Глава 5
«Бэрид Эшис»
Здесь вы узнаете всю правду о жизни в Эш-Гроув.
Люк Павел, главный редактор
С возвращением после весенних каникул, безбашенные гроувцы! Снег тает, а солнце наконец активизируется и приступает к своей работе. Надеюсь, одиннадцатиклассники, вы хорошо отдохнули, потому что на дворе снова весна. А для Эш-Гроув это означает:
ГОНКУ СТАРШЕКЛАССНИКОВ!
(Истеричный визг!)
Десятилетиями одиннадцатиклассники в школе Эш-Гроув проходят легендарный обряд посвящения в выпускники. Девчонки и мальчишки, этот год не станет исключением. И пока вы читаете это, выпускной класс утверждает дьявольские подсказки к предметам и выбирает загадочный приз, который снесет вам крышу. В прямом смысле СНЕСЕТ ВАМ КРЫШУ. Наденьте шлемы.
А новичкам и девятиклассникам, которые почесывают сейчас свои задницы, задаваясь вопросом, что такое «Гонка старшеклассников», я расскажу поподробнее.
Каждую весну выпускники школы Эш-Гроув устраивают для одиннадцатиклассников изнурительную охоту на мусор. Но мы говорим не о собирании скрепок или речных ракушек. О, нет. «Гонка старшеклассников» – охота за ненормальными, нелогичными предметами, которые невозможно отыскать.
Но есть и подвох. (Вы же не думали, что все будет просто, да?) Охота – это соревнование. Задания выполняются по порядку, а информация о новом появляется, как только вы выполните предыдущее. Одиннадцатиклассник (или команда), который первым сдаст последний предмет, выигрывает «Гонку старшеклассников» и продолжает жить в позоре.
Итак, одиннадцатиклассники, готовьтесь к веселью! Забейте на дела и запаситесь кофеином. Затяните пояса или сделайте все необходимое, чтобы не потерять штаны. Соберите команду, если слишком трусливы, чтобы участвовать в одиночку, потому что…
«Гонка старшеклассников» в школе Эш-Гроув начнется ЧЕРЕЗ НЕДЕЛЮ!
СВЕЖИЕ НОВОСТИ: Вы, скорее всего, узнали сегодня утром новую ученицу. Будет ли эта очаровательная одиннадцатиклассница участвовать в «Гонке старшеклассников» в этом году? Ведь в каком-то смысле она принимала в ней участие в прошлом году.
Я какое-то время смотрела на экран, а потом перечитала статью. Затем еще раз. Когда я по третьему кругу прочитала про свое «участие в прошлом году», то практически достигла точки кипения. Это оскорбительно! Как он по смел?
«Ох, я буду участвовать в „Гонке старшеклассников“, – подумала я. – И приведу ее к краху. И кто он такой, чтобы называть меня очаровательной? Будто я приму от него комплимент».
Клянусь, именно эти слова звенели у меня в голове. Но, должна признать, внутри меня произошло еще кое-что. Я почувствовала некоторую вспышку восторга из-за того, что меня назвали очаровательной. Люк назвал меня очаровательной! Хотя все равно он придурок. Нельзя это отрицать.
Но девочкам нравятся комплименты.
Собравшись с мыслями, я решила встретиться лицом к лицу с редактором Павелом и дать ему понять, что он у меня на мушке. Я заметила его сразу после занятий – он тащился на своих длинных ногах в сторону выхода. Рядом с ним шли двое его друзей. Я маленькими шажками припустила за ними с максимальной скоростью, которую только допускали мои туфли. А поравнявшись с Люком, схватилась за лямку рюкзака на его плече. Он повернулся с угрюмым выражением лица, которое при виде меня превратилось в оскал.
– Тебя зовут Люк Павел? – спросила я.
Синие глаза парня испытующе смотрели на меня сквозь очки в проволочной оправе.
– Виновен, – усмехнулся он. – Как прошел твой первый день? Много друзей завела?
– Вообще-то, думаю, именно тебя я должна поблагодарить за всех друзей, что я завела сегодня. Или скорее не завела.
Уголок его рта изогнулся, как сухой червяк.
– Не понимаю, о чем ты говоришь.
– Я говорю о том, как бездушно ты унизил меня на своем сайте. Множество раз.
Даже сегодня!
Люк Павел подмигнул мне и пожал плечами:
– Это новости. Мне пришлось рассказать о них. – Он похлопал меня по руке, будто мы с ним старые друзья. – Извини, малышка. Свобода печати. Что я могу сказать? Первая поправка[4] – бомба.
Люк встретился взглядом с одним из дружков, и они обменялись смешками, как два заговорщика. Затем он повернулся, чтобы уйти, но я снова схватила его за рюкзак.
– А знаешь, что еще гарантирует Первая поправка? – спросила я, но не стала дожидаться его ответа. – Право обратиться в администрацию для подачи жалобы.
Он широко раскрыл глаза и выставил вперед подбородок.
– И можешь быть уверен, – продолжала я, – что я обращусь в администрацию этой школы, и мою жалобу обязательно удовлетворят.
Люк склонил голову:
– Понятно. То есть ты нажалуешься на меня папочке. Ты это имеешь в виду? – Он перекинул рюкзак на другое плечо и отступил от меня. – Обалдеть! Господин Маккенна и пальцем меня не тронет. Я не сделал ничего плохого.
– Незаконного, – исправила я его.
– Чего?
– Ты не сделал ничего незаконного. Но ты сделал кое-что плохое. Эти два слова не являются синонимами.
Люк громко и протяжно присвистнул. Этот свист напомнил мне снижающуюся ракету.
– Ого, – сказал парень. – В Меритоне действительно дают хорошее образование. – И заговорил в преувеличенно деревенской манере: – В нашем захолустье мы сроду не слышали столько умных слов, нас не учили уму-разуму.
Один из приятелей Люка фыркнул. Другой засмеялся и неудачно попытался скрыть смех кашлем.
Я натянула маску леди и сказала:
– Я НЕ ШУЧУ.
Затем выпрямилась и обошла Люка, чуть не задев плечом. Мама много раз советовала всегда уходить первой. Никогда не дожидаться, что меня пошлют на. Именно так она и сказала. Пошлют на. Мне не хватило духа сказать маме, что неправильно заканчивать предложение предлогом. Мама происходила из богатой семьи, но в учебном заведении ее обучали лишь танцевать котильон, запекать лобстеров и устраивать вечеринки. Ее аттестат о среднем образовании и степень бакалавра искусств были на самом деле куплены моим дедушкой, чтобы уверить мужчин в ее привлекательности. Все надежды дедушки на мамино будущее были основаны на непоколебимой вере в то, что она удачно выйдет замуж.
– Если тебе здесь так не нравится, зачем ты перевелась? – крикнул мне вдогонку Люк.
Я остановилась. Развернулась. Подошла к нему вплотную и прищурилась:
– У меня не было выбора.
Парень был озадачен. Свел брови на переносице, будто решал какую-то задачу. Я не стала задерживаться, чтобы выслушать его остроумный ответ. Просто развернулась и ушла. А зная, насколько хорошо смотрится моя юбка-карандаш, не смогла удержаться от небольшого дефиле. Еще один мамин прием.
Так держать, мам. Кто знал, что ее советы окажутся такими полезными?
Вместе со мной от Люка уходили поколения надменных женщин – носительниц моей ДНК. И хотя я пытаюсь подавить свой снобизм, как это делал Брюс Беннер с Невероятным Халком, иногда он просто берет надо мной верх.
А если уж быть совсем честной, то надо сказать, что бывают времена, когда он очень помогает. Как Халк Брюсу.
Хотя в моем генетическом коде только половина от элиты. Вторая – от честного трудяги. Когда мама привела домой молодого учителя английского языка в старшей школе, который очаровал ее романтическими строками из произведений Шелли, Китса, Браунинга и, конечно, Шекспира, бабушка с дедушкой были в шоке. Когда мама сообщила, что они с папой помолвлены, бабушка пригрозила вычеркнуть ее из завещания, а дедушка схватился за ключ от старинного чехла, в котором хранил охотничье ружье. Затем он предъявил папе счет за шестнадцать лет обучения в частной школе и учебу в университете, не считая трех лет в самом эксклюзивном садике Манхэттена. На что мой отец сказал: «Вы отправили Анну в школу, когда ей было всего два года? Какой отец так поступает? Не удивительно, что она влюбилась в учителя, а не в какого-то властного представителя элиты и по совместительству алкоголика, который никогда не работал руками или головой, а просто считал деньги». В то время у папы были радикальные взгляды, а еще слишком длинный язык. Этакий свободомыслящий пережиток семидесятых. А еще, к бабушкиному ужасу, он был демократом.
И только когда мои будущие родители стали угрожать, что сбегут, бабушка отступила. Она ни за что не допустила бы этого. Ведь ее знакомые могли решить, что мама в положении (так сказать, с животом), а это совершенно невозможно.
Поэтому бабушка и дедушка смирились с папой в качестве зятя и закатили в Нью-Йорке дорогущую свадьбу. Из Нью-Джерси приехали папины родственники, но их вежливо игнорировали весь вечер. Мне потом рассказали, что они от души попользовались отличным баром.
Когда родилась я, отношения между родителями и бабушкой с дедушкой понемногу улучшились. То же самое случилось и после рождения Зака. Семь лет назад папа стал директором школы и начал метить на должность повыше, вот тогда-то дедушка и увидел в этом стремление заняться политикой и начал похлопывать папу по спине, жать ему руку и вести с ним беседы за обеденным столом. А когда папа зарегистрировался в качестве республиканца, думаю, дедушка чуть не пустил скупую мужскую слезу.
По пути в администрацию школы я сочиняла заявление о возмещении морального ущерба. Составила список причин, почему стоит стереть с лица земли интерактивную газетенку Люка Павела и «Гонку старшеклассников». То, что он в прошлом году разместил мою фотографию, было не чем иным, как издевательством. Я знала, что в таких случаях папа придерживается политики нулевой терпимости, поэтому наилучшим вариантом будет настаивать на своем. Также в качестве аргумента я приведу конкурс на лучшую подпись и фотографию в ежегоднике. Если повезет, то смогу заставить папу изъять доказательства из альбома выпускников.
А что касается охоты на мусор, это просто плохая идея. «Гонка» сама может выйти из-под контроля. Вполне вероятно, что она незаконна. Странно было бы ожидать, что полиция каждый год будет закрывать глаза на хулиганство. Кто-нибудь с легкостью может получить травму. Кому-то могут нанести ущерб. И если честно, то охота на мусор устарела. Я решила, что сохраню последний пункт на случай, если мне понадобится мамина поддержка в этом вопросе.
Я выдвину свой иск очень размуумно. Я не расстроюсь и не расплачусь. Это не понадобится. Папа увидит, что я права насчет интернет-газеты, права насчет «Гонки старшеклассников» и даже насчет ежегодника. Он займет в этом вопросе твердую позицию и избавит учеников младших классов от унижений и давления со стороны сверстников.
Он покажет себя сильным и ответственным лидером школьного совета, и когда освободится вакансия суперинтендента…
Прежде чем старшая секретарша Глэдис натянула свою официальную секретарскую улыбку, я уловила намек на усталость. В тот момент Глэдис выглядела на десять лет старше, а уже в следующее мгновение она, моргнув несколько раз, весело произнесла:
– Ох! Как прошел первый день?
Я давным-давно придерживаюсь двух линий поведения: никогда не жаловаться незнакомцам и никогда не отвечать любезностью на враждебность. И хотя мне хотелось сказать Глэдис, что все прошло ужасно, а потом проскочить мимо нее и без разрешения ворваться в кабинет папы, я не стала так поступать. Вместо этого растянула губы в официальной улыбке и сказала:
– Хорошо. Спасибо, что поинтересовались. Я надеялась минутку поболтать с папой. Он свободен?
Рабочий день отца заканчивался через полтора часа после окончания уроков.
Глэдис оглянулась на дверь, ведущую в папин кабинет. Та была слегка приоткрыта, поэтому она кивнула и махнула рукой. Я поблагодарила ее и пожелала хорошего вечера, а потом направилась к двери. Тихонько постучала и заглянула внутрь:
– Это я.
Папа быстро поднялся и жестом пригласил войти. Он обогнул стол и положил руки на мои плечи. Затем сжал их и сказал:
– Итак, как все прошло?
Я открыла рот, чтобы пожаловаться, но мой мозг по какой-то причине прокрутил весь пережитый день, будто видеоролик с самыми важными событиями. Вообще-то, точнее было бы сказать – видеоролик с неприятностями. Я увидела девушку, которая унизила и обозвала меня этим утром. Увидела свой спор с Люком Павелом и то, как он назвал папу фашистом. Увидела, как стою посреди столовой и понимаю, что придется сидеть одной. Увидела, как читаю статью в «Бэрид Эшис» с экрана компьютера. Увидела самодовольную рожу Люка Павела.
И начала плакать.
«Нет! – подумала я. – Не плачь! Только не сейчас!» Но это не помогло. Слезы продолжали течь, будто вырвались из плена. Я начала всхлипывать. Из носа потекло. А папа закрыл дверь в кабинет, притянул меня к себе и обнял. Я уткнулась лицом в его плечо и зарыдала.
Папа провел рукой по всей длине моих волос и прошептал:
– Эй, эй. Неужели все было настолько плохо? Что произошло? Расскажи, что случилось.
И я рассказала. В перерывах между икотой, которая пришла вслед за слезами, я подробно рассказала отцу о всех своих неприятностях. А когда закончила, он достал для меня салфетку из коробочки на столе:
– Мне так жаль, милая. Дети могут быть жестокими.
Отец произнес это так, будто сообщил мне какой-то секрет, будто поделился древней мудростью, которую я не знала и не понимала. Он произнес это с такой снисходительностью, что его фраза показалась еще более жалкой.
– Дети могут быть такими жестокими? Это все, что ты можешь сказать? – спросила я тихо.
Отец отстранился, из-за чего мне пришлось поднять голову и отодвинуться.
– Так, перестань, – довольно резко сказал он. – Тебе не кажется, что ты слишком остро реагируешь? И возможно, все не так плохо?
Я скинула его руки и скрестила свои на груди:
– Ты так говоришь всем детям, когда они рассказывают, что над ними издеваются?
Папины глаза округлились, и он нахмурился:
– Издеваются? Что значит издеваются? Не разбрасывайся этим термином, Блайт. Издевательство – серьезное обвинение.
– Это не обвинение, это факт, – парировала я. – А как ты назовешь ситуацию, когда кто-то размещает неприличную фотографию одного из твоих учеников в Интернете и вся школа начинает смеяться над ней?
Папа вздохнул:
– Блайт, в прошлом году вся школа не смеялась над тобой. Ты же понимаешь, что преувеличиваешь?
– Я говорю не про прошлый год, а про прошлый месяц! Про конкурс подписей к фото.
Папа склонил голову, как собака, услышавшая свист:
– Конкурс подписей? О чем ты говоришь?
– В прошлом месяце проводился конкурс. В интернет-газете Люка Павела. Он выложил несколько фотографий, которые должны были разместить в ежегоднике, и устроил конкурс на оскорбительные фразочки, которые по какой-то извращенной причине все посчитали смешными. Голосовала вся школа, а фразы, победившие в конкурсе, были напечатаны в ежегоднике вместе с фотографиями. Догадайся, какой была одна из них?
Я знала, что папе не надо что-либо разъяснять. Он побледнел и прислонился к краю стола. Открыл рот, но несколько секунд ничего не говорил.
– Я не знал об этом, – наконец пробормотал он.
Затем отец включил режим директора и встал. Скрестив руки, начал ходить туда-сюда по кабинету – обычно он так делает, когда у Зака неприятности.
Он остановился напротив меня и покачал головой:
– Извини, милая. Я не знал об этом. Если бы знал, то не допустил бы такого. Кто инициировал соревнование? Люк Павел или кто-то из редакторов ежегодника?
Я, открыв рот, уставилась на него:
– Ты знаешь, насколько глупо спрашивать меня об этом? Я здесь всего один день. А ты директор. Ты не думаешь, что именно ты должен это знать?
– Я за многое несу ответственность, Блайт. Но следить за учениками я не должен. Я рассчитываю на то, что учителя, ученики и родители, да и сами ученики держат меня в курсе всех событий.
– Но ты МОЙ родитель! Как ты мог не знать об этом?
– Блайт, я был очень занят. Ты понятия не имеешь, сколько различных дел требует моего внимания.
– Например, копание под суперинтендента?
Отец ткнул пальцем в мою сторону:
– А вот это было нечестно.
– Нечестно? Нечестно? – закричала я. – А ты знаешь, что такое нечестно? Когда тебя отрывают от дома, друзей и школы, в которой ты был абсолютно счастлив и ни разу не доставлял проблем своим неблагодарным родителям. Когда испытываешь унижение и смятение без друзей, без будущего и без спасения! ВОТ что нечестно!
– Давай без драм, Блайт, – произнес отец тихим, но твердым голосом. – Семья – это не демократическое общество.
– Тогда не делай вид, будто удивлен, услышав, что в этом виноват ты! – парировала я.
Я никогда не дерзила родителям. Никогда! Думаю, папа даже не знал, как отреагировать. Я никогда прежде не ругалась и не теряла самообладания, даже в подростковом возрасте. Мама всегда говорила, что у меня не было кризиса в двухлетнем возрасте – я росла спокойным ре бенком.
Папа быстро посмотрел за мое плечо и обошел меня, чтобы закрыть дверь в кабинет.
– Блайт, я знаю, что ты расстроена, – спокойно произнес он, – но когда я стану суперинтендентом, это принесет пользу всем, не только мне. Зарплата повысится на сорок процентов. Сорок процентов! Я говорю о совершенно другой налоговой категории. Эти деньги существенно изменят наш образ жизни. Черт, мы сможем позволить себе твою учебу в Брин-Мор.
Я раскрыла рот. Отец никогда раньше не говорил о деньгах за обучение в колледже. А я никогда не думала, что он задумывается об этом.
– Бабушка и дедушка платят за колледж, – напомнила я ему. – Они всегда так говорили.
– Но я не хочу этого! – Папа похлопал себя по груди. – Я хочу отправить тебя в колледж! А не они. Я хочу давать своей семье все, что ей нужно. – Он отвернулся, опустив плечи. Он сжимал и разжимал кулаки, наблюдая при этом за процессом. – Я взрослый мужчина, Блайт. Хватит с меня их подачек! Это моя обязанность!
Мне хотелось подойти к папе и обнять его. Но потом я вспомнила, почему пришла сюда, и заставила себя вернуться к теме разговора:
– Не надо быть суперинтендентом, чтобы дать мне необходимое прямо сейчас.
Когда отец повернулся ко мне лицом, то снова превратился в директора Мака. Оказывается, он тоже был как Невероятный Халк.
– И что ты от меня хочешь, Блайт? Чтобы я наказал редакторов ежегодника? Отстранил от уроков Люка Павела? Отменил ежегодники?
Я знала, он хотел, чтобы я отреагировала так, будто эти наказания нелепы, но меня не проведешь.
– Неплохо для начала, – улыбнулась я.
Отец издал саркастичный смешок:
– Для начала? А что еще ты придумала?
Я подобралась и расправила плечи.
– Думаю, ты должен отменить «Гонку старшеклассников», – приподняв подбородок, сказала я.
Настала очередь папы раскрыть рот.
– Что? Ты шутишь?
– С нее все началось, пап. Если бы не «Гонка», этот парень никогда бы не сфотографировал меня, а значит, ничего бы не произошло. Видишь, как легко может выйти из-под контроля охота на мусор. Какими подлыми могут стать участники. Ты не думаешь, что с твоей стороны несколько бессердечно и легкомысленно позволить этому продолжиться? Что подумает школьный совет, когда узнает, что над твоей дочкой издевались в школе, а ты ничего не сделал? – Я была более чем уверена в своей победе.
Отец втянул воздух носом и громко выдохнул, выпустив воздух из-за щек.
– Понимаю, о чем ты говоришь… – пробормотал он. – Я просто… отмена гонки точно испортит отношения с учениками. Эта традиция существовала здесь столько, сколько я себя помню. Некоторые из членов школьного совета выросли здесь и сами принимали участие в «Гонке старшеклассников».
– Да, и это происходило в те времена, когда не было Интернета и люди не уделяли вопросу насилия столько внимания. Когда после слов «Дети – это дети» на любые издевательства закрывали глаза. Это твой шанс продемонстрировать серьезность своей политики нулевой терпимости. Это создаст прецедент. Снизит количество издевательств в будущем. А твое бездействие обратит на это еще больше внимания. «Добро пожаловать в Эш-Гроув, здесь вы можете издеваться даже над дочкой директора, и вам за это ничего не будет».
Должна признать, что я не планировала выкладывать свои аргументы в таком ключе. Раздувать из этого такую грандиозную проблему. Занимать твердую позицию и бросать вызов отцу в решении такого серьезного вопроса. Эти слова просто вырвались у меня, но я не могла отрицать, что в чем-то права. И папа тоже не мог.
Он потер руками искаженное гримасой лицо:
– Мне нужно немного подумать об этом. – Папа отвернулся. Поправил несколько бумажек на столе. – Мне нужно подумать.
– Хорошо, – сокрушенно вздохнув, ответила я.
Не слишком ли далеко я зашла? Но имеет ли это значение, раз я добилась желаемого?
Отец присел на свой стул и несколько раз со скрипом качнулся на нем. Скрестил руки на коленях. Мне показалось, он ждет, что я скажу что-нибудь еще.
– Ты сегодня идешь в «Шэди Эйкес»? – спросил он.
Я с радостью сменила тему:
– Отправлюсь туда прямо сейчас.
– Хорошо. Увидимся дома. – Папа улыбнулся. – Езжай осторожнее.
– Как всегда, – улыбнулась я в ответ.
Но мою езду осторожной никак не назовешь.