Глава 2
– Тебе звонил Егоров, – сообщила Маринка, когда я вошла в приемную.
Павел Егоров – корреспондент крупной газеты «Журналист», владельцем которой являлась торгово-промышленная группа, поддерживавшая губернатора. Поэтому хотя Павел как мастер своего дела мне импонировал, но как ангажированный для поддержания чести и достоинства губернатора внушал мне если не недоверие, то уж неодобрение – точно. Ему приходилось писать откровенно хвалебные, а то и подобострастные статейки или же пасквили на противников Парамонова, а таких в принципе не так уж и мало.
– Чего он хочет? – без энтузиазма поинтересовалась я.
– Он не сказал, – бросила Маринка, – просил позвонить, когда вернешься.
– Ладно, позвоню, – кивнула я, – а ты пока сделай кофе.
Я прошла в кабинет и сняла куртку. Села на диванчик, стоявший в дальнем углу. Закурила. На душе было прескверно. Смерть сама по себе не слишком-то приятная штука, а когда так нелепо умирают знакомые люди, то и вовсе становится тоскливо. Начинаешь размышлять о смысле и ценности человеческой жизни. Потом приходят более приземленные мысли. О мотивах, движущих убийцей, например. Неужели можно убивать ради обогащения? Мой журналистский опыт говорил, что да, так бывает, хотя в голове это не укладывалось. Я еще могла понять (не оправдать) убийство из ревности или из мести, когда человек действует в состоянии аффекта и в какой-то миг сам не ведает, что творит. Но чтобы убить из-за денег! Какой мелкой и низкой душой надо обладать, чтобы пойти на такое!
– Ну, что там? – Маринка принесла две чашки кофе, вазочку с печеньем и устроилась рядом со мной на диване.
– Мишку ограбили, – грустно произнесла я, – ночью.
– Вот гады, – возмутилась Маринка, – я бы таким устраивала показательные казни на площади, как раньше.
– По статистике, – я меланхолично посмотрела на нее, – чем строже наказание, тем больше совершается тяжких преступлений.
– Получается, что преступников не надо наказывать! – негодующе воскликнула Маринка. – Ерунда какая-то.
– Да, – удрученно сказала я, – перед государством стоит в этом плане трудная задача.
Я взяла чашку и сделала несколько маленьких глотков. Кофе, как всегда, у Маринки получился что надо. Тут же поймала себя на мысли, что сейчас не самый подходящий момент, чтобы восхищаться вкусовыми ощущениями, но так уж устроен человек. Не может он постоянно скорбеть или постоянно радоваться. Любое состояние со временем превращается в свою полную противоположность. И ничего с этим не поделаешь.
– Ты Егорову звонила? – напомнила мне Маринка.
– Сейчас не до этого, – отмахнулась я.
– Ну, что ты так раскисла, Бойкова? – Маринка тоже взяла чашку с кофе.
– Что же мне теперь, надеть веселую маску? – поддела я ее.
– Ну, зачем маску, – отпарировала она, – займись каким-нибудь делом, отвлекись.
Переливчато запиликал телефон, и Маринка сняла трубку.
– Егоров, – шепнула она мне, зажав микрофон ладонью, – будешь говорить?
– Давай, – я поставила кофе на стол и взяла трубку. – Привет, Павел Анатольевич. Что скажешь?
– Скажу, скажу, – торопливо произнес Егоров, – только не по телефону. Есть чудненькая сенсация.
– Ну так и печатай ее сам, – без энтузиазма произнесла я. – В чем же дело?
– Ну ты за кого меня держишь, Бойкова, – обиделся Егоров, – не помнишь, где я работаю?
– Материал против местных властей? – предположила я.
– Я этого не говорил, Бойкова, но ты не пожалеешь.
– Ты откуда звонишь, Паша?
– Из автомата, – таинственно произнес Егоров.
– Ладно, – согласилась я, – давай твою сенсацию, только ты знаешь, я слухами не занимаюсь.
– Какие слухи, девушка? Есть человек, у которого имеются все необходимые бумаги. Ну, так я подъеду?
– Давай, – согласилась я, – только через часок, не раньше. Я должна немного прийти в себя.
– Что-нибудь случилось?
– Вчера ночью в своей квартире убили Мишу Коромыслова, я сегодня полдня объяснялась с ментами.
– Мишку? – обалдел Егоров. – Я его два дня назад видел. Об этом уже кто-нибудь писал?
– Сомневаюсь, я только что была у него на квартире.
– Тогда вот что, – собранно сказал Павел, – я пообедаю и подтянусь к тебе. Ты никуда не слиняешь?
– Жду!
Я не стану утомлять вас рассказом о моем коллеге Егорове Паше. Скажу лишь, что человек он в принципе неплохой (как принято говорить о людях, способных поддержать общее веселье, кстати улыбнуться или пожать кому-нибудь руку), в своем деле собаку съел, но вот что касается нравственных ориентиров… Жизнь, что ли, так его заела, то есть семейные заботы? Но ведь в конце концов решает-то сам человек, поддаться ему на искушения судьбы и своего профессионального положения, уступить ли воле обстоятельств или следовать своим маршрутом.
Если о том, продался ли Коромыслов, я определенно ничего сказать не могу, то уж о беспринципности и жадности Егорова знаю не понаслышке. В Егорове много фальшивого и показного, тем не менее он умеет ладить с людьми. Но это завидное качество, эта дьявольская коммуникабельность поставлены на службу сугубо прагматическим интересам. А может, именно стремление из всего извлекать выгоду как раз и заставляло Пашу проявлять чудеса сговорчивости и общительности? Что считать причиной, а что следствием? Или, как Ницше, плюнуть на причинно-следственный ряд и увидеть эти два свойства тесно переплетающимися, дополняющими друг друга и дающими друг другу импульс к существованию?
Эта извечная «задняя» мысль, приобретшая в светлой Пашиной голове статус особой извилины, и была причиной того, что при общении с ним возникала часто та досадная неловкость, то стыдливое замешательство, какое обычно испытывают искренние и открытые люди, когда видят на лице завзятого лицемера и честолюбца широкую улыбку и чувствуют на своем плече его благожелательно похлопывающую руку.
Выгода и польза настолько проели Пашины мозги, что его нельзя даже назвать коварным или вероломным, хотя, думаю, в иных, наиболее ответственных или критических случаях он мог бы позволить себе какое-нибудь невинное предательство. Вот опять этот эпитет «невинное»! А иначе не скажешь. Пашины интересы, очень земные и очень понятные испорченному противоречиями социалистического режима обывателю, выглядят такими естественными и по-детски эгоистичными, что язык не поворачивается назвать Пашу гадом и сволочью.
Я уже предвкушала дежурную Пашину улыбку, его снисходительный тон, задиристый блеск в глазах. Вот сейчас он войдет в кабинет со словами «всем привет!», повесит на вешалку свою короткую дубленку и, пригладив не по годам редеющие пряди пепельно-русых волос, усядется в кресло, забросив ногу на ногу, и состроит лукавую мину.
Но прошло достаточно времени, а Егоров не появлялся. Я набрала номер «Журналиста» и услышала: «Егоров полтора часа как вышел».
Где его черти носят? Или заглотил какую-нибудь новую наживку? Скандальчик или памфлетик с умеренной критикой властей и надеждой на устранение недостатков в местном капиталистическом строительстве? Ждать мне надоело, я поплелась к Кряжимскому. Обсудила с ним события текущего дня, поговорила о Коромыслове, его невеселой кончине и о том, что Егоров все-таки отъявленная скотина, раз заставляет меня столько ждать. Мы обменялись замечаниями по поводу очередного номера «Свидетеля», подосадовали на отсутствие острого материала и, выпив по чашке кофе, занялись каждый своим делом.
– Ну что, Егоров тебя надул? – съехидничала Маринка, когда я вернулась в свой кабинет.
– Ты как хочешь, – вскочила я, – а я иду обедать! Не могу же я целый день глушить кофе! У меня перед глазами темные круги уже. Я, между прочим, сегодня не завтракала, не успела, – соврала я в припадке жуткого недовольства всем происходящим.
– Зато показания успела дать, – усмехнулась Маринка, – что ты на меня-то орешь? Я, что ли, виновата, что тебя Егоров дурачит? Слышь, – вдруг понизила голос Маринка, – а может, он того?..
Она застыла в кресле с испуганно вытаращенными глазами.
– Чего того? – похолодела я. – Не мели чепуху!
Я глубоко вздохнула, пытаясь отогнать от себя подброшенную Маринкой мысль, и стала собираться.
– Если Егоров вдруг позвонит, скажи, чтоб звонил мне на сотовый, – деловым тоном сказала я Маринке, которая все еще не могла опомниться от сделанного ею страшного предположения.
– О’кей, – рассеянно процедила она, – только навряд ли он объявится.
– Это почему? – резко спросила я.
Она пожала плечами и зловеще расхохоталась. Похоже, нервы у всех – ни к черту! Я вышла из редакции в отвратительном настроении.
Егоров действительно не объявился. Я решила предать забвению эту глупую историю. Вернувшись в редакцию с бутербродами – есть в кафе почему-то было выше моих сил, – я пригласила Маринку. Она обрадовалась, увидев пакет с едой.
– Вот, – достала я из сумки кубики «Галлины Бланки», – сделай бульон, а то мы так наши желудки загубим.
Маринка выскочила из кабинета. Несмотря на мою решимость не вспоминать больше о Егорове, мучимая любопытством, я все же позвонила в «Журналист».
– Будьте добры Егорова.
– А кто спрашивает? – тоскливо поинтересовались на том конце провода.
– Бойкова, еженедельник «Свидетель».
– Вы знаете, – голос секретарши дрогнул, – произошло несчастье. Нам сообщили, что Егоров Павел Анатольевич около двух часов назад сбит машиной в районе Сенного рынка.
– Что-о? – теряя способность соображать, заорала я.
– Да, – ответил траурный голос секретарши, – мы очень сожалеем.
– Что с ним?
– Павел Анатольевич умер, – последовал трагический ответ.
– У-умер?! – отшатнулась я и, спохватившись, добавила: – Ах да, спасибо.
Я бессильно опустила трубку на рычаг, не в силах поверить в то, что услышала. Ну и дела! – чтобы совсем не скиснуть, возмутилась я. То один, то другой! И главное, все перед тем, как погибнуть, звонят мне и договариваются о встрече! В чем же дело? В той информации, которую они хотели мне передать? А может, просто совпадение? Да нет, не верится что-то. Тут в дверь осторожно протиснулась Маринка, неся две пиалы с «Галлиной Бланкой».
– Что с тобой? – внимательно посмотрела она на меня.
– Что-то мне есть уже не хочется…
– Что такое? – Маринка не сводила с меня недоумевающих глаз.
– Егоров погиб. – Я откинулась на спинку кресла и бессмысленно уставилась в потолок.
– Я ж тебе сказала… – Маринка пододвинула мне пиалу.
– Не время иронизировать! – прикрикнула я на нее.
– Я же не виновата, что у меня интуиция такая! – обиделась она. – Что с ним стряслось?
– Сбила машина, – вздохнула я.
– Кто его знает, – философски заметила Маринка, поднося губы к краю пиалы, – может, улицу переходил неосторожно…
– Ага, неосторожно, – насмешливо взглянула я на нее, – только раньше, как видно, он проявлял бдительность, а неосмотрительность проявил как раз тогда, когда шел ко мне на встречу.
– Когда-то все в первый раз случается, – пожала плечами Маринка.
– Твое замечание ничего нам не дает, – выразила я недовольство Маринкиной беззаботностью, – нужно по существу думать, а не ссылаться на вековую мудрость…
– Вот и думай, – фыркнула Маринка, – а я «Бланку» поем.
– Как не заладился день, так уж не жди ничего хорошего! – прикусила я губу. – Но какого черта такому осторожному человеку, как Егоров, держать у себя опасную информацию, которая стоила ему жизни? И не просто держать, а вознамериться передать ее «Свидетелю».
– Выторговать себе, наверное, чего-нибудь хотел, – ответила практичная Маринка, – ты – мне, я – тебе. Вот его принцип. А может, думал, ты ему за эти материалы кучу бабок отвалишь. Сколько видела его, столько изумлялась… Кот, объевшийся сметаной, не иначе!
– Но зачем коту так рисковать? – продолжала я недоумевать.
– Ну я же тебе сказала! – потеряла терпение Маринка. – Ешь давай. Че нам теперь, из-за всех этих папарацци и того, что с ними случается, голодать?
Я последовала настоятельному совету моей мудрой и вздорной секретарши.
– Не забывай, что мы сами папарацци, – сделав несколько глотков, все-таки возразила я ей, – интересная история, скажу я тебе. В квартире Коромыслова я обнаружила женские духи и трусики. Вчера он был в «Покере».
– Ну и что? – спросила Маринка, уплетая бутерброд. – Играл в бильярд, веселился, подцепил кого-то… Что здесь необычного?
– Если у него была какая-либо ценная информация, или даже опасная, я бы сказала, что не стоило ему рисковать идти в клуб да еще приводить кого-то домой.
– О господи, Бойкова, зачем, почему! Ты что, мужиков не знаешь? Коромысло, по всей видимости, человек азартный и до баб охотник. Пошел в клуб разрядиться, – сказала Маринка с набитым ртом.
– Не похоже…
– Да что ты такая мнительная! – прожевав кусок бутерброда, с досадой воскликнула она. – Ешь вон лучше!
– Может, он должен был с кем-то встретиться? – сделала я предположение.
– Мо-ожет, – лениво отозвалась Маринка.
– А что, если нам с тобой сегодня прогуляться в клуб?
У Маринки заблестели глаза, но потом природная осторожность и практичность взяли верх:
– Чтобы и нас укокошили?
– Кому мы нужны? Расспросим, был ли Коромыслов вчера в «Покере», что делал, с кем встречался…
– Охота тебе, Бойкова, подставляться! – выпятила губы Маринка. – Убили и убили. Нас это не касается. Что, мы теперь должны каждое убийство в городе расследовать?
– Решено, идем в «Покер». Вообще-то ты можешь не идти, – я лукаво скосила на подругу глаза.
– Как бы не так!
– Возьмем Виктора для гарантии. Ты не против?
Маринка засмущалась.
– Раз надо, значит, надо, – выразительно вздохнула она.
Принарядившись и наштукатурившись, мы отправились в клуб. Виктор неодобрительно косился на нас, пока мы, благоухая, как два куста лаванды, и обмениваясь ироническими замечаниями, сидели в машине. Слава богу, что он молчун! Иногда это его качество, которое в других обстоятельствах могло изрядно разозлить, вселяло бодрость, создавая иллюзию надежной молчаливой поддержки. Если бы еще взгляд его был чуть помягче!
– Веди себя естественно, – давала я Маринке указания, – надолго никуда не отлучайся. Не забывай, зачем мы в клубе. Публика там… сама понимаешь! Поэтому будь сдержанна и вежлива. Не груби никому, а то костей не сосчитаем.
– Да что ты меня пугаешь? – раззадорилась Маринка. – Как будто в первый раз!
Виктор остался в машине. По контуру золотых букв вывески бегали синие огоньки. Мы поднялись по ступеням из черного мрамора. В мерцающей мертвенно-зеленым светом витрине были выставлены два манекена, мужчина и женщина. Гладкое «тело» женщины открыто для обозрения. Мужчина, голова которого напоминала голову Мефистофеля, задрапирован в черную тогу. Ее широкие складки падали на черный бархат, застилавший пол витрины. Мужчина самодовольно и даже, я бы сказала, зловеще улыбался. У ног его веером разбросаны карты. Здесь же лежали небольшие разноцветные шары. В другой витрине висел макет бильярдного стола, подвешенный на веревках, обвитых зеленым плющом. На переднем плане, охваченные невидимой леской, бильярдные кии составляли причудливую композицию из прямых линий и острых углов.
Я еще раз поздравила себя с тем, что я женщина: вход для представительниц слабого пола – бесплатный.
– Мелочь, а приятно, – ехидным шепотком прокомментировала Маринка, расстегивая шубу.
Получив номерки, мы прошли в бильярдный зал.
Клуб только-только начал заполняться людьми. В бильярдном зале имелась стойка и несколько столиков поодаль от трех столов, покрытых зеленым сукном. Над одним из них уже корпели два стриженых затылка. За стойкой мой острый взгляд различил белую рубашку и черную жилетку бармена. Мы прошли к стойке.
– Для начала неплохо бы чего-нибудь выпить, – сказала я, – возьмем вина, например.
– Я не возражаю, – кокетливо улыбнулась Маринка, стреляя глазками в бармена.
– Чего желают милые барышни? – любезно обратился он к нам.
– Два бокала «Ахашени».
– О’кей!
Бармен бодро и ловко откупорил бутылку.
– Мы готовим отличные коктейли, – улыбнулся он белозубой улыбкой, – так что если хотите… – он пододвинул нам лист с перечнем коктейлей.
– Мы предпочитаем не смешивать, – спокойно ответила я.
– А мне интересно, – жеманным жестом Маринка взяла со стойки лист и опустила в него глаза.
Парень еще раз улыбнулся. Улыбка получилась меланхолично-извиняющейся. Словно он хотел сказать, мол, что поделаешь, вкусы у всех разные.
– Увлекаетесь бильярдом? – обратился ко мне бармен, посчитав внимательно изучающую список коктейлей Маринку неспособной сейчас вести с ним беседу.
– Отчасти, – со вздохом пожала я обнаженными плечами и поправила съехавшую накидку из синего гипюра.
– Я, например, – в спешном порядке отложила лист Маринка, – несколько раз брала в руки кий.
Она застенчиво улыбнулась и еще раз стрельнула в бармена глазками. Я понимала причину ее живого интереса. Молодчик принадлежал к той категории стройных, светловолосых, белозубых и широкоскулых мужчин, которые заставляли сильнее биться сердце моей секретарши.
– Инициатором этих игр, – благожелательно посмотрела я на бармена, – был некто Коромыслов Миша.
– А-а! – парень энергично заулыбался. – Он тут вчера всех замочил!
В словах бармена звучало искреннее восхищение.
– «Замочил», какое странное слово. А я думала, что это только наши чиновники и бандиты так выражаются. Прижилось словечко-то! – засмеялась я.
Парень немного растерялся.
– И что же, Слава, – прочитала я имя бармена на стойке, – долго Миша вчера здесь был?
Я томно вздохнула и облокотилась на стойку. От меня не укрылся тот факт, что мы стали привлекать внимание обладателей двух стриженых затылков на толстых шеях. Гул ударов начал редеть. А потные жирные физиономии братков подолгу не склонялись к зеленому сукну. Маринка была поглощена барменом, а тому, видно, очень хотелось почесать языком.
– Ушел около двух ночи, – усмехнулся он. – Вчера здесь был турнир – наш шеф выделил призы для занявших три первых места.
– Наверное, какая-нибудь мелочь? – Я решила поспособствовать тому, чтобы его словоохотливость не пропала даром.
– Не скажи, – повел он плечами, протирая стойку белоснежной салфеткой, – победитель должен был получить длинноногую блондинку на ночь.
– Значит, он ее не получил, – догадалась я.
– Получил, – Слава поставил передо мной рюмку с вином, – только не совсем то. Выбрали что-нибудь? – он склонился к Маринке.
– Да, – решительно сказала она, но потом сразу сбавила обороты, – то есть нет. Вы мне сами что-нибудь сообразите.
– Соображают на троих, – снисходительно улыбнулся бармен, – может быть, «Солнце пустыни»?
– Ага, – согласилась Маринка, – давай «Солнце…».
Он отмерил ингредиенты в шейкер и, ловко встряхивая его, придвинулся ко мне.
– Шеф, как я уже сказал, – продолжил он, – учредил три приза: пятьсот рублей, тысячу и первый приз – пятьдесят баксов. Ближе к ночи, когда уже осталось только три претендента на победу, он отправил Гошу – это его зам – за девочкой. Гоша вернулся примерно через час и сказал, что за эти деньги на ночь никто не соглашается. Шеф разорался, а тут еще один кент был, такой в костюмчике, как шпион. Он говорит, да я, мол, дешевле найду. Ладно, говорит шеф, делать-то нечего, надо обещание выполнять – найдешь дешевле, сдачу можешь оставить себе. Вот тебе машина, вот Гоша в помощь, двигай, не тяни.
Слава прекратил смешивать коктейль, открыл шейкер и вылил содержимое в высокий бокал. Украсил его долькой апельсина, сунул соломинку и пододвинул Маринке:
– Пожалуйста.
Маринка жеманно поблагодарила, обхватила губами соломинку и потянула в себя золотистый напиток.
– О-о! – восхищенно произнесла она. – Очень даже гуд.
– Стараемся, – белозубо улыбнулся Слава и снова повернулся ко мне. Было видно, что ему не терпится закончить историю.
– Ну, – подбодрила я его, – и что же дальше?
Дальше выходило так. Слава, перебиваемый изредка посетителями, чтобы приготовить для них коктейль или налить чего покрепче, рассказал, что, пока Гоша с незнакомцем в костюме ездил за призом для победителя турнира, у столов развернулось настоящее сражение, но победа Коромыслова почти ни у кого не вызывала сомнения. Когда же появился приз, то Мишин пыл тут же поубавился. Не то чтобы девица, которую доставили, слишком уж страшна, нет, она была, в общем-то, ничего. Но на первый приз она явно не тянула. Поэтому, как заметили и другие, Миша начал поддаваться, чтобы занять почетное второе место. Но так как играл он все же сильнее двух других бильярдистов, то проиграть просто не смог. Поэтому, подбадриваемый проигравшими, а в особенности призерами, он часа в два ночи в сопровождении своего подарка отправился домой.
Девицу, с которой ушел Коромыслов, Слава, к сожалению, не знал, но описал ее довольно подробно. Мы вместе с Маринкой посмеялись над его рассказом, чтобы таким образом отблагодарить его за старания, но смех наш, честно говоря, был довольно грустным, так как в отличие от бармена мы знали дальнейшую Мишину судьбу.
После этого я спросила у Славы, как бы нам повидаться с заместителем его шефа.
– Он еще не приходил, – заявил бармен, – хотя нет, уже пришел.
Он показал на плотного мужчину среднего роста в темно-сером длинном пуховике, пробиравшегося через зал.
– Игорь Аркадьевич, – позвал его Слава, – можно вас на минутку?
Распространяя вокруг себя запах дорогого парфюма, мужчина в пуховике приблизился к стойке. У него было круглое лицо с маленькими глазками и нос картошкой. Щуря глаза, отчего они казались совсем щелками, он поднял вверх меленькую ладошку.
– Славик, привет, – смешно сморщился он. – Как делишки?
– Идут, Игорь Аркадьевич, – кивнул в ответ бармен. – Тут вот у девушек вопросы к вам.
Игорь Аркадьевич озабоченно взглянул на нас с Маринкой.
– Что-нибудь случилось?
Славик молча пожал плечами. Кто тебя за язык-то тянул, ругнулась я про себя в его адрес. Но ситуацию надо как-то исправлять. И я поспешила успокоить Игоря Аркадьевича.
– Нет, Игорь Аркадьевич, ничего не случилось, – с натянутой улыбкой произнесла я. – Может, присядем за столик?
Славик, видно, надеявшийся услышать что-то интересное, вытянул губы от досады. Но я не хотела, чтобы он присутствовал при разговоре. Собственно, и разговора-то особого не было. Игорь Аркадьевич любезно прошел с нами к столику, и я сообщила ему, что победитель их вчерашнего турнира, наш с Маринкой знакомый и коллега, найден сегодня утром в своей квартире с перерезанным горлом. Поэтому я бы хотела узнать, если это не секрет, конечно, где Игорь Аркадьевич нашел ту девицу, которая послужила вчера призом и которую выиграл на свою голову Миша.
– Я ее не знаю, клянусь, – Игорь Аркадьевич сложил маленькие ручки на груди, – это Шурик с ней договаривался, а я в машине сидел.
– Но хоть как ее зовут-то, вы знаете?
– Люда, кажется, – неуверенно произнес он, – или Люся. Да, точно Люся.
– Это одно и то же, – заметила я. – А кто такой этот Шурик, он здесь часто бывает?
– Нет, – замотал головой Игорь Аркадьевич, – я его вчера первый раз увидел. Он странный какой-то, всю дорогу простоял возле столов, но за кий так ни разу не взялся.
– Может быть, кто-нибудь из ваших завсегдатаев его знает? – закинула я удочку.
– Это я могу узнать, – часто заморгал Игорь Аркадьевич. – Прямо сейчас.
Он поднялся и направился сначала к стойке бара, а потом к бильярдным столам, где лениво катали шары несколько мужчин.
– Видно, Аркадьевич за репутацию своего заведения дрожит, – с жалостной усмешкой сказала Маринка, когда он нас покинул.
– Ты бы тоже дрожала, если бы у тебя такое случилось, – я допила вино и, поставив бокал на стол, закурила.
– Ты думаешь, Мишку укокошила проститутка? – сменила Маринка тему.
– Я нашла в Мишиной ванной женские шелковые трусики и флакон духов, – задумчиво произнесла я. – Ты думаешь, Миша пользовался духами и носил дамское белье?
– Духами-то он точно не пользовался, – встрепенулась Маринка, польщенная тем, что ей предоставлено право на равных со мной принимать участие в расследовании, – а вот насчет белья не знаю. Сейчас такое кругом творится!.. – приподняла она плечи как настоящая аристократка. – Сам черт ногу сломит.
– Это точно, – согласилась я, – но только так было всегда, а сейчас мы просто больше об этом знаем. Вот так, голубушка, это называется свободой слова.
– А мне кажется, это называется извращенством, – пылко заявила Маринка, оставив свой коктейль. – По-моему, женщина должна носить женские вещи, а мужчина – мужские.
– Между этими понятиями такая условная грань, – слабо улыбнулась я, – что не ровен час ошибешься…
Возникший у нашего столика Игорь Аркадьевич прервал мою мысль, которую я собиралась развить.
– Нет, – сказал он опускаясь на стул, – никто этого хлыща не знает. Если у вас больше вопросов нет, то я пойду, мне нужно работать.
– Еще секундочку, Игорь Аркадьевич, – задержала я его. – Откуда вы брали вчера проститутку?
– Не я, – уточнил он, – а Шурик. А взял он ее от ресторана «Театральный».
– Вы о чем-то разговаривали с ней, когда ехали в машине?
– Нет, – предельно лаконично ответил Игорь Аркадьевич.
– А на какой машине вы ездили? – задала я последний вопрос.
– Машину давал Владислав Петрович, это наш босс, так сказать, – пояснил Игорь Аркадьевич. – Синяя «Вольво-740».
Игорь Аркадьевич так и сидел с нами, не снимая своего пуховика, на протяжении всего разговора. Он уже начал пот вытирать большим клетчатым платком, но почему-то верхней одежды не снимал. Когда я поблагодарила его, он направился к двери, расположенной неподалеку от барной стойки, и исчез за ней.
– Ну что, – Маринка выразительно посмотрела на пустой стакан, а потом на меня, – продолжим?
– Не сейчас, – сказала я, поднимаясь, – сначала мы кое-куда должны прокатиться.