Глава III
Oh mortels ignorans et indignes de votre destinêe! Le bonheur peut exister dans tous les tems, dans tous les lieux, dans vous, autour de tous, partout où l'on aime vêritablement.
О смертные, бесмысленные, недостойные предназначенія вашего! Счастіе можетъ существовать всегда, вездѣ, въ васъ, вокругъ васъ, повсюду гдѣ любятъ истинно.
Они пріѣхали къ Рамирскимъ на другой день послѣ ужаснѣйшей ссоры, происходившей между этими несчастными супругами, слѣдствіемъ которой было рѣшительно намѣреніе – разойдтиться на вѣкъ. Давно уже потеряли Рамирскіе взаимное уваженіе другъ къ другу; ежедневно возобновляемыя непріятности ихъ между собою, произвели, прежде равнодушіе, потомъ отвращеніе, наконецъ, какъ имъ казалось, возродили непреодолимую ненависть ихъ. Поводомъ къ намѣренію ихъ развестись было слѣдующее:
Елисавета ѣздила въ гости къ одной доброй пріятельницъ своей; безъ нея принесли къ Рамирскому письма съ почты, въ числѣ которыхъ нашелъ онъ одно на имя жены своей. Пакетъ былъ изъ прекрасной, веленевой бумаги, съ бордюрами; на печати усмотрѣлъ Князь бѣгущую, опустя голову внизъ собачку, съ девизомъ: Je cherche le tempr perdu. Почеркъ на адресѣ былъ ему неизвѣстенъ; онъ полюбопытствовалъ узнать, отъ кого было письмо, осторожно распечаталъ, и – съ бѣшенствомъ, усмотрѣлъ подпись Жокондова, изъ Москвы! Письмо написано было по Французски, и заключало въ себѣ любовное объясненіе, выписанное цѣлыми фразами изъ Французскихъ романовъ прошлаго столѣтія. Впрочемъ, слова: робкая любовь, сердце, воспламененное красотою и любезностію, невозможность болѣе противиться страсти, овладѣвшей всѣмъ бытіемъ, и что никогда лично не отважился бы сказать, что осмѣливается теперь писать, и прочія, пошлыя любовныя фразы ясно доказывали, что Елисавета еще не имѣла никакой непозволительной связи съ этимъ обветшалымъ волокитою, и что онъ еще въ первый разъ дерзнулъ говорить ей прямо о любви своей.
Чувство досады и ревности совершенно овладѣло душою Рамирскаго. По мнѣнію его, и этого уже было слишкомъ довольно, что къ женѣ его осмѣлился кто нибудь писать любовныя изъясненія. При томъ-же, онъ почти совсѣмъ отвыкъ отъ французскаго языка, и многаго не понялъ въ письмѣ. Въ бѣшенствѣ, входили ему въ голову самыя сильныя и крайнія средства: онъ думалъ послать къ женѣ записку, чтобы она не осмѣлилась болѣе возвращаться въ его домъ, и ѣхала-бы, куда хочетъ. Потомъ, намѣревался онъ тотчасъ по пріѣздѣ ея прогнать вонъ отъ себя, не говоря ни слова. Но одумавшись, внутренно сознавался, что гласная исторія его съ женою можетъ обратиться ему самому въ предосужденіе; притомъ-же, хотѣлось ему испытать, до какой степени можетъ простираться лицѣмерство и вѣроломство ея; онъ желалъ еще знать, чѣмъ и какъ можетъ она оправдаться? Въ такихъ мысляхъ опять искусно запечаталъ Рамирскій письмо, и по возвращеніи жены домой, хотя старался скрыть свое бѣшенство, но не могъ, и съ глазами сверкающими отъ гнѣва подалъ самъ письмо, при входѣ ея въ гостиную. Елисавета, не обращая вниманія, и не смотря въ лицо мужа, подошла къ окну, и распечатала пакетъ. Въ глазахъ ея замѣтно было прежде удивленіе, когда она прочитала подпись, явная досада и презрѣніе при чтеніи письма; однакожъ, она не сказала мужу ни слова, положила письмо въ ридикюль, и пошла въ свою комнату переодѣться. Князь Рамирскій, съ нетерпѣніемъ и бѣшенствомъ, ходилъ большими шагами по комнатъ, въ ожиданіи ея возвращенія.
Конец ознакомительного фрагмента.