Глава 8. РАССКАЗ ДЕДА МАКСИМА
Одну пчелу в пустую банку посадить довольно легко. Но попробуйте посадить туда вторую и третью, не говоря уже о четвёртой. Короче, Саша пробегала за пчёлами с полчаса, и в итоге принесла деду трёх пчёл в банке и двух, запутавшихся в сачке.
В дедову избушку Саша влетела птицей – веселая, раскрасневшаяся, переполненная впечатлениями.
– Пить хочу – умираю! – воскликнула она, ставя на стол банку с жужжащими в ней пчёлами.
– Вода – в ведёрке. Холодненькая. Ковш там же, – сказал дед Максим. – А хочешь, молока козьего достань из погреба.
– Я лучше воды, – ответила Саша, черпая из ведра колодезную воду.
– Однако, ты долго! Четвёртый час доходит! Собирался идти искать, – проворчал дед Максим. – Много ли наловила?
– Мало. Три – в банке и две – в сачке.
– Ну, на первый раз хватит. А завтра, силы будут, сам схожу.
– Дед, ты извини, что я долго. Я с одним мальчиком подружилась. Мы с ним гуляли. Потом я ещё столько всего видела, что сразу и не расскажешь. А за пчёлами я завтра утром обязательно сама схожу.
– Ну, ладно, уговорила, – сказал дед. Он принялся по одной вынимать пчёл из банки и сажать их себе на поясницу. Каждый раз, когда пчела его жалила, дед крякал – то ли от боли, то ли от удовольствия – и при этом подмигивал Саше, как бы говоря: «Давай, и тебе „укольчик“ сделаем».
– А мне на тебя уже жаловались, – сказал дед Максим, закончив процедуру. – За что Коляна соседского вздула? Такой фонарь засветила, что парень на улицу носа не показывает.
Саша сразу поняла, о ком речь. Новостью для неё было лишь то, что белобрысый Колян – сосед деда Максима.
– Вздула, значит было за что, – ответила она.
– А вот мать его другого мнения. Думаешь, приятно мне было с ней объясняться?!
– Дед, а ты змей боишься? – ни с того, ни с сего спросила Александра.
– Змей? Нет, не боюсь. А ты что, змею видела? – дед мгновенно переключился на другую тему.
– Нет. Я тебя чисто-теоретически спрашиваю, – пряча глаза, ответила Саша. – Ну, а больших змей – анаконд – боишься?
Дед Максим усмехнулся.
– И анаконд не боюсь. Тем более что они у нас не водятся. Я вообще, Александра, ничего не боюсь. Вот в детстве – да, боялся. До десяти лет всего боялся: темноты, леших, змей, фашистов. А потом – как отрезало – перестал бояться, и всё тут. Время тогда было лихое. Такое, что бояться было нельзя. Война шла. И я, хоть совсем был малец, в то время партизанил – в лесу скрывался.
– Дед, ты был партизаном? – удивилась Александра. – Почему ж ты мне об этом никогда не рассказывал?
– А ты не спрашивала, – улыбнулся дед.
– Дед, а ты живых фашистов видел?
– Видел. Вот как тебя вижу.
– А какое у тебя было оружие?
Дед усмехнулся.
– Хм, какое…. Смекалка да быстрые ноги. Связным я был. Всю оккупацию пробегал – из деревни в лес да обратно.
– Зачем же ты бегал?
– То весточку какую передать, то еды кому принести, а то и лекарства.
– А что, пистолет тебе не могли дать?
– Зачем мальцу пистолет?! – вопросом на вопрос ответил дед. – Ты отцов пистолет в руках держала? Сколько он весит? Тяжёлый? Стрелять из него – сила нужна. А откуда у десятилетнего пацана сила, если мы вместо хлеба лебеду ели?! Опять же, если бы меня с пистолетом немцы поймали, тут бы мне и крышка – партизан! Фашисты ведь никого не жалели – ни старых, ни малых. Партизан – к стенке! А с безоружного сопляка какой спрос? Куда идешь, спросят. А я скажу, за грибами или, там, за ягодами.
– И они верили?
– Вид у меня был такой жалкий, что – да, верили, – ответил дед.
– Дед, – решилась спросить Саша. – А, как ты думаешь, бывают говорящие змеи?
– Говорящие змеи? – дед покачал головой. – Люди разное говорят. Могут и приврать. А ты почему спрашиваешь?
– Да так, – замялась Саша. – К слову пришлось.
– К слову пришлось? – хитро прищурился дед. – А мне вот сейчас давний случай вспомнился. Тоже со змеями связанный. Рассказать?
– Расскажи.
– Как раз во время войны это было. Году, кажется, в сорок третьем. Было мне тогда десять лет…. Шел я однажды из деревни в лес и нёс в кармане большую банку с йодом. Вроде пустяк – банка с йодом. Но это сейчас – пошёл в аптеку и купил всё, что тебе надо. А в то время, да ещё в лесу медикаменты большой ценностью были. Чем в лесу раны обрабатывать будешь? То-то, что нечем. А в соседней деревне жил один фельдшер. Вот он и снабжал отряд медикаментами. Конечно, рисковал сильно. Если бы немцы узнали, что он партизанам помогает, его бы сразу расстреляли.
– Дед, получается, ты тоже рисковал жизнью? – спросила Саша.
– Тоже. А страшно! Бывало, идёшь по лесу и каждого куста боишься. Если поймают и банку с йодом найдут, – плохо дело. Поминай, как звали.
– Неужели из-за одной банки йода могли убить?
– Могли. Им это раз плюнуть было. А могли и допрос учинить – пытками да угрозами склонить к предательству. Короче, нельзя мне было фашистам в лапы попадать. Ни под каким видом нельзя…. Иду, значит, я по тропе, присматриваюсь, прислушиваюсь и вдруг налетаю на рослого детину в маскировочном халате. Он мне: «Хальт! Хенде хох!» А ну, говорит, выворачивай карманы. А я с перепугу прыг в кусты и – как заяц – такого стрекача задал, что только пятки засверкали. Слышу только позади – тра-та-та-та-та. Это он в меня из автомата пульнул. И пули над головой – фьють, фьють. Потом слышу, топот позади, треск. Это детина за мной ломится и – чувствую – уже догоняет. Бегу краем оврага вдоль Гнилого ручья к реке. А сам думаю: «У реки-то ему в меня попасть – плевое дело. На берегу деревьев нет, спрятаться негде». Понимаю, что не туда бегу, а поворачивать поздно – схватит. И вдруг – то ли земля подо мной разверзлась, то ли яма какая была на пути, не знаю, – но только полетел я в кромешную тьму. Как с горы, кубарем полетел и все углы по пути сосчитал. Скатился на самое дно ямы, глаза от страха закрыл и жду, что будет. Прислушался, а сердце в груди – бух, бух, и слышу: где-то вверху и в стороне – шаги, голос и вдруг автоматная очередь – тра-та-та.
Немцу невдомёк, куда это я подевался. Только что был пацан, и вдруг нет. Вот он для самоуспокоения и стрельнул по кустам. А я лежу на дне ямы и об одном только думаю: как же темно и страшно вокруг. Ощупал руки, ноги – все ли цело. Вроде, всё. Приподнялся на локте и огляделся. Тьма, хоть глаз выколи. И всё-таки в яме мне спокойнее, чем наверху. По крайней мере, никто в меня тут не стреляет. Думаю, а что фашист будет делать: меня сторожить или на свой пост вернётся? Как бы не пришлось мне в этой яме до ночи сидеть.
И вдруг я почувствовал, что в яме, кроме меня, есть кто-то ещё. А когда услышал шорох и шипенье, то понял – змея! От страха меня в пот бросило, а по спине холодные мурашки побежали. Страшно, но сам себя успокаиваю. Змея – она кто? Животное. Ты её не трогаешь, и она тебя не трогает. Фашист, хоть и человек, а намного опасней. Эх, думаю, если бы хоть чуточку света, мне бы намного спокойнее стало. И только я так подумал, тьма рассеялась, ну, как перед рассветом. Всё мое подземелье осветилось, но свет был не привычный – белый, – а какой-то фиолетовый.
– Откуда же свет, деда? – спросила Саша.
– А свет исходил от камня, что лежал посреди подземелья. Был он фиолетовый и прозрачный, как стекло, и свет от него шёл ровный и приятный. Мне даже чуть веселее стало. Но лишь на мгновенье. Потому что рядом с собой я увидел змею.
– Большую? – спросила Саша.
– Да нет. Обычную. Ну, не больше метра длиной.
– А какого она была цвета?
– Серого. Кроме камня, в яме вообще всё было серое: слишком мало света. И я – от страха – наверно, тоже был серым. Долго я так просидел: пошевелиться боялся. И змея не двигалась, всё на меня смотрела. О чём я только не подумал в эти минуты!
– О чем же ты думал, дедушка?
– О разном. В основном, о том, чтобы змея меня не тронула. А ещё я гадал, живёт ли змея здесь или, как я, угодила в ловушку. А ещё я жалел, что не знаю змеиного языка, и хотел, чтобы змея со мной заговорила – пообещала бы, что не укусит, подсказала бы, где выход из этого подземелья.
– Ну, и как? Она подсказала?
– Сам не знаю. Она что-то прошипела, а мне почудилось, что она пожелала мне ничего не бояться: ни темноты, ни леших, ни змей, ни фашистов. Вот с тех пор я и не боюсь ничего.
– А что было потом? – спросила Саша.
– Потом…. Представляешь, камень вдруг полыхнул всеми цветами радуги, да так ярко, что я поневоле зажмурился. А когда глаза открыл, вижу: на тропинке сижу, и ни камня, ни змеи, ни фашиста рядом нет. Вот такие чудеса. Хочешь – верь, хочешь – не верь.
– Я верю, – ответила Саша.
– Веришь? – дед Максим улыбнулся. – А я вот грешным делом начал уже сомневаться, не приснилось ли мне всё это.
Саша смотрела на деда во все глаза и думала, рассказать ему о Говорящей Змее или пока не стоит? «Ладно, расскажу, но не сейчас», – наконец решила она.
– И только через много лет я узнал, что побывал тогда в Странствующей пещере и видел Камень Желаний, – закончил дед Максим свой рассказ.
– В Странствующей пещере? – переспросила удивлённая Саша. – Почему она так называется?
– Потому что на месте ей не сидится. И никто не знает, где она сегодня и где будет завтра. Я ведь много раз потом ходил на то место, где под землю провалился. Но даже намека на ту яму не видел. Будто и не было её вовсе. А люди говорят, такой феномен с незапамятных времён существует.
– Дед, но если ты видел Камень Желаний и успел загадать какое-нибудь желание, может быть, это желание исполнилось?
– Нет! – убежденно ответил дед Максим. – Себе лично ничего пожелать нельзя. Да я о себе тогда и не думал. Вот змее я много чего пожелал. И долгой жизни, и мудрости, и умения говорить по-человечески.
Александра онемела от удивления. Так вот, оказывается, кто научил Змею говорить – её, Сашин, собственный дед!
– Дедушка, а ты после того случая сразу стал храбрым, да?
– Ну, наверное, сразу. А что?
– Дед…. А может такое быть, что храбрости тебе Змея пожелала?!
– Змея?! – дед Максим нахмурился и замолчал. – Надо же! А мне бы такое и в голову не пришло! Слушай, Александра, а вдруг всё так и было на самом деле, как ты говоришь?! В таком случае эта змея должна быть мудрой, говорящей долгожительницей. Возможно, она и сейчас ещё жива.
Александре так захотелось крикнуть: «Жива! Жива!» Но она обещала Говорящей Змее, что никому о ней не расскажет. А своё слово Александра привыкла держать.