Секретный Черчилль. Британские спецслужбы в войнах ХХ века. Часть II. Известное о неизвестном (В. Л. Телицын, 2013)

Биографическое «отступление»

Империя в упадке, но тайная национальная элита сохраняет чистоту традиций, и в этом заложена сила британской нации, что и способствует ее выживанию; основой британской государственности являются лояльность и патриотизм; престиж нации – имидж и репутация недекларированного превосходства британского джентльмена.

Уинстон Леонард Спенсер Черчилль родился в 1874 году. Слабое здоровье и сомнительные успехи в начальной школе побудили родителей отправить его не в Итон, где на протяжении многих поколений учились мужчины из рода Мальборо, а в Хэрроу (надо сказать – не менее престижный, чем и сам Итон).

В 1889 году его перевели в «армейский класс», где, кроме преподавания общеобразовательных предметов, воспитанникам давали знания по военному делу, готовя их тем самым к военной карьере.

Школу Уинстон закончил в числе всего двенадцати первых учеников, сумевших выдержать экзамены по всем предметам. Преподаватели особо отмечали его успехи в изучении истории (отметим и мы этот интересный факт из биографии нашего героя).

В Хэрроу Черчилль увлекся фехтованием и достиг заметных успехов, став чемпионом школы в 1892 году.

В июне 1893 года Уинстон сдает экзамены в Королевское военное училище в Сандхерсте (это одно из самых престижных военных училищ Великобритании). Но из-за низкого проходного балла (92 из 102) он принимается курсантом-кавалеристом и получает перевод в более престижный пехотный класс, – благодаря тому, что несколько претендентов, показавших лучшие, чем он, результаты, отказались от поступления. Уинстон – счастливчик по жизни, ему всегда благоволит судьба, это факт неоспорим. В Сэндхерсте Черчилль учился с сентября 1893-го по декабрь 1894 года, закончив училище двадцатым (всего в выпуске 130 человек). В феврале 1895 года У. Черчиллю был присвоен чин младшего лейтенанта, после чего состоялось зачисление в 4-й гусарский полк. Именно тогда, в самом начале своей карьеры, он сам себе признался: «Чем дольше я служу, тем больше мне нравится служить, но тем больше я убеждаюсь в том, что это не для меня»…

В 1895 году младший лейтенант Черчилль был направлен на Кубу, в качестве военного корреспондента газеты «Дейли График» освещать подавление испанскими войсками выступления местного населения против испанцев, при этом числиться на действительной службе в английской армии. Как здесь не вспомнить: «Кому сейчас нужны шпионы, за них все делают журналисты»…

«Дейли График» опубликовала пять его статей, некоторые из них были перепечатаны «Нью-Йорк таймс». Статьи были встречены читателями благосклонно. Испанское правительство наградило Черчилля медалью «Красный крест» (он ведь непосредственно участвовал в боевых действиях, проявив завидную выдержку).

Помимо награды и известности в среде читающей английской и американской публики он приобрел на Кубе две привычки, которые сопровождали его всю жизнь: курение кубинских сигар и послеобеденный отдых.

В октябре 1896 года полк направляется в Индию, в Бангалор. Служба отдавала монотонностью, но у Черчилля появилась масса свободного времени, которое он не теряет зря: много читает, становится едва ли не лучшим игроком сборной полка по поло. Дважды в течение года он ездил в отпуск в Англию, путешествовал по Индии, посетив Хайдарабад и Калькутту.

Осенью 1897 года Уинстон добивается прикомандирования к экспедиционному корпусу, направленному на подавление восстания пуштунских племен (мохмандов) в горной области Малаканд, что на северо-западе Индии. Будучи на передовой, где крови лилось несравнимо более, чем на Кубе, лейтенант Черчилль находил время регулярно писать матери. Письма эти были опубликованы «Дейли Телеграф», а затем, собранные под одной обложкой и слегка подредактированные, вышли тиражом 8500 под названием «История Малакандского полевого корпуса».

После Малаканда Черчилль добился командировки в Северную Африку, желая освещать подавление махдистского восстания в Судане. В сверхштатной должности лейтенанта (в случае ранения или смерти он или его родственники не могли рассчитывать на выплаты из фондов военного министерства), он ринулся в новую войну. И опять как журналист…

Здесь, в Судане, Черчилль впервые смог убедиться в преимуществах технического прогресса в военном деле. Несмотря на численное превосходство повстанцев, английская армия имела на вооружении многозарядное стрелковое оружие, артиллерию, канонерские лодки и последнюю новинку того времени – пулеметы Максима. Все это не могло не сказаться на ходе войны: победа осталась за англичанами. Но кроме явных преимуществ британского оружия Черчилль видел и другое: жестокое обращение англичан с пленными и ранеными и неуважение к местным обычаям. Об этом он, не стесняясь в выражениях, говорит в своих репортажах. Ему верят, он боевой офицер. Его книга о Суданской кампании «Война на реке» стала бестселлером. Но общественная реакция на нее была неоднозначной… Англичане большие патриоты и своей страны, и своей армии.

В марте 1899 года Черчилль подает в отставку, а уже в июле того года он получил предложение баллотироваться в парламент от Консервативной партии. Первая попытка занять место в Палате общин успехом не увенчалась, мандат достался либералам. Но Черчилль не унывал, тем более что вновь «запахло грозой»…

К осени 1899 года резко обострились отношения между официальным Лондоном и бурскими республиками. И когда в сентябре Трансвааль и Оранжевая республика (Южная Африка) отвергли британские предложения о предоставлении избирательных прав английским рабочим на золотых приисках, стало очевидно, что война неизбежна.

Война началась 12 октября, а уже 14-го числа Черчилль отправляется на фронт в качестве военного корреспондента «Морнинг пост», с ежемесячным жалованием в 250 фунтов (плюс компенсация всех расходов). Это была очень значительная сумма, большая, чем когда-либо предлагали какому-либо журналисту.

15 ноября Черчилль отправился в рейд на бронепоезде (командир капитан Холдейн) в тыл противника. Буквально через час бронепоезд был обстрелян артиллерией буров. При попытке уйти из-под огня на большой скорости задним ходом состав врезался в валуны, которыми противник перегородил путь, чтобы отрезать отступление. Два броневагона сошли с рельсов, артиллерия бронепоезда была выведена из строя. Черчилль вызвался командовать расчисткой пути. Он бесстрашно действовал под огнем противника, но силы были явно неравными, и Холдейн с солдатами, и сам Черчилль оказались в плену. Они были помещены в лагерь для военнопленных, устроенный в Претории.

12 декабря Черчилль бежит из лагеря. Запрыгнув на товарный поезд, он смог как можно дальше удалиться от Претории (за поимку Черчилля буры установили награду в 25 фунтов), где в течение нескольких дней прятался в шахте, а затем тайно переправился на поезде через линию фронта.

Побег из плена сделал его знаменитым, он получил несколько предложений баллотироваться в парламент, но предпочел остаться в действующей армии, продолжая при этом сотрудничать с «Морнинг пост». Он пробыл в войсках до окончания военной кампании, побывав во многих переделках и не раз рискуя жизнью. И хотя награды обходили его стороной, даже невооруженным взглядом было видно, для Черчилля это не главное, он погружен в иной мир…

В июле 1900 года Черчилль, выйдя в отставку, вернулся в Англию и в 26 лет впервые стал членом Палаты общин.

В этом же году он опубликовал свое единственное художественное произведение – роман (по сути автобиографический) «Саврола»[14].

18 февраля 1901 года он произнес свою первую речь в Палате общин о послевоенном урегулировании в Южной Африке. Он призвал проявить милосердие к побежденным бурам. Его фраза «будь я буром, надеюсь, что я сражался бы на поле брани», стала цитатой.

13 мая он неожиданно выступил с резкой критикой проекта увеличения расходов на армию, представленного военным министром. Текст речи был опубликован в «Морнинг пост», что вызвало роптание в Консервативной партии, от которой Черчилль и был избран в парламент. Конфликт Уинстона с собственной партией окончился переходом в Либеральную партию 31 мая 1904 года.

12 декабря 1905 года Уинстон Черчилль был назначен на должность заместителя министра по делам колоний в правительстве Кэмпбелла – Баннермана, он занимался выработкой конституции для побежденных бурских республик.

В апреле 1908 года в кабинете происходит ряд перестановок: пост министра торговли и промышленности занимает Черчилль. 14 февраля 1910 года Уинстон занимает пост министра внутренних дел, один из наиболее влиятельных в стране.

Пребывание на посту министра стало одним из самых сложных и противоречивых этапов в политической карьере Черчилля. Этот период ознаменовался массовыми протестными выступлениями. Действия Черчилля по усмирению беспорядков, неоднократно подвергались жесткой критике со всех сторон политического спектра, более того, как министр внутренних дел он нес ответственность даже в случаях, когда лично никак не вмешивался в происходящее. В ноябре 1910 года стачка в шахтерском городе Тонипанди в Южном Уэльсе переросла в массовые беспорядки. Черчилль отдал распоряжение о вводе войск. Другим инцидентом, когда ответственность за жестокость полиции была возложена на Черчилля, стало избиение полицейскими делегации суфражисток.

Летом 1911 года началась забастовка моряков и портовых работников. В августе возникли массовые беспорядки в Ливерпуле и Лондоне. В условиях, когда в городах, парализованных беспорядками, уже ощущается недостаток продовольствия, Черчилль отменяет положение, согласно которому армия может вводиться только по требованию местных гражданских властей, и перебрасывает в очаги беспорядков свыше 50 тысяч солдат. …Угрозы всеобщей стачки удалось избежать. Черчилль: «Я с большим сожалением узнал об этом. Было бы лучше продолжить и задать им хорошую трепку».

Справившись с угрозой внутренней, Уинстон тут же переключается на внешние угрозы – ухудшающиеся отношения с Германией.

Из информации, полученной от внешней разведки, Черчилль составил меморандум о «военных аспектах континентальной проблемы». Документ этот свидетельствовал о том, что Черчилль, обладая весьма скромным военным образованием, смог профессионально разобраться в ряде важных военных и внешнеполитических вопросов.

В октябре 1911 года Черчилль занял пост первого лорда Адмиралтейства.

Формально переход в Адмиралтейство был понижением – министерство внутренних дел считалось одним из трех наиболее важных правительственных учреждений. Тем не менее, для Черчилля флот всегда оставался одним из важнейших инструментов британской геополитики. И в этот период он проходил одну из крупнейших модернизаций в своей истории. Расходы на военно-морские силы были самой крупной затратной статьей британского бюджета. Черчиллю было поручено проведение реформ при одновременном повышении эффективности затрат. Инициированные им перемены были весьма масштабны: организован главный штаб ВМС, учреждена морская авиация, спроектированы и заложены военные корабли новых типов. Благодаря Черчиллю на вооружение были приняты линкоры типа «Queen Elizabeth», служившие в ВМФ Великобритании до конца 1940-х годов.

Для перевода флота с угля на нефть Черчилль инициировал выделение 2,2 млн фунтов на приобретение 51 % пакета акций Англо-Иранской нефтяной компании. Это решение имело и политические последствия – регион Персидского залива становился зоной стратегических интересов Великобритании.

Великобритания официально вступила в Первую мировую войну 3 августа 1914 года, а 5 октября первый лорд Адмиралтейства прибыл в Антверпен и лично возглавил оборону города, который бельгийское правительство предлагало сдать немцам. Город все же через пять дней пал. Черчилля обвинили в неоправданной трате человеческих жизней.

Но Уинстон в отставку не подал, хотя неудачи словно преследовали его… В 1915 году он стал одним из инициаторов Дарданелльской операции, закончившейся катастрофически и вызвавшей правительственный кризис. Ответственность за провал операции Черчилль взял на себя, и когда было сформировано новое правительство, консерваторы потребовали его отставки. Он ушел из правительства, а уже в ноябре отправился на фронт, где в звании полковника командовал 6-м батальоном шотландских королевских стрелков. И оставался в этой должности до мая 1916 года.

В июле 1917 года Уинстон был назначен министром вооружений, а в январе 1919-го – военным министром и министром авиации. Именно в это время он стал автором доктрины, согласно которой военный бюджет должны планироваться исходя из установки, что Англия не будет вовлечена в крупные конфликты в течение десяти лет после окончания войны.

Черчилль был одним из инициаторов интервенции в Россию, заявляя о необходимости «задушить большевизм в колыбели». Благодаря Черчиллю британские войска оставались в России до 1920 года.

В 1921 году Черчилль был назначен министром по делам колоний, в этом качестве подписал Англо-ирландский договор, согласно которому было создано Ирландское свободное государство.

В 1924 году Черчилль получил должность Канцлера казначейства. На этом посту он руководил неудачным возвращением британской экономики к золотому стандарту. Действия правительства привели к дефляции, экономическому спаду, массовой безработице и, как следствие, к всеобщей забастовке 1926 года. После поражения консерваторов на выборах 1929 года Черчилль (вернувшись к консерваторам в 1925-м) не получил предложения войти в кабинет.

Последующие несколько лет он посвятил литературным трудам, таким, как биография его предка Джона Черчилля, 1-го герцога Мальборо: «Мальборо: его жизнь и время». Писательство он совмещал с выступлением в парламенте, в частности, за жесткий внешнеполитический курс, за более активное противодействие перевооружению Германии, с критикой политики умиротворения Гитлера, проводившейся после заключения Мюнхенского соглашения. Его речи опять «разобрали на цитаты»: «У вас был выбор между войной и бесчестьем. Вы выбрали бесчестье, теперь вы получите войну».

1 сентября 1939 года началась Вторая мировая война. 3 сентября в 11 часов утра в войну официально вступило Соединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии, а в течение 10 дней и все Британское Содружество. В тот же день Уинстону Черчиллю было предложено занять пост Первого Лорда Адмиралтейства с правом голоса в Военном Совете: «Уинстон вернулся».

7 мая 1940 года в Палате общин состоялись слушания, посвященные поражению в битве за Норвегию, на следующий день состоялось голосование по вопросу доверия правительству.

10 мая 1940 года английский король Георг VI официально назначил Черчилля премьер-министром. В своей первой речи, произнесенной 13 мая в Палате Общин в качестве премьер-министра, Черчилль сказал: «Мне нечего предложить британцам, кроме крови, тяжкого труда, слез и пота».

О! Это был «лозунг момента». Под лозунгом этим собиралось все Британское Содружество, понимающее, что начинается борьба не на жизнь, а на смерть!

Черчилль учредил и занял пост министра обороны, сосредоточив в одних руках руководство военными действиями и координацию между флотом, армией и ВВС, подчинявшимися до того разным министерствам.

Популярность Черчилля как премьера была беспрецедентно высока, в июле 1940 года его поддерживало 84 % населения, и этот показатель сохранился практически до конца войны.

Когда близкая победа над Германией стала очевидной, близкие советовали Черчиллю уйти на покой, оставив политическую деятельность на вершине славы, но он принял решение участвовать в выборах, которые были назначены на май 1945 года. Консерваторы потерпели поражение, и 26 июля Черчилль подал в отставку. 1 января 1946 года Король Георг VI вручил Черчиллю почетный «Орден заслуг».

После поражения на выборах Черчилль интенсивно занялся литературной деятельностью, в этот период он начал работать над одним из главных мемуарных трудов – «Вторая мировая война».

5 марта 1946 года в Вестминстерском колледже в Фултоне (Миссури, США), Черчилль произнес ставшую знаменитой Фултонскую речь, которую принято считать точкой отсчета холодной войны. 19 сентября, выступая в Цюрихском университете, Черчилль произнес речь, где призвал бывших врагов – Германию, Францию и Британию – к примирению и созданию «Соединенных Штатов Европы».

В октябре 1951 года, когда Уинстон Черчилль вновь стал премьер-министром в возрасте 77 лет, состояние его здоровья и способность выполнять свои обязанности внушало серьезные опасения. Он перенес три инсульта, но категорически отказался подать в отставку.

24 апреля 1953 года королева Елизавета II пожаловала Черчиллю членство в рыцарском ордене Подвязки, что дало ему право на титул «сэр». 10 декабря того же года ему присвоена Нобелевская премия по литературе.

5 апреля 1955 года Черчилль подал в отставку с поста премьер-министра. 27 июля 1964 года в последний раз присутствовал на заседании палаты общин.

Черчилль умер 24 января 1965 года. По распоряжению королевы ему были устроены проводы по высшему государственному разряду в Соборе святого Павла. Он был похоронен на кладбище в Блейдоне, близ Бленхеймского дворца. Церемония похорон прошла по сценарию, заранее написанному самим Уинстоном…

Когда же Уинстон Черчилль впервые столкнулся со спецслужбами? Видимо, тогда, когда отправился журналистом на Кубу. Его наблюдательность, умение обобщать и анализировать информацию, делать обоснованные выводы и давать подкрепленные фактами рекомендации – все это демонстрировали его статьи, которые охотно печатались не только английскими газетами – не могли остаться незамеченными.

Незамеченными не остались и его впечатления о военных конфликтах в Северной и Южной Африке, в Индии. Книги его, корреспонденции и даже частная переписка внимательно изучалась теми, кто видел в молодом лейтенанте не просто военного журналиста, но и будущего политика, способного решать мировые проблемы.

О «журналисте Черчилле» вспоминали не только в военном ведомстве или в «Форин офис» Великобритании, но и в кабинетах министерств иностранных дел Германии, России и Соединенных Штатов Северной Америки (о чем свидетельствует рассекреченные ныне архивы)…

…Став министром внутренних дел в 1910 году, Черчилль, по сути, стал и одним из тех, кто уже просто пользовался развединформацией, но и сам ставил задачи и перед MI 6, и перед контрразведкой.

А уже возглавляя и британский флот, военное министерство, и правительство – причем в условиях глобальных военных конфликтов – он уже просто не мог не обходится без тех сведений, которые поставляли ему спецслужбы Британии, по праву считавшиеся одними из самыми эффективными на протяжении по крайней мере первой половины ХХ века.

Да и сам Уинстон немало сделал для того, что бы усилить их потенциал, дать им «карт-бланш» в той или иной сфере… Но в то же время Черчилль прекрасно понимал, что заигрывание со спецслужбами – вещь опасная, чреватая, что называется «внутренним бунтом» – когда окрепшие и ставшие совершенно независимыми силовые структуры могут поучаствовать в борьбе за власть.

Черчилль, в отличие от, например, И. Сталина или А. Гитлера, не пошел по пути превращения спецслужб в «карманных собак», но и не давал им полной свободы. Его принцип был прост: спецслужбы востребованы тогда, когда государству угрожает враг внешний или внутренний (причем враг реальный, а не высосанный из пальца, как это зачастую происходило в странах с авторитарным или диктаторским уклоном). В противных случаях, спецслужбы должны пребывать в состоянии анабиоза – жить, но не активничать.

И это было его кредо, и этого он придерживался на протяжении своей долгой политической карьеры…

Итак, начало ХХ столетия…

Черчилль, Британия и «гунны» начала ХХ века

Страх перед нападением прусских «гуннов» получил новую подпитку весной 1908 года, когда стали распространяться слухи о попытках Германии тайно форсировать строительство ударных кораблей. Британские военно-морской атташе в Берлине и консул в Данциге подтвердили эти данные. Последовавшие обсуждения в кабинете министров начались с обмена взаимными обвинениями и закончились настоящим фарсом. «В итоге, – писал Уинстон Черчилль, – было принято странное и примечательное решение. Адмиралитет требовал шесть кораблей, эксперты-экономисты говорили о реальности четырех, все сошлись на восьми».

Это примечательное решение стало результатом внешнего давления. Консервативная оппозиция, пресса на стороне тори, Военно-морская лига и другие патриотические группы соревновались в том, кто больше предъявит обвинений в адрес правительства, которое, по их мнению, слишком нерешительно реагировало на угрозу со стороны немецкого военно-морского флота. «Мы еще не готовы повернуть все портреты Нельсона лицом к стене, – негодовала «Дейли телеграф», – и в мирное время подписать самую позорную капитуляцию в нашей истории».

В конце концов, либеральное правительство не смогло выдержать давления с громкими требованиями «Нам надо восемь [кораблей], и мы не хотим ждать»[15].

Но кораблями дело не ограничилось, Британии необходимо было задуматься о создании единой разведслужбы, объединявшей разрозненные структуры, которые в условиях начала двадцатого столетия не смогли уже продуктивно решать стоящие перед ними (и страной) проблемы.

Одобренный подкомитетом доклад о создании Бюро секретной службы, был так засекречен, что существовал только в единственном экземпляре, который находился на хранении у руководителя отдела военных операций. И в последующем деятельность этой службы оставалась настолько засекреченной, что о ее существовании знала лишь ограниченная группа высокопоставленных правительственных чиновников и министров. Даже спустя полвека историки и журналисты, судя по всему, так и не были в курсе существования этой организации. Десятитомная официальная биография Уинстона Черчилля, основного «адвоката» Бюро секретной службы, не содержит никакого упоминания об этой службе. К немногочисленным лицам вне узкого круга министров и руководителей отделов, знавших о создании этой службы, относился Ле Ке. Когда в январе 1910 года «Манчестер гардиан» выступила с обвинениями в его адрес, что он распространяет «Миф о так называемом немецком шпионаже», Ле Ке ответил негодующим письмом:

«Чиновников в Лондоне могли бы позабавить ваши уверения, что среди нас нет никаких немецких шпионов. Для вас может быть будет новостью, что массовое присутствие таковых стало до такой степени нетерпимым, что недавно был создан специальный отдел в правительстве, чтобы контролировать их деятельность»[16].

Напомним, в октябре 1909 года капитан Южно-Стаффордширского полка Вернон Келл и капитан Королевского флота Мэнсфилд Камминг вместе создали Бюро секретной службы. Получив дополнительный запрос от Адмиралтейства информации о новых немецких кораблях, Келл и Камминг решили разделить их работу. В результате Келл («Кей») стал отвечать за контрразведку (будущую MI 5), а Камминг («С») – за разведку (MI 6).

Из-за ограниченности средств стратегия Келла по борьбе со шпионажем в Великобритании сначала состояла в том, чтобы заручиться поддержкой полицейского начальства по всей стране. Необходимым условием этого было сотрудничество со стороны министерства внутренних дел. К счастью Келла, это ведомство большую часть 1910 и весь 1911 год возглавлял Уинстон Черчилль, который в течение всей своей карьеры проявлял больше интереса и понимания к секретным службам, чем любой другой британский политик его поколения. В числе его приключений во время бурской войны относились и велосипедные туры по Йоханнесбургу, во время которых он в переодетом виде проводил разведку противника за линией фронта. Позднее Черчилль признавался, что ели бы его схватили «ни один европейский военный суд не стал бы себя утруждать и заниматься таким случаем». Его бы просто расстреляли как шпиона. Будучи министром внутренних дел, Черчилль сыграл важную роль в создании службы контрразведки Келла.

Генерал Эварт, руководитель Отдела военных операций, в своем письме в апреле 1910 года рекомендовал ему Келла как «абсолютно надежного» человека:

«Этот офицер, работающий в моем разведывательном отделе, неоднократно занимался по моему поручению делами о возможном иностранном шпионаже и другими вызывающими подозрение случаями, о которых нам становилось известно. Исходя из специфики этой деятельности, было бы желательным получить Ваше разрешение установить конфиденциальные контакты между ним и начальниками полиции в графствах. Нам бы очень помогло, если бы вы сочли возможным выдать ему рекомендательное письмо, которое он смог бы при необходимости предъявлять».

Черчилль продиктовал следующее распоряжение:

«Прошу обеспечить капитана Келла всем, в чем он нуждается».

На следующий день его личный секретарь передал Келлу рекомендательное письмо для начальников полиции Англии и Уэльса, которое заканчивалось следующими словами: «Господин Черчилль просит довести до вашего сведения, что он будет очень вам обязан, если вы предоставите капитану Келлу все, в чем он будет нуждаться для его работы».

В июне 1910-го Келл получил подобное сопроводительное письмо от Министерства по делам Шотландии в адрес начальника полиции Шотландии. Летом того же года он установил личные контакты с 33 английскими и шотландскими начальниками полиции, они все «проявили полную готовность» оказать ему «всякую возможную помощь».

Созданный еще в марте 1910 года подкомитет по вопросам иностранцев Комитета по защите империи под председательством Черчилля высказался – в начале осени – за составление секретного реестра лиц с гражданством государств, которые являются возможными военными противниками (прежде всего Германии), на основании данных, предоставляемых местными органами полиции[17].

…Когда Вернон Келл еще в октябре 1909 года, став первым и самым молодым шефом MI 5, начал работать в бюро частного детектива на Виктория Стрит 64, единственным объектом его внимания были немецкие шпионы. Деятельность британской контрразведки сегодня сосредоточена в основном на противодействии террору. В 2007/2008 году на борьбу со шпионажем было потрачено всего лишь 3,5 % ее бюджета. Но и эта сумма во многом превышает ту, которой Келл располагал перед Первой мировой войной для решения всей совокупности своих задач. Только в январе 1911 года он смог позволить нанять себе помощника. К моменту начала войны его служба, включая его самого и хозяйственного сотрудника, насчитывала всего 17 человек – меньше, чем число шпионов, арестованных благодаря ему в августе 1914 года. Ключевые элементы стратегии, использовавшиеся Келлом до войны для противодействия шпионажу, – налаживание сотрудничества с полицией, использование введенных Черчиллем системы постановлений об обыске составление картотеки по последнему слову техники – имеют важнейшее значение и для операций контрразведки в XXI веке. К началу войны контрразведка Британии под руководством Келла удалось (с помощью полиции) нейтрализовать важную немецкую разведывательную сеть. Это позволило обеспечить скрытую переброску британского экспедиционного корпуса на Западный фронт, и противник не получил об этом никакого предупреждения. Будучи численно значительно укрепленной, во время войны MI 5 продолжала отражать натиск шпионов из Германии[18].

До появления Джеймса Бонда образ британского шпиона в средствах массовой информации и в массовом восприятии редко можно было назвать положительным. В первые десятилетия ХХ века общественное мнение под влиянием популярной прессы (в первую очередь, конечно, «желтой»), разделяло шпионов на «хороших» и «плохих». Хорошими были британские агенты, такие как медсестра Эдит Кэвелл и Лоуренс Аравийский. Мотивом бескорыстных и патриотических «хороших шпионов» была любовь к Родине, и они проявляли настоящий героизм. Плохими были «их» (противника) шпионы: Мата Хари и доктор Армгаард Карл Грейвс, «Фрейлейн Доктор» – «подлые, низкие и шпионившие из-за собственной жадности». Иногда, как в случае немецкого офицера Карла Лоди, «их» шпионы вызывали сочувствие или даже настоящее восхищение. В массовом восприятии женщины-шпионки, страдающие от загадочных болезней, алкоголя или наркозависимости, такие как «Фрейлейн Доктор» или Деспина Шторх, блаженствовали в шелковом нижнем белье, курили турецкие сигареты с длинными мундштуками и соблазняли «наших» (то есть британских) храбрых ребят с помощью своих женских хитростей. Их «аналоги» мужского пола, которые, как и женщины, курили турецкие сигареты с длинными мундштуками, в свою очередь носили хлысты и шелковые халаты[19].

Очень яркие образы создавались как в начале ХХ столетия, так и на всем его протяжении, даже в самом конце века и в начале следующего, образ «не нашего» агента спецслужб практически не изменился. Это уже стереотип, который, впрочем, мог играть на руку для создания образа врага – морального «урода». Что превалировало над всеми возможными признаками физического превосходства «ненаших» над «нашими»[20].

Главное – интеллект. Таковыми были агенты спецслужб, романтизированные газетами вроде «Томсонс Уикли Ньюс» и «Ле Пти Журналь». Но у большинства настоящих шпионов жизнь была совсем другой. Например, бывший чиновник Скотланд-Ярда Герберт Фитч размышлял так: «Часто преступников, показавших ранее свои недюжинные криминальные способности, освобождали от длительного тюремного заключения, надеясь использовать их как агентов секретной службы за рубежом»[21].

И что в этом криминального? К подобного рода приемам подбора кадров прибегали не только в Великобритании (и Уинстон знал о подобной практике), но и в Германии, и во Франции, и в России. Исключение составляла, пожалуй, только Япония, но там своя, восточная ментальность[22].

Разведывательные службы, в общем, в начале ХХ века, тогда не пользовались большим авторитетом. И Черчилль это прекрасно понимал[23]. Во время «Дела Дрейфуса», когда французская секретная служба попала в позорное положение и имидж ее в народе сильно пострадал, парижский корреспондент газеты «Таймс» писал о ней так:

«Отдел шпионажа представляет собой только маленькую секцию в генеральном штабе и явно не пользуется там большой благосклонностью, скорее, на него смотрят несколько отстраненно как на полицейский участок, состоящий из офицеров с особым складом ума. Дружеские отношения между ними и другими офицерами чрезвычайно редки и, судя по тому, что произошло, очевидно, что у этих офицеров ненормальные манеры поведения»[24].

И сами британские спецслужбы в количественном отношении не продвинулись дальше французских. Именно в Лондоне была высказана мысль (пожалуй, даже самим У. Черчиллем), что разведка – занятие избранных. А потому ставка делалась скорее на качестве, на способность агента малыми средствами создавать из «добровольных помощников» такую сеть, которая при минимуме вложения средств давала бы прекрасные результаты по сбору интересующей информации[25].

Мало того, в принципе, в начале ХХ века (вплоть до года 1914-го) старались вообще не признавать, что такое явление как шпионаж существует. «Нужно понимать, что я говорю здесь о методах иностранных государств. Если Великобритания и использует шпионов, то я ничего о них не знаю», – так говаривал один из влиятельных в тот период политиков[26]. Черчилль же, уже в годы Первой мировой войны добавлял: шпионаж – дело не только «тонкое» и туманное, но и грязное, но исполняемое аристократами, оно мене всего заметно, и в первую очередь потому, что аристократия, решающая столь щекотливые вопросы, не заинтересованы в рекламе и «грязи», и своего участия в этой «грязной» работе[27].

Да, шпионаж – грязное дело. Такого мнения придерживались в те годы и высокопоставленные военные. Еще во время Крымской войны английский офицер Кингслейк писал: «Сбор информации тайными средствами был омерзительным для английского джентльмена».

А генерал сэр Дуглас Хэйг добавлял: «Я не хотел бы позволить, чтобы моих людей использовали в качестве шпионов. Офицеры должны действовать честно и открыто, как и положено англичанам. “Шпионаж” среди наших людей был ненавистен нам, военным»[28].

Но это слова военного, тем более – в больших чинах. Но вряд ли он был откровенен в своих выводах: быть откровенным занимаемая должность не позволяла[29].

Хотя такие чувства разделял и западноевропейский обыватель (российские граждане не в счет, здесь несколько иной подход, который, впрочем, отличался от общеевропейского ментальными особенностями).

Но вернемся к оценке шпионажа в Западной Европе накануне Первой мировой войны. Когда к бельгийке Марте Маккенна, медсестре, занимавшейся в Бельгии разведкой в пользу англичан, в первый раз подошла ее подруга и завела разговор о шпионаже, Марта подумала:

«Я поняла, что она имеет в виду шпионаж, и меня тут же охватил ужас. Я знала, что в Бельгии есть шпионы и что они служат своей стране. Но я все равно видела в них что-то несвойственное людям и очень далекое от моей жизни»[30].

Члены героической бельгийской разведывательной сети «Белая дама» протестовали, если их называли шпионами. Они считали себя агентами или солдатами. И даже добивались солдатского статуса. Английская контрразведка, очень плотно сотрудничавшая с «Белой дамой», горячо поддержала это требование[31].

Некоторые шпионы, по крайней мере, старались оправдаться. Макс Шульц, в довоенное время шпионивший в пользу Англии, говорил:

«Я был шпионом в Германии, и я не только не стыжусь этого факта, но я даже горд тем, что рисковал, собирая информацию, которая, как я могу с уверенностью заявить, помогла нам выиграть войну»[32].

Этот подход к оценке своей деятельности очень нравился Черчиллю, который считал, что войну выиграть только на поле сражения невозможно, необходимо наносить удары по врагу и в его собственном тылу. А это возможно в первую очередь только благодаря разведывательным и диверсионным действиям. И стыдится того, что тот или иной гражданин оказался задействованным в подобного рода делах, просто глупо. Каждый должен выполнять свой гражданский долг там, где более полезен[33]. Конечно, Черчилль здесь несколько высокопарен. Ему, как никому другому, невозможно было не знать, что подавляющее большинство агентов трудятся за хорошую мзду, иначе…

А почему?

С финансовой точки зрения жизнь шпиона, как правило, была тяжелой. Уже упомянутый нами полицейский чиновник Герберт Фитч вряд ли испытывал сочувствие к шпионам (других стран, разумеется), когда писал: «Жизнь шпиона трудна. Он зависит от своего “куратора”, посылающего ему деньги, а их часто платят только в зависимости от результатов». На самом деле в письмах немецких шпионов почти всегда содержатся просьбы о деньгах, и если шпион и его “куратор” ссорились, то именно “куратор” всегда мог дергать шпиона за нитку, угрожая выдать его»[34].

Однако надо помнить, что и «шпион» может держать «куратора» за нитку, которая грозит оборваться в самый неподходящий момент. Что и происходило достаточно часто, если «куратор» не торопился пополнить бюджет своих подопечных. Так что Черчилль, восхваляя патриотизм агентов британских спецслужб, прекрасно понимал всю важность финансовой стороны дела[35].

В начале 1900-х годов британский разведчик Генри Дэйл Лонг получал лишь половину положенной платы за большую часть пяти лет своей работы.

В то же время 19 марта 1906 года бельгиец Хели Клэйс написал жалобное письмо своему «куратору» полковнику Чарльзу Репингтону с просьбой предоставить ему достаточное жалование, чтобы он и его семья могли существовать в Бельгии. Клэйс работал на англичан с 1898 года, когда он собирал информацию об англо-французском конфликте вокруг нильского порта Фашода, захваченного майором Маршаном и отвоеванного лордом Китченером[36].

В марте следующего года Клэйс и его жена были арестованы в Шербуре, и он получил два года тюрьмы за попытку нарисовать план порта. После освобождения он три года работал в Африке на Разведывательное бюро, а потом, в феврале 1906 года, оказался лишним и, говоря современным языком, был «уволен по сокращению штатов». Полковник Репингтон обратился с просьбой о деньгах для Клэйса к сэру Чарльзу Хардинджу, а тот, в свою очередь, спросил сэра Томаса Сэндерсона, своего предшественника, как ему следует поступить. Деньги для Клэйса нашлись в министерстве иностранных дел, но, вероятнее всего, это были не те 120 фунтов стерлингов в год, о которых он просил, а гораздо меньше. Возможно, что ход мыслей Сэндерсона был таким же, как у немецкого «мэтра шпионажа» Густава Штайнхауэра[37]: «Выброшенный шпион – как и выброшенная женщина – опасен для любого человека», но он посоветовал Хардинджу дистанцироваться от Клэйса: «Благоразумней всего было бы сказать ему (Репингтону), что вы никогда не имели никаких дел с агентами такого рода. Возможно, вам следует добавить, что это было также и моим правилом»[38].

Во время войны, однако, доходы агентов, как правило, существенно (порой очень существенно) возрастали. Но возрастал и риск такой работы. Обычное жалование немецкому шпиону, работающему в Британии в первые дни Первой мировой войны, составляло от 10 до 25 фунтов стерлингов в месяц с бонусом по 10 шиллингов за каждую страницу копии секретных документов.

В июне 1916 года оно возросло до сотни фунтов в месяц, а в 1918 году – до 180 фунтов. Если верить Вернону Келлу, в последние месяцы войны хороший шпион мог сам назначать свою цену. Поток новых добровольцев к тому времени совершенно иссяк[39].

Хотя тогда, в принципе, уже были сформированы действующие и, главное, хорошо законспирированные сети. Агенты к концу войны – это уже не случайно подобранные (как в начале войны) лица, а по-настоящему профессионалы (либо специально подготовленные, либо – профессионалы по природе своей; и именно таких ценил больше всего У. Черчилль, будучи тоже «профессионалом от природы»[40]).

Правда, его точку зрения не разделяли руководители британских спецслужб, которые считали, что профессионализм в их сфере деятельности – дело не наживное, а приобретаемое в ходе длительной подготовки и обучения.

Другое дело, считал тот же Вернон Келл, Германия: «Нет сомнения, что Германия, не имея выбора, использовала агентов, которые большей частью в обычные времена лишь кое-как сводили концы с концами. Кажется, что их секретной службой был принят принцип, что следует подбирать едва ли не самых обездоленных людей со склонностью к экстравагантной жизни, чтобы пообещать им достаточное вознаграждение в зависимости от результатов»[41].

Ну что же, это принцип, который также востребован. Но здесь, видимо, надо помнить о большом проценте «проваленных» агентов или о «двойных» агентах (кто больше заплатит).

В 1930 году Вернон Келл читал лекцию о шпионах Первой мировой войны. (У. Черчилль был знаком с содержанием, лекций, получив в свое распоряжение рукописный вариант от самого Келла.) Келл, в частности, считал, что в начале конфликта различалось шесть «типов» иностранных агентов:

– путешествующий (разъездной) агент, работающий под прикрытием коммивояжера;

– путешественника-яхтсмена или журналиста (пожалуй, это все же свойственно было более для британцев, чем для тех же немцев или французов, не говоря уже о русских);

– стационарный агент, например, немец Густав Эрнст, собиравший новости и служивший «почтовым ящиком», в их число входили официанты, фотографы, учителя иностранных языков, парикмахеры и владельцы пабов;

– агенты-казначеи, финансировавшие агентов; инспекторы или главные резиденты вроде Штайнхауэра;

Конец ознакомительного фрагмента.