4
Ноябрь 1946 года. Южная Атлантика.
Море Скоша.
Полярная эскадра адмирала Брэда.
Борт флагманского авианосца «Флорида»
– Так вы утверждаете, что обнаружена только одна субмарина? – жестко поинтересовался контр-адмирал у докладывавшего ему офицера-акустика.
– Одна, но…
– Что следует за этим вашим «но»?
– Ни у меня, ни у коллег с субмарины «Баунти» и ближе всего находящегося к неизвестной лодке эсминца «Ягуар» нет сомнений, что мы имеем дело с субмариной Третьего рейха.
Брэд и командир авианосца переглянулись.
– Это уже похоже на мистику, – покачал головой кэптен. – Во всяком случае, на явление подводного «летучего голландца» это не спишешь.
– Вам-то чего волноваться, Вордан? Вы ведь твердо уверены, что германского кригсмарине давно не существует.
– Но всегда признавал факты, отрицать которые бессмысленно, – растерянно пробормотал кэптен.
– А факты эти убеждают, что германские субмарины все еще в водах Атлантики! – тоже не очень-то скрывая свою растерянность, признал Брэд. – И, не смотря на все наши ухищрения и конспирации, упорно следят за формированием Полярной эскадры.
Но дело, собственно, не в них, мысленно продолжил Полярный Адмирал полемику уже с самим собой, и даже не в тех, кто скрывается сейчас на «Базе-211». Ринувшись к Антарктиде с такой армадой, мы рискуем вызвать гнев у атлантов-покровителей фон Риттера и фон Готта. И если это случится – вот тогда наступит самое страшное. Так что, может быть, Вордан прав: нам действительно следовало ограничиться двумя – тремя судами обеспечения, которыми вполне могли стать ледоколы Бертолда.
На море моя эскадра еще представляет собой кое-какую боевую силу, но что она способна представлять собой, если речь пойдет об исследовании, не говоря уже о покорении, Внутреннего Мира? Да у меня более четырех с половиной тысяч личного состава. Но в основной массе своей – это члены корабельных команд и авиаторы, смысл службы которых заключается в том, чтобы они находились на своих местах согласно штатным расписаниям.
Впрочем, кто и какие претензии сможет предъявить ему после завершения рейда, если в письменном приказе, который хранится в его сейфе, от него требовалось выполнить только два задания: провести тренировку личного состава в полярных условиях, подразумевая при этом, что данные условия очень похожи на условия Русского Севера. И определить места для создания оперативных военных баз в арктических регионах. Даже не создать сами базы, а всего лишь определить места их закладки.
«Но если ты собираешься ограничиться только этими, официальными требованиями к экспедиции, – молвил себе контр-адмирал, – тогда на кой черт ты сколачивал всю эту «непобедимую» полярную армаду? И потом, как быть с секретными наставлениями начальника разведки генерала Доновэна, под которые тебе, собственно, и выделили все эти суда? Антарктида – не то место, где позволительно лгать себе и людям, которых ведешь за собой. Перед полюсом следует представать, как перед Господом. Он жестоко наказывает каждого, кто об этом забывает».
– Командир субмарины «Баунти» запрашивает разрешения на атаку германской подлодки, сэр, – ворвался в его размышления голос старшего офицера связи.
– Передайте: составить вместе с эсминцем «Ягуаром» арьергардное прикрытие, но не атаковать, и уж тем более не преследовать. На всех судах объявляется тревога. Командиру авиаотряда: два морских штурмовика – на прикрытие арьергарда, еще два – на обследование территории к востоку и юго-востоку от скопления айсбергов. Об обнаружении целей – докладывать, при проявлении враждебности – ответный огонь.
– А ведь лучшего укрытия, чем эти два огромных айсберга, им не придумать, – согласился с контр-адмиралом командир авианосца. – Что-то слишком рано они проявляют себя.
– Пока еще не проявляют, кэптен, пока еще нет. Нам всего лишь вежливо напоминают, что «хороший гость обычно сидит дома».
– А почему они решили, что право на Антарктиду имеют только они? – возмутился Вордан.
– Не нам, американцам, задаваться подобными вопросами, кэптен.
По этническому происхождению своему техасец Николас Вордан был «итальянцем с сербохорватской кровью». Причем итальянской частью крови, вроде бы, даже восходил к роду Медичи, в частности, к той его ветви, которая имела какое-то отношение к правителю Венеции второй половины ХV века Лоренцо Великолепному – весьма посредственному литератору, но истинно отпетому авантюристу.
Впрочем, ни одна из «кровей» не мешала этому балканизированному брюнету с черными вьющимися волосами, эмигранту всего лишь во втором поколении, представать перед иностранцами в облике стопроцентного американского шовиниста. Более закоренелого, нежели самый заскорузлый в своем англо-саксонстве потомственный техасский янки. Вот она, наследственность рода Медичи!
Вот и сейчас он буквально взорвался своим благородным техасским гневом.
– Почему не нам? Почему мы так скромно, позволю себе заметить, подступаемся к Антарктике, пасуя перед кем угодно из европейцев, вплоть до обнаглевших германцев и продавшихся им в годы войны норвежцев?!
– Потому что неминуемо найдется множество людей, которые зададутся вопросом: «А почему это американцы решили, что право на всю ту огромную территорию, которую они захватили у индейцев, имеют только они? И по какому праву они вообще владеют этими территориями?». И давайте никогда больше не возвращаться к этим вопросам, кэптен, – жестко завершил Полярный Адмирал. Однако, выдержав небольшую паузу, более миролюбиво, причем уже не столько для Вордана, сколько для самого себя, уточнил: – Но здесь, в Антарктике, мы тоже находимся для того, чтобы защищать свое право на землю Америки. Защищать сегодня и в будущем.
– Вот сейчас мы с вами размышляем, позволю себе заметить, как истинные американцы, сэр, – удовлетворенно согласился с ним командир авианосца.
Брэд достал из внутреннего кармана куртки флягу с коньяком и с наслаждением сделал несколько глотков. Он никогда не злоупотреблял спиртным, но всегда оставлял за собой право на пару таких вот, «отрезвляющих» глотков, как эти.
«Перед полюсом следует представать, как перед Господом, – вспомнилась спонтанно рожденная им самим фраза. И тотчас же развил заложенную в ней мысль: – С покаянием в помыслах и мужеством в душе». Брэд не знал, насколько «покаянность помыслов» согласуется с «мужеством души», но в словах этих заключалось нечто такое, что полностью соответствовало образу его теперешних мыслей и душевному настрою.
– На связи – первый лейтенант[17] Робертс, – донесся с пульта связи голос командира разведывательного авиазвена. – В окрестностях скопления айсбергов никаких морских целей не обнаружено. Воздушных – тоже. Подводных целей приборы не фиксируют. Площадь сплошных льдов достигает десяти квадратных миль.
– Тогда какого дьявола появилась субмарина эскорта? – пожал плечами командир авианосца.
– Куда важнее знать, кто ее командиру приказал сопровождать нас.
– Есть сведения, адмирал, что несколько германских субмарин все еще продолжают заниматься пиратскими атаками, – нарушил свое многозначительное молчание полковник разведки Ричмонд. – При этом они используют и созданные в годы войны секретные базы рейха, и базы мафии. Хотя трудно поверить, что командир этой субмарины мог рассчитывать на добычу, вторгаясь в зону действий столь мощной эскадры.
– Жду дальнейших приказаний, – вновь напомнил о себе первый лейтенант Робертс.
– Проведите дальнюю разведку по курсу эскадры, – приказал Бэрд. – Особое внимание обращайте на скопления айсбергов. – Командир эсминца «Ягуар». Ситуация на вашем участке?
Истекло не менее двух минут, прежде чем коммандер[18] Карл Листон неспешно доложил:
– Субмарина уходит в сторону аргентинского острова Эстадос у восточной оконечности Огненной Земли. На запросы не отвечает. Вместе с субмариной «Баунти» оттесняем ее от эскадры.
– Командиру «Баунти»…
– Слушаю, сэр, – отозвался коммандер Гриффин.
– При повторном приближении неизвестной субмарины атакуйте ее вместе с эскадренным миноносцем после первого же запроса. А пока займите место в арьергарде эскадры, между линкором «Колорадо» и эсминцем «Ягуаром».
– Атакую сразу же после запроса, – невозмутимо заверил Гриффин Полярного Адмирала.
Брэд знал, что у этого подводника был опыт схваток с германскими субмаринами и в Атлантике, и у берегов Англии. В марте сорок пятого его субмарина была повреждена на выходе из Ла-Манша. Но Гриффин сумел дотянуть до мыса Лизард и выбросить ее на мелководье в британских прибрежных водах. После этого он почти два года оставался без корабля, довольствуясь службой в штабе военно-морской базы, и был признателен Брэду за замолвленное словечко и за новейшую субмарину.
– Но эта субмарина может оказаться на службе аргентинских военно-морских сил, – предупредил полковник разведки. – Существует предположение, что как минимум двумя германскими «девятками» аргентинский президент Хуан Перрон свой флот усилил.
– Возможно, это была взятка фюрера за то, чтобы Аргентина рассталась со своим нейтралитетом, как гимназистка – с девственностью, – предположил командир авианосца.
– Когда в сорок третьем абвер поддерживал устроенный «Группой объединенного офицерства» во главе со своим давним агентом Пероном военный переворот, одним из условий являлось вступление перонистской Аргентины в войну на стороне рейха, – объяснил полковник разведки. – При этом фюрер гарантировал крупные военные поставки в Аргентину, в частности, нескольких десятков бомбардировщиков и истребителей, средних и тяжелых танков, а также порядка десяти субмарин, стрелковое оружие, обмундирование.
– Понятно, ему хотелось породить своего дуче еще и здесь, в Аргентине.
– Вот только решиться на вступление в войну Перрон так и не отважился, понимая, что война для Германии уже складывается неудачно, и что после победы над ней США и ее союзники цинично растерзают экономически отсталую Аргентину.
– То есть люди адмирала Канариса забыли, – задумчиво проговорил контр-адмирал, что лепить очередного дуче следует не с танков и субмарин, а с формирования идеологии. С которой начинали буквально все: Сталин, Муссолини, Франко, Гитлер, Антонеску, адмирал Хорти и, наконец, этот венгерский проходимец Салаши.
– Но лучше бы Перон встрял тогда в войну, – продолжил свои рассуждения полковник Ричмонд. – В мирное время этот диктатор значительно опаснее для Америки, нежели в военное, поскольку уже сейчас превратил свою страну в огромное и не поддающееся нашему контролю убежище для высокопоставленных чиновников рейха, высших чинов СС и всех прочих. К тому же нам хорошо известно, что на севере Аргентины, в отдаленных районах, между границами Боливии, Парагвая и Чили, германцы скупили огромные массивы земли. Для этого абвер и СД специально перебрасывали туда людей, деньги, оружие и даже техническое оборудование для некоторых предприятий.
– А также, – вторгся в их беседу дежурный офицер Остин, – по утверждению некоторых журналистов, они умудрились перебросить туда фюрера, Еву Браун и Бормана.
– Всего лишь «по утверждению некоторых журналистов», – степенно парировал полковник разведки.
– А то, что они транспортировали туда нацистские идеи? – воинственно вскинул свой далеко не волевой, «испанский» подбородок лейтенант-коммандер.
– Еще немного, Остин, и вы потребуете, чтобы адмирал Брэд повернул эскадру на Буэнос-Айрес, – иронично проговорил Вордан, в очередной раз поднося к глазам бинокль.
– Прошу прощения, господин адмирал, но в этом было бы больше проку, чем во всей этой странной антарктической экспедиции. – Произнеся это, Остин вдруг поймал на себе удивленно-осуждающие взгляды адмирала, обоих полковников, и даже адъютанта Шербрука. Только это, хотя и бессловесное, но коллективное внушение заставило его смягчить тон. – Хотя не спорю, господа, что с познавательной точки зрения наш рейд, несомненно, принесет какую-то пользу.
На какое-то время на командном пункте воцарилась неловкая пауза, выдержав которую, полковник Ричмонд недовольно покряхтел и продолжил:
– …А вот что хорошо известно из агентурных данных, – интонационно подчеркнул он это свое «из агентурных данных», – так это то, что постепенно эсэсовцы превращали «боливийское приграничье» в некий германский анклав – со своими охранными отрядами, своей администрацией и своими нравами. Да, и нравами – тоже! – Ричмонд явно обладал задатками школьного учителя, речь его была плавной, четкой и неоспоримо логичной, иное дело, что на Остина, как на нерадивого ученика, эта его убедительность и логичность никакого впечатления не производили. – Теперь мы можем констатировать, что на этот гитлеровский отстойник власть Буэнос-Айреса по существу не распространяется. Германцы так и называют этот регион – «Свободная германская территория». Если учесть, что большая часть этой территории представляет собой труднодоступные горные районы, а такое понятие как «государственная граница» воспринимается там лишь в качестве географической условности, то ясно, что бывшие эсэсовцы хоть сейчас могут создать там некий латиноамериканский рейх.
– …Очень удачно расположенный в непосредственной близости от антарктической Рейх-Атлантиды и «Базы-211», – добавил Роберт Брэд. – Кстати, что там, в ваших агентурных данных, полковник, говорится об острове Эстадос, к которому направилась германская субмарина?
– Сегодня же, в определенное для связи время, попытаюсь навести справки о нем в латиноамериканском отделе.
– Окажите любезность. Одна из задач, которую преследует наш рейд, в том и состоит, чтобы выяснить военную ситуацию в этой части Атлантики.
– Не думаю, что на этом островке обнаружится база, подобная базе «Латинос», которую германцы оборудовали в заливе Сан-Матиас, в районе полуострова Вальдес, с видом на спасительную Патагонию и отроги Кордильер.
– Как знать… Размеры еще ни о чем не говорят.
– Размеры, месторасположение… Слишком уж он беззащитен перед угрозой превентивного, локального рейда нашего флота и морских пехотинцев.
– И все же секретную базу соединения «Фюрер-конвоя» оборудовать там германцы могли. Используя ее хотя бы в качестве базы обеспечения.
Едва адмирал произнес эти слова, как дежурный радист вновь вывел на внутрикорабельную связь командира разведывательного авиазвена первого лейтенанта Робертса:
– Докладываю, что субмарина вновь увязалась за эс-кадрой.
– Где она, черт возьми?! – пробубнил Брэд.
– На сей раз, она двигается параллельным курсом, в трех милях северо-западнее эсминца «Ягуар».
– Я так понимаю, что идет она в надводном положении?
– Так точно, в надводном, сэр, приготовив к бою два орудия и два зенитных пулемета. С торпедами, уверен, у них тоже особых проблем не возникает, иначе они не вели бы себя так нагло.
– Вы не ошиблись: у этой субмарины действительно два орудия и два зенитных пулемета?
– И две рубки. Это настоящая громадина! Такой субмарины мне еще видеть не приходилось.
– А что с опознавательными знаками?
– Минуточку, сэр. Они явно прослушивают наши переговоры и поднимают флаг. Попытаемся приблизиться. – А спустя еще несколько секунд, Робертс буквально прорычал: – Это возмутительно! На рубке у субмарины германский крест.
– Вас это удивляет?
– Но флаг-то, флаг они подняли аргентинский!
– Оказывается, вас удивляет аргентинский флаг на субмарине Третьего рейха?
– Но, в таком случае, получается, что на вооружении аргентинского флота находятся субмарины адмирала Деница!
– Этого следовало ожидать, – пропыхтел сквозь сигаретный дым командир авианосца.
Первый лейтенант умолк и на командном пункте авианосца на какое-то время воцарилось молчание. Все понимали, что экспедиция начинается на грани международного конфликта, а значит, скверно. В штабе Военно-морского флота допускали, что эскадра может столкнуться с сопротивлением со стороны охраны германской «Базы-211» и неизвестных им сил Внутреннего Мира. Но там и мысли не допускали о том, чтобы затевать схватку с флотом Аргентины, Чили или еще какой-то «полуантарктической» страны.
– …И если учесть, что командир субмарины поддерживает связь с аргентинцами на острове Эстадос… – словно бы вычитав его мысли, принялся вслух размышлять полковник разведки. – Нет, этого военного конфликта нам лучше избегать.
– А если нам его нагло навязывают? – спросил контр-адмирал.
– За Аргентину сразу же вступится Москва, для Кремля это прекрасный повод вмешаться в дела послевоенного американского континента. В правительстве нашими действиями будут крайне недовольны. Любой конфликт рассматривается сейчас, как предвестник еще одной мировой войны.
– Мне и без вас это прекрасно известно, полковник, – раздраженно отреагировал Брэд, напоминая Ричмонду, кто здесь командует эскадрой.
– Не сомневаюсь, сэр, – сдержанно ответил старый служака из уважения к чину Брэда и его славе полярного исследователя. Но лишь выдержав еще несколько секунд «наполеоновской» паузы, контр-адмирал вновь взялся за трубку.
– Не атаковать! – последовал приказ командиру разведывательного авиазвена. – На конфликт не провоцировать!
– Но ведь они же явно держат нас под контролем!
– Я в этом не сомневаюсь, – напрягая хронически простуженную глотку, прохрипел Брэд.
– И ведут разведку!
– Южная Атлантика и море Скоша – пока еще не моя частная собственность, – отрубил Роберт Брэд.
– Я понимаю, сэр. Однако честь американского флага требует от нас…
– Продолжайте разведывательный полет, первый лейтенант, – прервал его контр-адмирал, едва сдерживая раздражение. – В данном случае, честь американского флага требует от вас выдержки. И не теряйте бдительности, не исключено, что тевтоны попросту отвлекают ваше внимание.
Усевшись в свое адмиральское кресло, Брэд несколько минут, закрыв глаза и запрокинув голову, безмолвствовал. Присутствовавшие на просторном, хорошо обогреваемом командном пункте офицеры тоже хранили молчание. Рейд еще только начинался, а Брэд уже впадал в сомнения: стоило ли ему ввязываться в эту военную авантюру.
Однажды ему уже удалось избежать подобной участи. Это было осенью тридцать восьмого года, когда ему предложили присоединиться к германской экспедиции на «Швабенланде». Участие в ней известного американского полярника, конечно же, должно было придать походу фон Риттера респектабельности и видимости международной акции. Но тогда у него хватило мужества отказаться от очередной «волны антарктической славы», которую так убежденно обещали ему бароны фон Риттер и фон Готт.