Пятница вторая
БАЛАГАНЩИК. Хочу кое-что пояснить почтенной публике! Савл долгое время полагал, что его ясновидческая сила пробуждается в единственный из дней недели – в день его встреч с Юнией. Пятница была для него днем любви и днем виде́ний. Но что есть пятница для искреннего иудея? Это – канун праздника единения с Богом. Весь смысл Субботы – в чувстве шехи́ны. Знаете ли вы, что такое шехина? Это – Незримое Присутствие Всевышнего. В Субботу, в день покоя, иудеи собираются кучками для изучения Торы, разворачивают свои свитки, и тогда шехина разливается в их душах, и они чувствуют, что Бог – среди них. Канун же Субботы есть радостное приготовление к этой встрече. Это волнение от близкого свидания с Богом живет в иудейской крови с немыслимой древности, и это волнение, смешиваясь в крови Савла с волнением от свидания с возлюбленной, доводило его душевные силы до высшего напряжения.
Вбегает Плакальщица.
ПЛАКАЛЬЩИЦА. До болезни! Это чуть не убило его в расцвете юности!
БАЛАГАНЩИК. Ты глупа. Это сделало его величайшим из пророков любви!.. Постой, а что ты вообще тут делаешь? Тебя нет в моей пьесе! Кто тебе позволил маячить на сцене?
ПЛАКАЛЬЩИЦА. Я не спрашиваю позволения. Я являюсь там, где я уместна.
БАЛАГАНЩИК. Там, где тебе кажется, что ты уместна.
ПЛАКАЛЬЩИЦА. (Обиженно). По моему разумению.
БАЛАГАНЩИК. У тебя не может быть никакого разумения: у тьмы нет разума. Ты всего лишь – тьма, ты – пугало; тебе только кажется, что ты где-то можешь быть уместна.
ПЛАКАЛЬЩИЦА. Я – плакальщица. Я прихожу туда, где я нужна – туда, где скорбят.
БАЛАГАНЩИК. «Плакальщица»?! Это – что-то новенькое! Твоя новая роль?
ПЛАКАЛЬЩИЦА. Это – моя сущность!
БАЛАГАНЩИК. У тебя нет сущности, но ты очень болтлива и наскучила публике! Пятница Вторая! (Оба уходят).
Декорация прежняя. Савл и Лука. Проходит и уходит храмовый стражник, возглашая: «Канун Субботы!»
ЛУКА. Долго ли еще?
САВЛ. (Закрыв глаза). Час близок.
ЛУКА. Почему бы не сделать усилие самому, не дожидаясь?
САВЛ. Погоди… Вот!.. Я уже слышу шум реки!.. Где же она?.. Я не вижу ее…
Сцена темнеет, слышен шум реки, но видение пусто: лишь на миг мелькает Плакальщица. Сцена светлеет.
ЛУКА. Ну что?
САВЛ. Она не пришла… Я видел берег, но он пуст! Какая-то тень промелькнула, и все.
ЛУКА. Не спеши отчаиваться. Мало ли почему она не пришла!
САВЛ. Если она не пришла, значит, она умирает, или уже умерла.
ЛУКА. Самоуверенность – вещь полезная! Если в меру. И не на женский счет!
САВЛ. Юния – ангел!
ЛУКА. Конечно. Между прочим, ты – здоров, обратил внимание?
САВЛ. (Выходя из оцепенения). Да, правда, судорог не было… Но ведь я не видел Юнию!
ЛУКА. И именно поэтому тебя не колотит?!.. Ладно. Вот что я тебе скажу, друг мой Савл: все это нужно проверить по-настоящему, и ты обязан сделать попытку.
САВЛ. Что ты хочешь, чтобы я сделал?
ЛУКА. Тебе нужно отвлечься от твоей возлюбленной, иначе мы никогда не разберемся в том, что с тобой творится. Перенеси свою мысль на что-то совсем иное. Избери что-то или кого-то, напряги свою волю и постарайся это увидеть!
САВЛ. И что мне избрать?
ЛУКА. Вспомни другое свое видение – то, в котором не было Юнии. Устреми силу твоего зрения туда, за гребень горы! Пожелай увидеть то место, где высокий человек с волосами до плеч говорил с Лазарем. Пожелай сильно!
САВЛ. Хорошо, Лука, я попробую. (Поворачивается к Масличной Горе).
Сцена темнеет. Видение: Иосиф, Марфа и Плакальщица.
ИОСИФ. Ох, да как же это! Как же это, госпожа моя Марфа! Чем мог прогневать Господа такой человек, как твой брат? Такой цветущий молодой человек!
МАРФА. Входи, Иосиф, брат ждет тебя. Не говори много, прошу тебя, он очень ослаб!
САВЛ. Я вижу, Лука! Я вижу!!
ЛУКА. Что? Что ты видишь?!
САВЛ. То самое место – крутой склон по ту сторону горы! Я вижу человека, которого знаю: это – продавец птиц! И женщина, которую он называет Марфой, вводит его в дом!
ЛУКА. Марфа? Не сестра ли того Лазаря?
Марфа и Плакальщица исчезают во тьме. Иосиф останавливается перед ложем, на котором лежит Лазарь.
ЛАЗАРЬ. Ты пришел… Подойди ближе. Ты должен исполнить мою просьбу.
ИОСИФ. Приказывай, господин мой Лазарь! Приказывай, благодетель мой! Что может такой бедняк, как я, сделать для Лазаря?
ЛАЗАРЬ. Говори тише, Марфа не должна знать…
САВЛ. Хозяина дома зовут Лазарем, и я вижу его! Он болен…
ЛАЗАРЬ. Иосиф, я на днях умру…
ИОСИФ. Боже, избави нас от такой беды!..
ЛАЗАРЬ. Не перебивай, мне трудно говорить… Как услышишь женский плач в моем доме, ты должен кое о чем позаботиться. Прежде, чем меня спеленают и отнесут в пещеру, ты должен, втайне от всех, отнести туда корзину со свежей рыбой.
ИОСИФ. (В изумлении). Рыбой?!. Прости, господин мой, я человек неученый. Хорошо ли я тебя понял: ты велишь мне положить в твой гроб рыбу?
ЛАЗАРЬ. Слушай меня, Иосиф! Там, в самом дальнем углу, я выкопал незаметную нишу – нащупай ее. В ней ты спрячешь корзину с рыбой и прикроешь ее тем куском ткани, что лежит у меня в изголовье. Возьми ее сейчас и не показывай никому.
ИОСИФ. (Достает из-под головы Лазаря кусок ткани с иероглифами на ней. Говорит тихо). Господи Всемилостивый, прости его! У ученых людей, конечно, свои причуды…
САВЛ. (Читает написанное на ткани). «Дух тления, вот – твоя пища!»
ЛУКА. Что?!
САВЛ. Это – египетская надпись… на ткани…
ЛУКА. Похоже на заклинание! ИОСИФ. (Про себя). Не ведаю, что тут начертано, только все это колдовством пахнет!
ЛАЗАРЬ. Не ворчи, старик, я все слышу. Тебе не нужно думать ни о чем… Разве не был я добр к тебе? Мне некого больше просить… Поклянись, что все исполнишь.
ИОСИФ. Да я… да я шелудивым псом буду, коли не исполню! Да сгнить мне в струпьях зловонных, коли не сделаю того, что велит мне господин мой Лазарь, мой благодетель!
ЛАЗАРЬ. Теперь ступай.
Иосиф уходит.
(Обращается в пустоту). Скоро ль я увижу тебя, Иисус, твой плащ и твой посох? Я готов идти долиной теней. Я не касаюсь Марии, как ты велел, и она ничего не знает. Но я не теряю мысль о ней, чтобы не заплутать во тьме. Скоро ли, друг мой Иисус?
Лазарь исчезает во тьме. Сцена светлеет.
ЛУКА. О чем ты думаешь? Не хочешь рассказать?
САВЛ. (Рассеянно). Друг мой Иисус…
ЛУКА. Что?!
САВЛ. Я видел умирающего… Он обращался к другу по имени Иисус…
ЛУКА. Ты взволнован! Давай-ка отпразднуем твое выздоровление, а? Заодно расскажешь все по порядку. Я получил кое-какие деньги и знаю место, где вкусно поджаривают рыбу.
САВЛ. Рыбу? Пищу для духа тления…
ЛУКА. Что это за чепуха с духом тления?
САВЛ. Я видел умирающего…
ЛУКА. Ты уже это говорил.
САВЛ. Он просил, чтобы в его погребальную пещеру поставили корзину рыбы!
ЛУКА. Наверное, он боится проголодаться!
САВЛ. Рыбу он просит закрыть тканью с надписью: «Вот – твоя пища, дух тления»!
ЛУКА. Гм! То есть он предлагает духу тления рыбу вместо себя? Неплохая мысль! Идем, Савл, я голоден.
Там, куда я тебя отведу, духи тления не обедают: рыба будет свежая.
САВЛ. Хорошо, Лука. Но позволь мне угостить тебя. Я тоже получил деньги. (Уходят).
Входит Никодим.
НИКОДИМ. (Один). Савл, ты здесь? (Заглядывает в палатку). Где же он пропадает?
Не замечая Никодима, входят Симон с ягненком в мешке за плечами и Мария,
СИМОН. Восемь месяцев я не видел Иерусалима, Мария. Он стал еще прекраснее!
МАРИЯ. Это – весеннее солнце радует тебя, Симон.
НИКОДИМ. Симон?! СИМОН. Боже праведный! Никодим, тебя ли я вижу?!
НИКОДИМ. Симон, друг мой, мы не виделись с месяца сивана! (Обнимаются).
СИМОН. Верно, ты же был у меня тогда, в праздник!
НИКОДИМ. Но постой, говорили, что у тебя – проказа, и ты не отлучаешься из Вифании!
СИМОН. Все – правда, Никодим, все – правда. Но, как видишь, я совершенно очистился.
НИКОДИМ. Ты несешь в Храм ягненка?
СИМОН. Да, хочу принести жертву благодарения.
НИКОДИМ. Я рад, Симон, я так рад за тебя!.. Как же ты вылечился?
СИМОН. Один человек, имеющий милость у Бога, испросил ее и для меня.
НИКОДИМ. И кто этот добрый человек?
СИМОН. Он – из Галилеи.
НИКОДИМ. Ох, Симон! Будь осторожен: что может быть доброго из Галилеи? Одна смута и кровь. Уж не тот ли это, кого называют Иисусом Назарянином?
СИМОН. Да, верно, его так называют!
НИКОДИМ. (С тревогой). Известно ли тебе, Симон, что Совет признал его лжепророком?
СИМОН. Откуда мне знать, Никодим? Я с прошлой осени не был в Иерусалиме.
НИКОДИМ. Симон, Большой Совет признал его пророчества о приближении Царства Божия лживыми. Слова, записанные за этим человеком, говорят о его безумии, об одержимости бесами. Тебе не стоит хвалиться таким знакомством, Симон!
СИМОН. Благодарю тебя, Никодим! Твой совет дорог мне… Я так рад нашей встрече! (Марии). Мария, это – Никодим, мой друг от школьной скамьи.
МАРИЯ. Здравствуй, Никодим.
СИМОН. Никодим – учитель Закона, и тебе, Мария, следует говорить ему «равви».
МАРИЯ. У меня – один учитель, и ты это знаешь, Симон.
СИМОН. (В смущении). Но, Мария…
НИКОДИМ. (Пораженый красотой Марии). Не нужно, Симон, это – не обязательно. Скажи лучше, здорова ли твоя Лия?
СИМОН. Она здорова, слава Богу. (Смеясь). А, понимаю, ты подумал, не взял ли я себе новую жену? Нет, Никодим, Мария мне – не жена. Она – сестра Лазаря, моего соседа. Ты должен его помнить: он пировал с нами тогда. Видишь ли, Лазарь болен, и Мария просилась идти со мною в город, чтобы найти ему врача.
НИКОДИМ. Я помню Лазаря. Достойный молодой человек. (Марии). Что с ним такое?
МАРИЯ. Лежит и молчит. Отказывается от пищи и тает на глазах.
НИКОДИМ. Я помогу с врачом. Мне известен один грек. О, он, конечно – язычник, но человек, кажется, неплохой и в своем деле искусный.
СИМОН. Благослови тебя Бог, Никодим! Могу ли я просить тебя отвести Марию к этому человеку, чтобы я тем временем поспешил в Храм?
НИКОДИМ. Конечно, Симон, иди спокойно по своему делу и возвращайся сюда же. Я сделаю, что смогу, не тревожься.
СИМОН. (Никодиму тихо). Опомнись, друг, нельзя так смотреть на женщину! (Уходит).
НИКОДИМ. (Марии, сильно волнуясь). Надеюсь, тот, кто нам нужен, здесь неподалеку… Ты пойдешь со мной, или хочешь подождать тут?
МАРИЯ. Я сделаю, как ты скажешь, Никодим.
НИКОДИМ. Я не знаю… наверное… может быть, мне все-таки лучше сходить одному…
МАРИЯ. Может быть, Никодим.
НИКОДИМ. Так я… пойду…
МАРИЯ. Иди, тебе нужно успокоиться. Ты уже – в летах, а сердце у тебя совсем юное. (Прикладывает руку к его сердцу). Вон как колотится! Как у пойманной птицы.
НИКОДИМ. (Вздрогнув и отстранясь). Что ты делаешь?
МАРИЯ. А что я делаю? Тебя нельзя касаться? Прости… Сегодня ты будешь любить свою жену, как в первую ночь. Ты сделаешь ее счастливой, Никодим!
НИКОДИМ. Как можешь ты говорить такое?! Кто ты?
МАРИЯ. Кто я? Не знаю… Знаю только, что я сделана из любви. Нет во мне ничего другого. Прежде было, но мой Учитель сказал, что я – сама любовь, и не стало во мне ничего другого.
НИКОДИМ. Кто твой учитель?!
МАРИЯ. Его имя – Иисус, но кто он, я не знаю. Он называл меня голубкой и целовал, но глаза его не туманились страстью. Он говорил, что во мне столько любви, что хватит на всех. (Целует его). Я наделила тебя любовью. Иди к жене и люби ее, люби!
НИКОДИМ. (В полном смятении). Я пойду. (Уходит).
МАРИЯ. (Одна). Что я болтаю? Как я могу наделить любовью? Я чувствую себя мертвой, если не даю любви – вот и все. А для себя взять любви не умею…
Входит Иуда.
О, нет!.. Иуда, ты что, следил за мной?.. Откуда ты взялся? Вы же ушли за Иордан!
ИУДА. Я вернулся. Я хожу за тобой как тень. Я сплю под домом, где ты живешь.
МАРИЯ. Ты бросил Учителя?!
ИУДА. С тех пор, как тебя нет с нами, все потеряло смысл: и Учитель и Царство Божье, каким бы оно ни было. Я пришел, чтобы видеть тебя, чтобы валяться в твоих ногах, быть твоим псом. Ты – мое царство, и небесное и земное. Ты – моя царица!
МАРИЯ. Иуда, ты безумен! Ты должен вернуться к Учителю.
ИУДА. Зачем?
МАРИЯ. Он любит тебя! Без него ты сойдешь с ума, твои демоны одолеют тебя!
ИУДА. Ты знаешь моих демонов, Мария? А своих ты знаешь?! Твой названный брат, Лазарь, уже входил к тебе? Он познал тебя?! Или вы все еще играете в братика и сестричку, умирая от похоти?!
МАРИЯ. Убирайся прочь!
ИУДА. Не нравится слушать про своих демонов?!
Знай, Мария, тебя никто не может любить так, как я. Я пожертвовал ради тебя своей свободной душой!
МАРИЯ. О чем это ты?
ИУДА. Ты не знаешь… Когда ты ушла с нами из Магдалы, и мы пришли к подножию горы Табор, кто-то из нас, двенадцати, спросил Учителя: «Как может эта женщина ходить с нами? Она – грешница, каких мало!»
МАРИЯ. Не ты ли спросил, Иуда?
ИУДА. Да, это я спросил! Что из того?! Ты всех смутила! Ты для всех стала соблазном!
МАРИЯ. Что же ответил тебе Учитель?
ИУДА. Учитель сказал: «В Марии – любви избыток, и от этого избытка своего она изливает, и нет ей осуждения».
МАРИЯ. Вот видишь! Что еще он сказал вам у горы Табор?
ИУДА. Он сказал слова удивительные: «Двенадцать вас со мною всегда. Вы были рабами греха, но, пока вы вблизи меня, вы – вблизи огня: огонь истины, который во мне, делает вас свободными. Мария – испытание ваше. В ней великая сила, имя которой – Женственность. Сила эта подобна зеркалу. Она властвует над тем, кто ищет власти над нею. Она оскверняет того, кто хочет осквернить ее. А тому, кто ищет восхищения, сила эта явится голубкой, что восхи́тит его клювом за волос и вознесет на эту гору[1]. Вы вольны выбирать между моей свободой и ее игом». Так он сказал и посмотрел на меня с печалью. Конечно, он уже знал, в чем моя свобода: я выбрал тебя, Мария, твое иго!
МАРИЯ. Как ты можешь выбрать меня, Иуда, если я не выберу тебя?
ИУДА. Ты ведь однажды была моей! Почему я стал плох, полюбив тебя?!
МАРИЯ. Я не была твоей, Иуда. Я пожалела тебя тогда, но ты обезумел!
ИУДА. Нет, Мария! Говорю тебе, я один понял Учителя: он всегда учил нас, что любовь и есть первая и последняя истина. И печаль его – оттого, что лишь я один из двенадцати выбрал любовь! Остальные просто струсили, хотя все желали любить тебя. Все до одного!
Конец ознакомительного фрагмента.