Вы здесь

Семь лет в Тибете. Моя жизнь при дворе Далай-ламы. Снова в пути (Генрих Харрер, 1953)

Снова в пути

Уже несколько недель мы были в пути. За весь следующий месяц мы не встретили ни одного большого поселения; на пути нам попадались только шатры кочевников и одинокие дома-тасамы. В этих тасамах караваны могут остановиться на отдых, сменить животных, найти ночлег.

В одном из таких домов мне удалось поменять своего осла на яка. Я был очень горд этой сделкой, потому что таким образом я в несколько раз увеличил живой вес своего имущества. Правда, скоро моя радость померкла, потому что приобретенный як оказался настолько упрямым, что мне тут же захотелось избавиться от него. И действительно, через некоторое время мне представилась возможность обменять этого тяжелого гиганта на молодого яка меньших размеров. Но и он оказался не менее упрямой скотиной, и пришлось по местному обычаю продырявить ему носовую перегородку, продеть через нос можжевеловое кольцо и привязать к нему веревку. Так этим животным стало проще управлять. Мы назвали его Армином.

Местность, по которой мы двигались уже несколько дней, отличалась неповторимой красотой. Широкие равнины сменялись холмами и небольшими перевалами, часто нам приходилось переходить вброд бурные ледяные ручьи. В Гартоке еще пару раз выпадал град, а теперь настали чудесные теплые дни. Мы обросли густыми бородами, которые несколько защищали наши лица от лучей солнца. Глетчеров мы давно уже не видели, но на подходе к тасаму в Барка нас ослепила сияющая в солнечном свете горная цепь. Доминирующей точкой была здесь гора Гурла-Мандхата высотой 7730 метров, а знаменитая священная гора Кайлас высотой 6700 метров бросалась в глаза чуть меньше. Одиноко высилась она перед нами в своей величественной красоте, отделенная от других вершин Гималайской цепи. Наши провожатые-тибетцы при виде ее упали на землю и стали молиться. У буддистов и индуистов эта гора считается местом обитания богов, и они мечтают хоть раз в жизни совершить паломничество к ней. Многие верующие проходят тысячи километров, чтобы добраться сюда, многие измеряют путь собственными телами, постоянно бросаясь на землю; часто такие путешествия длятся годами. Живут они подаянием и надеются, что наградой за это паломничество станет более высокое воплощение в следующей жизни. Со всех концов сходятся сюда паломнические тропы, и на каждой из них в том месте, откуда с них впервые видно гору, лежат огромные, выросшие за сотни лет груды камней, знаки наивной набожности. Ведь каждый паломник, впервые видя Кайлас, следуя старому обычаю, добавляет в кучу несколько камней. Нам бы очень хотелось обойти гору кругом, как это делают паломники, но неприветливый начальник тасама помешал этому и принудил продолжать путь, пригрозив, что потом для нас может не найтись вьючных животных.


Вид Поталы с юга. Начатое более трех столетий назад при Далай-ламе V строительство дворца было завершено уже после его смерти благодаря хитрости регента


Монах трубит с крыши медицинской школы на горе Чагпори в сторону города, возвещая время обеда


Нищенствующий монах, проведший в странствиях 15 лет. На голове у него медвежья шапка, через плечо висят вырезанные из человеческих костей четки, на копье надет типичный волшебный амулет


Тибетская собака, сопровождающая караваны


Два дня наслаждались мы видом на две снежные вершины. Нас, альпинистов, больше, чем священная гора, привлекала непокоренная человеком Гурла-Мандхата, во всей своей красе отражавшаяся в водах озера Манасаровар. На его берегу мы разбили лагерь, не в силах наглядеться на эту прекрасную великаншу, которая будто вырастает из воды. Я уверен, что это одно из прекраснейших мест на земле. Озеро тоже считается священным, вокруг него стоит множество монастырей, где паломники могут остановиться на ночлег и вознести молитву. Многие проползают вокруг озера на коленях, воду из него набирают в бутыли и фляги и несут домой как святыню. Все паломники окунаются в ледяные воды этого озера – мы последовали их примеру, правда, вовсе не из благочестия.

При этом со мной чуть не случилось несчастье. Я отплыл от берега и попал в какую-то топь, из которой едва смог выбраться, собрав последние силы, – мои товарищи даже не заметили моей отчаянной борьбы с тиной.

Так как мы оказались в этих местах в такое время, когда основной поток паломников еще не начался, по пути нам встречались в основном торговцы. Кроме того, иногда попадались и какие-то подозрительные личности – эти края называют еще разбойничьим эльдорадо. Соблазн напасть на торговцев здесь, вблизи рынков, выше, чем где бы то ни было. Самый большой рынок в этих местах называется Гьяньима. Это огромный лагерь, состоящий из сотен шатров, в которых торгуются и совершают сделки. Шатры индийцев сделаны из дешевого хлопкового полотна, а у тибетцев – сотканные из ячьей шерсти и такие тяжелые, что при переноске составляют поклажу одного или даже двух яков.

Мы много часов шли на восток вдоль озера, и нам казалось, что мы идем по берегу моря. Чистую радость от созерцания природной красоты портили только докучливые мошки, которые оставили нас в покое, только когда мы отошли от воды.

Двигаясь дальше в сторону Токчена, мы повстречали караван какого-то знатного человека. Оказалось, это в Цапаран ехал новый губернатор округа, направлявшийся из Лхасы к своему месту службы. Когда мы остановились, наш провожатый-тибетец, с которым нам так и не удалось установить действительно теплых отношений, застыл в глубоком поклоне со шляпой в руке и высунул язык в знак приветствия[11] – воплощенная преданность. Он объяснил причину нашего пребывания в этих местах. Тогда свита губернатора опустила ружья и милостиво одарила нас сушеными фруктами и орехами из седельных сумок.

В общем, от европейского могущества в нашем облике не осталось и следа. Да и жили мы скорее как кочевники: уже три месяца спали в основном в походных условиях и комфорта в нашей жизни было даже меньше, чем у местных жителей. В своих маленьких палатках мы могли только спать. Костер и все прочее были у нас под открытым небом, вне зависимости от погоды, в то время как тяжелые кочевнические шатры позволяют не только спать, но трапезничать и заниматься другими делами в тепле и уюте.

Но хотя наш внешний вид оставлял желать лучшего, дух наш окреп, и в нас постоянно совершалась внутренняя работа. Очень немногим европейцам доводилось бывать в местах, по которым мы шли, и мы понимали, что всякие наблюдения и заметки могут оказаться весьма ценны в дальнейшем. Тогда мы еще надеялись, что в обозримом будущем доберемся до цивилизации. Совместно пережитые опасности и тяготы сплотили нас, мы знали все сильные и слабые стороны друг друга и помогали справляться с приступами депрессии.

Дальше дорога шла через невысокие перевалы, пока мы не достигли Брахмапутры, или, по-тибетски, Цанпо. Эта местность имеет большое значение не только для паломников Азии, она очень интересна и в географическом смысле, ведь здесь берут истоки реки Инд, Сатледж, Карнали и Брахмапутра. Для тибетцев названия этих рек связаны со священными животными – львом, слоном, павлином и лошадью.[12] Ведь здесь люди привыкли придавать всем названиям религиозно-символическое значение.

Следующие две недели мы двигались вдоль Цанпо. Мощные притоки, текущие из близлежащих Гангдисе и Гималаев, питают эту реку, она ширится и чем полноводнее становится, тем более спокойным делается ее течение.

Погода стала очень переменчивой. Буквально в течение одной минуты мы то дрожали от холода, то жарились на солнце. Град, дождь и яркое солнце постоянно сменяли друг друга, а проснувшись однажды утром, мы даже обнаружили, что на наших палатках лежит толстый слой снега. Правда, уже через пару часов солнце растопило его, так что от утренней белизны не осталось и следа. Наша европейская одежда оказалась совершенно не приспособленной к настолько частым переменам погоды, и мы стали завидовать тибетским овчинным тулупам с поясом на талии и длинными рукавами, заменяющими перчатки.

Впрочем, несмотря на капризы погоды, мы быстро двигались вперед. Остановки делали в тасамах. Время от времени открывался вид на Гималаи – эти вершины не сравнить ни с одним из тех чудес природы, которые мне доводилось видеть до сих пор. Встречи с кочевниками становились все реже, единственными живыми существами, которых мы встречали на берегах Цанпо, были газели и кьяны.

Мы приближались к местечку Гьябнак, которое значилось последним населенным пунктом в проездном документе. Власть нашего друга из Гартока распространялась только до этих мест. Решение о том, куда нам двигаться дальше, было принято за нас: на третий день нашего пребывания в этом поселении туда прибыл запыхавшийся гонец из Традюна с предписанием явиться туда как можно скорее. Нас хотели видеть два высокопоставленных сановника из Лхасы. Мы без сожаления покинули Гьябнак, который даже трудно было назвать деревней, потому что, хоть там и находилась резиденция какого-то духовного лица провинции Бонпа, дом там был всего один, а ближайший шатер кочевников находился в часе пути. Поэтому мы тут же двинулись дальше и провели ночь в пустынной местности, где обитали одни лишь кьяны.

Следующий день навсегда останется в моей памяти лучшим днем моей жизни. Двигаясь вперед, через некоторое время мы увидели вдали крохотные золотые башенки монастыря. А над ним высились действительно грандиозные, сияющие в утренних лучах ледяные стены. Не сразу мы поняли, что это не что иное, как гималайские восьмитысячники – Дхаулагири, Аннапурна и Манаслу. Мы были поражены этим потрясающим видом, и даже Копп, который не был альпинистом, присоединился к нашим восторгам. А так как Традюн с его филигранными монастырскими башенками был расположен на другом конце долины, мы наслаждались захватывающим зрелищем этих гигантов много часов подряд. Даже то, что пришлось вброд переходить ледяную реку Цачу, не испортило нам прекрасного настроения.