Семейство Холмских. Часть пятая. Глава III (Д. Н. Бегичев, 1841)

Глава III

Вскорѣ послѣ отъѣзда Софьи въ Петербургъ, Аглаевъ получилъ извѣстіе отъ Г-на Фрипоненкова, стряпчаго дяди его, что дядюшка наконецъ умеръ, и что хотя, какъ говорятъ, духовная сдѣлана точно въ пользу Лукавиной, но это еще невѣрно; притомъ-же, родовымъ имѣніемъ покойникъ располагать не имѣлъ права, и что въ слѣдствіе всего этого, Аглаевъ долженъ поспѣшить въ Москву, за тѣмъ, что – можетъ быть – въ духовной ничего не сказано о большомъ денежномъ капиталѣ, оставшемся послѣ его дяди, и Лукавина, можетъ быть, не успѣла всего захватить себѣ. Пока-же, до пріѣзда, Фрипоненковъ совѣтовалъ отправить прямо въ судъ, по почтѣ, изъ уѣзднаго города, просьбу, написанную уже набѣло, приложенную къ письму Фрипоненкова, и состоящую въ томъ, что Аглаевъ настоящій, законный и единственный наслѣдникъ.

Разумѣется, получивъ такое извѣстіе, Аглаевъ въ нѣсколько часовъ собрался, поѣхалъ, скакалъ день и ночь, и въ самое короткое время явился въ Москвѣ. Дорогою придумывалъ онъ, какія лучшія средства принять ему противъ тетушки Лукавиной? Онъ рѣшился взять на отвагу, прямо въѣхать на дворъ къ покойнику, вступить въ управленіе, какъ слѣдуетъ законному наслѣднику, и начать тѣмъ, что выгнать тетушку вонъ изъ дома.

Исполняя намѣреніе свое, Аглаевъ пріѣхалъ, прямо отъ заставы, въ домъ покойнаго дяди, явился внезапно, безъ доклада, въ комнату Лукавиной, и началъ было повелительнымъ тономъ говорить ей, что она должна выѣхать вонъ изъ дома, принадлежащаго ему, какъ наслѣднику. Но Аглаевъ очень ошибся въ ожиданіи своемъ. Тетушка была уже приготовлена къ такой сценѣ, ни мало не смѣшалась, и отвѣчала ему, чтобы онъ самъ сей часъ вышелъ вонъ изъ ея дома, или она призоветъ Полицію. Къ этому присоединила тетушка, въ утѣшеніе Аглаева, что дядя рѣшительно ничего ему не оставилъ, a передалъ ей все движимое и недвижимое имѣніе свое, по духовному завѣщаніе, которое уже утверждено законнымъ порядкомъ.

Такое утѣшительное извѣстіе, и рѣшительный тонъ тетушки, поразили Аглаева. Онъ понизилъ голосъ, и, сказавъ сквозь зубы, что будетъ отыскивать право свое и опровергать духовную законнымъ порядкомъ, долженъ былъ отправиться назадъ въ свою дорожную коляску. Денегъ съ нимъ было весьма немного, жить въ трактирѣ не имѣлъ онъ способа, и, по необходимости, велѣлъ ѣхать къ дядѣ своему Аристофанову. Онъ успѣлъ только спросить о доброжелательномъ ему каммердинерѣ покойнаго дядюшки. Ему сказали, что еще при жизни покойнаго, тетушка Лукавина отправила этого доброжелателя, съ большимъ жалованьемъ, въ прикащики, въ дальную степную деревню.

Аглаевъ не засталъ Аристофанова дома, поскорѣе переодѣлся и тотчасъ отправился къ любезному корреспонденту своему, извѣстившему его о смерти дядюшки, то есть – попалъ прямо въ западню, поставленную симъ мошенникомъ, какъ-то въ послѣдствіи откроется. Фрипоненковъ принялъ его съ величайшею вѣжливостію, не зналъ гдѣ лучше и спокойнѣе посадить, тотчасъ предложилъ свои услуги, и просилъ приказывать и распоряжать имъ въ полной мѣрѣ. Аглаевъ сообщилъ ему разговоръ свой съ тетушкою Лукавиною.

"Какъ можно!" вскричалъ Фрипоненковъ, съ негодованіемъ. – "Ежели и дѣйствительно совершена духовная въ ея пользу, то ей еще нѣкогда было предъявить и взойти въ управленіе. Это вздоръ! Она хотѣла напугать васъ. Позвольте, я къ ней съѣзжу; пусть она покажетъ духовную; я все выведу наружу. Усердіе мое и преданность къ вамъ придадутъ мнѣ силы. Повѣрьте, почтенный Петръ Ѳедоровичъ, что я оправдаю вашу довѣренность, и на самомъ дѣлъ докажу, какъ я васъ уважаю, люблю, и какъ я преданъ вамъ." Фрипоненковъ наговорилъ множество подобныхъ словъ; увѣрялъ, что готовъ въ огонь и въ воду, что онъ человѣкъ безкорыстный, и проч., что обыкновенно говорятъ плуты обреченной своей жертвѣ.

Аглаевъ всему повѣрилъ; былъ въ восторгѣ отъ необыкновенныхъ добродѣтелей Фрипоненкова; уполномочилъ его хлопотать, и обнадежилъ въ своей признательности.

Въ тотъ-же день явился Фрипоненковъ къ Аглаеву, съ печальнымъ лицомъ. – "Вообразите, Петръ Ѳедоровичъ," – сказалъ онъ – "вѣдь духовная сдѣлана, въ самомъ дѣлѣ, въ пользу вашей тетушки; она успѣла предъявить ее; все кончено – она введена во владѣніе законнымъ порядкомъ." – Какъ? Но вы мнѣ сами говорили, что на родовое имѣніе дѣлать духовной нельзя? – "Точно, да открывается, что родоваго имѣнія очень немного, и y нея векселей на покойнаго вашего дядюшку вдвое болѣе, чѣмъ оно стоитъ…. Какое безстыдство!" продолжалъ Фрипоненковъ – "Какая наглость! какое беззаконіе! Совсѣмъ, можно сказать, посторонней женщинѣ, воспользоваться болѣзненнымъ состояніемъ старика, выжившаго изъ ума, похитить чужое имѣніе, ограбить законнаго наслѣдника! Послѣднія времена пришли! Повѣрьте, что я, завлеченный усердіемъ моимъ и преданностію къ вамъ, все это говорилъ ей въ глаза; но она взбѣсилась, и хотѣла было позвать людей и выгнать меня изъ дому. Я ей докажу однакожъ – унывать не должно…. Надобно подать просьбу, и начать настоящее тяжебное дѣло. Еще мы посмотримъ: не подложная-ли духовная!.."

Аглаевъ не зналъ, какія найдти выраженія, для изъясненія благодарности.

"Дайте мнѣ вѣрющее письмо, и я тотчасъ начну хлопотать," сказалъ Фрипоненковъ. – "Но, почтеннѣйшій Петръ Ѳедоровичъ, вы должны это знать – дѣло весьма важное: слишкомъ три тысячи душъ, и, можетъ быть, болѣе милліона денегъ. Вы можете вообразить, что она ничего не пожалѣетъ. Вамъ также надобно приготовиться къ большимъ пожертвованіямъ. Впрочемъ, вся справедливость на вашей сторонѣ, и и навѣрное отвѣчаю вамъ головою моею, что вы дѣло выиграете – жалѣть нѣчего!..

– Все такъ, любезный мой Осипъ Гавриловичъ – отвѣчалъ Аглаевь. – Но откуда мнѣ взять денегъ? имѣніе y меня небольшое, и я много долженъ; повѣритъ-ли мнѣ кто нибудь, въ ожиданіи будущихъ благъ, пока я выиграю дѣло?

"Ежели такъ," отвѣчалъ Фрипоненковъ, показывая видъ, что онъ увлеченъ усердіемъ своимъ къ Аглаеву – "я готовъ послѣднимъ, что имѣю, жертвовать для васъ. Беру всѣ хлопоты и издержки на себя – что будетъ, то будетъ! Мнѣ Богъ поможетъ защитить невиннаго. Притомъ-же я увѣренъ, что вы не оставите меня, и ежели выиграете дѣло, то – вознаградите мои убытки."

Аглаевъ бросился цѣловать его, и, въ первомъ движеніи, схвативъ перо и бумагу, далъ подписку, что онъ поручаетъ ему имѣть ходатайство, по дѣлу о наслѣдствъ послѣ покойнаго дяди, и, въ случаѣ успѣха, обязывается заплатить ему двадцать тысячь рублей,

Фрипоненковъ положилъ подписку Аглаева въ карманъ и простился съ нимъ, обѣщаясь съ завтрашняго-же дня приступить къ дѣлу.

Вскорѣ послѣ того Аристофановъ возвратился домой; по прежнему наговорилъ онъ много привѣтствій Аглаеву, благодарилъ, что онъ остановился y него въ домѣ, разсказывалъ о подвигахъ своихъ, также по прежнему часто задыхался, кашлялъ, и Аглаевъ съ горестію увѣрился, что дядюшка его сдѣлался еще смѣшнѣе, чѣмъ былъ прежде

Оба удивлялись, и были въ восторгѣ отъ поступковъ столь необыкновеннаго чудеснѣйшаго и добрѣйшаго Фрипоненкова, который совершилъ свое обѣщаніе. На другой день, утромъ, онъ явился къ Аглаеву-же съ написаннымъ уже набѣло вѣрющимъ письмомъ и заготовленною имъ просьбою на Лукавину.

"Я вчера такъ былъ возстановленъ противъ нея" – сказалъ Фрипоненковъ – "что не могъ успокоиться, пока не написалъ просьбы; цѣлую ночь трудился, и кажется, ничего не упустилъ къ изобличенію въ ложномъ поступкѣ." Онъ прочелъ въ слухъ просьбу, въ которой такъ ясно выведены были всѣ обстоятельства, такъ хорошо изъяснено подозрѣніе въ подложности духовной, что всякій другой, немного поопытнѣе Аглаева и поразсудительнѣе Аристофанова, долженъ-бы усомниться въ Фрипоненковъ, который не могъ еще, не имѣя въ рукахъ духовной, знать до такой степени всѣ подробности.

"Послушайте однакожъ, почтеннѣйшій Петръ Ѳедоровичъ," сказалъ Фрипоненковъ. "Не смотря на то, что вся справедливость на вашей сторонѣ, и что подложность духовной очевидна, со всѣмъ тѣмъ однакожъ, до благонамѣренности моей и по усердію къ вамъ, я совѣтовалъ-бы, ежели тетушка согласится на мировую, то – лучше не начинать дѣла."

– И конечно: онъ говоритъ правду – сказалъ Аристофановъ. – Процессъ, Богъ знаетъ сколько времени протянется, и, можетъ бытъ, не въ твою пользу рѣшится, a ежели тетушка согласна будетъ помириться, то это гораздо лучше.

"Я во всемъ полагаюсь на васъ, любезный Осипъ Гавриловичъ" – отвѣчалъ Аглаевъ. – "Вы на самомъ опытъ доказали мнѣ благонамѣренность вашу. Я имѣю полную довѣренность къ вамъ, и какъ вы мнѣ скажете, я на все согласенъ."

"О! въ этомъ положитесь на меня; я вашихъ интересовъ не упущу изъ виду, и такъ буду дѣйствовать, чтобы тетушка сама предложила мировую. Вѣрющее письмо можно будетъ послѣ сдѣлать, a теперь вы еще сами прочитайте со вниманіемъ сочиненную мною просьбу, и, ежели одобрите, то и подпишите, a я сегодня-же подамъ. У нея въ судѣ много знакомыхъ; она черезъ нѣсколько часовъ будетъ читать и – посмотримъ, что она скажетъ!" – Аглаевъ прочиталъ и подписалъ просьбу. Фрипоненковъ тотчасъ уѣхалъ.

Между тѣмъ Аристофановъ выбрился, умылся, притерся спиртами, одѣлся, и сталъ молодецъ хоть куда. Онъ приглашалъ Аглаева ѣхать вмѣстѣ съ нимъ въ Англійскій Клубъ, но тотъ отказался, и поѣхалъ къ Радушину.

Радушинымъ принятъ былъ онъ съ тою-же привѣтливостію и съ тѣмъ-же доброжелательствомъ, какъ прежде. Старикъ выслушалъ до конца разсказъ Аглаева о дѣлѣ его съ Лукавиною и о необыкновенныхъ подвигахъ чудеснаго Фрипоненкова; потомъ, покачавъ головою, сказалъ: "Послушайте, любезный Петръ Ѳедоровичъ: все это что-то странно, и предложенія и дѣйствія г. Фрипоненкова весьма двусмысленны. Нѣтъ-ли во всемъ этомъ какого нибудь утонченнаго плутовства? Будьте осторожны. Какъ – человѣкъ совсѣмъ почти вамъ незнакомый, столь усердно и безкорыстно, берется за ваше дѣло? Это что-то непостижимо! Послушайтесь меня: будьте осторожны; дайте мнѣ время справиться; y меня есть знакомые, и я узнаю, въ какомъ положеніи ваше дѣло, и что за человѣкъ этотъ Фрипоненковъ?"

Аглаевъ обѣдалъ и пробылъ почти весь день y Радушина; возвратясь вечеромъ домой, онъ нашелъ уже y себя Фрипоненкова – "Вотъ видите-ли, что я отгадалъ?" были первыя слова его. – "Просьба наша произвела свое дѣйствіе, и такъ напугала вашу тетушку, что она тотчасъ прислала ко мнѣ своего повѣреннаго, преестественнаго плута. Онъ началъ мнѣ говорить всякій вздоръ, но видя, что сбить меня нельзя, отважился было подкупать меня, и я такъ взбѣсился, что выгналъ его взашей. Послѣ того тетушка ваша прислала звать меня къ себѣ, и убѣждала, чтобы я постарался окончить дѣло, и склонить васъ на мировую. Я прежде, какъ будто нарочно, не соглашался, наконецъ обѣщалъ поговорить вамъ. Ну, теперь, какъ вы хотите! Конечно, – еще повторяю, что вся справедливость на вашей сторонѣ; но, ежели вамъ угодно меня слушаться, то я совѣтовалъ-бы вамъ лучше помириться, только не вдругъ поддавайтесь, и меньше 300 т. деньгами и родовой вашей подмосковной деревни отнюдь не соглашайтесь."

Фрипоненковъ распространился въ доказательствахъ, что ежели продолжать дѣло, то совершенно на успѣхъ полагаться никакъ нельзя. Онъ объяснялъ, что тетушка можетъ предпринять, и чѣмъ можетъ утвердить за собою принадлежность – словомъ: такъ убѣдилъ и разувѣрилъ онъ Аглаева, что тотъ началъ уже совсѣмъ въ другомъ видѣ смотрѣть на свое дѣло, и, не взирая на предостереженія Радушина, готовъ былъ тотчасъ помириться, взявъ гораздо менѣе трехъ сотъ тысячь рублей.

Аристофановъ, возвратясь домой, засталъ велерѣчиваго Фрипоненкова, и также убѣжденный его доказательствами, совѣтовалъ Аглаеву поскорѣе мириться. По отъѣздѣ Фрипоненкова, Аристофановъ сообщилъ Аглаеву, что видѣлъ въ Клубѣ Змѣйкина, который очень обрадовался, узнавъ о пріѣздѣ его, и хотѣлъ самъ быть y нихъ завтрашній день. – "Знаю, чему онъ обрадовался," отвѣчалъ Аглаевь. "Я ему долженъ три тысячи по игрѣ, и онъ нѣсколько разъ писалъ ко мнѣ объ уплатѣ. Теперь, слава Богу, можетъ быть, я буду имѣть средства расквитаться, и окончить навсегда связь и знакомство мое съ нимъ!" – Почему это? – спросилъ Аристофановъ. – Змѣйкинъ очень добрый малый; онъ нѣсколько разъ говорилъ мнѣ, что любитъ тебя, и что вы были съ нимъ друзьями еще въ Пансіонѣ. – "Да, я совсѣмъ не охотникъ до такихъ друзей." – Какой вздоръ! Какіе предразсудки! – "Онъ играетъ въ карты, и, иные говорятъ, навѣрное."– Что за бѣда? Не играй съ нимъ, a впрочемъ повѣрь, что, право, онъ добрый и прекрасный малый. – Аглаевъ зналъ безполезность далѣе говорить съ дядей, и замолчалъ.

На другой день получилъ онъ записку отъ тетушки Лукавиной; она приглашала пожаловать къ ней въ 10 часовъ утра.

– Вотъ, видите-ли, что я отгадалъ? – сказалъ Фрипоненковъ, узнавъ объ этомъ.

– Поѣзжайте, но только, смотрите – будьте тверды, и никакъ менѣе 300 т. и подмосковной не берите. Да, нѣтъ: я боюсь – она собьетъ васъ; вы поддадитесь ей; лучше я самъ съ вами поѣду!

Тетушка Лукавина показала видъ, что она недовольна пріѣздомъ Фрипоненкова. Ея повѣренный, другой такой-же плутъ, былъ уже y нея.

"Какъ добрая ваша родня, я не хочу заводить тяжбы и дѣлать непріятной гласности," сказала Лукавина. "Очень желаю помириться, и предлагаю вамъ 100 т. рублей, съ тѣмъ, чтобы вы подписали вотъ эту, уже приготовленную мировую." Она подала ему бумагу.

– Какъ 100 т.? – вскричалъ съ досадою Фрипоненковъ. – Помилуйте, Матрена Лаврентьевна, какъ вамъ не стыдно дѣлать такое предложеніе? Да вы прочитайте только со вниманіемъ поданную на васъ просьбу. Петръ Ѳедоровичъ настоящій и законный наслѣдникъ; мы опровергаемъ духовную, опорочиваемъ заемныя письма, и все, рѣшительно все отберемъ y васъ!

"А вамъ какое дѣло вмѣшиваться въ разговоръ родныхъ между собою? Я васъ не знаю M. Г. и говорить съ вами не хочу."

– Я, сударыня, уполномоченъ отъ Петра Ѳедоровича законною довѣренностію, защищаю его интересы, и не позволю вамъ притѣснять его.

Лукавина начала говорить дерзскія грубости; Фрипоненковъ отвѣчалъ тѣмъ-же; повѣренный Лукавиной также присоединился къ нимъ; всѣ кричали, бранились говорили другъ другу колкости, и съ полчаса продолжалась шумная мистификація Аглаева, такъ, что онъ не имѣлъ времени сказать ни одного слова, и только восхищался необыкновенными добродѣтелями своего защитника.

Наконецъ шумъ по немногу сталъ утихать. Фрипоненковъ смягчился, и, самовольно, не спросясь Аглаева, въ собственномъ его присутствіи, рѣшился поми-риться за него съ Лукавиною на 200 т. рублей. Аглаевъ былъ въ восторгъ; онъ и этого благополучія не ожидалъ, послѣ всего, что наговорилъ ему наканунѣ Фрипоненковъ.

"Подпишите-же Петръ Ѳедоровичъ мировую," сказала, Лукавина, подавая бумагу – "а я поѣду за деньгами." – Позвольте мнѣ прежде прочитать эту бумагу – сказалъ Фрипоненковъ, и, не ожидая позволенія, взялъ ее. – Ну, это хорошо, дѣльно, на законномъ основаніи написано; это можете вы подписать – говорилъ онъ, читая бумагу, и потомъ отдалъ ее Аглаеву. Повѣренный Лукавиной тотчасъ пододвинулъ креслы и подалъ перо. Между тѣмъ тетушка вошла въ комнату, съ ужасною кипою ассигнацій. Благонамѣренность Фрипоненкова такъ была явна, притомъ-же взглядъ на деньги былъ столь очарователенъ, что Аглаевъ подписалъ данную ему бумагу, совсѣмъ не читая.

"Вотъ деньги, любезный роденька," сказала Лукавина. – "Я очень рада, что все хорошо между нами кончилось. Вы не можете повѣрить, какъ мнѣ было грустно и непріятно начинать съ вами процессъ. Я всегда любила васъ, еще съ малолѣтства вашего." При этихъ словахъ она протянуала руку, чтобы взять къ себѣ бумагу, подписанную Аглаевымъ; Фрипоненковъ очень искусно предупредилъ ее, выхватилъ бумагу y Аглаева, и держалъ ее y себя.

"Позвольте пересчитать деньги," сказалъ онъ. "Послушайтесь меня, почтеннѣйшій Петръ Ѳедоровичъ; я опытнѣе васъ; никогда не принимайте и не отдавайте денегъ безъ счета. Садитесь, давайте вмѣстѣ считать!" Онъ положилъ мировую подлѣ себя, взялъ нѣсколько десятитысячныхъ кипъ ассигнацій, отложилъ тоже Аглаеву, и оба начали счетъ. Окончивъ свое дѣло, Фрипоненковъ подалъ мировую Лукавиной, вынулъ изъ кармана записку, данную ему Аглаевымъ наканунѣ, отложилъ себѣ двѣ десяти-тысячныя кипы, завязалъ ихъ въ свой платокъ, и отдалъ Аглаеву записку. Такъ все проворно и искусно сдѣлалъ онъ, что Аглаевъ не успѣлъ опомниться. Впрочемъ, 18-ть десятитысячныхъ кипъ, оставшихся въ его владѣніи, имѣли большую прелесть, и Аглаевъ смотрѣлъ на нихъ съ восхищеніемъ.

"Ну, теперь позвольте поздравить васъ съ благополучнымъ окончаніемъ вашего дѣла," сказалъ Фрипоненковъ. Не худо-бы и выпить за ваше здоровье, почтенная Матрена Лаврентьевна."

– Сей часъ велю подать. A ты – продолжала Лукавина, обращаясь къ своему повѣренному – что-жъ мѣшкаешь? Поѣзжай въ судъ; надобно мировую предъявить. Я не знаю, какъ это водится. Вѣрно, Петру Ѳедоровичу надобно еще гдѣ нибудь росписаться или подтвердить, что онъ подписалъ. Вамъ, Осипъ Гавриловичъ, лучше это извѣстно.

"Еще время терпитъ," отвѣчалъ Фрипоненковъ. "И на что теперь затруднять Петра Ѳедоровича; я дамъ ему знать, когда всѣ бумаги будутъ готовы." Повѣренный Лукавиной уѣхаль, и вскорѣ послѣ того подали завтракъ. Фрипоненковъ поздравлялъ съ благополучнымъ окончаніемъ, выпилъ большую рюмку травнику, и принялся ѣсть. Аглаевъ завязалъ свои 180 т. въ платокъ, положилъ драгоцѣнную связку подлѣ себя, и также придвинулся къ завтраку. Между тѣмъ Фрипоненковъ продолжалъ ѣсть и разговаривать, разсказывалъ о многихъ подвигахъ своихъ, о томъ, какія тяжебныя дѣла и какимъ образомъ онъ выигралъ. Подали Шампанскаго, онъ вновь поздравлялъ, и заставилъ соперниковъ поцѣловаться между собою. Часа два продолжалась эта комедія; наконецъ Лукавина, посмотрѣвъ на часы, дала знакъ Фрипоненкову, что пора кончить. Аглаевъ не замѣтилъ этого знака.

Вмѣстѣ съ Фрипоненковымъ вышелъ онъ изъ комнаты, и на крыльцѣ расцѣловалъ и вновь благодарилъ мошенника, за успѣшное окончаніе дѣла. Съ драгоцѣнною ношею своею спѣшилъ онъ домой, тотчасъ отправился въ свою комнату, заперъ деньги въ дорожный портфейль, который положилъ въ шкапъ, и также заперъ; потомъ взялъ оба ключа съ собою, и, приказавъ каммердинеру своему ни куда не отлучаться, спѣшилъ къ Радушину сообщить ему свою радость; но не засталъ его дома. Между тѣмъ время шло. Аглаевъ поѣхалъ обѣдать въ трактиръ. Вечеромъ встрѣтился онъ въ театрѣ съ Змѣйкинымъ, который бросился къ нему съ распростертыми объятіями; но Аглаевъ холодно поклонился ему и обѣщалъ завтра заплатить свой долгъ. На другой день утромъ, еще прежде нежели Аристофановъ проснулся, отправился Аглаевъ къ Радушину.

"Поздравляю съ хорошимъ извѣстіемъ" – сказалъ ему Радушинъ. "Вы кстати пріѣхали; я хотѣлъ было посылать къ вамъ, съ запискою, полученною мною вчера вечеромъ по вашему дѣлу." – Радушинъ подалъ ему записку слѣдующаго содержанія.

"По желанію вашему, почтеннѣйшій Ѳома Михайловичъ, я велѣлъ справиться о дѣлѣ по духовной покойнаго Аглаева, въ пользу Лукавиной. Духовная сія была представлена къ намъ, но мы ее не утвердили, имѣя многія причины предполагать, что она подложная. Опредѣлено: вызвать настоящихъ наслѣдниковъ. Заемныя письма, представленныя Лукавиною, кажутся также сомнительными. Теперь дѣло остановилось, до тѣхъ поръ, пока явятся законные наслѣдники, которыхъ мы вызываемъ чрезъ Вѣдомости, обыкновеннымъ порядкомъ. Лукавиной-же велѣно выѣхать изъ дома, который поступить, впредь до окончанія дѣла, подъ присмотръ Полиціи. Съ отличнымъ почтеніемъ, и проч. "

Какъ громомъ пораженъ былъ Аглаевъ, прочитавъ записку. "Ахъ, Боже мой! какъ безсовѣстно, какъ нагло я обманутъ!" вскричалъ онъ въ отчаяніи. "До какой степени успѣлъ воспользоваться моею глупостію и неопытностію этотъ мошенникъ!" – Какъ? Что это значитъ? – спросилъ съ удивленіемъ Радушинъ. Аглаевъ разсказалъ ему все случившееся съ нимъ наканунѣ. – "Плохо, очень плохо, любезный Петръ Ѳедоровичъ! Какъ это вы были такъ легковѣрны и неосторожны! Однакожъ, не надобно медлить; не льзя-ли еще какъ нибудь поправить? – Скорѣе запрягать мнѣ карету!" сказалъ онъ своему каммердинеру. "Поѣдемте вмѣстѣ къ судьѣ, отъ котораго я получилъ записку." Пока запрягали карету, Радушинъ еще разспросилъ о всѣхъ подробностяхъ. "Послѣ того, что я отъ васъ слышалъ," продолжалъ онъ – "врядъ-ли мы успѣемъ что нибудь сдѣлать. Плутовство преднамѣренное, и, какъ видно, хорошо ими обдуманное! Отъ того-то они такъ и спѣшили, и вѣрно еще вчера успѣли все окончить. Но, посмотримъ, испытаемъ, не найдутся-ли какія нибудь средства!"

По пріѣздѣ въ Судъ, Радушинъ велѣлъ доложить о себѣ, и ихъ тотчасъ впусти-ли въ Судейскую. Судья, писавшій записку къ Радушину, выслушавъ все происшествіе, покачалъ головою, позвонилъ въ колокольчикъ, и велѣлъ позвать къ себѣ Секретаря Гладкобралова. "У васъ дѣло по духовной Аглаева, въ пользу Лукавиной?" – У меня-съ; но оно совсѣмъ рѣшено. – "Какъ, рѣшено? Не можетъ быть! Вашъ Повытчикъ третьяго дня сдѣлалъ справку, и отвѣчалъ мнѣ, что вызываются законные наслѣдники, и за тѣмъ дѣло остановилось" – Точно такъ-съ; но единственный и законный наслѣдникъ, родной племянникъ покойнаго, присланною по почтѣ въ судъ бумагою, подтвердилъ, что дѣйствительно духовная подписана собственною рукою покойнаго; что ему извѣстно было объ этомъ еще при жизни дяди; что предъявленныя отъ Лукавиной заемныя письма справедливы, потому, что покойный дядя въ присутствіи его получалъ деньги, и при немъ выдалъ эти заемные акты; словомъ: что онъ въ полной мѣръ утверждаетъ, за себя и за наслѣдниковъ своихъ, принадлежность все-го движимаго и недвижимаго имѣнія, оставшагося послѣ покойнаго его дяди, за теткою своею Г-жею Лукавиною, отъ которой получилъ онъ, съ совершенною признательностію, 200 т. ассигнащями, въ подарокъ, a не за уступку имѣнія, законную принадлежность котораго тетки своей Лукавиной онъ еще подтвердилъ, присовокупляя притомъ, что онъ точно единственный наслѣдникъ; ежели-же, сверхъ чаянія, явится кто либо другой, то онъ, Аглаевъ, обязывается таковаго удовлетворить изъ своей собственности. A какъ собственное сознаніе паче свидѣтельства всего свѣта, по силѣ Воинскихъ процессовъ, 2-й части, 2-й главы, 1-го пункта, и на основаній Указа 1709 года, Апрѣля 9, то и не нужно было дѣлать никакихъ дальнѣйшихъ справокъ. Духовная и заемныя письма утверждены, и дѣло признано зарѣшеннымъ.

"Какая y васъ память! Какъ кстати приведены законы, и какая поспѣшность и дѣятельность въ исполненіи! Но вы напрасно думаете столь легко отдѣлаться. Кто помѣтилъ просьбу и далъ резолюцію?" – Г-нъ Засѣдатель, Аѳанасій Ива новичъ Дурындинъ. – "Какъ, Г-нъ Дурындинъ? отъ васъ я этого не ожидалъ!" – Я не помню-съ – не можетъ быть…. я не подписывалъ – отвѣчалъ Засѣдатель. – "Принесите просьбу и все дѣло подайте." Дѣло тотчасъ принесли. Задними числами все начисто было отдѣлано. Просьба Аглаева значилась въ полученіи съ почты; резолюція, начерно написанная рукою Секретаря, которую списывалъ Дурындинъ, найдена была между бумагами. Журналъ и исполненіе сдѣланы были тѣми днями, когда судья, за болѣзнію, не присутствовалъ. Все такъ хорошо и такъ гладко было устроено, что рѣшительно ни къ чему нельзя было придраться! Судья долго читалъ, разсматривалъ, пожималъ плечами, и, какъ видно было, внутренно бѣсился, что столь явнаго мошенничества ничѣмъ изобличить было невозможно. Имя Фрипоненкова нигдѣ не упоминалось; вся форма, также сроки для резолюціи, составленія журнала и выдачи копіи съ производства дѣла – все было соблюдено. Съ негодованіемъ отбросилъ отъ себя судья всѣ бумаги. "Но какимъ-же образомъ Повытчикъ, не далѣе, какъ третьяго дня, справлялся, и сказалъ мнѣ, что дѣло еще не рѣшено?" – сказалъ Судья обращаясь къ Секретарю. – Не знаю-съ; видно онъ ошибся. – "Ошибся, ошибся!" повторилъ Судья съ сердцемъ. "Но я, безъ всякой ошибки, объявляю вамъ, что вы здѣсь болѣе не служите; завтрашній же день извольте подать просьбу объ отставкѣ." – Помилуйте-съ! Да чѣмъ-же я виноватъ? – "Чѣмъ виноватъ?" вскричалъ Судья, вскочивъ въ запальчивости съ креселъ. – "Какая наглость! Вонъ отсюда мер…" – Но одумавшись и не докончивъ слова: мерзавецъ, онъ сѣлъ въ кресла и продолжалъ, съ возможнымъ хладнокровіемъ; «Извольте выйдти вонъ отсюда, и непремѣнно, не далѣе, какъ завтрашній день, подайте въ отставку.» Секретарь поклонился и вышелъ. «А вы, Г-нъ Дурындинъ, не стыдно-ли вамъ?» продолжалъ Судья, обращаясь къ Засѣдателю. «Но что съ вами слова понапрасну терять! Сколько разъ говорилъ я вамъ: не подписывайте ничего безъ меня. Вы, можетъ быть, попадете теперь въ бѣду, но сами будете виноваты, a я такого наглаго плутовства не оставлю.» Судья опять, съ величайшимъ вниманіемъ, началъ перебирать и читать дѣло. «Вотъ совершенное несчастіе,» сказалъ онъ, со вздохомъ, Радушину – «видѣть явное мошенничество, и не имѣть возможности изобличить. Однакожъ, позвольте, позвольте! Вы говорите, что вчера подписали эту бумагу – продолжалъ судья, обращаясь къ Аглаеву; но какъ-же тутъ, заднимъ числомъ, и какъ будто изъ уѣзднаго вашего города, прислано по почтѣ?» – Я не знаю, что я подписывалъ – отвѣчалъ Аглаевъ. – Къ стыду моему, признаться долженъ, что я былъ завлеченъ этимъ бездѣльникомъ Фрипоненковымъ, и все подписалъ не читавши. – "Однакожъ, вы вчера подписали?" – Точно вчера. – «При комъ?» – Никого больше не было, кромѣ тетушки моей Лукавиной, Фрипоненкова и еще какого-то повѣреннаго ея, котораго я въ первый разъ сроду видѣлъ, не знаю, какъ зовутъ, и теперь, я думаю, даже въ лицо не узнаю. – «Точно больше никого не было?» – Точно. – «Стало быть это ни къ чему не послужитъ: они отопрутся! Однакожъ, въ уѣздномъ городѣ вашемъ вы никакой бумаги не подписывали и на почтѣ не посылали?» – Нѣтъ, не подписывалъ и не посылалъ – отвѣчалъ Аглаевь. – «Вотъ теперь есть возможность изобличить мошенниковъ» – сказалъ Судья съ радостнымъ видомъ. – «Я сей часъ велю написать справку въ Уѣздную почтовую контору: была-ли отъ васъ послана сюда просьба? Попались молодцы! Теперь все можетъ открыться; авось они собьются въ допросахъ. Это такое необыкновенное происшествіе, что я долженъ довести до свѣдѣнія высшаго начальства, и вѣрно тотчасъ будетъ сдѣлано слѣдствіе.» Судья торжествовалъ, и велѣлъ позвать къ себѣ Повытчика Правдина, которому хотѣлъ приказать немедленно написать донесеніе. – Ахъ, Боже мой! я вспомнилъ – сказалъ Аглаевъ – точно, въ проѣздъ мой, я подписалъ и послалъ изъ нашего уѣзднаго города, по почтѣ, просьбу сюда, присланную ко мнѣ Фрипоненковымъ, о томъ, что я единственный законный наслѣдникъ; просьба эта была не большая, въ нѣсколькихъ строкахъ! – Судья опять бросился перебирать все дѣло, нѣсколько разъ перевертывалъ листы, и не нашелъ этой бумаги. – «Какое адское злоумышленіе, и какая осторожность!» вскричалъ онъ. – "Во всемъ дѣлѣ одна только просьба отъ васъ, и та какъ будто написана и послана изъ вашего уѣзднаго города. Какъ все придумано! нѣтъ никакой возможности ни къ чему придраться! – продолжалъ Судья, съ горестью, кинувъ дѣло на столъ.

"Что дѣлать, любезный Павелъ Ивановичъ?" сказалъ Радушинъ Судьѣ, вставая со стула и пожимая ему руку. – "Мы видѣли всю твою благонамѣренность и добрую волю. Какъ быть! Не въ первый и не въ послѣдній разъ торжествуютъ мошенники! Но со всею достовѣрностію предсказать можно, что это не пойдетъ имъ впрокъ." – Онъ еще пожалъ руку Судьѣ, и, вмѣстѣ съ Аглаевымъ, вышелъ изъ судейской.

"Поѣдемте съ горя обѣдать ко мнѣ, любезный Петръ Ѳедоровичъ" – продолжалъ Радушинъ, садясь съ нимъ въ карету. – "Вы получили тяжелый урокъ; впередъ будете осторожнѣе, и жаль только, что слишкомъ дорого платите вы за этотъ урокъ! Очень досадно, что вчера не за~ стали вы меня дома; напрасно и вечеромъ не заѣхали; я думаю, еще можно-бъ было тогда предупредить мошенничество. У меня были кое-кто. Нарочно спросилъ я, не извѣстенъ-ли кому нибудь изъ гостей этотъ Фрипоненковъ. Мнѣ разсказали многіе опыты его утонченнаго плутовства. Напримеръ: онъ служилъ гдѣ-то по контрольной части. Одинъ какой-то молодецъ до такой степени безсовѣстно и нагло воровалъ, что не было уже никакой возможности оправдать его; но Фрипоненковъ, къ которому отчеты его поступили на ревизію, взялся, за нѣсколько тысячь рублей, помочь негодяю и избавить его отъ бѣды. Что-жъ онъ выдумалъ и какія средства употребилъ? Это такая хитрость, которая только одному Асмодею, другу его, могла-бы войдти въ голову. Онъ растопилъ сала, намазалъ листы по всѣмъ отчетамъ, документамъ и справкамъ, положилъ все дѣло, подъ предлогомъ, что не достаетъ еще какихъ-то справокъ, въ архивъ, a самъ сказался на нѣкоторое время больнымъ. Въ продолженіе этого времени, крысы, которыхъ въ архивѣ было великое множество, такъ сосчитали и отработали все дѣло, что не было никакой возможности ничего разобрать. По выздоровленіи, Фрипоненковъ представилъ о такомъ казусномъ несчастіи своему начальнику. Злоумышленность была очевидна; произшествіе это надѣлало много шуму; но кончилось тѣмъ, что воръ избавился отъ взысканія, a Фрипоненковъ, хотя былъ отставленъ и преданъ суду за невниманіе и упущеніе по должности, но въ послѣдствіе времени быль прощенъ по милостивому Манифесту. Послѣ того совершилъ онъ много тому подобныхъ подвиговъ, a чтобы войдти въ милость и довѣренность къ покойному вашему дядюшкѣ, поднялся на чудесную штуку. Покойникъ, не тѣмъ будь помянутъ, весьма жаловалъ деньги, и отдавалъ ихъ въ займы за самые Еврейскіе проценты, т. е. до 25, и никакъ не менѣе 15 процентовъ, и то еще съ залогомъ. Одного изъ своихъ должниковъ какъ-то онъ уже слишкомъ притѣснилъ и вывелъ изъ всякаго терпѣнія; тотъ рѣшился непремѣнно отмстить и обнаружить безсовѣстныя его дѣла. Объ этомъ сообщилъ онъ старому знакомому и пріятелю своему Фрипоненкову, который уже давно искалъ средства втереться въ довѣренность старика и воспользовался этимъ случаемъ, чтобы предупредить его и доставить ему возможность погубить своего соперника. Въ слѣдствіе напередъ обдуманнаго плана, Фрипоненковъ научилъ своего стараго знакомаго и пріятеля написать къ вашему дядюшкѣ письмо о крайней необходимости въ деньгахъ и просить увѣдомленія его о томъ, какіе онъ возметъ проценты. A старичку, дядюшкѣ вашему, совѣтовалъ отвѣчать, что онъ готовъ ссудить его; что-жъ касается до процентовъ, то ему извѣстно, что онъ беретъ по шести; но слово: шесть, велѣлъ онъ ему въ письмѣ выскоблить и вмѣсто того написать, по выскобленному: двадцать; однакожъ такъ, чтобы подскобленное слово: шесть, при внимательнѣйшемъ разсмотрѣніи, можно было разобрать. Соперникъ, получивъ этотъ отвѣтъ, и бывъ ослѣпленъ чувствами мщенія и злобы противъ вашего дяди, не сообразилъ, не обдумалъ ничего, тотчасъ послалъ за Фрипоненковымъ, который поспѣшилъ написать ему формальную просьбу въ судъ, съ приложеніемъ въ подлинникѣ письма, въ доказательство противозаконныхъ процентовъ.

Молодецъ торжествовалъ, вездѣ говорилъ, что наконецъ попался безсовѣстный ростовщикъ Аглаевъ; но вскорѣ открылся совсѣмъ другой оборотъ. Дядя вашъ былъ призвань къ суду; не отвергалъ, что письмо его руки, но просилъ обратить вниманіе на то, что имъ было написано: шестъ, что это слово выскоблено, и подъ его руку, фальшиво, помѣщено двадцать. Онъ самъ послѣ того подалъ просьбу, обвиняя соперника своего въ злоумышленности. Изъ этого возникло весьма важное дѣло, и пріятель Фрипоненкова, прежде торжествовавшій, очень былъ радъ, когда вашъ дядя согласился, за значительную сумму, помириться съ нимъ и прекратить дѣло. Съ тѣхъ поръ пользовался Фрипоненковъ полною довѣренностію вашего дяди. Вѣроятно, онъ впустилъ Лукавину въ домъ къ старику, научилъ ее, какъ дѣйствовать, и съ нею заодно окончилъ наглымъ мошенничествомъ противъ васъ. Но что дѣлать, любезный Петръ Ѳедоровичъ! Еще слава Богу, что такъ великодушно поступили они съ вами, и вмѣсто трехъ тысячь душъ и милліона денегъ дали вамъ хоть 180 тысячь. И то хорошо, по крайней мѣрѣ, что не совсѣмъ васъ ограбили. Поправить дѣла вашего ничѣмъ невозможно, и я не совѣтую вамъ даже входить въ состязаніе съ такими отважными, искусными и опытными ратоборцами. Il faut partir du point, où l'on est (надобно начинать съ той точки, гдѣ мы находимся). Что намѣрены вы предпринять теперь съ вашимъ капиталомъ?"

"Я думаю пуститься въ обороты," отвѣчалъ Аглаевь. "Деревни теперь дешевы. Со 180 т. наличныхъ можно купить имѣніе тысячь въ четыреста; заплатить часть, a остальныя въ долгъ; потомъ сдѣлать какое нибудь заведеніе, и долгъ уплатить доходами."

– Все это хорошо – сказалъ Радушинъ – только, вотъ что страшно: если покупать имѣніе въ долгъ и надѣяться уплатить изъ доходовъ съ заведеній, которыя также устроены будутъ на заемныя деньги, то надобно имѣть неусыпное вниманіе и дѣятельность, a къ этому мы Всероссійскіе Дворяне, весьма неспособны. Послушайтесь лучше моего совѣта. Разумѣется, что нѣтъ правила безъ исключенія; но вообще, мнѣ кажется, съ нашими дворянскими склонностями и привычками, не надобно пускаться въ обороты на заемныя деньги. Повѣрьте, что въ наше время тѣ только Дворяне богатѣютъ и живутъ спокойно, которые ничего не должны и умѣютъ такъ расположиться, чтобы не проживать больше получаемаго ими дохода – a это весьма большая рѣдкость. Примите мой дружескій совѣтъ: расплатитесь со всѣми долгами, выкупите ваше имѣніе, ежели оно въ залогѣ въ казнѣ, a на остальныя за тѣмъ деньги купите деревню съ аукціоннаго торга. Теперь такъ много продается дворянскихъ имѣній за долги, и такъ иногда дешево можно купить, что это точно самое лучшее средство употребить съ пользою вашъ капиталъ.

Аглаевъ согласился въ справедливости сужденія Радушина, благодарилъ его, и рѣшился послѣдовать его совѣту. Онъ отыскалъ всѣхъ, кому былъ долженъ въ Москвѣ, со всѣми расплатился, выкупилъ изъ залога деревню и отправилъ на первой-же почтѣ 20 т. къ женъ своей, для удовлетворенія тамошнихъ кредиторовъ. Послѣ всего этого, еще осталось y него слишкомъ 100 т., которыя вознам?рился онъ употребить на покупку имѣнія. Гораздо-бы лучше онъ сдѣлалъ, если-бы уѣхалъ съ остальными деньгами изъ Москвы. Капиталъ сей возбудилъ противъ него мошенниковъ всякаго рода, и онъ сдѣлался жертвою безхарактерности своей.