Часть вторая
#раздавлена
Говорят, чем выше взлетишь, тем больнее падать. Мне было так больно, как будто меня сбросили с Эвереста. Следуя по коридору по направлению к ньюс-руму, я удивлялась, что вообще могу ходить. Голова раскалывалась от миллиона вопросов.
Савелия будто подменили! Уволить из-за какого-то ничем не примечательного поста! Про какой-то дурацкий, никому не интересный крем! Что за бред, что за несусветная чушь! Это ведь не ошибка в репортаже, я не говорила эту фразу по телевизору, это просто мое частное мнение.
И потом, в этом не было никакой логики. Савелий так восхищался прямым включением, в котором я конкретно опустила Раису Павловну, и так возмутился из-за ерундового поста, в котором я про нее даже не упоминала. В чем же истинная причина, почему он неожиданно вышвырнул меня за дверь?
Хлоп! Пшш-ш-ш-ш… Ура-а-а! По-здра-вля-ем! По-здра-вля-ем!
Я и не заметила, как зашла в ньюс-рум – где на меня обрушилась лавина праздничных звуков и восхитительных запахов. Меня встречали, как лидера гонки «Тур де Франс». Марианна щедрой рукой, украшенной очередным сказочным кольцом (на этот раз с сапфиром) разливала по пластиковым бокалам только что открытое шипящее шампанское. Три стола были освобождены от бумажно-компьютерного ига, сдвинуты вместе и нагружены разнообразной выпечкой: с яблоками, капустой, мясом, курагой. Перед моим мутным взором мелькнул особый пирог из дорогущей пекарни на Каменноостровском – с лососем и зеленью. Кто-то распечатал на принтере мою фотографию и прилепил на доску объявлений, подписав «Да! Алекса победила!» Мне хотелось крикнуть: «нет! Алекса проиграла! С огромным плеском села в самую гигантскую лужу на земле!»
По щекам потекли давно сдерживаемые слезы.
– Ребята… – всхлипнула я. – Ребята…
Марианна пару раз хлопнула в ладоши, привлекая внимание.
– Господа, господа! Потише, пожалуйста! Я бы хотела сказать тост!
Гул немного затих, все повернулись к королеве редакции, которая среди неформально одетых сотрудников (один монтажер пришел в шортах и сандалиях на босу ногу, а всклокоченному сисадмину не мешало бы вымыть голову) в своем нежно-сиреневом шелковом приталенном пиджаке и широких брюках из той же ткани, ниспадающих складками на серебряные босоножки, выглядела заморским фламинго среди городских голубей.
– Алекса, ласточка моя! – начала Марианна с чувством. Я не знала, как ее остановить. Боялась, что если вымолвлю еще хоть слово, слезы перейдут в некрасивую истерику. – Я не могла удержаться, зная о том, что сегодня официально объявят о твоем назначении, и решила устроить тебе небольшой праздник! Конечно, еще нет и девяти утра, но, думаю, нам это не помешает поднять в твою честь бокал шампанского, правда, ребята? – Все одобрительно загудели. Когда это журналисты отказывались от выпивки в любое время суток? – Вижу, ты плачешь от счастья, не стесняйся, мы знаем, каким трудным оказался для тебя путь к нашей студии, но теперь – все позади!
– Что здесь происходит? – послышался голос Савелия за моей спиной. Повеяло земляникой. Чёрт, эти духи я ни с чем не спутаю, он притащил с собой Анжелику! Я не могла себя заставить повернуться, инстинктивно спрятав голову в плечи в ожидании удара. И он не замедлил последовать.
– Я же категорически запретил устраивать здесь пьянки! – повысил голос Савелий.
– Савелий Яковлевич, мы отмечаем повышение Алексы, мы так за нее рады, угощайтесь лучше пирожком с лососем, очень вкусно, – успокаивающе заговорила Марианна, по-матерински заботливо укладывая несколько кусков пирога на одноразовую тарелку и протягивая ему.
– Повышение? – удивился главный редактор. – Да поставьте вы эту тарелку на стол, Марианна! Я уволил Александру за неподобающее поведение.
В ньюс-руме повисла тишина. Я боялась поднять глаза.
– За какое-какое поведение? – поражённо переспросила Марианна.
– Неподобающее. Читали ее пост последний? Он дурно пахнет. Совсем как санкционный сыр.
Хм-м, с каких это пор Савелий поддерживает продуктовое эмбарго?..
Большинство сотрудников, будучи моими подписчиками в «Инстаграме», наверняка этот несчастный пост читали, и судя по напряженным лицам, сейчас мучительно вспоминали, о чем таком криминальном там шла речь. Некоторые как можно незаметнее полезли за своими телефонами.
Марианна, не любившая информационные технологии и не числившаяся среди моих фолловеров, подняла брови.
– И что в этом так называемом посте? Она призывает к государственному перевороту? Свержению Раисы?
– Почти! – воскликнул Савелий. Я непроизвольно дернулась и наконец посмотрела прямо на него. Из-за его плеча выглядывала довольная Анжелика. – И как хорошо, что я вовремя заметил! Сам-то я далек от этого «Инстаграма», но к счастью, один наш бдительный сотрудник прислал мне сообщение. И я удивлен, Марианна, что это были не вы – мой заместитель.
С этими словами он развернулся, подхватил тарелку с пирогами и важно удалился, оставив меня лицом к лицу с Анжеликой.
– Алекса, а тебя разве не ждут в бухгалтерии? – невинно осведомилась она, хлопая кукольными ресницами. – Ух ты, а что это тут у вас, пирожки? Ой, и налейте мне шампусика!
Спустя примерно час, покончив со всеми формальностями и со своей блестящей карьерой заодно, я сидела в родном авто, тупо уставившись на приборную панель. Впервые за долгие-долгие годы у меня не было никаких планов. Все мои планы – примерить дорогие эфирные костюмы, расслабиться в мягком вертящемся кресле в гримёрке, попробовать разные виды макияжа, и главное, зайти с высоко поднятой головой в студию – накрылись медным тазом.
Марианна была ошарашена не меньше меня, после ухода Савелия она подхватилась, побежала за ним. В ньюс-руме воцарилось неловкое молчание, шампанское медленно оседало в бокалах… Одна только Анжелика радостно что-то щебетала, уплетая пироги с лососем и закусывая их круглыми шоколадными конфетами. Не в силах смотреть на этот пир во время моей персональной чумы, я под всеобщими взглядами забрала свою единственную ценную вещь – кружку «Soft kitty», поплелась следом за Марианной и стала ждать ее возле кабинета главного редактора, откуда доносился ее возмущенный голос и бубнёж Савелия.
Наконец Марианна вылетела, вся раскрасневшаяся, рассерженная, взяла меня за руки и, глядя в глаза, приказала не падать духом, пообещала дойти до генерального директора, чтобы тот «вразумил старого осла»… Как во сне, я добрела до бухгалтерии, даже сумела поддержать мегасодержательную беседу о погоде с тамошними тетеньками, пока подписывала документы об увольнении, потом доползла до машины. Что делать дальше – я совершенно не представляла.
Взглянула на часы в машине – 10.10. Вчера в это время я была перспективным журналистом, за моим творчеством следил даже ночной сторож на папиной автостоянке. А теперь я – никто. Даже хуже, чем просто безработная. Я же бывший особо ценный сотрудник ТТВ, единственного независимого канала в городе, критиковавшего городские власти. Какая ирония! Из-за этой критики меня теперь в жизни не возьмут на другой канал.
Дёрнулась было позвонить родителям – и вспомнила, что телефона-то у меня больше нет. Где-то дома должна была валяться старая сиреневая «раскладушка». Надо порыться в ящиках.
Боже! Я вдруг вспомнила про переезд. Мне же сегодня вещи на дачу перевозить. Нужно взять себя в руки. Так, не раскисать! А ну-ка, соберись! Чёрт побери, это просто какое-то недоразумение, наверняка Марианна разберется во всем сегодня же и меня будут умолять вернуться на работу. Савелий извинится, скажет, что на него нашло затмение…
Я уверена, все решится к вечеру или еще раньше. Даже родителям пока ничего не скажу – незачем просто так их расстраивать. А сейчас, раз так кстати у меня высвободился целый день, займусь переездом.
Немного взбодрившись, я набросала в блокноте небольшой план на сегодня. Обожаю составлять планы! Последняя запись в блокноте была посвящена прямому включению: «заседание – синхрон Раисы – „Инстаграм“ парикмахерши – „Инстаграм“ чиновниц – отводка – бурные аплодисменты коллег и назначение меня ведущей, йес!» Последнее было, пожалуй, чересчур самонадеянно, но ведь это мой личный блокнотик, никому показывать его я не собираюсь и могу писать в нем любые глупости, какие захочу, верно?
Сейчас я немного погрызла ручку, проверила наличные в кошельке и нацарапала несколько строчек: во-первых, купить новую сим-карту (конечно, временную! когда вернусь на работу, получу свою прежнюю сим-ку обратно!); во-вторых, запастись картонными коробками и мешками для переезда в «Максимальном доме»; в-третьих, собрать вещи; в-четвертых, вызвать грузовую машину; в-пятых…
В окно машины постучали. Показалось весёлое лицо Василия. Я опустила стекло.
– Привет, звезда! Ну что, тебя можно поздравить с новым статусом?
От его радостного голоса мне внезапно стало плохо. Я вдруг представила, скольким людям мне предстоит сказать про увольнение, если мои надежды на возвращение не оправдаются. Уголки моих губ неудержимо поползли вниз, подбородок скривился…
Я промямлила:
– Да уж, новый статус…
И разрыдалась, уткнувшись в руль. Позорно, по-детски, с громкими всхлипами, мокрым лицом, хлюпающим носом и подвываниями «ну почему так», «я же ничего такого не сделала» и «я вообще ни в чем не виновата, это несправедливо!»
От стыда и слез я ничего не видела – только почувствовала, как мое горящее лицо освежил порыв ветра из открывшейся пассажирской двери. Вася плюхнулся рядом со мной (какой приятный, свежий запах мужского одеколона, подсознательно отметила я) и стал бесцеремонно рыться в бардачке.
– Да где же у тебя хоть какой-нибудь платок? Тут в бардачке кроме старых пресс-релизов ничего нет! А-а-а, вот, нашел в кармане двери, да тут целая коллекция салфеток из «Макдоналдса»… На, держи, а то похожа на пугало огородное.
От возмущения я сразу прекратила рыдать.
– Что ты сказал? На кого я похожа?
Ну и наглец! Зато успокоилась.
– А теперь рассказывай, в чем дело, – велел Вася. – Я тебя так расстроил своим вопросом про статус? Или, может, я настолько неотразим в своей новой рубашке, что женщины начинают плакать от невыразимого счастья меня лицезреть? Знаешь, как фанатки на концерте «битлов».
Я слабо улыбнулась и про себя отметила, что новая «ковбойка» – на этот раз в крупную бело-голубую клетку – ему действительно к лицу.
– Не бери на себя слишком много, дружок. Просто меня Савелий сегодня неожиданно уволил.
– Как уволил? – воскликнул Вася. – Тебя же должны были повысить?
– А вот так – взял и уволил. Из-за поста в «Инстаграме», представляешь?
– В «Инстаграме»?
– Ну, знаешь, куда все выкладывают селфи, лифт-луки, дак-фейсы и фотки еды.
– Я понял примерно двадцать пять процентов из того, что ты перечислила, но общая картина ясна. И что ты там выложила? Фото надписи из скрепок «Савелий – дурак»? Или снимок лягушки с комментарием «найдите десять отличий с лицом нашего главного редактора»?
Я непроизвольно хихикнула.
– Если бы! Тогда было бы не так обидно. На самом деле я всего лишь выложила фотку баночки французского крема и написала, что он самый лучший, вот и всё, ничего особенного. А Савелий сказал, что я помешала губернатору ставить на ноги отечественную косметическую промышленность, представляешь! Дикость какая-то!
Василий был удивлен не меньше меня.
– И правда, дикость. Что-то не вяжется. Почему он в таком случае не уволил тебя сразу после прямого? Вот там ты на самом деле Раису опустила.
– Я то же самое сказала!
– А из-за какого-то «Инстаграма»… Ну сфоткала, ну написала, ну и что! Ты же не президент, в конце концов, навряд ли кому-то вообще есть дело до того, что ты там пишешь и фоткаешь. – Я согласно закивала. – Хотя если ты спросишь мое мнение, – продолжал он решительно, – по-моему, это просто идиотизм – выкладывать мельчайшие подробности своей жизни в интернет. Тебе что, заняться больше нечем, кроме как описывать свой крем, фотографировать еду или что ты там еще делаешь? Может, и нужно было вернуть тебя на землю, чтобы перестала вываливать свои мысли всем на обозрение?
Я оторопела. Вот уж чего я не ожидала, так это жесткого нравоучения.
– Что? Ах ты… Да как ты… Да как тебе не стыдно? Ну, это уж слишком! Ты же должен был меня пожалеть! Я же пострадала!
Слезы опять заполнили глаза. Вася примирительно похлопал меня по плечу.
– Ладно, прости, зря я все это сказал. Конечно, ты имеешь полное право развлекаться как тебе нравится. Послушай, мне пора на выезд, куда ты сейчас, домой?
Я кивнула, боясь вновь расплакаться.
– Тебе в таком состоянии за руль вообще нельзя. Ты папе звонила? Может, он тебя заберёт?
– Нет, он на работе, – сдерживаться становилось всё труднее. – И телефона у меня нет, Савелий забрал, это конторская собственность! Как же там теперь мой виртуальный котик, кто же его теперь покормит и кто ему теперь почешет животик? Бедный Том! И я даже в интернет зайти не могу теперь, и позвонить папе не могу, и не хочу ему звонить, боюсь его расстроить, а мама отдыхает, она только вчера вернулась с Бали, и вообще она машину не умеет водить, а у меня столько дел, столько дел, как я сама справлюсь, Вася, что же мне делать, как мне дальше жить, и где мне жить, я же квартиру продала, а новую еще не купила, и не знаю, когда куплю, мне еще дачу продать надо, а я не знаю как, это такая развалюха, ее никто никогда не ку-у-упит!
Это походило уже на настоящую истерику, но мне было всё равно, как я выгляжу со стороны. Василий сочувственно слушал, потом остановил мой монолог, грозивший стать бесконечным:
– Погоди, сейчас всё решим. Хочешь, я тебя сегодня покатаю? Отпрошусь с работы и помогу тебе во всём.
– А ты сможешь? – я перестала сморкаться в салфетку и с надеждой взглянула на него. – То есть, разве тебя не ждут на выезд?
– Не беспокойся, думаю, Марианна меня отпустит, если я объясню, чем собираюсь заниматься. А со всеми остальными твоими проблемами разберемся по ходу, договорились? Давай меняться местами. Доверишь мне свой любимый автомобиль?
Вася вышел из машины, вытащил свой доисторический кнопочный телефон с крохотульным экранчиком (Боже мой, неужели такие еще не запретили на законодательном уровне?), набрал номер Марианны, которая сразу же отменила все выезды Васиной бригады. Вот оператору-то свезло! Будет сидеть весь день в конторе, «дежурить» (а на самом деле, увлеченно резаться в настольный футбол и мучить кофеварку).
Тем временем, я перебралась на пассажирское сиденье и опустила шторку с зеркалом. О, мой Бог! Или лучше – OH MY GOD, как говорила Дженис из «Друзей». С распухшим красным носом и глазами-щелочками мной и правда можно было ворон пугать. Вот тебе и новая работа, с горечью подумала я: строгим, изысканным огородным чучелом.
– Почему ручные коробки передач еще не отменили специальным постановлением правительства? – проворчал Василий, садясь на водительское место и нажимая на газ. – Чем они там занимаются, в правительстве, о помаде только думают, что ли?
#личныйводитель
Солнце, окончательно проснувшееся, поливало вовсю. Вася уверенной рукой вел мою машину по направлению к Купчино. Я вдруг осознала, что его присутствие действует на меня как мощная валерианка. Возможно, Василию следует обратиться в Министерство здравоохранения для получения лицензии на мгновенное излечивание нервной системы только что уволенных двадцатисемилетних одиноких журналисток.
Я невольно задумалась о том, что при всей Васиной открытости совсем ничего не знаю о его личной жизни. Я была наслышана о его мамочке Ларисе Алексеевне, посвятившей сыночку всю свою жизнь и получившей в результате восхищенного поклонника в его лице. Что еще? Вся контора внимательно следила за эпопеей со строительством его квартиры на Комендантском проспекте (эпопеей, достойной пера Гомера, если бы Гомер увлёкался темой сложных отделочных работ, разумеется). Васины рассказы о ежегодной замене личного автомобиля походили на увлекательные приключения в духе мультфильмов «Тачки» и «Тачки-2».
В общем, поговорить Вася любил. Не стеснялся высказывать свое мнение – и иногда вызывать тем самым издевки окружающих. Какие насмешки начались после его заявления о том, что по сельским дорогам ездить нужно только по встречной полосе, потому что на ней ям меньше! Мы смеялись над ним ровно до тех пор, пока один аспирант из Университета путей сообщения не защитил на эту тему диссертацию – со сложными расчетами, смысл которых сводился к тому, что на «встречке» выбоины имеют другую форму, а значит, подвеска меньше пострадает. Теперь все сотрудники ТТВ, включая меня, оказавшись за городом, воровато оглядывались в поисках гаишников и, не обнаружив таковых, выруливали на встречную. Так что Вася был совсем не таким простым, каким казался с первого взгляда.
А вот была ли у Васи спутница жизни? Ни разу не слышала даже намёка. С другой стороны, дожить до… сколько ему? тридцать, кажется? отмечали же всей конторой в этом году, в июле, я отчетливо помню, он еще шашлыки такие вкусные, на кефире, делал… – так вот, дожить до тридцати лет и не обзавестись постоянной девушкой, как минимум, довольно сложно. Особенно с такими яркими, обманчиво простодушными голубыми глазами и самоуверенными манерами Императора Всея Вселенной.
Которые иногда порядком раздражали, вот как сейчас. Прервав мои размышления, Василий спросил, можно ли курить в машине. Я категорически ответила «нет». Он не обратил на мой отказ никакого внимания, достал сигареты и затянулся.
– Ну, что там у тебя по списку? Командуй, я сегодня твой личный водитель. Сначала в «Максимальный дом»? Или за сим-картой?
– Сначала ты выбросишь сигарету, – ядовито заметила я, – потом разделаемся с сим-кой и отправимся за коробками.
Увидев на Московском проспекте салон сотовой связи, Вася резко остановился с «аварийкой» напротив входа – прямо посреди скоростной дороги. Машины, идущие сзади, завизжали тормозами и гневно загудели. Василий не обратил на них ровно никакого внимания.
– Эффектно, – признала я, вылезая из автомобиля и стараясь не смотреть в сторону взбешенных водителей. В салоне сотовой связи удалось взять номер, большей частью состоящий из любимых мною пятерок. Комплекс отличницы проявлялся у меня даже в таких вот мелочах.
«Максимальный дом» встретил нас негромкой бодрой музыкой, приветливыми продавцами в красных жилетках, изобилием разнообразных товаров для дома и акцией «Счастливая среда», которая дарила всем покупателям дополнительную скидку в десять процентов и пришлась как никогда кстати – выходное пособие мне обещали перечислить лишь через несколько дней, а деньги нужны были уже сегодня, для грузчиков. Народу в связи с акцией было полно – в кризис каждая копейка на счету не только у пенсионеров. Впрочем, кризис же ощутимо понизил сумму так называемого «среднего чека» – в тележках у покупателей лежало по два-три недорогих товара.
Было очень непривычно бродить по «Максимальному дому» не одной – все мои предыдущие бойфренды ремонтом не интересовались, и затащить их в такой магазин было задачей невыполнимой. Но Вася чувствовал себя здесь как рыба в воде. Даже как рыба, которая долго ждала, пока ее выпустят в родной пруд. Он буквально излучал удовольствие. Неудивительно, если вспомнить его захватывающие истории о ремонте своими руками в квартире и на даче. В принципе, записывая его истории, можно было бы составить энциклопедию остроумных находок и оригинальных дизайнерских решениях при проведении экономных отделочных работ в городских и сельских условиях.
«Максимальные дома» во всех районах города очень похожи, поэтому Василий решительным шагом направился в отдел упаковочных материалов, где мы сразу нашли картонные коробки, пленку с пузырьками, скотч и огромные черные полиэтиленовые пакеты. Вообще-то они используются для мусора, но для переезда тоже подходят. Мусор, вот во что превратилась моя жизнь, мелькнула в голове ассоциация. Я сразу отогнала непрошеные депрессивные мысли. Всё будет хорошо, меня еще попросят вернуться, вот увидите, я же самозабвенно трудилась с девятнадцати лет, я же свела на «нет» личную жизнь ради этой работы, канал ТТВ заменил мне семью, эти восемь лет нельзя просто выбросить на помойку, как вот такой вот мешок!
Неожиданно по лицу вновь потекли слёзы. При всех. Покупатели и продавцы с любопытством косились в мою сторону. Было очень неловко, но я никак не могла с собой справиться. Зато немедленно среагировала моя «скорая психологическая помощь».
– Алекса, знаешь, что тебя сейчас спасёт? Чашечка горячего кофе! Хорошего, крепкого… – Вася сделал драматическую паузу, – …экспрессо!!!
Я аж подпрыгнула. От раздражения слезы высохли моментально.
– Вася, родное сердце, – обессиленно простонала я. – Да сколько же можно! Эс-прес-со, и никак иначе! В конце концов, это просто неприлично!
Довольный собой Вася объявил:
– А зато посмотри, ты уже не плачешь! Ну, разве я не гениален? По-моему, ответ напрашивается сам собой! Так что пошли в местное кафе «Витамин», возьмем, э-э-э… – он опасливо посмотрел на меня и в знак капитуляции поднял вверх обе руки, – … ну, скажем, кофейку и сразу станет веселей. На этот раз служебные обязанности нам не помешают!
– Не помешают, – мрачно сказала я. – Нет у меня больше никаких обязанностей.
В «Витамине» готовили очень неплохой капучино, отличный эспрессо и просто восхитительный чизкейк. Плотная и в то же время рассыпчатая песочная основа, нежная и совсем не приторная сливочная масса сверху. Я вспомнила, что не успела сегодня позавтракать, и решила завершить приятную трапезу изрядной порцией мороженого. Держать вес для кадра мне больше не нужно, так что можно доверху набить себя калориями. Хоть какой-то плюс от увольнения.
Настроение резко пошло вверх. Напротив меня, держа хрупкую беленькую чашечку в большой, надежной ладони сидел, как говорили в советские времена, «весьма интересный» мужчина. Теперь мне уже не было никакого дела до того, как он одет. Навряд ли я когда-нибудь еще увижу знакомых снобов-чиновников, которые могли бы осудить внешний вид моего спутника.
Меня всё больше терзал вопрос – есть у него кто-нибудь или нет? И что если никого нет… Рассеянно слушая его подробный рассказ о том, чем именно простая автоматическая коробка передач отличается от современного вариатора, и кивая невпопад, я вспомнила, как в кино главные героини одним жестом распускают скромный хвостик, встряхивают головой, роскошный водопад из локонов падает на плечи, после чего главный герой падает под стол от восхищения. Я стянула резинку со своего хвоста, распуская волосы, и тряхнула головой.
– …и благодаря этим особенностям вариатора, машина идёт по дороге, словно нож по растаявшему маслу… Эй-эй-эй, Алекса, осторожнее! – отшатнулся Василий. – Смотри, весь стол в волосах! В чашку даже попало, – он брезгливо вытащил длинный темный волос из своего кофе.
Мда-а, сцена из романтического фильма не удалась.
– И вообще я длинные волосы терпеть не могу, честно! По-моему, чем короче – тем лучше, – бесцеремонно заявил он.
А я вот терпеть не могу невоспитанность. Я сердито завязал волосы обратно в хвост и резко встала. Осознание катастрофического факта моего увольнения пришло как холодный душ.
– Поехали, Василий, нас ждет машина с простейшей «ручкой» и масса дел.
#переезд
Погрузив скромные покупки в багажник, мы домчались до Будапештской буквально за десять минут. С местами для машин, как всегда, было туго. Я предложила припарковаться на обочине проезжей части, но Вася от меня отмахнулся и довольно нагло влез передними колесами на поребрик, основательно примяв аккуратный газон. Это было некрасиво, неинтеллигентно и, возможно, даже незаконно, но, надо признаться, произвело на меня сильное впечатление. Хорошим девочкам всегда нравятся плохие парни.
– Мечтаю о табличке, которую нарушителям лепят эти деятели из «Стопхама», – поделился со мной Вася, открывая багажник. – «Мне плевать на всех, паркуюсь где хочу». Я бы с большим удовольствием наклеил ее на боковое стекло, например. Где бы достать такую, не знаешь?
– Не знаю, но продолжай в том же духе, и «Стопхамы» тебе ее обязательно подарят, – успокоила его я, доставая из багажника коробки и мешки.
В квартире было жарко, как в аду. Окна ее выходили на солнечную сторону, деревья до четвертого этажа не дотягивались, а римские шторы я с утра опустить забыла – не до того мне было. Несмотря на невыносимую духоту, Вася, зайдя в прихожую, поежился словно от холода, сделал театральное «бр-р-р» и заявил:
– Никогда не видел столько холодных оттенков сразу. И вообще, ты что, болеешь за «Зенит»?
Я не стала удостаивать ответом дурацкий вопрос, сняла туфли, бросилась в комнату и принялась активно рыться в ящике со старыми проводами, ненужными дисками и прочей компьютерной дребеденью. Наконец отыскала давно забытый фиолетовый нетбук и сиреневую «раскладушку» с потёртыми белыми узорами. Ни планшетов, ни серьёзных ноутбуков, ни современных телефонов у меня не было – громадный конторский смартфон с успехом заменял их все. Так что теперь приходилось довольствоваться антиквариатом.
Василий был занят осмотром квартиры и внимания на меня не обращал. Я уселась со своими старинными гаджетами на угловой диван в комнате. Скорее, скорее в Интернет! Боже, я уже и забыла, каким забавным был раньше Explorer – версия две тысячи девятого года подкупает своей простотой и наивностью.
В топе новостей Яндекса лидировало сообщение о бьюти-басах, автобусах красоты, которые сегодня утром выехали на улицы Петербурга по поручению губернатора Раисы Романовой. Тьфу! Бабульки, искренне полагая, что это обычные маршрутки, забирались внутрь, оказывались в лапах косметологов и с перепугу скупали на всю пенсию изделия фирмы «Наша Маша».
Следом шла довольно забавная новость об известной петербургской модели Изольде, которая выставила себя на всеобщее посмешище во Франции, грохнувшись с подиума во время модного показа и обвинив в своей неудаче неких «парижских правительственных агентов», которые не могли стерпеть «красоту и грацию русской девушки, заткнувшей за пояс француженок» и якобы намазали подошвы туфель Изольды лягушачьим салом (о, Боже!). Никаких доказательств в поддержку своей версии произошедшего опозорившаяся модель не представила, предположив, что лягушачье сало наверняка «впиталось в подиум». Главы крупнейших иностранных домов моды уже заявили о том, что ни при каких обстоятельствах не станут работать с этой «истеричной русской» и лучше ей поискать работу в родном городе, подальше от «парижских правительственных агентов с их лягушками».
Так, всё это очень интересно, но меня теперь никак не касается. Зайду-ка я лучше в «Инстаграм», который стал для меня за эти пару месяцев болезненной необходимостью. Я завела аккаунт, как заводят домашнего хорька: от одиночества и желания быть в тренде. «Инстаграм» всегда был готов поиграть со мной в редкие минуты безделья, развлечь в частые минуты печали, но в конце концов он просто цапнул меня как следует. Лучше бы хорька завела, ей-богу.
Черт побери, может, Вася был прав, и не стоит вываливать абсолютно все свои мысли во всемирную сеть? Один американский телеведущий как-то сказал, что он никогда не станет пользоваться «Твиттером», потому что не делает в своей повседневной жизни абсолютно ничего интересного…
На моей страничке грустно висела роковая запись про французский крем и уже начали сыпаться комменты от коллег с соболезнованиями в связи с моим увольнением. «Сочувствую», «держись», «все будет хорошо», «всегда будем тебя помнить»; печальные смайлики, возмущенные смайлики, плачущие смайлики, рыдающие в три ручья смайлики…
Меня неожиданно охватила ярость. Пока я не увидела всю эту приторную банальщину, пусть даже написанную с самыми добрыми намерениями, мое увольнение казалось некой абстракцией, я никак не могла в него поверить, но сейчас виртуальный «Инстаграм» опустил меня в неприятную реальность. Я будто попала на собственные поминки.
Ах так? – подумала я. И со злостью защелкала «мышкой». Удалить аккаунт! Да, я уверена, спасибо, что спросили! По какой причине? Нет, мой аккаунт не взломали. Нет, я не создала второй аккаунт. Нет, дело не в том, что я не могу найти фолловеров\друзей. Other reason: ваше приложение сломало мне жизнь.
Удалить навсегда! Со всеми фотографиями и фолловерами! И никто больше не влезет мне в душу! Никто больше не узнает, каким кремом я пользуюсь, сколько именно масла с укропом оказалось в моей котлете по-киевски и почему я не сплю в половине третьего ночи!
Увлекшись интернетом, я совершенно позабыла про Василия, с детским любопытством бродящего по моей квартире, и потому подскочила на диване, когда он на кухне хлопнул дверцей холодильника. Я отложила нетбук в сторону и пошла проверить обстановку. Вася с хозяйским видом открывал окно, раздвинув безжизненно свисавшие занавески. Свежий осенний ветер распотрошил прозрачную органзу, она заблестела всеми оттенками голубого.
– Нет, ну правда, – сказал Василий, пытаясь удобно устроиться на кухонном уголке, что, как я знала, было абсолютно невозможно, – почему у тебя вся квартира синяя? При всей моей любви к этому цвету, – он поправил воротничок рубашки, сливавшейся с интерьером, – это уж слишком. Чувствую себя утопленником на дне морском.
Я по-птичьи, как на жердочку, присела на серебристый барный стул возле стального холодильника.
– Понимаешь, мне и хотелось создать такую легкую курортную атмосферу…
– Легкую? Курортную? – насмешливо повторил Вася.
– Знаешь, как на море…
– Послушай, Алекса, положа руку на сердце, о каком море может идти речь в Купчино? Даже до Финского залива отсюда – как до луны.
– Не буду спорить. Вместо криков чаек тут у меня – рёв двигателей транзитных фур, и выхлопные газы – вместо освежающего бриза. Но дело не только в этом. Видишь ли, мне очень нравятся цвета нашего канала, хотела выразить свою любовь к родному ТТВ… – пролепетала я, понимая, как глупо это звучит.
– Ну и чем ты после этого лучше нашей великой Раисы Павловны? Одного поля ягоды! Ты спишь на диване, который будто прямиком из нашей студии сюда доставили; она в честь вождя революции сына назвала. Владлен! Это же какой изощренный подхалимаж!
– Да… Только у нее всё это было не зря – видишь, стала же губернатором. А у меня вот как закончилось…
Вокруг все расплылось от подступивших слез.
– Перестань, что ты так убиваешься? – Вася встал, подошел ко мне, неловко потоптался рядом, потом отвернулся к окну. – Давай-ка лучше начнем собирать вещи, мы же за этим сюда приехали, а не чтобы рыдать в три ручья. Время идет, а до дачи отсюда путь неблизкий.
Я высморкалась в салфетку и сказала:
– Ты прав, сейчас выключу компьютер, вставлю сим-ку в старую «раскладушку» и примемся за дело.
Выходя из кухни, я вдруг услышала немного смущенный Васин голос:
– Алекса, можно тебя спросить кое о чем?
В горле мгновенно пересохло.
– Кхм, конечно, Вася, с удовольствием отвечу.
Мужественный силуэт, эффектно освещенный солнцем, нарисовался в кухонной арке.
– Я понимаю, что вопрос немного неуместный, тебе сейчас совершенно не до этого…
Краем глаза я видела свой профиль в зеркальной двери шкафа-купе в прихожей – боже, в этом черном костюме я похожа на монашку, нужно переодеться во что-то более неформальное и, возможно, даже соблазнительное… Я быстро вытерла глаза.
– Что ты, я уже совершенно успокоилась, можешь спрашивать, о чем пожелаешь!
– Ну ладно, – Василий подошел поближе и я с удивлением увидела в его руке сковородку. – Тогда скажи, зачем ты хранишь в холодильнике яичницу недельной давности? – он с интересом потыкал пальцем в неаппетитную заскорузлую субстанцию, которая за эти дни, кажется, мумифицировалась. – Это какой-то научный эксперимент? Ты выращиваешь яд из подручных продуктов? Еще я заметил у тебя на полке булку, целиком состоящую из плесени. Это тоже в рамках твоего химического исследования?
Я залилась краской. Да уж, главный приз в номинации «Лучшая хозяйка Купчино – 2014» мне явно не светит.
– Да это я еще на прошлой неделе собиралась позавтракать, приготовила яишенку, а меня срочно вызвали на работу, ну я подумала, съем ее вечером, убрала в холодильник, а потом устала и вообще про еду забыла… – залепетала я. – Слушай, будь другом, хватит держать ЭТО у меня перед носом, выкини ты ее вместе со сковородкой, и булку туда же!
Вася хмыкнул и пошел обратно на кухню, я же занялась новым-старым телефоном. Написала смс Марианне со своей новой сим-ки – а вдруг я ей срочно понадоблюсь? Больше никаких номеров я не смогла бы вспомнить даже ради спасения собственной жизни – всё осталось в белом смартфоне.
Разве что телефоны родителей знала наизусть. Так, папе не стану звонить – просто не смогу ему сказать про свое увольнение, это его убьет, он ведь такие надежды возлагал на меня… Помню, как мы мечтали, что вот стану ведущей на ТТВ, меня заметят в Москве, пригласят на «Финансовые новости», перееду в столицу, выйду там замуж за какого-нибудь знаменитого телеведущего, например, и тогда он сможет всем говорить: «А знаете, ведь Алекса Сурикова – это моя дочь, а небезызвестный Иван Ургант – мой зять! Да-да, тот самый Ваня Ургант, из программы „Вечерний Ургант“! Конечно, мне не сложно, я с удовольствием дам вам автограф!»
Нет, не могу его разочаровать, позвоню лучше маме, она гораздо спокойнее относится к моей карьере.
– Мамочка, привет, это я, у меня новый номер!
– Сашенька, доченька, ну наконец ты объявилась! А я проснулась, стала читать твой «Инстграм», а там все эти непонятные соболезнования, а потом вдруг аккаунт совсем исчез, когда я пыталась его обновить, а телефон твой выключен… У тебя вообще все в порядке? Что происходит, почему новый номер?
Я слышала, как у мамы запищал закипевший чайник, и представила, как она заваривает себе ароматный матэ, привезенный из глухой парагвайской деревушки. Я глубоко вздохнула и постаралась не расплакаться в – какой уже по счету? – раз.
– Мам, меня уволили. Из-за поста в «Инстаграме». Поэтому я вообще удалила аккаунт, у меня теперь на «Инстаграм» аллергия.
– Как уволили? Что ты там такое написала? Я ничего особенного не заметила!
– Ну помнишь крем, французский, ты мне на восьмое марта дарила? Я его похвалила в своем посте.
– И что такого? – мама казалась обескураженной. Да я и сама была в таком же состоянии.
– А то, что нельзя сейчас хвалить иностранную косметику, особенно публично. Наша губернаторша запретила. Теперь можно только отечественную косметику хвалить.
– Ты же не на государственном канале работаешь, имеешь право высказать свое мнение! – в маминой стеклянной чашке яростно звенела ложка. Мама позволяла себе положить несколько крупинок тростникового сахара только в утренний чай, потом ничего сладкого, такая фигура требует жертв. – И потом, тебя ведь уже назначили ведущей, папа мне вчера еще в аэропорту сказал, как только я из самолета вышла!
– Я тоже так думала. А вот наш главный редактор неожиданно оказался другого мнения. Ладно, мам, ты можешь сама это папе передать? А то мне пора собирать вещи, я на дачу их сегодня перевожу.
– Хорошо, детка, скажу как-нибудь поаккуратнее. Тебе помощь нужна?
– Нет, мне друг помогает.
– Друг? Какой?
Я понизила голос.
– Да с работы, Вася зовут, потом расскажу.
– Ладно, тогда ждем тебя вечером после дачи, не расстраивайся, такого опытного репортёра повсюду возьмут. Кстати, я тебе с Бали привезла великолепное парео. Знаешь, в этой Индонезии невероятно красиво…
Я немного послушала про далёкий остров, потом попрощалась с мамой и оглянулась по сторонам. С чего начать? На кухне шумела вода и гремела посуда. Пока я возилась со своими электронными устройствами, Василий взял все в свои руки. В том числе и грязную посуду. Он засучил рукава, перемыл все чашки, которых скопилось в раковине великое множество, и теперь тщательно вытирал их полотенцем.
– Где у тебя остальные полотенца хранятся? – деловито спросил он.
Я подвела его к стенному шкафу в коридоре.
Василий взял стопку полотенец, отнес их на кухню и стал заворачивать в них посуду. Аккуратные свертки складывал в картонные коробки.
– Что стоишь? Приступай! Пока ты там болтала, я уже вызвал грузовую машину на восемь вечера. Телевизор с кухни забираешь?
Я кивнула и пошла в ванную переодеваться в старую фиолетовую футболку и джинсы (о соблазнительных нарядах, похоже, думать еще рановато). Работа закипела.
Пока Вася упаковывал содержимое кухонных шкафов, время от времени изумленно спрашивая: «Так у тебя совсем нет никаких запасов еды? Даже макарон? Как же ты живешь?», – я занялась гардеробом. В черные похоронные мешки полетели дешевые костюмы, мрачные блузки, юбки-карандаши и прямые брюки, самое скучное изобретение фэшн-индустрии. Черный, серый, коричневый.
У родителей в квартире был некоторый запас моих личных вещей, поэтому я побросала в мешок все свои туфли и сапоги на шпильках. Оставила только пару кроссовок расцветки британского флага, они вполне сочетались с моей футболкой и джинсами и к тому же отлично подходили для переезда.
А физический труд здорово помогает отвлечься от метафизических размышлений на тему «кому я теперь нужна» и «зачем я училась столько лет», отметила я про себя.
Со стенными шкафами в коридоре я разобралась достаточно оперативно. На очереди самое муторное – ванная. Я подхватила картонную коробку и пленку с пузырьками и отправилась заворачивать шкатулки и духи. Ко мне заглянула Василий:
– На кухне я закончил, что из комнаты забираешь?
Я задумалась.
– Так, ну обязательно картину, я покупателей сразу предупредила, что ее не оставлю… Еще подушки, одеяло из дивана… Диски, книги… Пожалуй, всё.
– Понял.
Спустя минуту Вася крикнул из комнаты:
– Вот это я понимаю! Картина твоя – единственная приятная вещь во всей квартире. Да еще и не просто репродукция, а копия маслом! И знаешь что – этот сосновый лес удивительно похож на наш, в Грузино.
С книгами провозились достаточно долго. Связывали в бесконечные стопки. Полное собрание сочинений Кристофера Бакли. Гончаров, Зощенко. Еще я как-то незаметно собрала целую коллекцию так называемой «легкой» литературы. Вудхауз, Макс Фрай, Питер Мейл. Остап Бендер, уже выученный наизусть. Рекс Стаут с его неподражаемым Ниро Вульфом и идеальным мужчиной Арчи Гудвиным. Все романы Изабель Вульф. Пятнадцать романтических комедий Софи Кинселлы, в том числе зачитанная до прозрачности страниц «Богиня на кухне». Когда же это я успела переключиться с Джеймса Джойса на Джил Мансел?
– А это что еще такое? Инопланетяне забыли у тебя свою рацию?
Василий недоуменно крутил в руке некий стеклянный предмет футуристической формы.
– Э-э-э, не поверишь, но это ваза, я в журнале такую увидела и решила ее заказать, мне показалось, подходит к интерьеру, видишь, она тоже синяя.
– Ну и пусть остается в этом интерьере, – решил он за меня. Я не стала спорить. Честно говоря, я буквально возненавидела эту вазу, как только поставила ее на полку, но поскольку купила ее в кредит, не могла заставить себя выбросить. Зато покупатели глупейшей вазой ужасно восхищались. Молодая прогрессивная пара, хипстеры, что с них возьмешь. Занавески голубые тоже им бонусом оставлю.
На полу в комнате темной горой громоздились мешки и картонные коробки с моими вещами. До приезда грузовой машины оставался еще час. Я вдруг поняла, что жутко проголодалась.
– Есть хочешь? – спросила я Василия.
– Очень, – честно признался он. – Но на кухне у тебя и в лучшие времена, как я подозреваю, с едой было не густо, сейчас уж тем более. Давай схожу в магазин, колбасы какой-нибудь куплю. Да убери ты свои деньги, они тебе еще пригодятся.
Вася сбегал в соседнюю «Семью» и вернулся со свежим лавашом, длинными тонкими охотничьими колбасками, бутылкой молока для себя и минеральной водой для меня. Мы устроились за стеклянным столом (какое счастье, что мне больше не придется балансировать на этом скользком кухонном уголке!).
Мы отрывали мягкий ароматный лаваш, закусывали его острыми колбасками, было невероятно вкусно и почему-то спокойно на душе. Вещи собраны, трудное дело сделано. Увольнение отошло куда-то на второй план.
После нашего пастушьего ужина Вася удовлетворенно откинулся на мягкую спинку уголка, тут же начал с него сползать, сказал себе под нос что-то вроде «ёкарный бабай», сел повыше и наконец с наслаждением закурил. Будучи сытой и довольной, я не стала делать ему замечания, тем более что к этой квартире я больше не имела никакого отношения.
Напоследок окинула взглядом блестящую глянцевую кухню с холодными стальными поверхностями. Зашла в освещенную вечерним солнцем голубовато-белую комнату. Без моей любимой картины стены выглядели чужими и бездушными.
Была ли я счастлива здесь? Не помню. Помню, как еле доползала до дивана после ночного дежурства; как дышала краской для волос в ванной; как пила по утрам на кухне простую горячую воду, поскольку все продукты закончились, а времени купить новые не было. Уткнувшись лицом в диванные подушки, плакала, расставшись с очередным никчёмным бойфрендом…
В домофон позвонили. Приехала «Газель». Началась суета, вещи перетаскивали вниз («с телевизором осторожнее!»), грузили, записывали адрес дачи, Василий подробно и по-военному четко объяснял, как туда доехать. Мне повезло, что он прекрасно знал, где находится наш участок – сама я бы путалась в расстояниях, сторонах света, дорожных указателях и населенных пунктах. Заканчивали уже в сумерках. Я вспомнила про коматозный фикус и взяла его к себе в машину.
Когда последняя стопка книг покинула комнату, я сказала сине-бело-голубой квартире «прощай» и с легким сердцем закрыла дверь.
#дача
Дачу в Грузино мы купили в середине девяностых, когда мне было лет пять. Я постоянно простужалась, и родители решили, что мне нужно побольше дышать свежим воздухом. Тут как раз и подвернулся этот участок, граничащий с благородным сосновым лесом. Неподалеку – озеро Бездонка и речка Грузинка. Вокруг – интеллигентные соседи, сплошь кандидаты наук и инженеры-изобретатели: садоводство «Дорожник» изначально относилось к институту путей сообщения и земля в начале семидесятых распределялась между сотрудниками института.
Наш участок тоже раньше принадлежал профессору. Бывший владелец построил на нем вполне симпатичный одноэтажный домик с двумя спальнями, кухней и светлой верандой; развел большой огород; и когда у него наконец зацвели яблони, которые он бережно выращивал все эти годы, его позвали преподавать в Америку.
Пока мы летели по темному Приозерскому шоссе, я перебирала немногие воспоминания, оставшиеся после единственного лета, проведенного на новой даче. В голове мелькали потускневшие от времени картинки: папа учит меня плавать в мелкой речке, поддерживая под животик; мы с мамой собираем красивые листья для гербария; все вместе пьем чай со смородиной на веранде, закатные лучи пробиваются сквозь окна…
Буквально через пару месяцев папу повысили до начальника юридического отдела, работы стало невпроворот; мама сказала, что в Грузино ей сидеть одной скучно и лучше она будет путешествовать, чем пропалывать морковку. В общем, на дачу мы больше не ездили. Удивительно, что родители не продали ее раньше. Зато теперь, если я сумею отделаться от загородного балласта, у меня появится нужная сумма, чтобы выбрать по-настоящему просторную двушку.
Проблема только в том, что никто в здравом уме и твердой памяти не захочет приобретать обветшалую развалюшку по чересчур высокой цене, понизить которую мне не разрешает папа.
– Вась, а что ты говорил по поводу того, что знаешь, как продать мою дачу?
Я убавила громкость «Радио для двоих», по которому передавали самые романтичные хиты восьмидесятых. Мы свернули с широкой трассы на двухполосную магистраль сельского значения. Дорогу угрожающе обступили черные деревья. Казалось, мы едем по тоннелю. Редкие встречные машины ослепляли дальним светом. Хорошо, что не я за рулем.
– Так что, есть какая-то хитрость?
– Послушай, Алекса… – начал Василий и сам себя перебил: – Кстати, я все хотел спросить, что за странное у тебя имя?
– По паспорту я Александра, – призналась я, – просто не хочу быть банальной Сашей, вот и всё. А вот Алекса – это звучит по-международному, сразу врезается в память. Я же публичный человек, – тут я вспомнила, что уже нет, не публичный, и загрустила.
– Алекса – это слишком пафосно, – решил Вася. – Я буду называть тебя Шура, договорились?
Грусть моментально сменилась раздражением. Я обожгла его взглядом.
– Еще чего! Так старушек в глухих деревнях называют – баба Шура! Никаких Шур!
– Значит, договорились, – невозмутимо продолжал Василий. – Так вот, Шура. Конечно, я знаю, что нужно сделать, чтобы придать даче товарный вид и перестать позорить все садоводство, кстати. Обманывать никого не нужно, просто приложить немного усилий.
Вася повернул направо и перед нами открылась ровная асфальтовая дорога, с двух сторон украшенная уличными фонарями. Именно украшенная – потому что такими теплыми белыми шарами обычно оформляют территорию турецких отелей, чтобы создать у клиентов ощущение праздника. Я ахнула.
– Красота, да? – с гордостью сказал Василий. – Мы все не поскупились, когда сдавали деньги на благоустройство садоводства. Я лично ползарплаты отдал. А что касается твоего вопроса – давай вернемся к нему, когда будет светло. Посмотрим дом, обойдем его вокруг, всё прикинем, и если будешь следовать моим советам – гарантирую стопроцентный результат. Дача уйдет со свистом, как горячий пирожок.
Я слушала его вполуха, поскольку неожиданно оказалась в сказочной деревушке. Двух- и трехэтажные ухоженные домики с ярко освещенными окнами казались игрушечными. Кирпичные невысокие заборчики, причесанные деревья с разноцветными гирляндами, кое-где даже башенки с флюгерами. Где все эти дощатые бытовки, кривые сараи, уличные туалеты и сетки-рабицы, которые мы привыкли видеть в советских садоводствах? «Дорожник» за эти годы стал лучше элитного, но безликого коттеджного посёлка.
– Моя дача на Синей линии, в паре кварталов отсюда. А вот и твои владения, – многозначительно сказал Василий, указывая вперед. – Как тебе?
– Не очень, – честно ответила я.
Мрачный участок, расположенный на краю соснового леса, казался в этом идеальном пейзаже инородным элементом. Дикие кусты бесцеремонно забирались на дорогу. Фары высветили лохмотья бледно-желтой краски, свисавшие с деревянного дома.
– А как в дом-то зайти? – растерянно спросила я. – Смотри, из-за этого сумасшедшего бурьяна даже на крыльцо не подняться.
Василий с трудом приоткрыл калитку (покосившийся забор едва не рухнул) и побрел к дому, притаптывая, приминая могучий бурьян. С силой дернул серую разбухшую дверь, она неохотно, с загробным скрипом поддалась. Крикнул мне: «Победа! Давай сюда!» и шагнул внутрь.
Я робко поднялась на крыльцо. В недрах дома, пахнущего сыростью и пылью, дрожало крошечное пламя Васиной зажигалки, он никак не мог найти выключатель. Наконец тусклая лампочка еле-еле осветила веранду.
Вот он, тот самый коричневый круглый стол на толстой резной ножке, за которым мы пили чай много лет назад! А в моих мыслях он был намного больше, надо же. На нём так и лежит пожелтевшая, истлевшая от времени кружевная салфетка. Вокруг – разномастные стулья, обивка вся покрылась ржавыми пятнами. Василий с сомнением на них поглядел и садиться не стал.
– Куда будем складывать вещи, ты уже решила? – спросил он, стряхивая репей с джинсов.
– Давай прямо сюда, на веранду, потом разберусь.
На улице послышалось шуршание шин по асфальту: прибыла «Газель» с моими вещами. Грузчики закинули все мешки и коробки в дом за считанные минуты. За работу попросили гораздо меньше, чем я ожидала. Отлично! А то у меня теперь каждая копейка на счету. Мы с Васей кое-как закрыли входную дверь (он заверил, что преступность в садоводстве нулевая, за свои вещи я могу быть спокойна) и тоже отправились в город.
Всю обратную дорогу мы оба молчали. Даже неугомонный Василий, похоже, сегодня притомился. Я вновь задумалась о своем увольнении, о том, как я теперь посмотрю в глаза родителям. Что за день…
Я ведь больше совершенно ничего не умею делать, только ездить на съемки да репортажи писать! До чего бездарное это гуманитарное образование. Швея на фабрике и то больше пользы обществу приносит, чем я. И уж по крайней мере, она всегда себе работу найдет, в отличие от меня.
Возле дома моих родителей мы оказались около полуночи. А ведь проснулась я сегодня еще до семи утра. Как будто не один день – а целый год с тех пор прошел.
– Что ж, Шура, – устало подытожил Василий, паркуясь возле парадной, – рабочий день я провел с несомненной пользой. Пойду ловить такси до конторы, нужно еще мою машину забрать.
– Спасибо, Вася, спасибо за помощь, – от усталости, грусти и переполнявшей меня благодарности я не могла найти подходящих слов. – Я бы без тебя точно не справилась.
– Да ладно, я у тебя в долгу, ты же мне все время помогаешь, так сказать, филологически, – насмешливо ответил Василий. – Подтягиваешь мой грамматический уровень. Правда, мне все до барабана!
Я набрала воздух в легкие и медленно выпустила его через нос, сосчитав про себя до пяти.
– Василий, дружище! Правильно говорить «ПО барабану»! Ну или «ДО лампочки», если ты настаиваешь на этом предлоге.
Он весело мне подмигнул.
– Ага, вот это я имел в виду!
Мы выбрались из машины, я нажала на пульте кнопку сигнализации и совсем было собралась прощаться, как вдруг до меня дошло:
– Слушай, а как же я тебе позвоню по поводу дачи, если все контакты у меня в старом телефоне?
Он продиктовал свой номер, записал мой, увидел вдалеке фары какой-то машины и побежал к ней, крикнув мне на ходу:
– Спокойной ночи, Шура!
– Не смей меня так называть! – воскликнула я в ответ, перебудив, наверное, полдома. И тихо договорила, открывая дверь парадной: – Спокойной ночи, Вася, – жалея, что не успела чмокнуть его в щеку на прощание.
#мама
Оладушки. Так пахнут румяные, пышные, только что испеченные оладушки. Восхитительный домашний запах переплетался с ароматом экзотического манго. Мамин гель для душа, определила я сквозь сон и радостно открыла глаза. Мама дома! Ура!
Вчера я, еле-еле вскарабкавшись на второй этаж, ввалилась в родительскую квартиру, скинула в прихожей кроссовки и, не обращая внимания на многочисленные вопросы выбежавших с кухни мамы и папы, отправилась прямиком в свою комнату. С трудом стянула с себя одежду и упала на кровать. Впервые за долгое время я спала без сновидений и, к счастью, без панических атак.
Я обвела взглядом золотистую комнату. Вообще-то это гостиная, но иногда я здесь ночую – в те редкие дни, когда мама бывает дома в перерывах между своими путешествиями. Солнце приветливо улыбалось сквозь прозрачный тюль и разбрасывало лучи по стенам и потолку, отражаясь от хрустальной люстры. Я откинула одеяло на край бежевого кожаного дивана, временно превращенного в полутораспальную кровать, села, потянулась, едва не задев роскошный искусственный бамбук в африканском кашпо и наконец с трудом встала, ухватившись для поддержки за глуповатую морду деревянного жирафа средних размеров.
Всего жирафов в квартире три. Самый маленький пугает неподготовленных гостей в ванной комнате, а самый большой гордо возвышается на кухне. Мама привезла их из Туниса, если я не ничего не путаю. Все эти ее оригинальные сувениры довольно дико смотрятся в классическом интерьере (отделочные материалы во время ремонта подбирал в основном папа), но маме нравится такое странное сочетание, а для папы главное – мамино настроение. Жена довольна – спи спокойно, как говорится.
На кухне негромко бубнил телевизор, мама в переднике, завязанном поверх японского шелкового халата, элегантно подкрашенная после душа, хлопотала возле плиты. Рыжие кудри собраны наверх в узел и закреплены какой-то новой заколкой – бронзовая стрекоза раскинула крылья с разноцветными – зелеными, желтыми – камешками. Услышав мои шаги, мама положила лопатку и крепко обняла меня. Какой чудный запах, смесь манго и оладушек.
– Сашуля, ну как ты чувствуешь себя, малыш? А я тебе завтрак приготовила.
Я неожиданно осознала, что чувствую себя очень даже неплохо для позорно уволенного человека.
– Мам, давай сюда скорее свои оладьи, и я все расскажу, только переключи канал, умоляю!
По телику знакомая корреспондентка госканала с невыносимым пафосом рассказывала о том, как охранники Смольного, обыскивая сотрудниц Администрации Петербурга при входе, изъяли у них три пудры, румяна и помаду иностранного производства – «запрещёнка» была спрятана в декольте. Бедные чиновницы, какое унижение! Мама поморщилась, выключила телевизор и села рядом со мной.
– Судя по твоему аппетиту, дела не так плохи, как мне показалось вчера, после нашего разговора по телефону, – заметила мама, наблюдая, как я заливаю седьмой по счету блинчик щедрой порцией сгущенки.
– Не-а, на самом деле очень плохи, – не согласилась я, набив рот. Подкладывая себе время от времени на испанскую тарелку с солнышком всё новые оладьи, подробно рассказала о своем несчастье.
– Печально, конечно, – задумчиво сказала мама, когда я закончила. – Но есть и другая сторона медали, – продолжила она, помешивая тростниковый сахар в своей чашке с египетским верблюдом. – Увольнение дает тебе полную свободу, так ведь? Теперь ты можешь выбрать любой другой канал, с большей зарплатой, с нормальным графиком.
– Я, конечно, попробую позвонить знакомым, – с сомнением протянула я, включая немецкую кофемашину (ослепительно белую, как и всё остальное на этой огромной двадцатиметровой кухне) и запуская автоматический капучинатор. – Но раз про меня даже в интернете написали, что я уволена за нарушение корпоративной этики, навряд ли у меня большие шансы.
– В любом случае я уверена, что конец старого означает начало нового, – успокаивающе сказала мама. – Тебе всего двадцать семь лет, все еще впереди, и жизнь обязательно наладится, вот увидишь. Скоро воплотишь свою мечту – переедешь в двухкомнатную квартиру… Кстати, папа сказал, что сегодня вы встречаетесь с покупателями твоей однушки.
– Да, пару дней назад он мне говорил, – по ощущениям, это было пару тысячелетий назад. Я отхлебнула капучино и рассеянно сунула в рот восхитительную кокосовую конфетку. – Кстати, как он воспринял новость о моём увольнении?
Мама опустила глаза. И как у нее получается такая ровная линия подводки? – мельком позавидовала я.
– Не очень хорошо, расстроился, конечно. Для него это большой удар, сама понимаешь. Особенно после того, как тебя назначили ведущей, и тут вдруг такое.
Я положила вторую кокосовую конфету обратно в коробку. Есть расхотелось.
– И что он сказал?
Мама поправила идеально подвязанную белую штору.
– Почти ничего. Сначала не поверил. Потом ушел в себя, знаешь, как он замыкается в себе, молчит и всё. Всё-таки он действительно очень гордился твоей карьерой. С утра сегодня несколько раз повторил: «Что же я теперь скажу в своём отделе?», – мама вздохнула. – Даже не знаю, как его оставить тут одного, у меня через два дня самолет во Вьетнам. Семь дней в новом спа-отеле на побережье, нужно протестировать их антистрессовый комплекс, а еще побывать в каждом отельном ресторане, их там пять, в том числе два с национальной кухней, а ты знаешь, как я ненавижу морепродукты, в особенности жареных кузнечиков… Ой, я же тебе с Бали парео привезла!
Мама неожиданно вскочила и побежала в свою комнату. Обратно она вернулась с небольшим ярким свертком. Я раскрыла тонкую хрустящую бумагу с иностранными надписями – и оттуда выпорхнул широкий, невесомый, прошитый золотыми нитями ярко-рыжий пляжный платок.
– Я подумала, что у тебя всё такое мрачное, надо добавить немного цвета в гардероб, – сказала мама. – Нравится?
Я кивнула.
– Не знаю только, куда его носить! Отпуск мне не светит в ближайшее время… Я теперь вообще не знаю, что мне делать, честно говоря.
Мама легкомысленно махнула рукой.
– Не мучайся, решение придет само, даже не заметишь! Помнишь, как я стала трэвел-блогером? После того, как меня сократили из инженерного отдела нашего завода. А так бы до сих пор проектировала пластмассовые миски и контейнеры, – она поежилась. – Вместо шампанского на борту самолета пила бы компот в заводской столовой…
Ее взгляд упал на деревянные часы в виде приветливого солнышка, привезенные из Болгарии. Со словами «ах, уже десять минут одиннадцатого! мне же пора на встречу с подружками!» мама быстро направилась в спальню. Через пару минут она была готова к выходу: длинная шелестящая юбка, полупрозрачная изумрудная блузка, легкий серебристый шарф и неизменные тонкие звенящие браслеты из Индии, дополненные такими же бронзовыми серьгами и многочисленными кольцами. Утонченно-богемный образ.
– Мам, ты неотразима, – искренне сказала я.
– Спасибо, детка, – прощебетала мама, собирая в объемную сумку с бусинами нарядные пакетики с подарками для подруг и надевая темно-зеленые замшевые босоножки на низком каблуке. – Кстати, забыла спросить: а кто такой Василий?
– Да так, коллега. Бывший коллега, точнее. Просто у него дача рядом с нашей, вот он и помогал вчера.
– Ну, хорошо. Скажи, Сашуля, ты же не против, если я побегу? Ты же сама справишься со всем?
– Э-э-э, ну да, справлюсь, наверное.
Мама предпочла не заметить колебания в моём голосе.
– Тогда я ушла, а ты позвони папе, узнай, как он там.
Хлопнула дверь. Я немного походила по опустевшей квартире, репетируя разговор с папой и рассматривая последние мамины новинки: разноцветные стеклянные флакончики с необычными ароматами на трюмо; ажурный кованый подсвечник на комоде; настороженный деревянный кот, весь расписанный незнакомыми узорами; прелестные тарелочки с пальмами на стене. И откуда у мамы столько энергии на все эти поездки? Неужели ей не хочется просто побыть дома? Мы с папой так по ней скучаем…
Что за странный, одномерный звук? И такой назойливый! Боже, да это же моя «раскладушка» звонит, я и забыла, какой у неё сигнал. Папа. Я занервничала.
– Привет, дорогуша, проснулась? – папа старался казаться бодрым. Но меня не обманешь. Я на расстоянии чувствовала его боль.
– Привет, пап, давно уже проснулась, даже маминых оладушек успела покушать, представляешь? – похвасталась я.
– Везет тебе! А я ушел на работу, пока она еще спала… Минутку, я сейчас освобожусь! – крикнул он куда-то в сторону. – Я вот что звоню – сегодня в шесть часов мы должны встретиться с покупателями квартиры в сейфовой ячейке на Невском, они отдадут деньги. А мне никак не вырваться с работы, генеральный назначил совещание как раз на это время – я так понял, по поводу нового заказа от «Нашей Маши». В общем, есть у тебя на примете какой-нибудь надежный друг, чтобы ты не одна в банке была? А то сумма большая, нужна хоть какая-то охрана, пока до банка едешь, как мы договаривались.
Я не колебалась ни секунды.
– Конечно, есть, не волнуйся! Позвоню Васе.
– Васе? Я раньше про него не слышал.
– Это водитель с работы, он мне вчера очень помог с переездом.
– Ладно, если ты ему доверяешь… Иду, иду!
Папа повесил трубку. Про увольнение, к счастью, речи не зашло – очевидно, слишком острая для него тема.
Довольная тем, что у меня появился повод увидеться с Василием, я набрала его номер. Он охотно согласился сопровождать меня в сейф, хотя к концу разговора выяснилось, что встал он сегодня ни свет ни заря – выезд у него был в шесть тридцать. Зато это означало, что освободится он не позже шестнадцати тридцати и успеет на Невский. Договорились, что я приеду в ячейку на общественном транспорте, чтобы потом вдвоем поехать на его джипе.
Раз так всё хорошо складывается, решила я, нужно ловить удачу за хвост, как говорит сэр Макс Фрай. Позвоню-ка Марианне, может, проблема уже разрулилась сама собой?
Чёрт побери, только настроение себе испортила. Марианна сказала, что Савелий вовсю готовит Анжелику на эфир, про меня слышать ничего не желает, и надо бы мне ненадолго затаиться, пока страсти не утихнут. Кроме того, ей звонили с других каналов, просили мой телефон… Я обрадовалась.
А зря – телефон просили для того, чтобы предложить мне сняться в репортаже, посвященном новому тренду – увольнению из-за постов в интернете. Нет, спасибо, я не собираюсь ни перед кем изливать душу, сказала я Марианне. Так я и подумала, подхватила Марианна и посоветовала никому не звонить пару месяцев, а там, уверенно заявила подруга, что-нибудь да изменится. Мы попрощались («выше нос!» – подбодрила Марианна), я внезапно всплывшим в памяти жестом захлопнула свою сиреневую «раскладушку» – весьма приятное движение, ощутимая точка в конце разговора.
Призрачные надежды найти работу на другом канале растворились без остатка. Неужели моя безупречная репутация настолько испорчена? Ведь это всего лишь дурацкий короткий пост, а за плечами у меня – годы и годы самоотверженной службы на благо отечественного телевидения. Не поверю, что всё настолько плохо, пока не увижу своими глазами.
Я уныло включила мощный родительский компьютер. С полочки над широченным монитором на меня строго смотрел маленький толстенький Будда, сложив бронзовые ручки на круглом животике. «Яндекс» вывалил мне целый список пострадавших из-за микро- и обычных блогов.
Конец ознакомительного фрагмента.