты сообщали о том, что там находится «самый большой паноптикум Шульце-Беньковского в двух этажах при электрическом освещении», в котором в числе других редкостей показывались «татуированная пара г. Франк и г-жа Эмма де Бург из Америки, имеющие на теле более 400 разных рисунков», а также «самый большой великан» и «самый маленький лилипут». Выступала и «известная красавица девица Саламбо со своими 25-тью дрессированными собаками». Осенью 1897 г. открылся другой паноптикум, в котором показывались лилипуты, сросшиеся близнецы, человек-гумми, растягивавший свою кожу от 10 до 16 вершков, а также и еще одно чудо: «…ежедневно от 2-х час. до 10 час. через каждый час демонстрируется „СИНЕМАТОГРАФ“, имеющий громадный успех во всем свете. За вход в музей паноптикума с правом видеть синематограф – 20 коп., дети – 10 коп., благотворительный сбор – 2 коп. Анатомическое отделение для взрослых с картиной „Нана“. Дамам по пятницам объясняет акушерка – приплачивается по 15 коп. Музей открыт с 10 час. утра до 10 час. вечера». В рядах на фотографической выставке находилась чудесная новинка – «фотограф-автомат, делающий моментальные снимки при помощи магния: стоит только просунуть в отверстие монету, и через несколько секунд вы получите ваш портрет».

Здесь же, в Верхних торговых рядах, 26 декабря 1897 г. открылся и первый в России «электрический театр» – так назывался тогда кинотеатр. Вход в него был в центре главного фасада, за памятником Минину и Пожарскому. Самой большой популярностью пользовались трюковые и документальные картины.

Верхние торговые ряды представляли собой не только обширные и удобные торговые помещения, но и значительный культурный центр: в его залах регулярно проводились выставки, концерты, конгрессы. В 1895 г. тут заседал II съезд зодчих, а в 1897 г. собрался подготовительный комитет Международного съезда врачей, и, по словам участника его, «приезжие гости-иностранцы очень интересовались этим громадным пассажем». Сам съезд заседал в Манеже, а здесь во всех галереях и незанятых помещениях устроили вечер для делегатов (среди которых были и всемирно известные светила – Вирхов и Ломброзо), играли два оркестра и три хора – русский, малороссийский и казачий, устроили выставку собрания Брокара, в коридорах поставили пальмы и лавровые деревья, громадные столы с кушаньями, щиты с электрическими огнями, изображающими императорские инициалы, и, «несмотря на громадное количество публики, в рядах особенной тесноты не наблюдалось».

В центре рядов со стороны Красной площади, в подвале, находился известный всей Москве ресторан «Мартьяныч», интерьеры которого проектировал известный архитектор И.А. Иванов-Шиц в стиле модерн (рисунки его сохранились в фондах Московского музея архитектуры). В центре зала стоял большой аквариум, где плавали живые рыбы – посетители вылавливали их сачками и тут же посылали на кухню. Сохранилось много воспоминаний о «Мартьяныче» в Верхних торговых рядах. Это был весьма популярный ресторан, особенно среди торгового люда: тут заключались миллионные сделки, проходили важные переговоры. Интересно, что ресторан не был дорогим: в объявлениях оповещалось, что ужин из трех блюд с бокалом шампанского стоил один рубль, и, как писали в сообщении об открытии ресторана в начале 1896 г., «любители хорошего тонкого пива найдут в новом ресторане нечто небывалое в Москве: кружку превосходного пива за пять копеек». Кухня ресторана была замечательной: по воспоминаниям, «„Мартьяныч“ славился, как „Тестов“ расстегаями, а „Егоров“ блинами, обилием хорошего приготовления блюд, а главное – дешевизной. На полтинник-рубль у „Мартьяныча“ можно было наесться так, что „нечем дышать“. Дешевизна привлекала к „Мартьянычу“ учащуюся молодежь – студентов и курсисток. В Татьянин день у него бывало настоящее столпотворение». Именно в этом ресторане встретились представители студенческой любительской труппы с Вахтанговым, что послужило началом создания знаменитого вахтанговского театра.

С популярным рестораном связана история, взволновавшая всю Москву, – газеты сообщили, что 9 марта 1911 г. владелец ресторана Петр Николаевич Мартьянов был убит своим сыном.

Выставки, конференции, встречи, рестораны да и вся торговля исчезли из Верхних торговых рядов с приходом советской власти. Все мало-мальски большие помещения захватывались размножавшейся с необыкновенной быстротой новой бюрократией. В отлично приспособленных для торговли рядах обосновался Народный комиссариат продовольствия и еще множество других контор, однако вскоре новая власть поняла, что она может быть сметена исстрадавшимся и изголодавшимся народом и военный коммунизм, основанный на принудительном труде и распределении, потерпит сокрушительный крах. Пришлось допустить столь ненавистный капитализм: тогда, как по мановению волшебной палочки, везде появились давно забытые продукты, магазины наполнились товарами, всюду закипела жизнь. В здании бывших Верхних торговых рядов Ленин решил открыть «междуведомственный» государственный универсальный магазин (ГУМ) и 1 декабря 1921 г. подписал соответствующее постановление. В здание вернулась торговля, а Маяковский тут же накропал стишок «по случаю»:

С концом НЭПа надобность в крупных торговых магазинах исчезла, да и коммунистам было невмоготу наблюдать неуправляемые толпы людей на столь режимном месте, и по настоянию НКВД торговлю в здании на Красной площади прикрыли: там опять поселились различные советские учреждения, и в их числе, к примеру, такие экзотические организации, как Жертервен (Всесоюзное общество содействия жертвам интервенции) или дышавшее уже на ладан Общество бывших российских солдат 1-й и 2-й особых дивизий во Франции.

В этом здании проходило прощание с женой Сталина Надеждой Аллилуевой, покончившей жизнь самоубийством в ночь с 8 на 9 ноября 1932 г. после праздничного вечера в Кремле. Тело ее обнаружила экономка семьи на следующее утро, рядом лежал пистолет «вальтер». Причиной были, вероятно, и семейные, и общественные разногласия. Она оставила после себя письмо, но его сразу же уничтожили. Тело Аллилуевой 9 ноября перенесли в здание ГУМа, где в большом зале состоялось прощание с ней. Был Сталин, он подошел к открытому гробу молодой жены, вдруг оттолкнул его обеими руками, отвернулся и ушел – он посчитал ее самоубийство предательством по отношению к себе.

В главной газете того времени – «Правде» – поместили некролог, где написали, что «умер молодой, скромный и преданный боец великой большевистской армии. Умер в пути, в походе. На учебе», и, конечно, ни слова о самоубийстве, хотя партийным функционерам и сообщили истинную причину. Похоронили ее на Новодевичьем кладбище.

В здании бывших Верхних торговых рядов находилась радиостудия, откуда передавались репортажи о событиях на Красной площади, ежегодных парадах и демонстрациях.

В 1930-х гг. Сталин решил полностью перестроить Москву, и Красная площадь занимала в этих планах немаловажную роль. Ансамбль площади был бы полностью разрушен, если бы осуществились эти геростратовские планы. Предполагалось снести Верхние торговые ряды и на их месте воздвигнуть дом Наркомтяжпрома (Народного комиссариата тяжелой промышленности) – огромный, состоящий из нескольких объемов, связанных мостами на высоте многих десятков этажей (проект А. и В. Весниных). Строительство по этому проекту, а также и другим, подобным ему, полностью подавило бы Кремль и уничтожило ансамбль Красной площади. Тяжелая война, восстановление разрушений, нанесенных ею, отодвинули воплощение этих проектов, а после смерти Сталина от этих амбициозных проектов отказались вовсе.

Одной из зримых примет освобождения от мертвящей власти диктатора было возвращение торговли в здание рядов на Красной площади. Уже в августе 1953 г., то есть менее через полгода после его кончины, в правительстве обсуждался вопрос об открытии ГУМа. Конечно, нашлись те, которые резко возражали. «Вы подумайте, что нам предлагают, – вещал один из влиятельных партийцев тогда, – открыть торговлю на Красной площади. Универмаг привлечет массу народа, проехать и пройти будет трудно, площадь потеряет свой величавый вид». Но его не послушали, и в декабре того же года, почти под самый Новый год, ГУМ открылся, и, помнится, это событие очень живо обсуждалось и одобрялось москвичами.

В последние годы правления коммунистов ГУМ был местом буквально паломничества со всех концов огромной империи. Еще перед открытием магазина выстраивались огромные очереди, а с открытием люди мчались в заранее облюбованные секции в надежде захватить дефицитный товар. Но в ГУМ направлялись и другие покупатели, заранее уверенные в том, что они приобретут нужный товар. На третьем этаже ГУМа находилась спецсекция, в которой «отоваривались» избранные из числа особо доверенных коммунистов. Рассказывают, что однажды строгий блюститель коммунистической идеологии Суслов решил закрыть ГУМ ввиду того, что уж больно неприглядное зрелище он представлял: очереди, очереди и еще раз очереди, отнюдь не украшавшие образ будущего всего человечества. Уже назначили сроки, и продавцы ГУМа засобирались в другие торговые места, но случилось так, что супруга Брежнева посетила спецсекцию и поинтересовалась, почему это у всех такие постные лица, а ей ответили, что скоро все закроют. В тот же день она пожаловалась генсеку. Брежнев под конец ближайшего заседания Политбюро, ни к кому специально не обращаясь, сказал: «Тут еще какой-то дурак решил ГУМ закрыть…» Вся затея была оставлена.

Теперь ГУМ превратился в акционерное общество, сдающее отдельные секции дорогим, престижным торговым фирмам.

Средние торговые ряды

Средние торговые ряды находятся между Ильинкой и Варваркой, по одной линии с Верхними. Средними они назывались потому, что располагались между Верхними и Нижними. Средние ряды, так же как и Верхние, состояли из нескольких построек, разделявшихся проходами, но характер торговли здесь отличался от Верхних: если там издавна преобладала розничная мануфактурная, галантерейная, ювелирная торговля, то в Средних торговали оптом, и притом часто «тяжелым» товаром, то есть москательным, кожевенным, свечным, кузнечным и прочим, в том же роде, хотя и с многими исключениями. Средние ряды разделялись двумя поперечными и шестью продольными проходами, имевшими, так же как и Верхние, свои названия: Медный, Москательный, Скобяной, Зеркальный, ряд Фряжских питейных погребов. Но, правда, не всегда название соответствовало продаваемым товарам: так, в Зеркальном ряду торговали в основном хлопчатобумажными и шелковыми тканями, в Большом Юхотном (юхть, или юфть, – кожа) ряду кроме кож торговали также тканями, а в ряду Фряжских погребов было всего два погреба, все же остальное место занимали лавки с чаем и сахаром.

Так же как и Верхние, Средние торговые ряды после пожара 1812 г. пришлось прикрывать новым фасадом. Предполагается, что проект его также принадлежит Осипу Бове. Здание рядов было выстроено в классическом стиле с колонными портиками в угловых частях здания, а так как оно было расположено на крутом склоне, то новый фасад состоял из двух частей, соединенных двухэтажной вставкой с плоским рустованным фасадом и развитым антаблементом. Здание Средних рядов дожило, как и соседнее Верхних, до начала 90-х гг. XIX столетия, когда наступила пора его перестраивать из-за ветхости и неприспособленности к все более и более развивающейся торговле. В архивах сохранилось много сообщений властей о положении в рядах. Вот одно из них, адресованное московским обер-полицмейстером генерал-губернатору: «В… Зеркальном ряду Средних торговых рядов одна стена, выходящая в самый ряд, вследствие ветхости до такой степени уклонилась от вертикального положения, что грозит падением». Так же как в Верхних, в Средних рядах было опасно находиться – они, как писали в отчетах разные комиссии, «грозили общественным бедствием». Многие владельцы этих лавок не хотели расставаться с обжитыми местами, и только императорским указом 30 мая 1889 г. «об отчуждении в пользу города тех участков средних торговых рядов… которые не будут добровольно уступлены акционерному обществу сих рядов» заставили их согласиться на новое строительство.

Конкурс на новое здание объявлять не стали, а зная способности и умение архитектора Р.И. Клейна разрешать технические трудности и учитывая то, что он получил вторую премию на конкурсе Верхних торговых рядов, обратились к нему.

Для автора Средних торговых рядов было важно согласовать их облик с начатым ранее зданием Верхних, для чего архитектор предусмотрел примерно ту же высоту, те же членения, пропорции и примерно ту же декорацию фасадов. Можно уверенно предположить, что Клейн, ввиду близкого соседства храма Василия Блаженного, не желая соревноваться с ним, хотел сохранить его ведущую роль, оставляя за своим творением лишь роль нейтрального фона. Ему также пришлось разделить фасад на две части – одна, ближайшая к Ильинке и выходящая на Красную площадь, изобильно обработана деталями в том же стиле, что и здание Верхних рядов, а другая, ближе к Варварке и смотрящая на храм Василия Блаженного, оформлена существенно скромнее, но в том же стиле. Архитектор блестяще разрешил многочисленные трудности проекта и строительства, которые создавала очень покатая местность: надо было избежать каких-либо ступеней, крутых подъемов и спусков – ведь предполагалось торговать «тяжелыми» товарами. При подготовке котлована было сделано несколько интересных археологических находок, но, к сожалению, не специалистами: по Москворецкому проезду на глубине 3 м обнажилась деревянная мостовая, найдены монетные клады, в особенности медные монеты времени царя Михаила Федоровича, в Хрустальном переулке – остатки деревянных домов и колодцев. Императорское археологическое общество озаботилось состоянием близко расположенного собора Василия Блаженного и просило в письме за подписью председателя графини П.С. Уваровой и секретаря В. Трутовского «быть осторожным при сломке старой постройки, ибо всякое сотрясение почвы может угрожать значительною опасностью собору, который, как здание древнее, не может похвастаться особою крепостью и прочностию своих стен».

На время строительства нового здания купцы получили возможность торговать во временных рядах, построенных вдоль Кремлевской стены на Васильевской площади.

Как правило, даты строительства нового здания Средних торговых рядов в литературе приводятся с ошибками: так, в первом томе монументального издания «Памятники архитектуры Москвы» утверждается, что они строились с 1889 по 1891 г., но, судя по газетам того времени и архивным данным, закладка производилась в июле 1890 г., к «разбивке» старых рядов приступили в октябре того же года, через год газеты сообщали о «строящихся рядах», а в декабре 1892 г. все уже было построено, однако отделка и приспособление продолжались довольно долго, и только 21 февраля 1894 г. состоялась торжественная церемония освящения Средних рядов. На ней присутствовали великий князь Сергей Александрович с супругой Елизаветой Федоровной и московские высшие чины, которых встречали в большой двусветной зале над главным входом напротив Лобного места. На празднике отмечалось, что «роскошные, подобные дворцам» здания Верхних и Средних торговых рядов являют собой всероссийскую выставку русской торговли и промышленности.

В плане Средние торговые ряды представляют собой неправильной формы замкнутый четырехугольник, внутри которого располагаются четыре отдельных корпуса с широкими проездами между ними, под которыми, в свою очередь, проложены подземные проезды. В отличие от Верхних тут нельзя было применить систему пассажей, так как при торговле тяжелыми и объемными товарами необходимо было предусмотреть отдельные подъезды к каждому помещению. Стоимость строительства составила 2 миллиона 800 тысяч рублей.

Обычно пишут, что в Средних рядах продавались только «тяжелые» товары – москательные, металлические и прочие в том же роде, но если судить по описанию рядов, опубликованному в «Русском альбоме» в 1894 г., то там велась торговля чаем, по Хрустальному переулку – писчебумажными и канцелярскими товарами, по тому же переулку и частью по Ильинке – фарфором, хрусталем и лампами, далее по Ильинке – парчой, дверными и оконными приборами, а в корпусах внутри – москательными, химическими и аптечными товарами. В бельэтаже рядов помещались нотариальные, банковские, экспедиторские конторы. Перед мировой войной, в июне 1913 г., общество Средних торговых рядов задумало изменить здание: «…желаем над существующим строением вновь надстроить четвертый этаж с перебивкою фасада». Чертежей новых фасадов в архиве не найдено, но, судя по отзыву Академии художеств, предполагали сделать его «характерным для французского стиля», однако эти изменения, к счастью, не осуществились из-за разразившейся войны.

В отличие от Верхних рядов Средние так и не были возвращены торговле: как их заняли военные в 1918 г., так до недавних пор они распоряжались этим замечательным зданием, специально спроектированным для торговых рядов.

В советское время оно называлось 2-м домом Реввоенсовета (1-й находился на Знаменке, 21, в бывшем Александровском училище). Известно, что в здании бывших рядов находилась, в частности, военно-химическая лаборатория, проводившая в самом центре города опыты с вредными газами, а рядом с лабораториями поместился и Доброхим, то есть Общество друзей химической обороны СССР, где главным «другом» состоял Лев Давидович Троцкий. В 1920–1930-х гг. среди разных военных учреждений располагались редакция военной газеты «Красная звезда», и военный архив, и фабрика военного кино, и даже квартиры.

Ныне появились сообщения о том, что в этом здании оборудуют бизнесцентр «Кремлевский», в котором планируется поместить гостиницу категории люкс, биржу драгоценных металлов и камней, Центр ювелирного искусства, выставочные и аукционные залы, конторы, на первых этажах дорогие магазины и рестораны, а на подземных уровнях гаражи.

Покровский собор (храм Василия Блаженного)

Хотя о Покровском соборе известно много – и даты постройки, и даты перестроек, и даже предполагаемые имена зодчих, но неясны предшественники, прообразы Покровского собора и его символика. До недавнего времени повторялось (без надлежащего исследования), что формы собора были заимствованы у церкви Иоанна Предтечи в Дьякове, что у села Коломенского, но стали выражать «совершенно новое художественное качество». Оказалось же, что все наоборот – дьяковская церковь была построена позже Покровского собора.

Покровский собор, возможно, самое таинственное сооружение в русской архитектуре. Понятно, что такой необычный храм выражает нечто символическое, что недаром он выстроен иначе, чем строились сотни храмов и до него, и после. Многие исследователи предлагали свои версии, иногда талантливые и убедительные, а иногда и бесталанные, иногда остроумные и не очень.

Некоторые видели в соборе изображение Богоматери в виде столпа главной церкви и предстоящих ей святых в виде меньших столпов, другие – символ храма царя Соломона или образ священного града Иерусалима: отождествляли столп Покровской церкви с главным храмом, четыре столпа, поставленные по сторонам света, – с крепостными башнями, а меньшие столпы – с городскими храмами.

Несмотря на то что это одно из наиболее известных сооружений не только Москвы, но и вообще России и ему посвящены десятки публикаций, история его, причины постройки и прошлое полны тайн.

Покровский собор (храм Василия Блаженного)

Чуть ли не все путешественники, посещавшие Москву, в путевых записках рассказывали о Покровском соборе. Первое известное упоминание – немца Генриха Штадена, ставшего опричником: «…на площади под Кремлем стояла круглая церковь с переходами; постройка была красива изнутри и над первым переходом расписана золотом многочисленными изображениями, изукрашенными золотом и драгоценными камнями, жемчугом и серебром». «Великолепной церковью» назвал Покровский собор посол английской королевы Елизаветы I Джайлс Флетчер, живший в Москве в 1586–1589 гг. В «Известии о путешествии герцога Ганса Младшего Датского» (1602) отмечено: «Этот храм выстроен почти четвероугольником, только с очень многосторонним искусством всякого рода и вида».

Автор большого сочинения о Московии Адам Олеарий писал: «Вне Кремля, в Китай-городе, по правую сторону от больших кремлевских ворот стоит искусно построенная церковь святой Троицы, которую немцы зовут Иерусалимом, строитель которой, по окончании ее, ослеплен был тираном (имеется в виду Иван IV. – Авт.), чтобы уже впредь ничего подобного не строить». Голландский корабельный мастер Ян Стрейс вспоминал: вне Кремля «стоит богато и искусно построенная церковь, каких я не видал в своих путешествиях, и говорят, что она создана по образцу Иерусалимского храма, по имени которого и названа».

Еще один посол – принца Оранского и Генеральных штатов Нидерландов Конрад ван Кленк, находившийся в Москве в 1675–1676 гг., – отметил, что церковь, «которая называется Иерусалимом, построена очень искусно», и далее повторил тот же рассказ об ослеплении зодчего. Якоб Рейтенфельс, живший в Москве в 1670-х гг., считал Покровский собор «весьма красивой… церковью», а секретарь австрийского посольства Адольф Лизек в 1675 г. написал о соборе – «великолепный храм». Корнелий де Бруин, голландский живописец, посетивший Россию в начале XVIII в., назвал автора собора: «Церковь святой Троицы, построенная одним итальянским зодчим».

Для нас формы Покровского собора, или храма Василия Блаженного, как он часто называется, уже давно не вызывают никаких недоуменных вопросов, мы привыкли к необычным формам, подобных которым не найдешь нигде в России, но посещавшие Москву путешественники уже Нового времени, воспитанные на строгих формах европейского классицизма, почти все отзывались о храме Василия Блаженного весьма нелестно. В 1809 г. в Лондоне вышла книга Роберта Кера Портера, художника, известного историческими полотнами, росписями церквей, театральными декорациями, который провел в России – в Петербурге и Москве – два с половиной года в качестве придворного живописца. Вид Василия Блаженного вызвал у него активное неприятие: «Я глядел на это необыкновенное строение, от души дивясь тупости зодчего и слепоте князя, не понявших, что это – самое нелепое, громоздкое, чудовищное сооружение, которое когда-либо появлялось в цивилизованной стране». Французский путешественник Леон де Брюссиер побывал в Москве в 1829 г. Он писал, что храм производит впечатление кошмара, посетившего архитектора; лишь у народа, считает он, находящегося в состоянии варварства, могла возникнуть и получить воплощение идея подобного творения. Правда, он признает, что здание не лишено своеобразного изящества: «Не знаешь, какому чувству поддаться, глядя на него: восхищение было бы неуместно, презрительная критика – тем более».

Еще один француз, Ж.-А. Ансело, в письме на родину из Москвы, отправленном в июле 1826 г., характеризовал церковь как «странное создание необузданного воображения, памятник эпохи варварства», а в другом письме описывал свои чувства при взгляде на храм Василия Блаженного: «…этот храм поистине самое диковинное творение, какое способно создать пламенное, ничем не сдерживаемое воображение… вся эта цветовая пестрота, покрывающая все церковное здание, орнаменты, которыми оно перегружено, странная форма шпиля представляют самую дикую картину из всех, какие когда-либо могли явиться человеку».

Конец ознакомительного фрагмента.