Елена Ковалёва
Небылицы про Петю Иванова
(Продолжение)
За окном бушевала настоящая снежная буря. Казалось, с неба падают уже готовые сугробы и рассыпаются по земле. «Вот бы сейчас поваляться в снегу, налепить снежков. А тут в школу иди», – с тоской подумал Петя. Но выйти из подъезда он не смог: вокруг на всем обозримом пространстве плотной толпой стояли снеговики. Их были десятки, может, целая сотня новеньких сверкающих, одетых с иголочки снеговиков. Петя непроизвольно открыл рот.
– А ты не удивляйся! – сказал ближайший снеговик с самым длинным носом-морковкой. – Сегодня же день снеговика. И все мы должны праздновать и веселиться. И не должны работать. Петя увидел, что несколько снеговиков держат транспаранты, на которых написано: «Долой большие лопаты!» и «Пусть всегда будет снег!».
– А что, вы разве работаете? – спросил Петя.
– Конечно, как все. Видишь, все снеговики одинаковые, только пуговицы разные: у одних – синие, у других – жёлтые, у третьих – красные. Это называется разделение труда. Синепуговичники отвечают за снег у подъездов домов, жёлтопуговичники следят за снегом на детской площадке, а краснопуговичники – за проезжей частью двора. Жаль, зима быстро кончается и наступает эта ужасная весна. Тогда мы уходим, но остаются наши пуговицы. Их хранит доверенное лицо, не могу сказать кто – это секрет. Петя не мог поверить своим ушам – так неправдоподобно всё выглядело.
– А хочешь повеселиться с нами? – неожиданно предложил длинноносый снеговик.
– Хочу! – возликовал Петя.
Тут же на него свалился небольшой сугроб, а когда снег рассыпался, Петя оказался снеговиком с синими пуговицами.
«Вот здорово! Я теперь слежу за подъездом», – догадался Петя и бросился на аккуратно сложенную дворником снежную Стену, и, провалившись по пояс, стал, как мельница, молотить руками и ногами, выкрикивая лозунги:
– Долой большие лопаты! Пусть всегда будет снег!
И тут у самого уха раздался знакомый скрипучий голос. Петя протёр заснеженные глаза – около него стояла активная старушка из домового комитета Серафима Соломоновна и ругала Петю нехорошими словами. Петя нагнулся, пошарил в снегу и, ухватив свой портфель, бросился бежать с такой скоростью, на которую только были способны его юные конечности.
Был чудесный летний день. Петя со своим другом Онуфрием Цукиным собрались пойти купаться на Зелёный пруд. Зелёным его прозвали из-за огромного количества лягушек, облюбовавших здешние заросли камыша. Лягушки были не простые – они надували щёки и пели бесконечные лягушиные песни. Это был настоящий хор, где один голос отличался от другого по тембру и силе звучания.
А вот и озеро. Вода в нём была прозрачной, и дно просматривалось совершенно свободно.
Петя быстро сбросил рубашку и шорты и тут увидел в белом песке нарядный тюбик. Этикетка не прочитывалась – инструкция была напечатана на неизвестном языке. «Наверное, крем для загара кто-то забыл, – догадался Петя. – Сейчас намажусь и буду как негр». Он выдавил в ладонь неизвестную субстанцию и жирно втёр в кожу. Плюхнулся позагорать, но уже через пять минут нудное лежанье надоело и Петя побежал в воду. Хотел нырнуть, но что-то мешало и выталкивало.
И тут он увидел себя стройным тёмно-зелёным лягухом, сидящим на плотном листе кувшинки. Лист медленно плыл в сторону лягушьего хора. «Это всё крем!» – отстраненно промелькнула догадка. Однако, Петя прекрасно себя чувствовал и даже поймал и проглотил несколько неосторожных мух. Он надул щёки и квакнул от удовольствия.
Лягушачье общество встретило нового певца особо торжественным пением. Пете показалось даже, что это был гимн. Особенно надрывался главный лягух с тёмным пятном на лбу – он так опасно надувался, издавая свои невероятные кваки, что мог нечаянно и лопнуть.
Петя хотел подпрыгнуть, но лист кувшинки под ним вдруг прорвался, и ноги коснулись дна, взбаламутив тихую заводь – это произошло обратное превращение. «Наверное, крем смыло водой – и я снова стал мальчиком», – осенило Петю.
На берегу от шума проснулся Онуфрий Цукин и сразу бросился в прохладную воду. «Ничего ему не расскажу, все равно не поверит», – подумал Петя и нырнул поглубже.
Лишняя
К тебе приду, когда не позовёшь,
Когда я буду лишней третьей.
К тебе приду, когда меня не ждёшь
И за окном осенний ветер.
К тебе приду, когда ты одинок
И боль твоя ни с кем не разделима.
Себе самой давно дала зарок
Не повторять то, что неповторимо.
К тебе приду, одевшись без прикрас,
Когда устанешь ненавидеть
К тебе приду, как в первый раз —
Последний раз тебя увидеть.
Не пожелай
Не пожелай мне счастья и удачи,
Ведь это только мелочная сдача
С большой купюры под названьем «жизнь».
Не пожелай мне денежных мешков,
Не пожелай супружеских оков,
Когда двоим так в стометровке тесно.
Не пожелай мне тёпленького места,
Где денежки нам капают на темя,
А мы не видим, как уходит время.
Ты пожелай свободы и скитанья,
Свободу выбора на расстоянье,
Свободного полёта восхожденье.
Ты пожелай восторга умиленья,
Когда дрожит струна на ноте на одной,
Звенит, кричит, хрипит: «Постой!»
Не покидай, весенний цветень мая,
Декабрь мой, холодный и пустой!
Где цель
Где цель, которой ради я живу?
Отсчёта точка, где в неведомом краю
На острове далёком, непонятном,
Который мне и вспомнить неприятно.
Иль, может, под землёй в пещере гулкой,
Где сталактиты вышли на прогулку,
Иль средь забытых фолиантов
Есть множество подобных вариантов.
А может всё не так – и в синем небе
То, в чём нуждаемся, как в хлебе.
Или в лесу дремучем тот предмет,
Которому названья нет?
Всю жизнь мы ищем – не находим.
Вот, кажется, уж близко вроде —
Мелькнул тот лучик и погас,
И снова тьма средь нас.
Кто утолит наш голод узнаванья?
Кто сделает конечное признанье?
Но просто всё, как умножения таблица —
Мы умираем все, чтобы родиться.
И этот круг бессмысленный не разорвать,
Мы рождены, чтоб умирать.
Вот в эту землю мягкую улечься поудобней —
Как умно всё, как бесподобно…
Я говорю с тобою
Я говорю с тобою, как с пилою,
Распиливающей душу на дрова,
Воздушных замков я с тобой не строю —
В амбаре жить отныне навсегда!
Мне б полететь свободно, бесконтрольно,
Немыслимым простором восхитясь,
Чтоб не было ни горько и ни больно,
На землю в праздник возвратясь.