Глава 6. Сексуальная симптоматология в детском и подростковом возрасте
В чем же состоит суть сексуальных нарушений у детей? На этот вопрос нелегко ответить. Сексуальные функции младенца едва ли можно выделить из общей картины его отношений с матерью. Поведенческие схемы, предшествующие тем, что впоследствии считаются специфически сексуальными, также служат сигналами о зарождении других, несексуальных, тенденций. Их общее происхождение представляет огромный интерес. В следующих главах мы исследуем, каким образом сексуальные симптомы, в том числе дисфункции, встречающиеся у взрослых, переплетаются с прочими аспектами развития и формирования отношений.
Тем не менее, некоторые специфически сексуальные симптомы можно наблюдать уже в детстве. В данном кратком обзоре мы рассмотрим роль семьи в их формировании и их последствия.
Мать Сэма (2 года) и Шилы (31/2 года) обратилась за консультацией по поводу того, что Шила стала плаксивой, отказывалась ходить в детский сад и просыпалась по несколько раз за ночь, прося, чтобы родители взяли ее к себе в постель. Иногда они отказывали ей, но чаще уступали ее просьбе и часть ночи она спала в их кровати. На утро Шила цеплялась за мать и отказывалась идти в сад. По мере того, как тревога девочки усиливалась, ее мать все больше ощущала, что попалась в ловушку.
Ночные пробуждения Шилы начались в тот период, когда мать еще кормила грудью Сэма, который, благодаря этому, каждую ночь был с ней в постели. Именно этот аспект вызывал наибольшую ревность Шилы. Нужно отметить также, что из-за отвращения к сексу со стороны матери в сексуальной жизни родителей наступил перерыв. Она сознавала, что присутствие Шилы будет удерживать мужа на расстоянии, однако отрицала этот мотив, когда пускала дочь в супружескую постель.
В случае этой девочки нормальному прохождению эдипальной стадии развития мешала ее тревожная привязанность к матери. Тревожность усилилась еще больше из-за ревности и чувства оставленности после появления младшего брата. Симптом возник на ранних фазах процесса сепарации – индивидуации, то есть в возрасте около 18 месяцев, а на эдипальной стадии он приобрел сексуальную окраску. В результате из-за ночных пробуждений девочка оказалась включенной в сексуальные нарушения у родителей. Для матери ее отношения с Шилой пробудили амбивалентную регрессивную привязанность к собственной интернализованной матери вместо привязанности к мужу как к преемнику интернализованного отца. Что касается отца Шилы, то ему осталась десексуализированная материнская роль. Вместо того, чтобы вытащить жену из тревожных симбиотических отношений, он стал заменой матери для нее и дочери, и его поведение только укрепляло симптом.
Неспособность отца пойти на конфронтацию с женой по поводу использования Шилы как оправдания своему отказу от секса частично коренится в его собственных отношениях с матерью. Чувствуя, что она отвергает его, он ощущал невозможность победы в эдипальном конфликте и позволял жене играть роль интернализованной отвергающей матери, о которой он мог в качестве компенсации заботиться.
Таким образом, конфликт присутствовал на всех уровнях этой семьи: сексуальная дизъюнкция родителей репрезентирует тайный симптом в отношениях матери и отца, а расстройство сна у дочери вызывается одновременно ее собственными проблемами и бессознательным участием в конфликте родителей, которое освобождает их обоих от ответственности.
тская мастурбация
Одним из ранних сексуальных симптомов, который нередко становится поводом для привода ребенка на обследование, является слишком частая мастурбация. Рассмотренный ниже пример продолжает начатое в главе 5 обсуждение роли мастурбации в детском развитии и служит иллюстрацией тому, как семья может повлиять на симптоматическую картину у ребенка.
Четырехлетнюю Дебби, о которой мы уже упоминали прежде, привела мать. Причиной обращения стала неясная тревога, сопровождавшаяся частой мастурбацией в форме ритмической стимуляции половых органов руками, часто под одеялом. Так продолжалось почти год. Если родители замечали мастурбацию, но ничего не говорили, Дебби «выглядела виноватой, но терла себя только сильнее». Если же ее просили прекратить и даже прикрикивали, она часто не могла остановиться. Манипуляции с половыми органами приобрели характер навязчивости. Часто она прекращала их только в том случае, если кто-то из родителей сажал ее к себе на колени.
Уже с первых месяцев жизни Дебби на весь день оставалась с няней, поскольку оба родителя работали, а в возрасте 2,5 лет ее отдали в ясли. Похоже, что мастурбация замещала девочке отсутствующего родителя. Так продолжалось до латентной стадии. Из-за того, что она не могла контролировать свои манипуляции даже в школе, ее дразнили одноклассники, что еще больше усугубляло ее депрессию. Угроза, что она убежит или убьет себя, казалась вполне реальной.
Ключ к симптомам Дебби можно найти в некоторых эпизодах из истории ее родителей. Ее мать была не способна отвечать на сексуальные запросы своего мужа, поскольку он олицетворял для нее ее собственного отца, ассоциировавшегося у нее с сексуальной угрозой. Кроме того, ее мать (бабушка Дебби) была настолько небрежной в отношении нее, что теперь она старалась ни в коем случае не допустить, чтобы Дебби испытала нечто подобное, хотя это и не помешало ей выйти на работу, когда дочери было всего несколько месяцев. В результате между матерью и дочерью возникли амбивалентные, очень сильно заряженные отношения, в которых, по сути, не оставалось места для отца. Он возмущался таким положением вещей и не скрывал этого от жены и дочери. Когда Дебби было два года, ее мать пережила короткий любовный роман, который затем сама же прекратила, и обратилась к терапевту. В процессе лечения она поняла, что ее роман представлял собой попытку получить заботу от мужчины, которого она сделала частичным объектом. Бессознательно она видела в нем отцовскую фигуру, обладающую сексуальной привлекательностью и способную спасти ее (символически) от отвергающей матери и угрожающего отца (хотя и вызывающего сексуальное возбуждение). Муж был бессознательно наделен антилибидинальными («плохими») чертами, в то время как либидинальные («возбуждающие», или так называемые «хорошие») свойства были отделены от него и приписаны любовнику. Роман частично также отражал страх матери, что Дебби займет ее место рядом с мужем, поэтому ей нужно было найти альтернативный сексуальный и родительский объект.
Для Дебби мастурбация стала способом преодоления тревоги, имевшей множество источников. Это была сексуализированная попытка получить родительскую заботу. Как таковой, этот способ был усвоен благодаря бессознательной идентификации с матерью. Таким образом она могла выразить беспокойство по поводу своей собственной связи с родителями. Мастурбация привлекала внимание родителей, успокаивала ее гнев на них за то, что они не включали ее в свои отношения, и давала ей телесное возбуждение, компенсировавшее отсутствие ласки и тактильного контакта. В итоге мастурбация превратилась в гипертрофированный переходный феномен, позволявший Дебби контролировать многочисленные источники тревоги. Таким неоднозначным способом она решила множество проблем как во внешнем, так и во внутреннем объектном мирах.
Следующий случай наглядно показывает гомосексуальные тенденции in statu nascendi (в момент образования). Поражает сходство этого примера, главным действующим лицом которого является маленький ребенок, со случаем взрослой гомосексуальности, описанным в одной из следующих глав.
Джеки (5 лет) попал в клинику из-за того, что мочился в постель и отказывался ходить в детский сад. Но еще более удивительными были его женоподобность, боязливость и любовь к куклам и чаепитиям.
Отец Джеки, работавший пожарным, имел проблемы с алкоголем и, по мере возможности, ускользал из дома. Его мать, властная женщина 26 лет, держала Джеки при себе. Она происходила из семьи с давней матриархальной традицией, в которой было принято всячески принижать мужчин и рано или поздно избавляться от них тем или иным способом. Она любила и гордилась Джеки, но в то же время боялась, что он, когда вырастет, станет таким же плохим, как и его отец.
Во время игровой терапии Джеки вел себя стеснительно, боялся проявлять гнев. Он относился ко мне, как к матери, подавал чай и играл в куклы. Когда он немного научился сердиться и смог идентифицироваться со мной как с мужчиной, он начал играть с игрушками – цирковыми животными, которые падали и ломали ноги, – и таким образом отыгрывал свой страх кастрации. Он устраивал такой чудовищный беспорядок в игровой комнате, что я понял: он провоцирует меня на то, чтобы я отшлепал его. Дома мать с трудом справлялась с его неожиданно появившейся агрессией, которую он демонстрировал с искренностью маленького мальчика. Приходилось постоянно убеждать ее не совершать никаких действий, которые могли бы помешать развитию его маскулинной идентификации, и помогать ей обрести способность радоваться ему как маленькому мужчине.
История Джеки напоминает нам о том, что энурез часто, по сути, является сексуальным симптомом. Для Джеки это был один из немногих способов обозначить, что он полноценный мужчина с пенисом, идентифицирующий себя с отцом-пожарником и его пожарным шлангом. Энурез, однако, был призван заставить мать заботиться о себе как о маленьком ребенке и усилить собственную пассивность. Этот симптом, служащий проявлением отклоняющегося полового развития, часто переплетается с компульсивным взаимодействием ребенка с матерью, которое проистекает из ранней привязанности к ней и неспособности отделиться от нее из-за страха ее потерять.
У Тома (10 лет) данная симптоматическая картина возникла в более позднем возрасте, чем обычно. Иногда он одевался девочкой, чтобы завоевать одобрение матери и порадовать ее. Она явно боялась мужчин после того, как ее собственный отец и отец Тома, ее первый муж, оставили ее. Причиной обращения за помощью стало не переодевание Тома, а его угроза выпрыгнуть в окно второго этажа. Тогда мать подошла к окну, подняла раму и стала провоцировать его осуществить угрозу.
В ходе семейной терапии матери помогли осознать, что Том подавлял в себе нормальную половую идентичность, чтобы угодить ей. После этого она смогла начать поощрять его идентификацию со своим новым мужем, что, в свою очередь, помогло ей преодолеть чувство собственной неадекватности и страх, и Том перестал одеваться, как девочка.
Мать Тома сначала выбрала себе мужа, который наказал ее, уйдя из семьи и оставив ее с тремя детьми. В результате она чувствовала себя в изоляции, как и вся ее родительская семья, когда их покинул отец. Мальчик подстроился к ее страху перед мужчинами, развив в себе сексуальное отклонение, которое позволило ему сделать для себя мать более доступной и в то же время дать ей возможность быть с кем-то, кого она не боялась. Мы снова видим, как родитель и ребенок бессознательно объединяются в союз, и их общая потребность в любви и страх близости получают выражение в сексуальном симптоме. Ранняя боязнь привязанности удовлетворялась посредством сексуализированной связи, которая способствовала отклонению развития Тома и препятствовала его переходу на эдипальную стадию.
В случае, приведенном ниже, мне нужно прежде коротко описать сложную структуру семьи, в которой в сексуальную активность оказались вовлечены несколько детей, в том числе подросток.
Мистер и миссис Б. привели на обследование двоих сыновей мистера Б., Майка (13 лет) и Дика (5 лет), а также восьмилетнюю дочь миссис Б. Сэнди, так как вскрылось инцестуозное взаимодействие между сиблингами. Первая жена мистера Б., мама мальчиков, страдала психотическим расстройством и за три года до описываемых событий покончила с собой. Дик, которому тогда было три года, присутствовал в тот момент, когда ее нашли. Меньше, чем через год, мистер Б. встретил свою вторую жену, которая за два года до этого развелась с мужем-алкоголиком. Несмотря на то, что она продолжала испытывать теплые чувства к первому мужу, через полгода после встречи, они с мистером Б. поженились – отчасти потому, что он отчаянно нуждался в помощи. Через несколько недель Майк (12 лет) стал принуждать Сэнди (7 лет) к половым сношениям, иногда это происходило на глазах у Дика. Инцест продолжался несколько месяцев, пока Дик не намекнул на него родителям настолько прозрачно, что они все поняли и обратились за помощью.
В ходе семейной терапии стало понятно, что Сэнди унаследовала от матери ее мазохизм. Первый брак миссис Б. был садомазохистским, и роль дочери во второй инцестуозной семье заключалась в том, чтобы воссоздавать образ своего отца. Для Майка это была возможность покарать особу женского пола, воплотившую в себе отвергающие черты его матери, с которой у него были амбивалентные отношения. Инцест был символическим наказанием матери за то, что та умерла и покинула его, и в то же время сексуально выраженной связью с ней. Но для пятилетнего Дика этот опыт только усугубил трудности, которые он и так переживал, находясь на эдипальной стадии развития. На терапии он вел себя взволнованно и импульсивно, выкрикивал слова, имеющие отношение к сексу, или сидел на коленях у отца, как трехлетний.
Он боготворил Майка, хотя тот безжалостно дразнил его, обзывая «шестеркой» и «никчемной мелюзгой». Во время индивидуальной игровой терапии сексуальный материал приводил Дика в хаотическое возбуждение. Когда ему, наконец, удавалось успокоиться, он сооружал большие конструкции, которые взрывал фаллическими предметами типа ракеты, находившимися внутри строений. В конце такой игры он кричал: «Я самый великий», – давая тем самым понять, что ракеты подчиняются именно ему.
Проблемы подросткового возраста будут подробно обсуждаться в следующей главе, а краткий пример, приведенный ниже, иллюстрирует, как в сексуальной симптоматике у детей и подростков отражаются отношения их родителей.
Беременность Тани в возрасте 15 лет олицетворяла их общее с матерью желание иметь ребенка, избежав при этом сексуальных проблем, с которыми мать столкнулась в отношениях со своим мужем. Оказалось, что Таня завела роман с более молодым «приятелем» своей матери, который для них обеих представлял «хорошего» отца, а для Тани – еще и расширенный образ матери. Такой выбор соответствовал желанию девочки, а также матери, получить хорошего родителя. Удовлетворить это желание они надеялись посредством идентификации с новым ребенком.
В подростковом поведении Тани отчетливо прослеживается ее сексуальная и личная идентификация, оно буквально и символически связывает мать и дочь и, одновременно, создает возможность серьезного конфликта между ними. Сексуальная активность приводит к тому, что в жизни Тани появляются двое новых людей: мужчина и ребенок, и в этом проявляется ее амбивалентная борьба за автономию. Это также еще больше соединяет ее с матерью и усиливает их сплоченность в уходе за младенцем. Таня обретает возможность получить заботу, как маленькая, что свидетельствует об интернализованном чувстве дефицита привязанности и дифференциации от матери.
В случаях, рассмотренных выше, перед нами предстали разнообразные симптоматические картины: диффузная симптоматология у Дебби, для которой мастурбация была одним из нескольких проявлений, указывавших на трудности; гендерные симптомы у Тома; чрезвычайно специфический инцестуозный сексуальный материал в семье Б. и в случае Тани.
Во всех перечисленных примерах нарушение в семье выходило за пределы нарушения сексуального характера. Сексуальный симптом становился выражением попытки переработать фундаментальные аспекты привязанности, сепарации и потери. Кроме того, нарушение в каждой из упомянутых семей имело отношение к сексуальности. Как мы сможем убедиться в следующих главах, сексуальный симптом у ребенка, как правило, является отражением борьбы между интернализованными образами родителей и актуальными отношениями между ними.
Симптом также может действовать от имени родителей через их идентификацию с ребенком. В этом процессе ребенок представляет то, что подавляется в родителе. Дебби, например, представляет внутренний возбуждающий объект своей матери, «ребенка, нуждающегося в заботе», и мать реагирует на нее, в основном, через свое либидинальное Эго – это выражается в том, что она всячески потворствует ей, боясь, что иначе та превратится в отвергающий объект.
Матери Джеки и Тома поначалу относились к своим сыновьям как к угрожающим объектам, то есть в результате проективной идентификации мальчики были приравнены к внутренним антилибидинальным объектам своих матерей. Для преодоления этой проекции Джеки и Том старались изменить свое поведение, чтобы сохранить связь с матерью и больше соответствовать ее представлениям о безопасном либидинальном объекте. Таким образом они одновременно проявляли и отрицали свое понимание страха матери и ее отвергающего поведения, а также выражали некоторую враждебность по этому поводу.
Наконец, в третьем случае разделяемой идентификации (shared identification) Тане удалось стать похожей на свою мать и выразить частично скрытые и отрицаемые сексуальные желания, направленные матерью на дочь. Этот процесс был описан в 1942 году Аделаидой Джонсон и ее коллегами, которые заметили, что делинквентное поведение подростков часто отражает бессознательные «лакуны Супер-Эго» их родителей[67]. Это значит, что, хотя родитель декларирует следование определенным моральным принципам, подросток чувствует, что на самом деле тот неосознанно санкционирует делинквентное поведение через «лакуну» в требованиях родительского Супер-Эго. Этот феномен также можно объяснить посредством концепций проективной и интроективной идентификации вытесненных структур Эго.
Некоторые из рассмотренных детских симптомов возникли из конкретных общесемейных сексуальных проблем, как это было в случае Тани и семьи Б. Другие развились в результате увеличения неконтейнируемой тревоги и неудачи ребенка в обращении с импульсами, связанными с определенной стадией развития, как это было с Дебби. В следующих трех главах будет более подробно рассмотрена связь сексуальной симптоматологии и актуальной ситуации в семье.