История, рассказанная стариком Жосленом, своему внуку Доменику. Но, точно подтвердить, что все так и происходило, господин Доменик Риваль, не может. Хотя, дед уверял, что сам был невольным участником событий. А подробности, загадочной истории, слыхал от знаменитого капитана Филиппа Лантье де Гарона. Видно, придется поверить ему на слово, даже если Жослен добавил что-нибудь от себя. Как говорится: «Красиво не соврать – истории не рассказать».
© Алиса Орлова-Вязовская, 2016
© Марина Саенко, дизайн обложки, 2016
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Часть первая
Бертан
– Эй, братья, сдается мне, кто-то стучал в ворота монастыря, – воскликнул молоденький послушник Жослен.
– Должно быть, тебе послышалось, дружок. Кто явится сюда на рассвете? Мы живем в такой глуши, что путнику, пришлось бы, идти всю ночь. – Зевнув, проворчал толстяк Арман.
– Это ветки старого дуба задевают стены. – Кивнул тощий и длинный монах Франсуа, примостившийся тайком, вздремнуть у дровяного сарая.
– Я не глухой! – Задиристо воскликнул Жослен. – И точно слышал стук.
– Ну, так пойди, да посмотри сам, и оставь нас в покое со своими россказнями! – Раздраженно буркнул Арман.
Вот надоедливый парень! Солнце, само еще, как следует, не проснулось. Монахи встали затемно, да читали молитву, ежась от холода, в сыром нетопленом зале часовни. От чего же не подремать, пока настоятель занят и не видит свою паству?
Жослен решительно направился к воротам.
– Ай, помилуй меня, Пресвятая Дева! Идите скорее, братья!
– Ох, ну что там еще? Не иначе Святая Франсуаза почтила тебя своим появлением, – усмехнулся толстяк.
Хотя, осень только вступала в свои права, раннее солнышко было не слишком ласковым. Монахам, не хотелось покидать деревянную скамью, что так уютно согрелась их телами.
Вот упрямец этот Жослен! А вдруг, и впрямь за воротами что-то интересное. Пожалуй, стоит взглянуть.
В глазах Франсуа и Армана мелькнуло любопытство, и оба поспешили на зов. Тотчас испуг отразился на их лицах. На истертом камне возле ворот, свернувшись калачиком, лежал ребенок.
– Как думаете, братья, не помер ли несчастный малыш? – Дрожащим от волнения голосом, произнес Жослен.
Арман осенил себя крестом и торопливо сказал:
– На все воля Господа! Экая напасть!
– Ох, у меня душа в пятки ушла, – прошептал Франсуа. – С детства боюсь смотреть на покойников.
– А может, бедняжка спит?
– Так погляди сам, если такой смелый.
Жослен боязливо приблизился к малышу и подергал бархатную накидку, укрывшую ребенка до самых пят.
Мальчик потянулся, открыл глаза и удивленно уставился на монахов.
– Живой, силы небесные! – Радостно воскликнул послушник.
– Дураку понятно, что ребенок просто спал, – буркнул Арман. – Мертвецы не стучат в ворота.
– Ах, какой ты умный! – Усмехнулся Франсуа. – По-твоему, дитя, которому и четырех лет нет от роду, дотянулся до медного кольца, постучал в ворота и лег отдохнуть?
Монахи окинули взглядом, пустую тропу, что вела из перелеска к обители. Ни повозки, ни единой живой души вокруг.
– Чудеса! Словно, с неба свалился этот парнишка, не мог же он прийти сам?
– Ну, что, братья! Не оставлять же малыша одного за воротами. Пусть настоятель рассудит, что делать с бедняжкой.
Жослен ласково поднял ребенка на руки, и дверца тяжелых кованых ворот закрылась за ними.
Не прошло и пяти минут, как двор заполнился монахами.
– Глазам не верю, брат Арман, где это ты раздобыл парнишку?
– Нет, это верно сынок зануды Франсуа! Погодите, сейчас явится вся его родня.
– Жослен, неужто ты стал нянюшкой в знатном доме, и принес сюда маленького герцога?
– Глядите-ка, а малыш точно не из крестьян, бархатная накидка подбита мехом!
– Да, и башмачки с серебряными пряжками.
Мальчик, спросонья, лишь оглядывал всех огромными серыми глазами. За все время, ребенок не произнес ни слова.
– Да что же, ты станешь делать с этой мелюзгой?
– Надо позвать отца Венсана, он сам решит, как быть.
– Господин настоятель!
– Святой отец!
– Да сходите же за ним, верно, он занят чтением и ничего не слышит.
И вскоре, во дворе появился старый священник, с худым морщинистым лицом и светлыми, словно выцветшими глазами.
Обитель, где служил настоятелем Венсан Марель, была бедной. И больше походила на богадельню. В аббатстве архиепископа давно уже позабыли, что затерянный в лесах Пикардии, монастырь Святого Франциска, еще существует. Но, монахи и крестьяне, из близлежащих деревень, искренне любили и уважали господина Венсана. В тщедушном и сгорбленном теле старика, билось сердце, в котором хватало доброты на каждого, кто пришел к нему со своей бедой.
– Что случилось, дети мои? Отчего вы не заняты работой, а столпились, словно стая гусей вокруг червяка?
– Вот, господин Венсан, за воротами мы нашли ребенка. Бедняжка был совсем один, и мы не решились оставить его.
– Странно, мальчик не похож на дитя нищих бродяжек, что подкинули его добрым людям. Должно быть, тайное горе вынудило его родителей так поступить.
– Святой отец, но мы же не сможем оставить мальчонку здесь! Он так мал, что, пожалуй, ему нужна кормилица или нянька.
– Давайте помолимся, братья, – тихо произнес настоятель. – Если Господь подаст нам знак, мы оставим мальчика у нас. Если нет, Жослен запряжет лошадь и увезет ребенка в деревню. Возможно, там найдутся добрые бездетные люди, согласные приютить малютку.
Монахи почтительно склонили головы и, перебирая четки, зашептали молитву. Но, не успели они прочесть ее до конца, как небо внезапно потемнело, раздался глухой рокот раскатов грома. Не прошло и минуты, как на монастырский двор обрушился ливень. Послушники едва успели скрыться в часовню. Кругом стало черно, словно непроглядной ночью. И стук дождевых капель, сменился дробным звоном градин. Монахи испугано крестились, повторяя слова молитвы громче и громче. Град в одночасье прекратился, небо на глазах становилось голубым. Словно, чья-то невидимая рука, очистила его. Яркий солнечный свет озарил старые замшелые монастырские стены.
– Глядите, святой отец! – Закричал Жослен, указывая в узкое оконце.
Над лесом, что подступал к самым стенам обители, возникла яркая радуга.
– Верно, Господь дал нам знак, и выбор сделан, братья! – Восторженно прошептал старый священник. – Мы должны оставить ребенка у нас, и постараться вырастить его добрым и честным человеком.
– Господин Венсан, – почтительно склонив голову, сказал брат Паскаль. – Бедное дитя, верно не сможет назвать своего имени, или вовсе не помнит его.
– Ну что ж, сегодня день памяти Святого Бертана, пусть он станет покровителем малыша. Он получит его имя. Отныне, мальчика будут звать Бертан Люмьер1.
Так, маленький найденыш, поселился в скромной обители.
Понемногу, монахи привыкли к необычному гостю. Мальчик не докучал капризами, а его миловидное личико, заставляло улыбнуться даже самых ворчливых из братьев. Ребенок был молчалив, и поначалу, все решили, что несчастный глух и нем от роду. Жослен, которому едва минуло семнадцать, заботился о нем, словно старший брат. Паскаль, в свободные часы, вырезал малышу забавные игрушки из деревянных щепок. Готран позволял отщипывать кусочки теста, когда выпекал караваи хлеба из серой муки.
Толстяк Арман, что варил молодые побеги дягиля2 в патоке, непременно давал лакомство Бертану. И малыш так и засыпал ночью, с липким сладким стебельком в руке.
Мальчик привык тихонько сидеть в часовне, во время службы, и старательно подражая старшим, осенял себя крестом и склонял голову. И однажды, к всеобщей радости, монахи услышали, что ребенок старательно шепчет слова молитвы, повторяя за настоятелем. Слава Господу, ребенок здоров и не страдает глухотой.
Очень скоро рукава бархатной куртки малыша стали коротки, башмаки малы. Теофиль сшил ему монашескую сутану из простой домотканой материи. Паскаль вырезал маленькие сабо, куда для тепла, заботливый Жослен положил соломы.
Все было мирно и покойно до зимней ночи полнолуния.
Обитель погрузилась в сонную тишину, за стенами раздавался шорох ветвей, да тоскливый волчий вой доносился из леса.
Жослена разбудил стон мальчика. Ребенок метался на узкой лежанке, по вискам его стекали струйки пота. Лицо мальчика было бледным словно, выпавший снег.
Испуганный послушник бросился за отцом Венсаном.
– Господин настоятель, простите, что беспокою вас, но сдается мне, мальчонка помирает!
– Оставь, друг мой, разве просят прощения, когда зовут на помощь?
– Вчера малыш все крутился возле колодца, видно промочил ноги, и теперь бедняжку сжигает лихорадка.
Старик тотчас поспешил в келью Жослена. Ох и страшную картину увидел настоятель!
Мальчик был бледнее полотна, а его серые глаза потемнели. Злобная гримаса исказила милое личико. Бертан силился развязать тесемки ворота на рубашке, словно хотел сорвать что-то со своей шеи.
Отец Венсан с ужасом заметил, что ногти на детской руке удлинились и стали острыми.
– Жослен! – Крикнул старик. – Беги и разбуди братьев, живо! Скорее идите в часовню, зажгите свечи и молитесь пока я не приду за вами!
Молоденький монах, не помня себя от страха, кинулся исполнять приказание. А отец Венсан, опустился на колени перед лежанкой мальчика и, схватив его за руки, громко начал читать молитву. Глаза Бертана стали совсем черными и сверкали, словно угли, злобная улыбка кривила его губы. Ребенок отчаянно пытался освободиться, острые ногти больно впились в руки старика. Волосы взмокли от пота, дыхание было обжигающе горячим.
Старик продолжал молиться, тело его онемело, спина нестерпимо ныла. И вот, дыхание мальчика стало тихим и ровным, погас страшный блеск в глазах, и отец Венсан с удивлением увидел, что острые ногти на руках Бертана, исчезли. Перед ним вновь был маленький мальчик, что мирно спал, словно и не было этого ужасного превращения.
В глазах настоятеля показались слезы радости. Старик тяжело поднялся с колен, изнемогая от усталости. Он заботливо накрыл ребенка грубым шерстяным одеялом и поправил ворот его разорванной рубашки. И только сейчас, Венсан заметил, что так отчаянно пытался сорвать с себя мальчик. На его шее был странный кулон, искусно вырезанный из дерева. Крест, обвитый листьями платана, и монограмма «Ф. Л. Г.»
Отец Венсан впервые видел, что бы украшения выделывали из осины. Неужто для кулона, не нашлось более благородного материала? Но, как бы там ни было, амулет надели неспроста. И кто знает, как повернулось бы дело, сорви бедное дитя, это украшение. Старик вернулся к себе совсем разбитым, сердце его страдало от невыносимой боли. Бедный настоятель явно столкнулся с нечистью. Что же делать? Обитель, не место для приюта темных сил! Но, если рассказать всем, что он видел, несчастного ребенка ждет верная смерть. Кого остановит, что это всего лишь дитя? Настоятель не сомкнул глаз до самого рассвета, он отчаянно молил Господа, помочь ему сделать правильный выбор.
Наутро, Бертан вновь был прежним, румянец играл на его щеках и мальчик совсем не помнил, что было предыдущей ночью. И случайно увидав покрытые царапинами руки старика, с жалостью прижался к ним щекой. Глаза Венсана Мареля наполнились слезами, вне всяких сомнений у подкидыша доброе сердце.
И старый настоятель благодарил всех Святых за чудесное исцеление. Не зря ребенок оказался в обители, стало быть, это должно защитить его от страшного зла. И отец Венсан, еще тверже уверовал в разумность своего решения, оставить мальчика.
Настоятель скрыл от всех подробности страшной ночи. Ничего особенного не произошло, должно быть, бедняжка всего лишь, увидел страшный сон. Но молитвы развеяли ночной кошмар, хвала Господу. Да, надо бы окрестить мальчика, ведь никто не знает, успели ли его бедные родители провести обряд. Во время таинства, ребенок был совершенно спокоен. Уж не привиделось ли Венсану Марелю страшное видение? Проклятая нечисть должна была бы проявить себя. После крещения, Бертан получил от настоятеля серебряный крестик, но снять с его шеи деревянный амулет, старик Венсан так и не решился.
Мальчик ничем не отличался от обычных детей своего возраста. Разве что, был молчалив и не по годам серьезен. Да и скромный монастырский уклад вряд ли способствовал праздному веселью и шалостям. Бертан, с удовольствием возился в огороде, помогая брату Жослену. Учился стряпать у брата Готрана, и стоя на маленькой скамье, помогал помешивать патоку, брату Арману. Лишь в ночи полнолуния, настоятель, под любым предлогом, оставлял мальчика в своей келье и, не смыкая глаз до самого рассвета, молился. Убедившись, что малыш спокойно спит и ничто не превращает личико ребенка в злобную гримасу, старик, позволял себе вздремнуть, сидя у его постели. Пожалуй, настоятель действительно ошибся. Какое счастье, что он не поднял тревоги и не стал причиной гибели невинного дитя.
Теперь, когда кто-нибудь из монахов отправлялся в деревню, продать сладости и пополнить запасы, обязательно брали с собой Бертана. Чего хорошего, что мальчонка, все дни напролет сидит за высокой оградой, и дальше двора носу не высунет? Разве не славно прокатиться по лесной дороге, да поглазеть на деревенскую ярмарку.
У крестьян, ребенок, одетый в монашескую сутану, вызывал улыбку. Уж больно серьезно ведет себя мальчик. Гляди-ка, словно ему совсем не хочется побегать и пошалить, как другим ребятишкам. Женщины жалели маленького сироту, с таким милым лицом, большими, чуть приподнятыми к вискам, серыми глазами, и вьющимися каштановыми локонами, что свободно спадали на шаперон.3 Каждой хотелось угостить ребенка. И Бертан возвращался в монастырь с корзиной полной гостинцев, которые непременно ставил на общий стол.
Жизнь обители текла неспешно, зима сменяла осень, весна зиму. Лето, было самой любимой порой монахов. Хотя, и дел в монастыре прибавлялось, но, лучше возиться в огороде, ухаживая за овощами, чем стучать зубами от холода в нетопленой келье. Знатные господа не посещали, затерянную в лесу обитель, и не давали щедрых пожертвований. Монахам не на что было купить угля. Приходилось собирать хворост, да тайком тащить его из лесу. Лесные угодья принадлежали обедневшему барону Дагне. Сыновья господина Дагне погибли в сражениях, и старик коротал свой век, в окружении малочисленных слуг и дочери Клеманс. Крестьяне злословили, что молодая баронесса так и не смогла найти жениха. У бедняжки не было никакого приданного, какой знатный сеньор посватается к ней? Старик пуще глаза берег несколько акров леса, вдруг да найдется жених, что согласится взять их в придачу к невесте. И слуги барона зорко следили, что бы никто не смел, воспользоваться лесными дарами, не уплатив пошлины. А кому же охота отдавать свои кровные медяки за вязанку хвороста, или пойманного в силки кролика?
В один из зимних дней, Жослен решил отправиться в лес за хворостом. Целое утро монахи безуспешно пытались развести огонь, что бы сварить капустный суп, но жалкая охапка соломы мигом сгорела, а вода и не вздумала закипеть. Уж больно морозная погода выдалась. Студеный ветер проникает во все щели и выдувает последнее тепло. Может, в эдакую стужу, слуги барона сами не решатся покинуть господскую кухню, где в очаге весело танцует пламя?
Несмотря на уговоры, Бертан тоже собрался в лес. Вот упрямец! Толку от шестилетнего парнишки в таком деле? Ну, унесет маленькую охапку промерзших веток, а там не ровен час, провалится в сугроб по самую макушку. Или, чего уж хуже, отморозит ноги, как брат Мишель и станет хромым на всю жизнь.
Ничего не помогало. Бертан уверял, что ни на шаг не отойдет от Жослена, и будет старательно притоптывать ногами, что бы не замерзнуть. Он, всего лишь, поможет тащить по снегу груженую тележку.
– Да, уймитесь, вы, спорщики! – Сердито воскликнул Арман. – Зимний день короток, вы окажетесь в лесу затемно, да и мы будем дрожать от холода, и голодать, дожидаясь вас.
Бертан и впрямь, старательно помогал вязать хворост. Вскоре, тележка доверху наполнилась, и колеса тонули в снегу. Каждый шаг давался тяжело. Холодное зимнее солнце успело спрятаться за верхушками заснеженных деревьев, а путники одолели лишь четверть пути.
– Не беда, – подбадривал мальчика Жослен. – Я не раз собирал хворост в этом месте, легко найду дорогу и в темноте.
Но стоило им сделать всего несколько шагов, как, на белеющей за деревьями поляне, показались волки. Неторопливо выходили они из перелеска и окружали добычу.
Бедняга Жослен замер от ужаса:
– Бертан, малыш, я постараюсь отвлечь кровожадных тварей, беги что есть силы в сторону от ельника, и не вздумай свернуть в сторону. Если поторопишься, то успеешь спастись. Беги, беги скорее.
– Нет, брат Жослен, один я не пойду, – спокойно произнес мальчик.
– Ах, не время упрямиться! Волкам на ужин хватит и одного монаха.
– Нет, – повторил мальчик. Ни в его голосе, ни в глазах совсем не было страха.
Волки подходили все ближе и ближе. Через миг вся стая накинется на несчастных путников. Жослен крепко обнял ребенка и прикрыл его своим телом.
– Жаль, что приходится помирать так рано, – прошептал он. – Надеюсь, что проклятые звери утолят свой голод раньше, чем доберутся до тебя.
Молодой послушник зажмурился и приготовился принять страшную гибель, шепча молитву замерзшими губами. Бедняга не видел, что серые глаза Бертана стали непроницаемо черными, как вода на дне старого колодца. Мальчик исподлобья, в упор смотрел в глаза хищников.
Раздался тоскливый волчий вой, звери попятились, и вскоре, рыча и поскуливая, скрылись в заснеженной чаще. Жослен, наконец, решился открыть глаза и с удивлением, оглядел опустевшую поляну.
– Ах, Святая Франсуаза, Святой Бриак! Неужто мы живы! Глазам не верю, эдакое счастье избежать страшной смерти! Ну, малыш, хватай скорее веревку, и уберемся по – добру по – здорову, с проклятого места.
А в обители, давно уже не находили себе места. Вот напасть, видно Жослен с мальчиком попали в беду.
– Ох, братья, вдруг бедняги замерзли в лесу насмерть?
– Скажешь тоже, брат Паскаль. За работой холод не страшен, вот если только брат Жослен, помилуй Господь, подвернул ногу и лежит в снегу без всякой помощи! Уж верно мальчик не дотащит его из лесу.
– А может, Бертан засмотрелся на белку, или лисицу, да и потерялся? И бедняга послушник ищет его?
– Ах, дети мои, – покачал головой настоятель. – Не лучше ли, взять фонари и отправится на поиски, чем кликать беду на пропавших?
– Господин Венсан, да фонари наши давно опустели, масла не наберется и на один.
– Так зажигайте палки с соломой, это поможет отпугнуть волков, что хозяйничают в зимнем лесу.
И когда Жослен с мальчиком подходили к монастырю, навстречу им двигалась целая процессия, освещая путь самодельными факелами.
Ну и чудесное спасение! Монахи вовсе позабыли, что остались без обеда и ужина. Всем хотелось послушать рассказ Жослена, и не упустить ни единого словечка. Братья уже не замечали, что холод струится по стенам кухни, и при каждом слове, изо рта вылетает облачко пара. Пожалуй, эдакое происшествие случается раз в жизни. Где это видано, что бы целая стая голодных волков, убралась восвояси, не тронув безоружных путников? Не иначе, Святые позаботились об их спасении. Удивительно, как это мальчуган не испугался. Любой взрослый на его месте, пустился бы наутек, или завопил бы со страху на весь лес. Что и говорить, Жослен, укрывший ребенка своим телом, и малыш Бертан – отчаянные храбрецы! Осталось только, прочесть молитву и отправиться на покой в холодные кельи.
Стоило толстяку Арману наведаться в деревню, как слухи о чудесном избавлении от смерти, молодого послушника и сироты из обители, разнеслись по всей округе. И рассказ все обрастал подробностями, переходя от одного крестьянского двора к другому. Вскоре, каждый проезжающий мимо, слышал, как в зимний лес явились Святые, что бы прогнать волков и спасти одиноких путников. История дошла даже до старого барона Дагне и его дочери. Баронесса прослезилась, а старик так расчувствовался, что пропустил мимо ушей, по какой причине, монахи оказались в его лесу.
И вновь потекла неспешная жизнь скромной обители. Стены монастыря ветшали, с северной стороны, их давно облюбовал мох. В крыше дровяного сарая зияла дыра. Ставни рассохлись и жалобно скрипели, при малейшем ветерке. Словом, каждая поломка, наносила страшный ущерб, денег едва хватало пополнить запас провизии, где уж там думать о починке. Прошение о бедственном положении обители, отправленное старым Венсаном самому епископу, осталось без ответа. И настоятелю ничего не осталось, как отправить монахов просить подаяние.
Беднягам предстояло проделать немалый путь, ведь в окрестных деревнях, зажиточных людей можно пересчитать по пальцам. Даже барон Дагне смог расстаться лишь с десятью экю4 и корзиной яблок. В один из дальних походов отправился и Бертан, упросив брата Паскаля взять его с собой. Вначале, все шло, как нельзя лучше. Горожане охотно бросали медяки в глиняную кружку, что крепко прижимая к себе, держал мальчик. Экий молодец, совсем еще дитя, а вместо шалостей, да глупых развлечений, ходит день – деньской по брусчатой дороге, собирая деньги, на благое дело. Но, на одной из рыночных площадей, за Паскалем и Бертаном увязалась целая ватага мальчишек, из тех, кто с утра до ночи бьет баклуши и тянет все, что плохо лежит.
Они уже давно заприметили монахов, и во что бы то ни стало, решили поживиться. Экая легкая добыча, отвлечь старого, и обобрать малого. Зато в кружке полно звонких монет. Пожалуй, она набита до самого верха.
Стоило Паскалю и мальчику присесть возле коновязи, что бы немного подкрепиться, как перед ними возник вертлявый парнишка.
– Святой отец, окажите милость. – Плаксивым голосом, прогнусавил он. – Моя сестра помирает, господин кюре5 ушел крестить сына каретника. Покуда дойдет очередь до нас, бедняков, сестра успеет помереть без покаяния.
– Ах, бедняжка, вот незадача, – пробормотал Паскаль. – Ну, ничего, я навещу несчастную. Бертан, сынок, подожди меня здесь, если больная так плоха, пожалуй, дело не затянется надолго. А ты, пока передохнешь немного.
– Идите за мной, господин, – шмыгая носом, сказал мальчишка. – Я мигом проведу вас, тут рядом.
И Паскаль направился за своим провожатым. Юркий парень, шнырял из одного узкого переулка в другой, словно пронырливый мышонок. Вскоре, монах совсем запутался в бесконечных улочках и проулках. А хитрый мальчишка шмыгнул в подворотню и был таков.
Тем временем, остальная братия, что непременно решила разжиться деньгами, и покуражиться над тем, кто не сможет ответить, окружила Бертана.
– Эй ты, святоша, давай сюда кружку с монетами, и проваливай, если не хочешь получить тумаков.
Бертан окинул взглядом жадные лица:
– Нет, это деньги для обители, и я отдам их только нашему настоятелю.
– Ой, умора! Со смеху помереть можно! Что ты там пропищал, церковный мышонок?
– Я отдам деньги, только господину Венсану. – Спокойно повторил Бертан.
– Ну и наглец! – Выкрикнул самый рослый из мальчишек, по прозвищу Додо Бродяга. – Видно монахи не выучили тебя хорошим манерам. Ну, не беда, сейчас мы мигом поправим дело. Глядите, братцы, как этот слюнтяй, с девчачьими локонами, начнет умолять о пощаде, после славной трепки. Старый разиня монах, которого ловко провел наш Николя, пожалуй, и не признает этого крысенка с разбитым носом и заплывшим глазом.
Предводитель маленьких негодяев, ухмыльнулся. Он подмигнул подельникам и, сжав кулаки, ринулся к добыче.
Бертан даже не шевельнулся, он смотрел в упор на обидчиков, и серые глаза его потемнели. Увесистый кулак Додо так и не достиг цели, руки беспомощно повисли, словно плети. Бродяга дергал плечами, растерянно поворачивался из стороны в сторону, а руки его болтались словно у тряпичной куклы. Глаза Додо наполнились страхом, ватага мальчишек растерянно таращилась на своего предводителя. Что за внезапный недуг напал на Бродягу? Додо готов был завыть от ужаса, слезы градом покатились по его лицу. Он метнулся к дружкам, видно надеясь на помощь, но те попятились, и в страхе, бросились врассыпную. Бродяга бросился за ними, нелепо покачиваясь и спотыкаясь о каждый камешек.
И тут, на дороге показался Паскаль, он шел торопливо, утирая вспотевшее лицо.
– Ах, Бертан, хвала Деве Марии, с тобой все в порядке. С тех пор, как пронырливый негодник сманил меня неизвестно куда, я боялся, что ты станешь легкой добычей жуликов и пройдох. Никто не обидел тебя, сынок?
– Нет, брат Паскаль, я мирно дожидался вашего возвращения.
– Вот радость! Наша кружка с монетками цела. Молодец, что сберег ее, мальчик. Наверняка, ни мало желающих нашлось бы, отобрать деньги у беззащитного ребенка.
– Должно быть, вы правы, брат Паскаль, здесь пробегала ватага мальчуганов, но, видно зла у них в мыслях не было.
Паскаль кивнул и осенил себя крестом:
– Ну, пойдем же дальше, сынок, дотемна успеем добраться до деревни, и заночевать у добрых людей.
А Додо, завывая от страха, успел добежать до речки, и распугать своим видом, сердитых прачек, что полоскали белье. Плюхнувшись в воду, Бродяга завыл еще громче и отчаянно заколотил руками, подняв целый фонтан брызг. Только сейчас он почувствовал, что руки его вновь стали прежними. Радость от чудесного исцеления так захватила Додо, что он терпеливо снес несколько ударов мокрым бельем по спине, от рассерженных прачек. Это приключение надолго отбило у Бродяги желание поживиться чужим добром.
Обитель продолжала вести свою неспешную жизнь. Собранных денег хватило на новую солому, что бы перекрыть крышу сарая, да на покупку нескольких мер угля к зиме.
Старик Венсан учил Бертана грамоте, и тот часами, старательно выводил буквы гусиным перышком. Паскаль учил мальчика плотничать, Готран стряпать. Мишель показывал, как правильно заботиться о домашней птице, и седлать лошадь. Словом, каждый, кто владел ремеслом, старался научить Бертана тому, что знал сам. Видно, такая учеба шла на пользу. К двенадцати годам, мальчик не хуже взрослого, справлялся с любой работой. Что же делать, раз ребенок сирота? Вдруг решится покинуть обитель. Такого ловкого и умелого работника возьмут с радостью. Он всегда сможет заработать себе на хлеб. А там, возможно женится, да получит за женой в приданое корову, или надел земли. Но Бертан, лишь качал головой, ему вовсе не хотелось, до старости, сидеть на одном месте. Вот бы отправиться в путешествие на корабле, да повидать разные страны.
Монахи, тотчас обрушивались на старого Марселя. Это негодный старик забивает мальчонке голову россказнями о путешествиях. В молодости, Марсель служил на корабле герцога Дюкре, и частенько вспоминал о славных походах по морю.
– Не слушай его, Бертан, – увещевали монахи. – Что хорошего болтаться по воде, словно щепка? Человеку пристало жить на суше, а не изображать из себя рыбу. И до добра такая жизнь не доведет. Взглянуть хотя бы, на старика Марселя, у него ни кола, ни двора, ни семьи, ни детей, что могли бы позаботиться о нем в старости. Только благодаря доброте господина Венсана, несчастный скиталец не помер на дороге, а нашел приют в обители.
Но мальчик, каждую свободную минуту, шел к старику, и зачарованно слушал очередной рассказ о морских путешествиях.
Однажды, в погожий летний день, небо вдруг заволокло тучами, и хлынул ливень. Монахи, в спешке бросились собирать ягоды, уложенные для просушки, и укрыться от дождя под навесом, как в ворота раздался стук. Не успел Арман отпереть дверь, как сильный удар сбил его с ног.
– Вот проклятый боров! Битый час копался с замком, верно, ждал, пока знатные господа вымокнут до нитки! – Грубо крикнул человек, в богатой и нарядной одежде. За ним, во двор обители, ввалилось еще несколько таких же щеголей. Их лошади были забрызганы грязью, по самое брюхо, и устало топтались возле ворот. Развязным и наглым господином, что по – хозяйски покрикивал на всех, был маркиз Лавасьер.
О нем, давно уже шла дурная слава. Все дни он проводил в кутежах и попойках. И раз за разом, его развлечения становились более жестокими. Словно, ему и его дружкам, доставляло удовольствие глазеть на чужое горе. Да отчего же не поглумиться над бедняками? Господь видно нарочно создал их, на потеху знатным господам. И никакие жалобы и прошения самому королю, не могли остановить Лавасьера. Еще бы, жизнь при дворе так скучна, а маркиз, всегда имеет в запасе пару историй о своих «подвигах». И королевская свита покатывалась со смеху, послушав очередной рассказ.
В это раз, Лавасьеру и его прихвостням, вздумалось поохотиться в лесу провинции, где они еще не бывали. Господа с утра, так славно угостились вином, что не смогли изловить даже жалкого кролика. Да еще, ниоткуда хлынул проливной дождь, дороги размыло, лошади скользили в жидкой грязи. Тут – то, на беду, им и попалась старая обитель.
Монахи бросились поднимать Армана, а дружки маркиза так и корчились от смеха.
– Вот умора, господин Лавасьер! Я давно так не хохотал!
– Господин маркиз знает толк в пинках, этот толстяк завалился, словно тюк сена!
– Ох, господа, у меня уже слезы выступили от смеха, этот жирный боров упал носом, прямо в грязную лужу!
– Грешно сеньорам смеяться, над тем, что причиняет боль, – нахмурившись, произнес Жослен. – Если вам нужно укрыться от дождя, и обсохнуть, обитель, с радостью, приютит каждого, но придется унять громкое веселье и злословие, вы пришли в монастырь, дом Божий.
– Что? Господа, мне послышалось, или этот щенок в задрипанной хламиде, вздумал меня поучать? Меня, маркиза Лавасьера! – Воскликнул щеголь. – А не научить ли хорошим манерам, это нищее отродье побирушек?
Его дружки, ухмыляясь, обнажили шпаги, в предвкушении новой забавы.
– Гоните этих олухов в сарай, да подоприте хорошенько двери, – вскинув голову, приказал маркиз. – Пусть посидят там, пока не научиться, с почтением встречать знатных господ. А этого щенка, что вздумал меня поучать, свяжите веревкой, да покрепче.
Угрожая шпагами, дружки Лавасьера затолкали в дровяной сарай Готрана, старика Марселя, Паскаля и беднягу Армана, который еле перебирал ногами. Связанного Жослена, господа наградили таким пинком, что несчастный кубарем покатился по земляному полу.
– Если, хотя бы слово, я услышу из вашей жалкой конуры, – крикнул вслед пленникам маркиз, – то велю поджечь сарай.
Брату Мишелю, господа приказали проводить их в зал и подать вина и закусок. Мишель принес кувшин наливки из ягод, немного яблок и кусок козьего сыра.
– Ах ты, проклятый разиня! Воображаешь, что мы должны утолить голод, обедом для нищих? – Воскликнул маркиз.
– Эти церковные крысы совсем обнаглели! – Подхватили собутыльники Лавасьера. – Пусть немедля подадут жареных гусей и паштет!
– Почтенные господа, – произнес растерянный Мишель. – У нас нет другой еды.
– Как бы ни так, наглец, я сам слышал, как в загоне гогочут гуси, – высокомерно сказал шевалье Перрен. – Даем тебе четверть часа, что бы исправить дело.
Бедняга Мишель, что с таким трудом и заботой, растил трех гусаков, купив у крестьян совсем маленьких птенцов, умоляющее посмотрел на маркиза и покачал головой.
– Что! Ты не хочешь накормить знатных господ, как полагается? – Прошипел маркиз. – А ну, Перрен, Ришар, Шаброль, покажите этому неучтивому ослу, как ощипывать гусиную тушу!
Несчастный Мишель, со слезами на глазах, умолял оставить птицу в покое, но дружки маркиза, лишь хохотали, пытаясь поймать гусей. Подвыпившие прихвостни Лавасьера, повалили ограду загона, за оградой обрушился навес, что с такой заботой, строил Мишель, укрывая птиц от дождя. Гуси, в страхе метались по двору, растопырив крылья, перья летали вокруг, словно снежная буря. А маркиз, глядя в окно на это бесчинство, лишь посмеивался, да еще больше науськивал дружков.
Шум и грохот во дворе долетел в келью настоятеля, что пряталась в самой дальней галереи монастыря.
– Бертан, мальчик мой, пойду, взгляну, что там приключилось, уж слишком шумят братья. – Сказал Венсан.
– Я могу сбегать и посмотреть, Святой отец, – почтительно ответил мальчик. – Ведь вам нелегко спускаться с лестницы.
– Отрадно, сынок, что в твоем сердце живет сострадание, – улыбнулся старик, погладив Бертана по голове. – Но, человек должен ходить сам, пока его ноги в состоянии сделать хотя бы шаг. А тебе нужно закончить целую страницу книги.
Настоятель тяжело оперся на посох и медленно направился по галерее обители. Бертан проводил взглядом сгорбленную фигуру старика и решил – таки прервать свое занятие. Не ровен час, бедняга Венсан оступится на узкой лестнице. И мальчик тайком направился за ним.
Тем временем, маркизу наскучило смотреть, как его прихвостни носятся по двору, в безуспешных попытках, изловить хотя бы одного гусака. И Лавасьер придумал новое развлечение. Разве не смешно, охотничьей плетью, сбивать с полок кувшины и глиняную утварь?
Вдоволь повеселившись во дворе, дружки маркиза, с радостью, принялись за новую забаву. А ну, удастся ли сбить кувшин с самой верхней полки, запустив в него камнем? Эгей, кто самый меткий? Вот потеха, черепки так и брызнули в стороны. А ну еще!
Когда настоятель спустился вниз, его глазам предстала картина полного разорения. Пол усеян черепками, стены в пятнах, от пролитого вина и чудесного масла, что монахи кропотливо собирали для праздника всех Святых. Мешок с мукой, господа видно проткнули шпагой, и больше половины успело просыпаться на пол.
– Что здесь творится? – Воскликнул, пораженный разгромом, настоятель. – Господа путники, я не стану взывать к вашей совести, но лучше, если вы немедля покинете это место. А мы с братьями помолимся, что бы господь не оставил вас милостью.
– Это еще что за старикан явился читать нам проповеди? – Усмехнулся Лавасьер.
– Должно быть, здешний настоятель, – хихикнул Перрен. – Он так стар, что, пожалуй, его сутана покрылась мхом.
Дружки маркиза так и покатились с хохоту.
– Право, господа, раз монахи не смогли развлечь гостей, пусть нас потешает настоятель. – Лицо маркиза скривила гримаса жестокой радости. – А ну, старик, спляши нам бурре,6 да посильнее топай своими деревянными башмаками, что бы крестьяне слышали, какое веселье царит в этой дыре.
Маркиз схватил несчастного старика за плечи и тряхнул так, что Венсан Марель выронил посох, и едва удержался на ногах.
– Будешь ты, наконец, плясать, нудный святоша! – Крикнул Лавасьер, и со всей силы толкнул настоятеля. Бедный старик взмахнул руками и рухнул, как подкошенный. Лишь чудом, подскочивший Бертан сумел удержать несчастного, иначе старику не миновать верной смерти от удара о каменный пол.
– О, господа, глядите-ка, эти монахи появляются из всех щелей, словно амбарные крысы! – Захохотал Ришар. – Теперь прискакал мальчишка.
– А славные локоны у этого щенка, – хихикнул Шаброль, поглядывая на длинные, густые волосы мальчика. – Надо бы срезать их и подарить моему лакею для парика.
И сеньоры вновь оглушительно захохотали. Тем временем, Бертан, что стоя на коленях, бережно придерживал обессилевшего настоятеля, в упор уставился на господ. Глаза его потемнели, словно безлунная ночь.
– Маркиз жаждал танцев? – Послышался низкий, глухой, словно из самой преисподней, голос. – Так спляши сам.
И вдруг, к полному удивлению господ, Лавасьер притопнул ногой, взмахнул руками, и начал отплясывать бурре, отчаянно постукивая нарядными башмаками.
Дружки маркиза застыли в изумлении. А Лавасьер продолжал танцевать, словно паяц в балагане, нелепо задирая ноги и прищелкивая пальцами. Глаза его наполнились ужасом, все усилия прекратить проклятую пляску были тщетны. По лицу его градом катился пот, от разгоряченного тела валил пар, но, жуткий танец не заканчивался.
Ошалевшие прихвостни маркиза, очнувшись, попытались броситься ему на выручку, но оказалось, что никто из них не может сдвинуться с места. Ноги намертво приросли к полу. Нижняя часть туловища словно окаменела. И в безуспешных попытках сделать хоть один шаг вперед, они лишь сгибались в поясе, да беспомощно размахивали руками.
Старый настоятель, в испуге смотрел на эту нечеловеческую пляску, но случайно взглянув на Бертана, старик пришел в ужас. Глаза мальчика были черны, как мрак подземелья, и хищная усмешка кривила его губы.
А маркиз все продолжал танцевать. Глаза его закатились, видно было, что силы его на исходе и только смерть остановит жуткую пляску.
– Бертан! – В отчаянии крикнул настоятель! – Очнись, ради всего святого, останови это!
Мальчик вздрогнул, и отец Венсан, с удивлением увидел, что глаза Бертана вновь ясного серого цвета, и злобная насмешка исчезла с лица.
Меж тем, в дровяном сарае, монахи освободили от веревок Жослена. После трех неудачных попыток, парню удалось проделать в крыше дыру, и выбраться из заточения. Теперь ему хватило и нескольких минут, что бы освободить остальных. Прихватив серп, заступ, а то просто увесистое полено, монахи, во что бы то ни стало, решили прогнать непрошеных гостей. Но стоило им подойти к дверям, ведущим в трапезную, как на пороге показались дружки маркиза. Лица их были перекошены страхом, они волоком тащили бесчувственное тело Лавасьера, ежеминутно оглядываясь и вздрагивая от каждого шороха.
Увидав Жослена с серпом в руках и толстяка Армана, с заплывшим глазом, вооруженного поленом, как господа заблеяли словно овцы.
– Смилуйтесь, святые отцы, не лишайте нас жизни! – Голосили Шаброль, Перрен и Ришар. – Дайте нам мирно уйти восвояси, простите, что нанесли урон обители. Вот, возьмите деньги, все, что у нас есть с собой, возьмите! Смотрите, тут полно золотых луидоров7 и серебряных экю, заберите их в плату за разорение. Только позвольте нам покинуть монастырь живыми!
Монахи, оторопев, смотрели на кошели, что знатные господа побросали прямо на землю, на белого и недвижимого маркиза, повисшего на руках дружков, словно порожний мешок. Они так и стояли, открыв рты, пока господа не скрылись за воротами обители.
Первое время, настоятель Венсан ни в какую не соглашался потратить деньги, что оставили господа. «Это деньги мошенников и разбойников», – уверял старик. – «Они не пойдут впрок». Но монахи впервые решились спорить с господином Марелем.
– Святой отец, разбойники оставили нас совсем нищими, разорив все, что попалось им на глаза!
– Как мы сможем пополнить запасы, у нас и миски – то целой не осталось!
Скрепя сердце, старик вынужден был согласиться с братьями, но при этом, велел несколько луидоров пожертвовать беднякам и нищим. Пусть, хотя бы немного, перепадет несчастным, от господской прихоти.
Кошели Лавасьера и его дружков были до отказу наполнены звонкими монетами, пожалуй, столько денег никому из обители и не случалось до этого держать в руках. Хватило и на починку загона и на уголь к зиме. На новые горшки и кувшины, на свечи и муку. Да мало ли нужных вещей можно купить, с таким богатством.
И жизнь в монастыре вновь стала неспешной и покойной. Монахи вообразили, что нечестивцев постигла заслуженная кара. Разве можно бесчинствовать в святом месте? Но настоятель, вспоминая глаза мальчика и жуткий голос, который услышал он в день разбоя, не мог спокойно заснуть. Неужто зло, что таилось в Бертане, вновь вырвалось наружу? Выходит, все труды, и забота о чистой душе ребенка пошли прахом? А он столько лет лелеял мысль, что страшное превращение, ему почудилось.
Старик Венсан с грустью смотрел в ясные глаза своего любимца и тяжко вздыхал.
– Святой отец, почтительно произнес Бертан. – От чего вы стали так грустны последнее время? Не от того ли, что разбойники понесли заслуженную кару?
– Ты сам начал этот разговор, сынок, – покачал головой настоятель. – Видит Бог, я надеялся, что зло, сидящее в тебе, побеждено молитвами и крещением. И думал, что ты сам не властен над ним. Но, теперь я знаю, что решать, когда и где этому злу показать свои когти, властен только ты. Может, оно и к лучшему, с Божией помощью, Бертан, ты можешь постараться, избавиться от него навсегда.
– Но, господин настоятель! – Воскликнул мальчик, – видно зло, живущее в моей душе, ничуть не страшнее того, что отравило душу маркиза и его дружков. Хорош бы я был, обратись к разбойникам с одним лишь добрым словом. Пожалуй, ни вас, ни меня и в живых – то не осталось.
– Ах, Бертан, сынок! Ты терзаешь мою душу этими словами! Не я ли учил тебя добру и прощению? Разве тебе дано право, единолично вершить правосудие и карать виновных?
– Господин Венсан! Вы же знаете, что я искренне люблю и уважаю вас! Но разве моя вина, что родился я таким, какой есть?
Глаза старика наполнились слезами:
– Бедный мой мальчик, в каждом из нас таится и зло и добро. Я лишь хочу, что бы твоя душа была чистой, и совесть не мучила тебя по ночам. Человек, что сеет горе, и страдание не может быть счастлив. А я, всей душой, хочу счастья для тебя. Я боюсь за твою жизнь, Бертан! Если люди узнают о твоем изъяне, ты будешь, отвергнут и проклят всеми. Тебя ждет горькое одиночество, или смерть на костре! Каждую минуту я молю за тебя всех Святых. Боль и страх терзает меня день и ночь.
Бертан склонился к руке старика и прикоснулся к ней губами.
– Не мучайте себя горькими мыслями, Святой Отец, я постараюсь прожить достойную жизнь. И вовсе не собираюсь наводить ужас и губить род людской. Будь я приспешником демонов, то, пожалуй, не смог бы прожить столько лет в святом месте.
Венсан Марель улыбнулся и погладил мальчика по голове.
– Иди с миром, мой дорогой Бертан, я верю, что сможешь избавиться от темной частички твоей души.
Мальчик почтительно поклонился и уже стоя на пороге кельи, произнес:
– Конечно, господин настоятель, надеюсь, мне никогда больше не придется будить сидящие во мне силы зла. – Бертан прикрыл дверцу. – Если, вновь не решу покарать виновных. – Вполголоса добавил он.
Больше никакие события не нарушали мирную жизнь монастыря. До монахов долетали отрывочные слухи, что знаменитый маркиз Лавасьер, что однажды решил поохотиться в здешних угодьях, вернулся в свой замок немощным и больным. Никто из лекарей не смог найти причину странного недуга. Несчастный больной, в одночасье обездвижил и лишился речи. Все дни он лежал в кровати, и только когда в окно его спальни доносились звуки бурре, что отплясывала по праздникам прислуга, глаза Лавасьера наполнялись слезами. Его дружки, Шаброль, Перрен и Ришар, вовсе отказались от кутежей и попоек. Они стали самыми ретивыми прихожанами церкви и часами простаивали на коленях, выпрашивая прощения и милости. Еда их отныне была скромной, а милость раздаваемая беднякам, щедрой. Вскоре, о них только и говорили, как о примере добродетельной и благочестивой жизни.
Старый настоятель по – прежнему искренне любил Бертана, но ночами, тоска и предчувствие беды сжимали его сердце. Как уберечь мальчика от зла, что, несомненно, таится в нем? Венсан часами листал книги, пытаясь найти ответы на свои нескончаемые вопросы. Бертан никак не подходил под описание приспешников тьмы. Но, странный кулон на его шее…. Осина – верное средство от нечисти, а мальчик спокойно носит украшение долгие годы. К тому же, на кулоне изображен крест. Да и листья платана, издавна призваны защищать от ядов и дурного глаза. Вот горе! Несчастный старик никак не мог разобраться. Не оставить ли это бесполезное занятие? Ведь настоятель искренне привязался к найденышу и любил его всем сердцем.
Обитель, затерянная в лесу, с каждым годом ветшала, стены и ограда осыпались. Все попытки монахов поправить дело, походили на усилие портняжки, что ставит заплату на истлевшее полотно. И настоятель Венсан, словно угасал вместе с монастырем. Старик почти не выходил их своей кельи, видно было, что эту суровую зиму, тщедушный господин Марель не переживет. Бертан каждую свободную минуту навещал старика, иногда и вовсе забывая про сон и еду.
Настоятель все так же называл его «мой мальчик», хотя Бертану минуло семнадцать лет, и, входя в келью, ему приходилось склонять голову, что бы не задеть дверную балку.
В один из морозных зимних вечеров, в монастырские ворота отчаянно постучали. И вскоре, на пороге кухни, где монахи сидели возле очага, в надежде согреться, появился Мишель с незнакомцем.
Братья пустили путника ближе к огню, видно было, что бедняга промерз до костей. Его истрепанная накидка, сплошь усыпана снегом, обвисшие поля старой шляпы почти скрыли лицо. Несчастный дрожал всем телом и испуганно оглядывался по сторонам. Увидав на стене деревянное распятие, незнакомец бросился к нему, упал на колени и стал бессвязно бормотать:
– Сюда они не придут,… нет, они не посмеют пробраться за монастырские стены! Святая Дева, Святой Франциск, защитите меня!
Монахи удивленно переглянулись.
– Эй, господин, с вами должно быть беда приключилась? – Спросил Арман.
Незнакомец, окинул его безумным взглядом и вновь забормотал:
– Нет…, сюда им не добраться! Я нашел надежное место!
– Послушайте, господин! Да объясните же толком, что с вами приключилось! – Воскликнул Франсуа. – Вы приговариваете, словно помешанный, даже имени своего не назвали! А меж тем, видно, что вам необходима помощь!
Гость, словно очнулся, он присел на краешек скамьи, и, оглянувшись на дверь, прошептал:
– Меня хотят убить…
Монахи так и застыли от удивления.
– Должно быть, за вами гнались бродяги, в надежде поживиться, – пробормотал Мишель.
– Нет. – Покачал головой незнакомец. – Бродяги не напугали бы меня до полусмерти.
– Вы говорите загадками, – воскликнул Жослен. – Лучше подвиньтесь ближе к огню, да выпейте подогретого вина. Когда окончательно придете в себя, так расскажите нам по порядку свою историю. А то от ваших причитаний, и нам становиться не по себе.
Братья терпеливо дождались, когда незнакомец осушит кружку до дна. Бедняга видно согрелся, он снял свою старую шляпу и развязал тесемки накидки. В его темных волосах поблескивали седые пряди, худое лицо выглядело изможденным. Глаза несчастного покраснели, словно он не спал несколько ночей кряду.
Незнакомец вздохнул и тихо произнес:
– Меня зовут Пьер Катель. Я служил лакеем у знатных господ. Но, не просите меня назвать имя моего хозяина и место, где шла моя служба.
– Должно быть, с вашим хозяином беда приключилась, господин Катель?
– Да, вы правы, с ним произошло несчастье, – покачал головой незнакомец. – А теперь и мне грозит гибель.
– Может, мы сумеем помочь вам? – Спросил Жослен. – Если конечно, вы расскажите что произошло.
– Нет, нет! Ни за что. Не судите меня, добрые люди, но я никому не смогу поведать правды. Я дал обет молчания, поклялся на распятии в своей верности. Теперь, я хочу лишь одного, покинуть страну и избавиться от кошмара всей моей жизни.
Монахи переглянулись.
– Если вы, господин Катель, не совершили никакого преступления, от чего же скрываться?
– Я? Преступление? Да я за всю жизнь мухи не обидел. Был верным слугой и честным человеком. Вот за эту верность, теперь мне и приходится платить.
– Ах, господин Катель, вы говорите загадками, битый час мы пытаемся понять, что вам грозит.
Гость окинул сидящих взглядом, полным тоски и безысходности:
– Они хотят, что бы я помог им отыскать детей. Только я знаю особую примету. Но я отказался и теперь, они решили убить меня.
Монахи вновь переглянулись.
– Да что это за люди, которые готовы погубить человека, только за отказ в помощи?
– Они не люди… – Прошептал Катель, опустив голову.
По лицу было видно, что больше ни слова не получится вытащить из ночного гостя. Видно, он и впрямь дал обет молчания и готов хранить верность своему слову. Как ни старались монахи, ни слова больше не смогли добиться от Кателя.
Когда в кухню спустился Бертан, Франсуа шепотом поведал ему о ночном госте.
– Мир вам, господин, – произнес юноша. – Я вижу, тяжелая дума мучает вашу душу. Братьям вы открыться не желаете, может быть, господин настоятель выслушает вас?
– Ну, уж, хватил! – Воскликнул Жослен. – Господин Венсан еле жив, разве достанет у него сил выслушивать покаяние?
– Эх, брат Жослен, разве тебе решать такое? Представь, как настоятель огорчится, узнав, что нуждающийся остался без помощи. Это сведет его в могилу быстрее, чем исповедь несчастного.
Монахи согласно закивали головами.
– Бертан прав, спорить нечего.
– Идите за мной, господин Катель, – сказал Бертан и направился к лестнице.
К всеобщему удивлению, гость с готовностью повиновался. Ну и дела, то боялся вымолвить лишнее слово, то охотно согласился на исповедь, право слово, чудеса.
Пьер Катель пробыл в келье настоятеля больше часу. Все это время, Бертан ходил по галерее, терпеливо ожидая конца разговора. Когда ночной гость, наконец, покинул келью, лицо его было спокойным и полным решимости.
– Не знаю вашего имени, юноша, но, хочу поблагодарить вас от всего сердца!
– Меня? – удивленно вскинул брови Бертан.
– Да, вас, благодаря вашей настойчивости, я смог поговорить со Святым отцом, и теперь, на душе моей не так тяжко. А когда мне удастся покинуть страну, надеюсь, станет совсем легко. Постойте – ка, мне кажется знакомым ваше лицо! Хотя.… Нет, пожалуй, мои измученные глаза сыграли со мной злую шутку. Да, да, мне померещилось это сходство. Тот, о ком я думаю, не мог оказаться в монастыре. Не мог…
Незнакомец поклонился и поспешил вниз.
Гостя устроили на ночлег, тишина окутала обитель. Лишь скрип рассохшихся ставней и шорох ветвей, нарушали сонный покой. Бертан сидел с книгой возле ложа настоятеля, готовый, в любую минуту, подать кружку с липовым отваром, или поправить тощую подушку, что бы старику было удобнее. Глаза его слипались, и юноша сам не заметил, как задремал. Тихий шепот старика заставил его мигом очнуться.
– Мальчик мой, – еле слышно прошелестел старик. – Я не могу открыть тебе тайну исповеди, но, мне кажется, что тебе надо покинуть обитель и постараться найти свою родню.
– Родню? Людей, что оставили беззащитного ребенка одного, у монастырских ворот?
– Никогда не осуждай, не зная всей правды, сынок. Возможно, в горе и отчаянии, твоим родным не приходилось выбирать.
– Не знаю, может вы и правы, Святой отец. – Нахмурился Бертан. – Но все эти годы, мои родные не искали меня, отчего я сейчас начну это занятие?
– Послушай, мой дорогой, ты знаешь, что сил у меня осталось мало, постарайся не спорить, и просто выслушать. А не думаешь, ты, что на свете есть еще один ребенок, что, так же как и ты, был оставлен на попечение случайных людей? Маленькая девочка, что доводится тебе родной сестрой.
Бертан с удивлением смотрел на старика, не в силах произнести ни слова.
– Сынок, разыщи бедняжку, вам надо держаться вместе. Поодиночке, вы попадете в страшную беду, да и сами принесете ни мало зла людям.
– Ох, господин настоятель… – Глухо пробормотал Бертан. – Не требуйте от меня сейчас ясного ответа. Голова моя словно в тумане, я вовсе не ожидал услышать подобное.
– Конечно, сын мой, я и не гоню тебя в дорогу, пока ты хорошенько не поразмыслишь над моими словами. Но, если станешь искать несчастное создание, запомни, на девочке должен быть такой же деревянный кулон, что и у тебя. Если малютка жива, ей должно быть около пятнадцати лет в эту пору. Но никому, слышишь, никому не говори об этом! И будем надеяться, что девочка попала к добрым людям, что растят ее в любви, как родную дочь.
Старик устало прикрыл глаза, видно разговор совсем утомил больного.
– Вам следует поспать, Святой Отец, – заботливо проговорил Бертан. – Мы продолжим беседу в другое время.
– Другого времени у меня не будет, мой мальчик, – через силу улыбнулся старик. – Прошу тебя исполнить еще одно поручение. Скажи Жослену, что бы взял нашу лошадь с повозкой, и отвез господина Кателя в гавань. Везти его надо тайно, переодевши монахом. И пусть непременно дождется, когда несчастный Пьер окажется на судне, идущем в Британию, или Новый Свет. Он добрый и честный человек, ему необходима наша помощь.
– Я все сделаю, господин Венсан, я могу сам проводить Кателя, со мной он будет в безопасности.
– Нет, нет, сынок, я хочу, что бы ты побыл со мной до последней минуты.
– Конечно, Святой Отец, я не покину обитель, пока вам не станет лучше.
– Мой добрый Бертан, тебе придется покинуть ее очень скоро, завтра на закате, меня не станет.
Юноша не успел ничего возразить, как старик приподнял ладонь, словно прося тишины.
– Не надо слов, мальчик, достаточно знать, что в душе твоей живет добро и сострадание. Иди с миром, в эту ночь я буду спать спокойно, я знаю, что исполнил свой долг. Я хочу помолиться за тебя и твою сестру.
Бертану ничего не осталось, как смириться с решением Венсана Мареля и постараться исполнить все в точности. На рассвете, Пьер Катель одевшись монахом, и надвинув капюшон как можно ниже, отправился в путь вместе с Жосленом. К вечеру завтрашнего дня, они должны будут добраться до гавани. Осталось смотреть в оба, да молиться, что бы старая повозка выдержала дорогу.
Наступивший день выдался промозглым и ветреным. Несчастный старик задыхался в своей келье. Ни согретые кирпичи, заботливо уложенные Арманом, к ногам настоятеля, ни липовый отвар, ни травы, что жгли монахи возле ложа отца Венсана, никак не облегчали его состояние. Бертан не находил себе места, в тоске он посматривал в узкое окно, на заходящее солнце. Все случилось в точности, как и предупреждал старик, стоило отблескам заката окрасить верхушки деревьев, сердце Венсана Мареля остановилось.
Печаль окутала обитель, горестно вздыхая, монахи принялись читать молитву по усопшему, тихонько перебирая четки. Бертан выбежал из часовни и пропадал где – то битых два часа. Когда он вернулся, братья заметили, что глаза его блестят от не пролитых слез, а губы упрямо сжаты.
– Братья, Святой отец перед смертью дал мне поручение, я дождусь Жослена и похорон господина Венсана, а после покину обитель навсегда, – мрачно произнес он.
– Зачем тебе уходить, Бертан, ты же вырос в нашем монастыре, для нас ты словно родной сын! – Воскликнул Арман.
– Да, я чувствовал себя родным в этих старых стенах. И от всего сердца благодарен каждому из вас. Вы стали моей семьей на долгие годы. Благодаря вам я остался жив и вдосталь получил любви и самой искренней заботы. Я всегда буду помнить об этом. Но моя судьба предрешена, я поклялся господину Венсану и обязан выполнить его последнюю волю. Больше мы не станем обсуждать это, мне слишком тяжело и горько.
После этих слов, ничего не осталось братьям, как вздыхать, да сокрушаться, что со смертью настоятеля, на них так и посыпались неприятные вести.
Безрадостным стало и возвращение Жослена. Понурившись, вошел он в часовню и долго молился.
– Ну, что, брат Жослен, проводил ты гостя как положено?
– И, да и нет, братья. Сдается мне, что несчастный все – таки был не в себе. Видно Господь совсем лишил его разума.
– Как это, да расскажи толком! – Проворчал Франсуа. – Мы и так расстроены смертью настоятеля, обитель погрузилась в тоску, да еще ты приехал, что бы мучить нас загадками.
– Да какие уж загадки, братья! Все ясно, как светлым днем. Мы чудно добрались до места, путь был спокоен, колесо ни разу не соскочило с оси. Я уж было обрадовался, что нас охраняют Святые. В гавани не проходив и часа, нашли торговое судно, что отправлялось прямиком в Британию, и капитан согласился взять Кателя всего за десять серебряных экю. Наш гость взошел на борт и помахал мне рукой. Я совсем уж было собрался восвояси, но решил поглазеть, как разгружают лодки у причала. Вдруг услышал, как бедняга Катель кричит. Вся гавань застыла в испуге от его воплей. Он метался на палубе как помешанный. Лицо было бледным, волосы развевались. Несчастный Пьер вдруг ринулся к носу корабля, вскочил на мостик, оттолкнув капитана и указывая пальцем в толпу зевак, с криком: «Никогда вам меня не поймать. Я ухожу туда, где даже вы бессильны, проклятые!», – бросился в море. Толпа охнула, завизжали женщины, матросы мигом спустили на воду шлюпку. И вот незадача, упади бедный Катель в другом месте, так остался бы жив. А он угодил прямо на огромный камень, что был скрыт водой. Словом, когда моряки вытащили тело, вся голова Пьера была в крови.
Монахи испуганно осенили себя крестом. Вот беда, такая нелепая гибель в шаге от спасения. А может господин Катель и впрямь увидал на берегу своих преследователей?
– Вряд ли, – покачал головой Жослен. – В толпе стояли такие же зеваки, как и я. Обычные крестьяне, рыбаки и торговцы. Даже господская карета остановилась поглазеть на происшествие. Правда, когда тело Кателя вытащили на берег, знатные господа мигом задернули занавесочки и покинули берег. Видно такое зрелище им не по нраву.
– Пожалуй, ты прав, брат Жослен, должно быть несчастный страдал душевной болезнью, прими, Господь, его душу. – Пробормотали монахи.
Выслушав рассказ, Бертан помрачнел еще больше. Вот беда, значит, поручение господина Венсана так и не исполнили. Но, братья, пожалуй, правы, несчастный Пьер Катель был безумцем. Ведь никто так и не увидал его преследователей, возможно, они были лишь плодом его больного воображения.
На похороны настоятеля, явились крестьяне из близлежащих деревень и баронесса Дагне, в скромной повозке. Старый барон уже не решился покинуть замок, он прислал три кувшина вина и небольшой отрез белого шелка, что так долго берег для свадьбы дочери. Теперь этим шелком покрыли гроб с телом старика Венсана.
После все положенных служб и заупокойной мессы, Бертан простился с братьями. Он получил от них крошечный кошель с медяками и добрые напутствия. Юноша покинул обитель с решительным видом и уверенно шагал по дороге, пока его можно было разглядеть с монастырской галереи. Но скрывшись из глаз братьев, Бертан замедлил шаг. Куда же идти? Хорошенькое указание, искать сестру, даже имени которой он не знает. Да бедняжка может выглядеть как угодно, мало ли девочек – подростков живет в деревнях. А если ее удочерили горожане, еще того лучше, крестьянские семьи на виду, а в большом городе, должно быть не знают как звать соседей живущих через улицу. Или чего доброго придется обойти все сиротские приюты королевства и женские монастыри в придачу.
А не бросить ли это безнадежное дело? Может несчастной и в живых – то нет. Или она живет припеваючи у славных людей и ей даже не известно, что она не родная их дочь. Бертан пожал плечами и решил направиться, куда глаза глядят, а там видно будет. Может он и впрямь, как мечтал, наймется на шхуну или богатый корабль и вдоволь попутешествует в дальние страны. Но, мечтами сыт не будешь и вскоре юноша стал подручным мельника Фалло. Отчего не взять на работу славного парня? Силой его Господь не обидел, шутя, поднимает доверху набитые мешки. При этом не ленив, и в лишние разговоры не вступает. Даже по воскресеньям не ходит на вечеринку, что устраивает молодежь в деревне. Молоденькие девушки так и крутятся возле мельницы, выдумывая любой предлог, лишь бы поглазеть на красивого парня. А он, лишь молчаливо улыбнется и вновь принимается за работу. Вот что значит расти за стенами монастыря. Эх, досадно только, что после смерти досточтимого настоятеля обитель пришла в упадок. Монахи разбрелись кто – куда. Старики, Мишель и Марсель остались доживать свой век в богадельне. Жослен и вовсе отправился в гавань, решив заняться рыбачьим промыслом. Арман, Франсуа и Готран прислуживают в городской церкви Святого Бенедикта.
Стены обители местами совсем обрушились, ставни сгнили и валялись под узкими окнами, покрываясь темным бархатом мха. Видно, старый Венсан Марель был душой монастыря. С его уходом, ничего не смогло остановить разорение и тлен.
Никто не появлялся возле заброшенного монастыря. Но однажды, на исходе дня, возле него остановился богатый экипаж. Лакей открыл дверцу и подал руку разряженному, словно на бал господину. Перевязь его щедро расшита шелком, ренгравы8 слишком длинные и пышные. Небольшого роста, с пухлыми ручками и капризным безвольным ртом, господин подошел к завалившейся ограде обители.
– Ну, вот, что я говорил. Здесь ни одной живой души! Чего ради, вы тащили меня по плохой дороге битых три часа?
– Тебе придется войти внутрь и хорошенько осмотреть каждую келью. – Послышался из глубины кареты глухой низкий голос.
– Воображаете, что мальчишка сидит там и ждет нашего появления? Не стану я шнырять по развалинам, словно крыса в поисках еды. Хотите, так осматривайте все сами. Я не желаю пачкать или рвать свою одежду.
– Пойдешь, как миленький, Эмиль. Ты знаешь, что я не могу заходить в монастырь, даже заброшенный. А тебе поможет твоя неуемная жадность. Госпожа герцогиня обещала щедрую плату. Гораздо более щедрую, чем ты заслуживаешь.
– Нечего попрекать меня, во всем виноват отец, что оставил мне слишком мало денег. Не могу же я отказать себе в еде и нарядах? Я родился в знатной семье и привык жить в роскоши.
– Это видно, – прозвучал хриплый смешок из кареты. – Успел пустить по ветру наследство за считанное время. Хватит болтать. Иди, иначе я доложу госпоже герцогине, и она найдет более ловкого помощника.
Эмиль скривился и нехотя вошел в открытые настежь ворота. Он брезгливо отряхивал кружева манжет, стоило ему только прикоснуться к стене, или дверному косяку. Экая напасть! Не думал, что придется, потрудится, что бы получить богатство. Молодой граф Эмиль Дюран Леруа привык, что деньги падают с неба, как по волшебству.
Он прижал к лицу надушенный батистовый платочек и тростью открывал рассохшиеся дверцы шкафчиков и ворошил солому на узких лежанках. Наконец, он добрался до кельи покойного настоятеля. Вот еще дело, дураку ясно, что это вовсе бесполезные поиски. Теперь затхлый запах нищего жилища пропитает его чудесный камзол из шитой золотом парчи. Граф собрался уже покинуть унылое место, но тут, взгляд его упал на крошечный сундучок, что едва виднелся из – под скромного ложа.
– Хм, а может я не зря наведался в проклятое место! – Громко воскликнул Эмиль. – Вдруг в сундуке припрятаны деньги или драгоценности. Монахи ведь глупцы и разини, запросто могли позабыть о тайнике. Или совесть не позволяет им копаться в чужих вещах.
И граф, мигом позабыл о пыли, что лежала вокруг толстым слоем. Он опустился на колени и открыл ларец. К его разочарованию, ни золота, ни драгоценностей там не было. Аккуратно завернутый в кусок холста, на дне лежал детский костюмчик из бархата и накидка подбитая мехом. Рядом так же бережно обернутые холстиной, маленькие стоптанные башмаки с серебряными пряжками.
Пожалуй, ему все – таки повезло. Надежда на богатство вновь сверкнула перед жадными глазками графа. Он побросал находки обратно в сундучок и поспешил прочь.
– Вот! Можете убедиться сами, что помощник я замечательный, вам не найти лучше. Госпожа герцогиня непременно обрадуется, получив эти вещи в доказательство!
– Ах ты, тупой осел! – Хрипло прорычал, сидящий в карете. – Ты бы еще приволок распятие и сунул мне под нос! Немедленно выкинь сундук подальше. Мне ненавистна даже щепка от монастырской скамьи, или камень с его стен.
– О, я вовсе позабыл об этом. – Пробормотал Эмиль. – Вот, глядите, я нашел детскую одежду и башмаки, правда, они изрядно потрепаны, но серебряные пряжки прекрасно сохранились.
– Чудесно, значит, мы не ошиблись и мальчишку действительно прятали здесь. Отлично, будем считать, что напали на след хотя бы одного из детей. Экая досада, что ты разиня упустил Пьера Кателя, ведь он был почти у нас в руках, и госпожа герцогиня сумела бы развязать ему язык.
– Но кто мог ожидать, что этот недоумок прыгнет в воду? Хотя, моей вины в этом нет, он узнал вашу карету. Могли бы приехать в повозке поскромнее.
– Скажи еще, что я мог бы прийти пешком, среди бела дня. Ладно, заверни одежду в холст и передай кучеру. Я не желаю ехать вместе с узелком пропитанным запахом ладана.
Эмиль Дюран Леруа, расправил свои кружевные манжеты и протер нарядные башмаки батистовым платком. Отбросив его в пожухлую траву без всякого сожаления, он неловко влез в экипаж. Рука в черной перчатке задернула занавески, и карета умчалась прочь.